Подавленный, но не сломленный, сбитый, но не опрокинутый, он сидел в наручниках посреди гостиной замка Лакримоза под присмотром полиции, в окружении притихших, ошеломлённых людей – всех, кто остался в живых. Хищно улыбаясь, он свысока смотрел на них и презирал каждого:
«Жалкие людишки, не знают, что такое подлинная Страсть, не знают, как пишется слово Одержимость, копошатся, как муравьи, в своих серых буднях. Я – Центр Вселенной. Я – Средоточие мира. Гений зла. Мастер лжи и интриг. А кто они?
Роберт? Недалекий инжинеришко, меланхоличный неудачник.
Джеймс? Надутый пустой мешок для костей, крови, жира и мяса. Интеллекта – ноль.
Линда? Безмозглая истеричка, неверная жена, потаскуха, не способная ценить то, чем она так или иначе обладает, будучи женой Джеймса, – будущий титул и часть несметных богатств семьи Эшли.
Доктор Альберт? Стареющий ленивый ловелас, променявший возможную блестящую карьеру хирурга на вино, сигары, женщин и сомнительную славу одного из лучших психотерапевтов Лондона. Одного из лучших, но не лучшего.
Миранда? Жалкое подобие человека, раздавленное и униженное жизненными обстоятельствами существо. Глупая старая дева. Думала, что он, Николас, не разгадает ее секрет. Он уже много лет назад заметил ее сходство с портретом Анны и безошибочно определил ее тайну. Очевидно, что уже восемь лет она вынашивает планы убийства своего отца – лорда Генри Эшли – как месть за свою разбитую жизнь и за печальную судьбу своей сестры Анны. Вот уже восемь лет она довольно неумело прикидывается левшой, чтобы в нужный час, когда она решится на убийство, иметь неоспоримое, физиологически доказанное алиби. А ведь он частенько прекрасно видел мелочи, выдающие ее. Как, например, она собирала осколки разбитого кувшина с молоком – правой рукой.
Эдвард? Ходячий неврастеник, круглый идиот. Ну как? Как можно не наслаждаться своим паразитическим образом жизни? Ведь можно спокойно потреблять досыта покровительство Эшли, деньги рекой, лучшее образование, квартира, машина, одежда, рестораны и жить без истерик и слез.
Эндрю? Дворецкий…Да разве Бог для того создал человека, чтобы целыми днями служить другим? Словно раб – всю жизнь. Поднимись с колен! Сойдет любая работа – хоть вагоны разгружать, хоть мясо рубить на скотобойне. Все лучше, чем быть круглосуточным слугой своих господ. Так нет же! Из поколения в поколение его предки разводили камины в замке Лакримоза и следили за чистотой полов, поклоняясь каждому вздоху Эшли.
Чтобы вырваться из этого рабского круга с иллюзией сытой и комфортной жизни в старинном уважаемом доме, нужно быть свободным и сильным в душе. Как он, Николас – свободный, как северный ветер, и сильный, как снежный барс. Куда уж слабоумному старику Эндрю до него.
А что леди Ребекка? Ограниченная блаженная добрячка, угробившая его родителей в автокатастрофе в Швейцарских горах. Именно она сидела за рулем в тот злополучный день. Погибли все, кто был в машине, выжила только она одна, старая ненавистная мерзкая сволочь. Все эти годы он желал ее смерти и был счастлив случайно узнать, что она неизлечимо больна раком. Это было в Лондонской аптеке, год назад. Он стоял в очереди за Марией и услышал, как она просила Антиканцерлин – таблетки от рака «…для моей госпожи. Надо же, такое горе на седьмом десятке…» Не было сомнений, что это для леди Ребекки. Мария купила таблетки и ушла, не заметила его. Она понятия не имела, что теперь тайна болезни известна не только ей, но и Николасу.
Леди Ребекка тщательно скрывала болезнь от близких, от доктора Альберта и лорда Генри Эшли, не желая никого пугать и расстраивать. Даже приказала менять этикетки на лекарстве, чтобы как можно дольше в замке звучали веселые голоса, не омраченные запахом наступающей неотвратимой утраты. Именно эта роковая встреча в аптеке стала точкой отсчета, которая в итоге привела к смерти четырех человек и одного кота.
Елена? Елена…Одно только ее имя растворяется на языке арбузно-медовой сладостью…Как часто у него кружилась голова от ее близости, от невыносимого влечения. Ему бы только одну ночь! Захлебнуться нежным молочным запахом ее волос, насладиться прохладным шелком ее кожи, утолить жажду ее поцелуями. Нет, ему не нужна она, ее мысли и мечты, ее интересы, цели и стремления. Нет, он не создан для любви и семьи. Он грезил только жаром ее объятий, и это все, что ему было нужно. А она как будто чувствовала это. Понимала, что за этой страстью – пустота и держала его на расстоянии в миллион световых лет. Желание обладать ее телом пожирало его, как пламя. Он много раз ловил себя на мысли, что глохнет, слепнет и теряет дар речи, когда она так близко. Так близко, как сейчас. Смотрит на него своими фантастическими глазами цвета темного растопленного шоколада и говорит, говорит. Говорит…Говорит…А ему не хотелось ее слушать. Хотелось выпить до дна этот растопленный шоколад…Или убить…Чтобы не досталась никому другому и чтобы не рассказала всем, что добралась до сердцевины его идеально выстроенного преступления, тем самым оборвав его безумный полет.
– Эвелин была Вашей любовницей, одной из многочисленных увлечений, как и Агата. Вы убили Эвелин, потому что она что-то узнала о готовящемся Вами преступлении и стала опасной для Вас, не так ли? – донесся до него ее голос.
– Не выйдет, этому нет доказательств, – усмехнулся Николас с презрительной улыбкой.
– Ошибаетесь, есть. Вас опознал швейцар в ресторане «Винегрет» в вечер убийства – он обратил внимание на Ваш эксклюзивный красный «Porsche». Во всем Лондоне только четыре таких машины. Потожировые следы Вашей плоти найдены под ногтями убитой – сверено с следами на постели в Вашей квартире. И в одной из Ваших многочисленных рукописях, найденных там же, есть описание сцены убийства и тела, спрятанного в рыцарские доспехи. Уверен, этого достаточно для присяжных, чтобы признать Вас виновным, – бесстрастно прогремел инспектор Виктор Эллинг.
Словно после тяжкого похмелья гудела голова. Николас посмотрел вокруг мутным взглядом. Рушился его мир, рушились его мечты. Он злился на себя, но ничего уже нельзя было исправить. Как же так вышло? Ведь он сжигал все свои рукописи, вновь и вновь отвергнутые издательствами. Наброски книги «Ночь в антикварном магазине» уцелели в дальнем ящике его стола только потому, что он по каким-то причинам не закончил ее много лет назад, отложив до лучших времен. Похоже, для него лучших времён уже не будет.
– С самого начала я не могла предположить, что под маской изысканных манер и светской учтивости скрывается монстр, жаждущий крови и денег. Много-много денег. Ведь леди Ребекка была очень богата, и стала еще богаче после смерти своего горячо любимого мужа. Несомненно, по завещанию именно она получит основную часть наследия Эшли.
Все находящиеся в гостиной вопросительно уставились на Елену, ловя каждое слово, затаив дыхание. Пока что, кроме нее и Николаса, мало кто что понимал.
– Каждому из нас хорошо известно, что леди Ребекка заботилась о Николасе с самого детства, с того самого дня, как погибли его родители. Она окружила его заботой и вниманием. Она дала ему превосходное образование и воспитание, лечила все его детские болезни и выслушивала его печали и радости. Половина светского Лондона восхищалась добротой и великодушием леди Ребекки, взявшей на себя ответственность за судьбу сироты. Многие поговаривали, что она мечтала родить лорду Генри Эшли сына, но, к сожалению, она была бесплодна. И поэтому она искренне дарила всю свою нерастраченную любовь Николасу – доброму, милому, отзывчивому мальчику, достаточно хитрому и расчётливому, уже с детства знающему цену деньгам. Цену деньгам леди Ребекки. Надо сказать, что лорд Генри не разделял ее любовь к Николасу, но и не препятствовал ей в реализации своих материнских инстинктов. В конце концов, у него своих детей и забот хватало – Анна, Джеймс, Эдвард. А сколько еще детей у него, которых он даже не знал – Миранда, например.
Я не знаю истинную причину, по которой леди Ребекка добровольно взяла на себя полную опеку десятилетнего мальчика, оставшегося сиротой. Но могу предположить, что причина кроется в том, что леди Ребекка испытывала глубочайшее чувство вины перед погибшими родителями Николаса. Что-то произошло тогда, двадцать лет назад, что побудило тридцатипятилетнюю бездетную женщину посвятить свою жизнь воспитанию чужого ребенка.
– Я знаю, что произошло двадцать лет назад, – сказал инспектор Виктор Эллинг. – Мы обыскали квартиру Николаса в Лондоне и, кроме обличающей его рукописи, нашли вот это. Пожалуй, это объясняет жгучую ненависть Николаса к леди Ребекке.
Он достал из кармана пожелтевшую от времени газетную вырезку. Эта была краткая заметка в разделе «Происшествия» в ежедневной газете «Таймс».
«Вчера, 15 октября 1910 года в швейцарский Альпах произошел несчастный случай. Неожиданно, не по погоде, выпал сильный град и сделал смертельно опасной поверхность горной дороги близ селения Гармиш. Машина с тремя английскими туристами потеряла сцепление с дорогой и рухнула в ущелье. Погибли двое пассажиров – Алиса Смит и Кристофер Смит. Ребекка Оливер, сидящая за рулем автомобиля, чудом выжила. Редакция газеты приносит свои соболезнования родственникам погибших». Кроме заметки была приложена фотография выжившей женщины. Со снимка двадцатилетней давности испуганно смотрела в объектив молодая Ребекка Оливер – будущая леди Ребекка Эшли, отделавшаяся ушибами, легкими переломами и сотрясением мозга.
Елена прикрыла усталые глаза и выдохнула накопившееся за эти дни напряжение. Вот она! Истина! Истина была уже не просто где-то рядом, она уже была прямо здесь, посредине гостиной во всем своем неприглядном обличье. Истина вгрызалась скрежетом ржавого железа в невесомую хрустальную тишину замка Лакримоза. Истина скреблась уродливыми когтями в сердца притихших потрясенных людей.
– Наследие леди Ребекки, приумноженное после смерти лорда Генри Эшли, – вот подлинная цель преступления. Сотни тысяч фунтов, оставшиеся ей после отца и богатства Эшли, без сомнения, завещанные ей большей своей частью любимым мужем, лишили Николаса сна и привели на путь крови.
Николас смотрел на Елену горящими от ненависти глазами. Она и раньше держала его на расстоянии. А сейчас и вовсе говорила о нем в третьем лице, как будто его не существовало, как будто он не просыпался ночами после тяжелого рабочего дня с ее именем на пересохших губах…
– С самого детства Николас Смит был рядом с семьей Эшли. На его глазах запутывались, истончались и окончательно исчезали в пыли семейных драм хрупкие нити любви, соединяющие лорда Эшли и членов его семьи. Годами Николас наблюдал пожары и пепелища всех семейных трагедий и терпеливо ждал удобного случая.
Прирожденный психолог, он четко вычислил подходящее время, когда теплые отношения у главы семейства сохранились только с женой и, пожалуй, внуком Оскаром. Для Николаса стало совершенно очевидно, что большая часть богатств Эшли – банковские счета, фирма и, самое главное, замок Лакримоза будут оставлены по завещанию жене, а Оскару, возможно, останется рыцарская или оружейная коллекция. Остальные получат по минимуму за то, что не смогли простить его грехи. Останется потом только дождаться естественной смерти леди Ребекки, которая наступит через год или менее – с раком поджелудочной железы по-другому не бывает – и он будет одним из самых богатых людей в Англии. Потому что он – единственный наследник леди Ребекки, в чем он нисколько не сомневался. Ведь она не любила никого, кроме мужа и бедного сироты Николаса Смита.
– Будь ты проклята, Елена. Мне не хватило всего лишь пары минут, чтобы и тебя отправить на тот свет. Тогда вряд ли кто-нибудь докопался до правды, и моя песня была бы спета до конца. Любопытно послушать, как тебе это удалось? – прохрипел Николас, задыхаясь от клокочущего в груди гнева.
– Впервые я почувствовала неладное, когда в ретроспективе проанализировала самую нелепую шахматную партию из всех, что мне приходилось видеть. Ты упустил свой фирменный, тобою же придуманный гамбит, и безнадежно проигрывал. Одно из двух – либо ты был пьян, что исключено. Ведь всем известно, что ты спортсмен и почти не пьешь алкоголь. Либо мысли твои были настолько далеко, что ты совершенно не следил за игрой.
– Согласен, я изрядно нервничал. Не каждый день приходится вонзать старинный кинжал в спину пожилого лорда.
– Затем фокус с сигарами, которые ты подарил доктору Альберту на Рождество. Ты был уверен, что Вы будете вдвоем с доктором Альбертом в Клубной комнате играть в шахматы, а остальные предпочтут вист. Ведь это не первое Рождество в таком составе, и каждый раз вечерний отдых повторялся, как по нотам. Ты предвидел наверняка, что, как заядлый курильщик, доктор Альберт обязательно выкурит сначала одну сигару в начале партии и еще одну сигару, пока ты будешь заваривать на кухне чай. Ведь так приятно покурить в одиночестве, предавшись своим мужским мечтам. Любой, кто курит сигары, поступит так же. Ты предвидел, что он обязательно расскажет об этом при даче показаний при выяснении обстоятельств убийства, и решил подставить его, заманив в первую ловушку.
Я помню, что на крик леди Ребекки первым выбежал доктор, потом я. Ты был последним. У тебя было несколько секунд, чтобы у меня за спиной подложить в открытую коробочку с сигарами одну сигару той же марки и спрятать в карман окурок из пепельницы.
Да, ты хотел подставить доктора, и тебе почти это удалось. Только есть одна неувязка. Если бы доктор был виновен, он ни за что не стал бы говорить, что выкурил ЕЩЕ ОДНУ сигару, зная, что опытные сотрудники из Скотленд-Ярда наверняка проверят количество выкуренных сигар. Таким образом, ты бросил тень не на него, а на себя.
С тех пор я не спускала с тебя глаз, и сейчас я вижу свет в самых темных углах лабиринта лжи, нагроможденной тобой.
Твой страшный замысел начал зарождаться в тот день, когда ты случайно – я не знаю, как – но ты узнал правду о неизлечимой болезни леди Ребекки и о том, что жить ей осталось недолго – год, максимум два.
Возможно, уже дрогнула прощальным золотом и облетела листва, и первый иней коснулся своим крылом Лондонских скверов. Возможно, ты прогуливался по Оксфорд-Стрит с горящей от возбуждения головой. Алчность уже пустила свои чудовищные корни и поразила твой мозг, отравила твое существование.
«Леди Ребекка скоро умрет, и я наконец-то разбогатею», – думал ты. «Но как велико ее фамильное состояние? Не растратила ли она его на замок и свое семейство? А вдруг все потратила? А может, наоборот, приумножила на процентах? Да или нет?» – ты не мог знать наверняка. Ты знал только одно. Наследников двое – ты и ее муж. Больше она никого не любила.
В какой злополучный момент ты решил устранить лорда Генри Эшли?
Ты увидел его, невыносимо прекрасный в лучах заходящего солнца, сверкающий драгоценной огранкой. Ты увидел старинный кинжал на витрине уже закрытого антикварного магазинчика и влюбился в него с первого взгляда. Ты увидел ясную и отчетливую картинку – сутулые плечи, седые бакенбарды, беспомощно раскинутые руки лорда Эшли и алые пятна крови на золотистом ковре. И среди этой картины смерти – прекрасное оружие, не помнящее крови до этого дня, созданное руками человека всего лишь для украшения богатых коллекций аристократов.
Ты провел ночь без сна, заворожённый, как наркозом, посетившим тебя видением.
Утром ты вернулся, чтобы приобрести кинжал. Какого же было твое изумление, когда милая девушка с глазами цвета летнего неба сообщила, что кинжал только что продан. Его купил солидный господин для своего отца в подарок на Рождество. На просьбу сообщить имя покупателя девушка ответила отказом – не положено сообщать имена клиентов. Пришлось включить все свое обаяние, потратить пару вечеров на кино и рестораны и немного денег на дешевые подарки. Этого было достаточно, чтобы девушка безоглядно влюбилась и выложила тебе нужное имя. Это имя перевернуло окончательно все еще цельный до этого момента твой мир – Джеймс Эшли.
Решение в воспаленном мозгу было принято молниеносно. Таких совпадений не бывает. Значит, так предначертано. Лорду Эшли было суждено погибнуть от твоей руки. А бедная Эвелин рассталась с жизнью только потому, что встретила тебя на своем пути, доверилась твоим словам и ласкам и стала потенциально опасным свидетелем твоего нездорового и настойчивого интереса к кинжалу. Пути следствия могли привести в антикварный магазин, и под давлением следователей девушка могла рассказать правду. Такой риск для тебя был недопустим. Так Эвелин стала твоей первой жертвой на пути к обогащению.
Несколько недель ты готовил в деталях сценарий убийства лорда Эшли. Лучшее время для убийства – это Рождественская ночь. В доме будут близкие люди, и у каждого из них есть мотив для убийства. «О, это будет так забавно! У каждого есть мотив, и у каждого будет алиби!», – думал ты, представляя, как сойдут с ума те, кто попытаются разобраться в этом деле. Близость к семье Эшли помогла тебе найти все болевые точки. Ты знал, кто и где будет находиться в планируемое тобой время убийства. Сколько таких вечеров уже было! Эшли были ужасно традиционны.
Ты знал все тайны прошлого каждого, кто будет присутствовать на этом последнем для многих празднике. Это позволило тебе закрутить невероятные интриги с поддельными документами – завещание лорда Эшли, записка «ПОМНИ К-Н», записка Роберту в кусочке торта, сожжённое письмо на бланке с ключами, скорее всего украденного со стола доктора Альберта, ведь ты так часто бывал у него в гостях.
Я не знаю откуда, но ты знал о тайном романе Линды и Альберта. Возможно, ты увидел тайную переписку на столе у доктора Альберта, там же, где ты стащил его фирменный бланк для рецептов с ключами. Ты продумал даже такие мелочи, как подушечка для ног, о которой могли знать только члены семьи. Таким образом, дополнительно бросалась тень на тех, кто не жил в доме – на доктора и на Эдварда.
Ты использовал жгучую ненависть Эдварда и историю с фотографией, на которой были доктор и мать Эдварда. Ты был близок с Эдвардом и не раз видел эту фотографию, знал, что он носит ее с собой. Ты верно угадал давний роман доктора и матери Эдварда. Возможно, в холостяцких разговорах о женщинах он вскользь упоминал о знойной красавице, рожденной в Индии, однажды разбившей его сердце, не вдаваясь в подробности, кто она на самом деле. Тебе оставалось только сопоставить факты.
Ты использовал глубинные сердечные тайны каждого и играл на них, как на струнах, на своем маскараде смерти.
– Елена, право. Твои заключения похожи на сногсшибательный детективный роман, но есть масса вопросов и нестыковок, – сказал Джеймс, смирившийся с изменой жены, но все еще не верящий в предательство друга. – Вот скажи мне, например, ну как он мог убить отца кинжалом в спину? Ведь мы не обнаружили никаких следов внезапного нападения и борьбы. Отец спокойно сидел за столом. Не мог же Николас незаметно подойти к шкафу, взять кинжал, зайти за спину и сделать два удара, а отец при этом безучастно за ним наблюдал с мыслями «Интересно, зачем он взял в руки мой кинжал?»
– Я думаю, дело было вот как:
Николас сказал доктору, что пошел заварить свой фирменный чай, а на самом деле поднялся наверх, где, как он знал точно, лорд Эшли будет один, читая или работая перед сном за столом, грея старческие кости у камина за спиной. Он постучался и зашел к нему под вежливым предлогом, что узнал о роскошном подарке и что не смог устоять перед красотой и изяществом кинжала и хотел бы с его разрешения взглянуть на него поближе. Редко увидишь и подержишь в руках такую ценную и красивую вещь. Разумеется, лорд Генри был польщен и с удовольствием решил похвалиться пополнением своей уникальной оружейной коллекции, которую он хранил в стеклянном шкафу.
Он встал из-за стола, подошел к шкафу, достал кинжал, уже занявший свое почетное место, осторожно передал его в руки Николасу и спокойно уселся за стол. Именно так, за столом, спиной к камину он привычно вел неторопливые беседы со всеми, кто заходил в его кабинет, и это тоже было известно Николасу.
Изображая восхищение, Николас сказал, что интересно было бы посмотреть на искрящуюся разными цветами драгоценную огранку в свете каминного огня и подошел поближе, наклонился к камину, неожиданно зашел за спину и нанес стремительные удары, подложил поддельное завещание, нацарапал кровью записку и спокойно покинул комнату, предварительно стерев отовсюду следы своих рук и передвинув подушечку для ног к дивану.
– Но когда же он успел приготовить свой фирменный чай? Ведь я хорошо помню его вкус. Такой густой и насыщенный аромат можно получить только после длительного настаивания – около пятнадцати минут. Я и сам люблю экзотические сорта чая и разбираюсь в технологиях его приготовления. И я совершенно точно помню, что Николаса не было всего пятнадцать минут. Все остальное время мы были вместе, – недоумевал доктор Альберт.
– Агата заваривала чай, пока Николас делал свое черное дело. Агата была любовницей Николаса, и ему не составило труда уговорить ее быть его сообщницей в обмен на призрачные обещания совместного будущего. Она тоже знала, что с десяти до одиннадцати вечера ни Марии, ни Эндрю уже не будет на кухне. Эндрю будет возиться с каминами и окнами. Мария, вставшая раньше всех, уже будет готовиться ко сну, находясь в своей комнате, и лишь изредка выходить узнать, не нужно ли кому что из господ. Таким образом, Агата обеспечила убийце двойное алиби. Она заварила чай и подтвердила, что они виделись, когда он выходил из кухни в Клубную комнату с подносом чая.
– Елена, но какие есть доказательства твоих слов? Не спорю, это невероятно интересная версия, но как доказать, что так и было? – не верил до последнего Джеймс.
– Рождественская елка. «В этот раз елка была слишком велика для нашего парадного зала. Она заполнила собой все пространство – ни пройти, ни проехать, и друг друга за ней не видать, и потанцевать негде.» – это слова леди Ребекки открыли мне глаза на истину. Агата никак не могла увидеть Николаса, выходящего из кухни, как и он не мог видеть ее в дверях музыкального салона. Любой из Вас может убедиться в этом прямо сейчас. Из музыкального салона не видны двери на кухню и в Клубную комнату, так как все пространство между ними загораживает огромная елка. Агата солгала, как и было договорено меду ними. Роковая любовь привела ее к печальному концу. Я уверена, что ее тело будет найдено водолазами на дне никогда не замерзающего рва вокруг замка – напротив ее окна. Там, где я нашла духи, подаренные Николасом. Те самые духи, которыми она пользовалась в ночь после убийства лорда Эшли, чтобы навести подозрения на Линду. Вот эти духи.
Елена показала всем флакон духов, еще помнящих прикосновения тонких пальчиков бедной девушки.
– Но у меня другие духи, со вкусом лакричных леденцов. А это – со вкусом сахарной ваты. Разница почти незаметная, но есть – для тех, кто разбирается в тонкостях ароматов, – сказала Линда.
– Верно, для тех, кто разбирается, но, видимо, среди многих способностей Николаса это была не самая сильная его черта. Он помнил твой запах, ведь эти духи ты носишь уже много лет. И все-таки он ошибся и заказал не тот вариант, тем самым разрушив версию о ночной встрече Линды и доктора Альберта. Я окончательно убедилась в этом, когда в нашем разговоре Николас сказал: «Да, Вы правы, убийца не учел, что у духов есть облегченная версия с похожим, но другим ароматом.» А ведь я не промолвила тогда ни слова, что это ОБЛЕГЧЕННАЯ версия. Я просто сказала: «ДРУГИЕ ДУХИ.» Откуда ему знать про облегченную версию? Он знал только потому, что сам покупал эти духи и случайно проговорился…Эдвард свидетель нашего разговора.
– Да, подтверждаю слово в слово, что было так. Но как этот флакон оказался на берегу рва? Почему он выбросил его на снег, вместо того, чтобы утопить вместе с телом и скрыть следы? – спросил Эдвард.
– Полагаю, что Николас в ночь убийства Агаты просто не вспомнил о них. Флакон был в кармане платья убитой и случайно выпал, когда он тащил в воду тело несчастной жертвы, наверняка задушенной, как и Эвелин из антикварного магазина. На эту мысль меня натолкнуло окно в комнате Агаты. Оно было неправильно закрыто кем-то чужим, не Агатой и не Эндрю. Его открывали в ночь убийства, и не для того, чтобы подышать свежим воздухом. Но тогда для чего?
Шел сильный снег, и Николас ничем не рисковал, выволакивая тело к воде через окно, так как к утру его следы полностью замело. Все выглядело так, что девушка ушла, исчезла…Но, очевидно, на третьем убийстве нервы стали сдавать. Он забыл не только про духи, но и про верхнюю одежду и обувь убитой. Об этом он вспомнил только на рассвете. К несчастью для него, снег уже перестал. Он уже не мог, не оставив следы, выбросить одежду и обувь в воду и решил их спрятать. Там, где никто и никогда не будет искать, – в рыцарских доспехах. Моя давняя привычка приводить в порядок мысли посредством методичной уборки позволила мне обнаружить эти улики и проститься с иллюзиями, что девушка жива.
– Бедная девушка. Ее сгубили наивные девичьи мечты. Для нее Николас был тем самым принцем на белом коне, и ради него она была готова на все, даже на соучастие в убийстве, – горько вздохнул дворецкий Эндрю.
Николас отрешенно рассматривал свои руки в наручниках, сложенные на коленях и думал о том, как чертовски умна и прозорлива оказалась Елена. Он ценил ее высоко, но, похоже, все-таки недооценивал.
– С Агатой все ясно – несчастная жертва любви, обреченная на расплату с самого начала, когда согласилась участвовать в убийстве. Но что Вы скажете о загадочной смерти Марии? Николас никак не мог знать, из какой посуды ест и пьет Мария, чтобы отравить ее заранее. Ведь его не было на дне рождении Марии, когда я подарила ей этот сервиз. Ему известно многое, но не до такой же степени... Или это тоже рассказала ему Агата? – спросила Линда.
– Это одна из самых сложных загадок головоломки. Многие часы я провела без сна, пытаясь разгадать это отравление. Я решила пойти от яда. Никотин убивает почти мгновенно – за несколько минут. Мария умерла на наших глазах, едва войдя в очередной раз в столовую. Вопрос – что произошло за несколько минут до ее появления?
Как фотопленку я перематывала снова и снова все детали того печального обеда. Что делала Мария? Вот она зашла и разложила по тарелкам закуски – никаких признаков недомогания на пухлом румяном лице. Вот она унесла тарелки из-под закусок и принесла чай и торт, приговаривая, как она еле наскребла продуктов на этот шоколадный торт, но господам хватит по кусочку. ГОСПОДАМ ХВАТИТ ПО КУСОЧКУ.
Как за спасательный круг я зацепилась за эти слова. Последующее ее появление с бутылкой вина и бокалами в столовой через несколько минут было ее последним. И вот здесь меня осенило – шоколадный торт!!! «Я лучше отдам оставшуюся часть жизни за добрый кусок шоколадного торта (если честно, я страсть как люблю сладкое), чем нервничать, страдать и переживать из-за мужчин, их эгоизма и измен» – это были ее слова в одном из наших разговоров. Этим неосторожным высказыванием она подписала себе смертный приговор. Николас на ходу придумал сценарий убийства, которого не было в его плане. Я вспомнила, что у всех за столом было мрачное настроение, но тем не менее от десерта никто не отказался. Никто, кроме Николаса. Он даже не попробовал свой кусочек. Сидящая рядом Линда спросила: «Ты даже не попробуешь? Мария так старалась…». «Ой нет, это вредно для моей фигуры», – отшутился тогда Николас.
Итак, его кусок торта остался нетронутым. Нетронутым и отравленным. Одного, едва заметного движения руки было достаточно, чтобы добавить в торт смертельную дозу никотина из ампулы, которую он взял в замок «…на всякий случай, вдруг кто-то встанет на моем пути…». Второго виртуозного движения руки хватило, чтобы завернуть ампулу в салфетку, стирая следы, и подбросить в сумочку сидящей рядом Линды, когда она, как и все, бросилась к Марии.
Да, роковая любовь к мужчине убила Агату. А роковая любовь к сладкому сгубила Марию. Она не смогла устоять перед соблазном отведать нетронутый кусок торта. Остальные были съедены совсем или наполовину, а она все-таки брезговала объедками с господского стола. А здесь совсем целый кусочек торта! Николас бил прямо в цель, он знал, что к торту не притронется ни Эндрю, у которого аллергия на шоколад, ни Агата, вечно сидящая на диете.
Мария стала опасна для него. Николас понял, что она увидела, как Агата подменила записку для Роберта в куске Рождественского торта в вечер убийства, в которой оказалось якобы приглашение лорда Генри поговорить о завещании. Мария могла снова и снова настаивать, что у Агаты и Роберта роман. А Елена могла бы уговорами и запугиванием заставить Агату говорить правду раньше, чем навсегда закроются ее уста под жёсткими мужскими пальцами. К тому же, Мария единственная, кто знал о смертельной болезни леди Ребекки, и в ходе следствия она, в конце концов, могла бы сообщить эту информацию. А это вызвало бы подозрение, что кому-то могла быть выгодна ее приближающаяся смерть.
Теперь все встало на свои места. Наследство леди Ребекки – главная цель преступления. А Эвелин, лорд Генри, Агата и Мария – всего лишь разменные шахматные фигуры на пути к богатству.