13 – 18 января 1982 г. / г. Киев
Неделю собирал материалы в украинский спецномер. Пообщался с Мыколой Бажаном, Иваном Драчом, Виталием Коротичем; надыбал каких-то рассказов, стихов и эссе, но всё это бездарно, серо и просто скучно – литература там не ночевала.
<…> Во «ВсЭсвите» (их аналог «Иностранной литературы») сижу полчаса – жду главреда Коротича, а он звонит секретарше, велит передать командировочному трубку: «Товарищ Елин, выходите на улицу – я вам из дома, из лоджии рукой помашу!» И да: действительно, как Иван Драч, – МАШЕТ...
Даю ему его же текст – выступление на пленуме писателей Украины (ясно, что ничего нового не скажет – пусть поправит для газеты с учётом прошедшего времени: полгода же прошло). Читает: «Успешно продолжают работать писатели...» – це ж помЭр... це ж тоже помЭр...». Вычёркивайте, говорю, – вычёркивайте...
12 июля 1986 г.
Читаю в «Огоньке» рассказ Золотухина, как на съёмках в алтайской деревне он стал свидетелем того, как при нём Высоцкий в один присест написал «Баньку по-белому». Четыре года назад эти воспоминания были сняты редакторатом уже из полосы «Литературной России» – тогда это было несвоевременно. Что теперь изменилось? Только ли то, что «Огонёк» в мае возглавил сразу же сбежавший из радиоактивного Киева Виталий Коротич?
24 октября 1986 г.
В «Книжном обозрении» – статья В.В. Набокова. Дементьев два дня назад сказал, что намерен печатать в «Юности» повесть «Собачье сердце». Что в планах «Огонька» Коротича – секрет, но и они наверняка рыщут. А что из давних залежей в первую очередь опубликовал бы я?
15 марта 1989 г.
Вечером позвонил Чернов – сказал, что уходит из «Огонька» и надо идти мне. А меня теперь в «ЛитРоссии» ничего и не держит.
20 марта 1989 г.
К обеду привёз в «ЛитРоссию» письмо-перевод меня в «Огонёк» с автографом Коротича. Эрнст Сафонов отпустил меня с 29-го, не заставив отрабатывать ни дня. Контора в обмороке: теперь все узнали, кто был у них главным шпионом.
21 марта 1989 г.
Освобождая свой стол в «ЛитРоссии», подвёл итог своей 8-летней работе в еженедельнике: прочитал около 3-х тысяч рукописей, больше чем на 1100 ответил авторам письменно (копии – в восьми увесистых папках), напечатал произведения 350 авторов (и прозу, и стихи, и рецензии) и сам опубликовал 56 своих материалов… Дай-то Бог мне и в «Огоньке» так поработать.
Коллектив выпустил прощальную стенгазету с таким стишком:
Ты полетел на «Огонёк»...
Не сжёг бы крылья, мотылёк,
Поскольку толстая свеча
Горит в окне Коротича.
29 марта 1989 г.
Пока ждал своего представления на редколлегии «Огонька», пробовал понять, у кого какая роль. Что в общем несложно: Алесь Адамович – бродильное вещество, Черниченко – всепробивающий таран, о. Александр Мень – третейский судья.
А Юрий Никулин – элемент буферный: как только разговор переходит на повышенные тона – тотчас встревает:
– Рассказываю очень смешной анекдот!..
Наконец дошли до меня: новый сотрудник отдела литературы, переводом из газеты «Литературная Россия». Тут же вопрос: а не шпиона ли мы берём из враждебного стана? Я рта не успел открыть – Никулин:
– Правда смешной анекдот! – «Из пунктов А. и Б. навстречу друг другу по одной колее одновременно вышли два поезда. И никогда не встретились – не судьба!»
Переждал, пока все отсмеялись, и мне:
– Поздравляем! Идите на свое рабочее место, вас там друзья заждались.
5 апреля 1989 г.
У нас <перестраховщики> сняли прозу Мандельштама (Олег даже заявление <Коротичу> об уходе написал). А в «Московских новостях» – потрясающая публикация об О.Э. – с автографом стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны...» (своей рукой записал по просьбе следователя).
3 мая 1989 г.
Коротич привёз из Америки подарок от сына Хемингуэя – куртку, в которой отец прошёл всю войну: она-де по плечу только «Огоньку». Все принялись примерять, а наши тётки так просто с восторгом: хлебом не корми, дай напялить какую-нито тряпочку. Потом повесили на стенку.
На летучке Коротич вспоминает, как приехал в Москву и пошел в мавзолей смотреть на Сталина – рыжего, маленького, нестрашного: «...Очень он меня, мёртвый, удивил!» Смех в зале: «Живой – он удивил бы вас еще больше!»
10 мая 1989 г.
Днём Нагибин – согласовывал правку рассказа «Афанасьич». Коротич вычеркнул несколько абзацев, Юрий Маркович напрасно просил не делать купюр, так как аргументацию выбрал неверную: «Старый я уже, время против меня работает». И Коротич Нагибина дожал: «Как врач говорю, вы, как минимум, на девяносто лет запрограммированы!»
Когда провожал Нагибина, ЮМ сказал: «Вовремя вы из «ЛитРоссии» ушли – после прихода Сафонова и Рыбаса газета вконец испакостилась. Она и прежде была кондовой, но какие-то приличия соблюдались, а теперь и они отброшены».
28 июня 1989 г.
Вечером с Черновым у Чухонцева. Олег Григорьич обрушился на нас во всём величии своего гнева: в «Новом мире» из 8-го номера снимают «Архипелаг ГУЛаг», про что Коротич заранее проговорился в Израиле:
– Пусть Виталий Алексеевич говорит о своём «Огоньке», что и когда у него идёт.
Теперь наш журнал опять будут трепать на всех углах.
18 сентября 1989 г.
Весь день – разговоры с Элендеей Проффер. Ей и Карлу стоило бы поставить в России памятник – издательству «Ардис», которое они создали в Штатах на свой страх и риск, наша литература обязана за полного русского Набокова, Платонова и Булгакова, сохранение неподцензурной прозы и поэзии 70-х, за Бродского, который благодаря их поддержке смог вырваться за рубеж.
Энергии в Элендее – воз и маленькая тележка. <...>
Элендея готова передать «Огоньку» все плёнки-матрицы из своих архивов – печатайте. Конечно, Коротич понимает, что такие подарки слишком роскошны, но Элендея о деньгах не говорит – исключительно о литературном отдарке: ей необходимы словари языка Гоголя, Достоевского, Бунина, а что стОит такая работа – даже вообразить трудно.
4 октября 1989 г.
В этом году почти каждый месяц отмечен возвращением тех, кого здесь увидеть уже и не чаяли: в марте приехали Вл.Войнович и Михаил Шемякин, в апреле – Лев Копелев, в июне – Эрнст Неизвестный... Вчера у нас был Юрий Мамлеев, сегодня пришел Саша Соколов. Худой, в каком-то затрапезном стёганом ватнике (ей-ей бушлат зэковский). Уводя Соколова к Коротичу (обсуждать выпуск в нашей библиотеке «Школы для дураков» и «Между собакой и волком»), Вигилянский сказал:
– Может, снимешь свою телогрейку?
Саша обиделся:
– Я эту «телогрейку» за две штуки баксов в бутике на пятой авеню купил!
– Где-где? – переспросили мы хором.
– Бутик – это такой элитный магазин, в котором вы тоже сможете когда-нибудь одеваться, если издательский бизнес вас озолотит! – серьёзно объяснил Саша.
24 ноября 1989 г.
Неделю назад прилетел Василий Аксёнов: 17-го его с помпой принимали в «Спасо-Хаусе», а позавчера добрался до «Огонька» – с женой и саксофонистом Козловым: отдали дань вежливости Коротичу, после чего замечательно посидели у нас в отделе. <...>
27 декабря 1989 г.
Вечером приехал Митя Захаров – попросил «Огонёк» защитить от нападок их «Взгляд»: реакция наступает, и в одиночку нам всем не выжить.
28 декабря 1989 г.
В восемь утра – с Захаровым у Коротича: Митя вяло бубнил, вещая, как рубили их новогодний «Взгляд», а Виталий Алексеевич советовал: «Вопите, визжите, пока вас к обрыву только тащат, а когда в омут кинут – кричать поздно будет!». Дал Захарову полосу во втором номере – под рубрику «Прошу слова» (последний в этом году «Взгляд» завтра в эфир не выйдет).
24 января 1990 г.
Стал Володин вычитывать вёрстку своего «Одноместного трамвая» – увидел, что Коротич поправил – вместо «нетрезвого» вписал «несерьёзного». Спросил, есть ли ещё какая-нибудь правка. Сказал, что нет, да и эту я попробую замотать. Володин махнул рукой: где нетрезвый, там и несерьёзный, потом сам исправлю, а сейчас нам важнее, чтобы книжка вышла без задержек.
25 января 1990 г.
<...> Вечером всем отделом и с Коротичем выступаем в ДК МИИТа. Зал набит битком, наэлектризован предельно: 80 из 100 записок – про разгул Осташвили и его «Памяти» в Доме литераторов неделю назад.
Собирать записки я мог только пятясь задом – днём в буфете Иодковский вылил мне на спину чашку кофе, времени переодеться не было. Наконец из зала пришла записка: «Просьба, повернитесь хоть раз – у вас на спине что-то написано?»
5 февраля 1990 г.
Вчера на «шествие демократических сил» не ходил (предпочёл воскресенье провести с Вероникой). А вечером позвонил Чернов – час рассказывал, как ОН лично это шествие организовал: собрал народ, привёз Коротича, построил первый ряд и сам в нём пошёл – в центре. Вторая февральская революция!
12 февраля 1990 г.
Ростропович с Вишневской привезли в «Огонёк» столетнего дедушку Арманда Хаммера. Абсолютно мифологический персонаж! Рассказывают, однажды он чуть свет надумал посетить мавзолей, а когда караул заартачился – показал офицеру записку: «Пропускать ко мне в любое время. Ленин». Но возможности спросить, правда это или нет, у нас не было – никаких интервью!
Ростропович выглядит отлично: подтянутый, румяный, душистый. Стыдит:
– Вы что без нас с Москвою сделали? – город жалкий, грязный, дурно пахнущий...
22 февраля 1990 г.
Подписал в печать свою публикацию Амальрика – то и дело вспоминая, с каким трудом перепечатывал и распространял в начале 70-х его знаменитую брошюру «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года». Мог ли тогда представить? – пять миллионов экземпляров послезавтра отпечатают!
30 марта 1990 г.
Вышел наш ПЕРВОАПРЕЛЬСКИЙ номер! С замечательным «диалогом» Миши Успенского – Нины Андреевой («Аллах акбар! – Воистину акбар!»), с очень смешной Татьяной Толстой («Не могу молчать») и с моей «крестословицей». Телефоны звонят не переставая – сколько же людей мы повеселили! И сколько читателей всё приняли за чистую монету: каждый пятый звонок – с вопросом к Т. Толстой: «Правда ли, что ПушкинД был еврей?»...
9 апреля 1990 г.
Вернулся из Штатов Коротич: весенний, весёлый. И сразу ринулся снимать все материалы: Лемпорта, Коржавина, моего Мишу Веллера (свёрстан уже, даже картинка готова). Тут верещать бесполезно – у Виталия Алексеевича память феноменальная: безошибочно помнит всё, что он вычеркнул, а я восстановил, едва он отвернулся.
В среду редколлегии представляют нового собкора по Ленинграду Диму Губина, хоть это место было обещано Чернову (тоже бесполезно махать кулаками).
Меня отвлекают от этой херни только Веня Смехов (сватает редактировать свою любимую девушку Галю – книжку про Таганку сделала) и Гриша Остёр (с материалами в его «Детский угол» и новыми «вредными советами»).
10 апреля 1990 г.
Вечер «Огонька» в Зале Чайковского. Компания хорошая: Ан. Приставкин, Саша Иванов, Вика Токарева, Люся Петрушевская, Левитанский. Фазиль Искандер и Юлий Ким нас продинамили, зато Жванецкий отработал за всех.
Я половину вечера слушал–смотрел из-за кулис, откуда зал совсем иной, чем с галёрки, где лучшую часть жизни простоял на концертах Марсо, Андроникова, Юрского, Рецептера, Клаудио Вилла, Гродберга, Клиберна... В конце концов, во всём есть своя прелесть.
12 июня 1990 г.
Умер... – Дмитрий Бальтерманц (зная, что умирает, предложил Коротичу купить весь его уникальный фотоархив за 30 тысяч долларов (sic!), но Виталий Алексеевич сказал патриарху фотографии, что ТАКИХ денег у редакции нет. (Конечно, нет, когда вся касса «Огонька» в карманах Лёвы Гущина и Вали Юмашева.)
2 июля 1990 г.
Зашли с Булычёвым к Коротичу, и Виталий Алексеевич выдал монолог:
– Игорь, будьте моим союзником! Хоть вы объясните этим орлам (кивок в мою сторону), что фантастику и детективы читатель любит, ждёт, ищет. А вот они (опять мне в нос пальцем), если писатель не сидел, дорогу в «Огонёк» ему сразу перекрывают!..
Игорь:
– Да я всё время сижу!
– Вот и давайте нам такие рассказы, с прорывом в будущее, такие, чтобы...
Потом спустились с Булычёвым в отдел, и я отдал ему пачку рассказов, которые Коротич забраковал полностью: «Никакой фантастики в «Огоньке» не будет!»
15 августа 1990 г.
Утром у Коротича с Мих. Мих. Рощиным пробивали его замечательный текст про Алешковского – «Юз и Советский Союз» (пробили – без правки и сокращений, что для Виталия Алексеевича против шерсти – он Юза на дух не переносит, но и Рощину отказать не в силах).
После полудня – беготня с «разведчиком» Любимовым (папой Саши Любимова), который суёт Коротичу свой бездарный детектив.
Вечером – приватное сообщение об Указе Президента БНЕ, коим – всем скопом! – возвращается гражданство СССР: Аксёнову, Ростроповичу с Вишневской, Копелеву и др., включая Солженицына (сегодня в «ЛГ» отрывок из его «Бодался телёнок с дубом»).
18 сентября 1990 г.
Ирония судьбы: в день похорон Анатолия Сафронова, который рулил «Огоньком» 33 года, нам вручили новый паспорт независимого журнала.
4 октября 1990 г.
Пришла Люся Петрушевская и пробыла в редакции часа три – вычитала вёрстку, потом увела меня пить кофе, потом стала расспрашивать про Поздняева (она-то Веру знает как облупленную). Уже уходя спросила, не можем ли мы ей оформить подписку на «огоньковское» собрание сочинений Дюма. Да в чём вопрос? – сразу пошёл к Гущину.
Лев Никитич обрадовал: нет проблем – пусть даёт деньги и... Каким-то чудом сдержался, чтобы не двинуть ему в наглый глаз: когда Людмила Стефановна в твой проворовавшийся сучий «Анти-СПИД» перечисляет весь гонорар за свою книжку – 5 тысяч долларов! – это нормально? В каком же бл..стве мы живём?!
12 ноября 1990 г.
В редакцию приехали Синявские, а нам как раз привезли бесплатную картошку, всех мужиков мобилизовали таскать мешки. Глядя, с какой радостью огоньковцы получают дармовую еду, Андрей Донатович констатирует:
– Эта страна и продуктовый паёк неразделимы.
13 ноября 1990 г.
Предложили свои рассказы Людмила Улицкая и Саша Терехов – хорошо, но ведь Коротич опять мне всё завернёт.
Заглянул Тёма Боровик – сказал, что дочь увезла Юлиана Семёнова в его дом на Женевском озере. А он собирает новую редакцию «Совершенно секретно»: условия хорошие – зарплата от 1 200 до 1 600, плюс бесплатные «Жигули». Соблазнительно, конечно, только вот мне там делать как-то нечего...
19 ноября 1990 г.
Коротич улетел в Лондон, а перед этим судорожно перетряс всю редколлегию – издал приказ, по которому в новый состав вводятся Хлебников, Болотин, Юмашев, Вигилянский и Дима Бирюков – заведующий новым отделом «образа жизни и... искусства» (чем будет заниматься освобождённый Володя Чернов – пока неясно). Разъяснений не последовало, потому никто ничего не понимает.
Ночью заехал Хлебников – привёз кучу рукописей, которые сам прочитать не сможет, поскольку с Денисом Новиковым улетает на фестиваль поэзии в город Амстердам. (Кажется, я у нас остался один невыездной?)
21 ноября 1990 г.
К сожалению, я знаю о творящихся в «Огоньке» безобразиях больше других, поскольку напротив меня сидит Вигилянский, а он у нас – председатель Совета трудового коллектива, и мне следовало бы выколоть глаза и залить уши воском. Потому, когда мне домой вдруг звонит аноним, сообщив о себе только то, что он представляет газету «КоммерсантЪ», и спрашивает, правда ли, что ревизия и аудит выявили в «Огоньке» чудовищные финансовые преступления, я сразу вешаю трубку. А все свои дневниковые записи просто съем...
23 ноября 1990 г.
<...> Коротич дал согласие замахнуться на тов. Ленина – Владимир Солоухин сидит под дверью.
10 декабря 1990 г.
«Страсти по Гущину» вроде бы улеглись, но теперь они начались по Юмашеву, меня же от всего этого тошнит. Только задаю вопрос Вигилянскому: если мы надумаем демонстративно покинуть «Огонёк», ты сможешь предупредить меня заранее? (ненавижу суету и спешку).
15 декабря 1990 г.
За две недели после моей публикации частушек в 48-м номере, «Огонёк» завалили письмами: половина читателей просто матерится, другая половина ударилась в словотворчество. Всех как прорвало:
На словах-то перестройка,
а кругом – инерция.
Обменять бы Горбачёва
на Бориса Ельцина.
Коротича с чем только ни рифмуют, и публикатору тоже досталось:
Землю людям раздавать
партией повелено.
А чем землю ту пахать?
Может, х..м Елина?
Я в списке лауреатов «Огонька», но эта публикация в перечне лучших материалов не упоминается.
21 декабря 1990 г.
В общей сложности нас, решивших покинуть «Огонёк», набралось 12 человек. Валя Юмашев подошёл ко мне, спросил, не хочу ли подписать его альтернативное – в противовес открытому письму Вигилянского – своё письмо «Дайте нам спокойно работать!».
– Нет, конечно.
– Мы в общем-то и не сомневались, я просто уточняю – для полной ясности картины.
После него в нашу комнату зашёл Коротич:
– Что же вы делаете, друзья? Чувствую себя, как обоссанный пень!.
Мне его сравнение понравилось.
24 декабря 1990 г.
Шумная презентация «огоньковских» книг «Остров Крым» и «Ожог» (с АРДИСовских матриц, дарованных Элендеей Проффер) в Доме кино. Полный сбор: Ахмадулина, Рыбаков, Элем Климов, Лиснянская с Липкиным, Табаков, Коротич...
У нас радости нет: эти книги – последнее, что мы успели сделать в журнале. Играть в аппаратные игры мы не обучены, а Юмашев с Гущиным в этом деле доки, и с нашим уходом «Огонёк» целиком в их руках. Заявления об уходе писать не нужно, просто положим на стол Коротича неподписанные контракты на следующий год. И можно засекать время, когда Виталий Алексеевич уйдёт вслед за нами.
29 декабря 1990 г.
Вчера ушли из редакции СОВСЕМ и до пяти утра просидели у Вигилянских. Дважды Володе звонил Коротич: осуждал, мурыжил уговорами вернуться, уверял в готовности найти компромисс (о чём никто из нас не просил). В полуночных новостях на ТСН Татьяна Миткова сообщила о скандале в «Огоньке», и тут гора с плеч свалилась: спектакль кончился, у нас начинается новая жизнь, и как всё сложится дальше – ?!
2 января 1991 г.
Вчера вечером, немного поспав после праздничного стола (Ника доверчиво ждала появления Деда Мороза до часа ночи), собрались у меня (Хлебников, Бирюков, Остёр и Захаров), чтобы определить стратегию: война с Коротичем и «Огоньком» никому из нас не нужна, поскольку выиграть в ней невозможно, но и навешивать на себя всех собак тоже не дадим: в девять вечера продиктовали Саше Аронову письмо в «МК» – удар ниже пояса: написали, что после нашего ухода «Огонёк» остался на сто процентов партийным (КПСС).
3 января 1991 г.
Вышел 1-й номер «Огонька» за этот год, где нас уже нет, однако наши физии – и моя в том числе – среди лауреатов журнала (забавно, но в перечисленных лучших материалах у меня не указана публикация частушек – редакторат решил не дразнить кляузников). Спасибо Коротичу – снял из номера уже завёрстанный «некролог» Вали Юмашева, начинавшийся фразой «от нас ушли талантливые журналисты...». Очевидно, ушли – к домашнему телефону два дня старался не подходить. Виталий Алексеевич схватился за голову: после нашей реплики в «МК» читатели обрывают телефон, грозят отказаться от подписки. Решили, что отныне соблюдаем нейтралитет.
4 января 1991 г.
Коротич пришёл в нашу комнату, плотно закрыл со собой дверь (кабинет Вали Юмашева напротив) и завёл свою шарманку: на каких условиях мы согласны вернуться (статус обозревателей при главном редакторе, свободный график и более чем приличные деньги). Нам остаётся талдычить, что мы вообще-то не торгуемся – нам «за Державу обидно», а любимая фраза Лёвы Гущина «Хотите и рыбку съесть, и ножки не замочить?» – не из нашего лексикона.
Вечером позвонил Вигилянский: Виталий Алексеевич только что вышел в эфир «Эха Москвы» и наговорил про нас кучу гадостей, после чего Володя прорвался в студию и по телефону дал свой короткий комментарий: обвинил Коротича во лжи. Ну, и кому всё это нужно?
6 января 1991 г.
Начались воскресные звонки Коротича нам домой: Ленка не узнала главреда – сказала, что я сплю, так он перезвонил через час. И развил любимую тему: что случившийся скандал на руку только органам, и кто у нас в редакции на них работает. «Товарищ Елин, как, по-вашему, Хлебников может быть стукачом? А Вигилянский? Ну да, один поэт, другой из церкви не вылазит, и всё-таки?..». (Через полчаса узнаю: Олегу и Володе этот же вопрос задавался насчёт меня.) Оставалось только отшучиваться: «Вся редакция знает, что у нас два штатных гебиста – Коротич и Гущин, вопрос лишь в том, кто из вас работает на Первое управление, а кто на Второе». Виталий Алексеевич смеялся, игриво переводил стрелки: ах, фантазёры! (Когда звонит ВК – включаю магнитофон: мало ли что.)
9 января 1991 г.
Зашёл в «Огонёк» за оставшимися вещами и был отловлен Коротичем, который запел ту же песню: «Может, всё-таки вернётесь? – набрали бы новых ребят...» и т.п. (в его интересах, чтобы хоть один из нас проявил слабость). Уже знаем: предложение занять наши места сделали Игорю Иртеньеву и Саше Кабакову (оба отказались).
Вечером и ночью по радио «Свобода» Дейч дважды комментировал ситуацию в «Огоньке», а Виталий Алексеевич щедро развешивал политические ярлыки, особо подчёркивая, что все мы, ушедшие, – беспартийные («Сатурн гласности пожирает своих детей»), и заключил: «Мы вписались в тот сумасшедший дом, который происходит сегодня в советской печати» (?).
11 января 1991 г.
Отдал Коротичу последние долги (прозу девяти авторов), взял последние вещи и до девяти вечера просидели с Хлебниковым в его (уже не его) кабинете. Олег очень подавлен: считает, что мы сделали что-то не то и не так. О новом нашем журнале чётких представлений тоже нет – по его мнению, нам необходимо своё ЗНАМЯ, например, позовём главным редактором Беллу Ахмадулину: ясно, что работать не будет, но, как и в «Метрополе», послужит бродильным веществом. (Олег с БА уже говорил – согласия не дала, но и «нет» не сказала.)
14 января 1991 г.
...Уходя из Дома Кино, налетел на Щекочихина. Он был уже хорош – возопил, чуть не плача, на весь гардероб:
– Ребята, охститесь! Вы что, «Огонёк», флагман Перестройки, потопить хотите?
Не волнуйся, говорю, под руководством друзей, которые уверены, что «знают, как надо», он скоро сам на дно пойдёт.
22 – 27 января 1991 г. / Ижевск
Конец января провели в Ижевске, родном городе Олега. Как бы творческая гастроль – с рефреном: почему же мы ушли из «Огонька»? (Хлебников, Новиков и я с Фыфкой). Комедийный момент усугублялся синхроном вояжа экс-американца Локшина, который чесал столицу Удмуртии под соусом «почему я хочу жить в СССР?»
8 февраля 1991 г.
Забавно: в «Огоньке» подвели итоги работы журнала в январе (там теперь идёт соревнование между отделами) и по результатам первое место – у нашего отдела литературы. Этакое незримое присутствие вчерашних сотрудников.
23 апреля 1991 г.
Нынче в «Огоньке» нам выдали 13-ю зарплату (шесть окладов), которую уже не чаяли получить. (Очень кстати, поскольку мне вот-вот нужно выкупать путёвки в Гульрипш, а это 450 + 450 + 300 + 5 % президентского налога).
Контора поразила мёртвой тишиной и полным безлюдием. Заглянул к Коротичу и застал Виталия Алексеевича в совсем разбитом состоянии. Он сказал обречённо:
– Зачем вы оставили меня на съедение этим волкам? – через два-три месяца они меня съедят...
10 июня 1991 г.
Позвонил из «Огонька» их новый ответсек – вызвал меня прочитать свёрстанный материал – мой старый текст «Баранье ухо» лежал–лежал, а когда я его уже унёс, Коротич вдруг поставил в ближайший номер, даже сам предисловие написал. Вся глупость в том, что мне эта вчерашняя публикация в «Огоньке» уже не нужна.
19 – 22 августа 1991 г.
<...> Включил телевизор – кажут «Лебединое озеро», вышел на балкон – у светофора урчит настоящий бэтээр...
<...> Позвонил в «Огонёк» – трубку взяла Надя Ажгихина: «Щекочихин второй день в Белом доме, под окнами редакции три бронемашины стоят. А сейчас на броню вскарабкался Остёр, говорит с танкистами... Нет, уже слезает, к нам бежит...». <...>
...Оставалось ехать в «Московские новости».
В редакцию еле прошли, поскольку ребята завалили письменными столами оба входа. В предбаннике Егора Яковлева было не протолкнуться, в дверях стояли Бакланов и Адамович – смотрели телевизор, где как раз светился Коротич: вещал, что в такой ситуации возвращаться в Россию не намерен – остаётся в Штатах и там БУДЕТ БОРОТЬСЯ (?!). На что Бакланов сказал:
– Кажется, Виталий Алексеевич подписал себе смертный приговор.
26 августа 1991 г.
Сегодня в «Огоньке» очень важное мероприятие – коллектив окончательно скинул Коротича. Как в воду глядел Виталий Алексеевич – недоверие ему выразили на второй день путча (после того, как 19-го сдал свой авиабилет из США в Москву), одновременно избрав главредом Гущина. Воздержался один второй зам. Николаев, который пересидел всех и надеялся уцелеть и теперь, но Лев Никитич ему сказал, что отныне в «Огоньке» воздержавшихся не будет. Сегодня они решили проявить великодушие – оставили Коротича в редколлегии.
30 марта 1992 г.
Сидели дома у Остёра, когда «5-е колесо» показало наш сюжет про «Огонёк». Гриша успел вставить кассету и записал наше бла-бла-бла, что для памяти, конечно, хорошо, но с точки зрения пользы – без всякого резонанса (очевидно, что вcё это полтора года спустя выглядит невероятной давностью).
15 июня 1992 г.
Презентация «Русской визы» в Доме кино на Васильевской. С приятной толчеёй в дверях, которая всегда означает, что зал пустым не будет. Пришли Левитанский, Аронов, Есин, Арк.Вайнер, Чупринин, Рейн, Иртеньев, Остёр и Петрушевская. Не пришёл Коротич (Вигилянский ему звонил – Виталий Алексеевич плачется, что его все забыли, но увидеть нас не захотел)....
ФОТО: Виталий Коротич в своём кабинете с Василием Аксёновым и Алексеем Козловым
© архив Georgi Yelin / снимок Л. Шерстенникова, редакция ж-ла «Огонёк», 22 ноября 1989 г.
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/
-----