Тяжкие девяностые годы... Господин Ельцин запил, по пьяни или по другим соображениям угробив страну, цельное образование разбив на осколки, точней продолжил действо, начатое Горбачёвым. Батька мой, фронтовик, израненный под Курском, негодовал. Однажды сказал, что лучше бы погиб , чтобы не дожить до этого кошмара.
Я жил в пятиэтажке на улице Карла Маркса. Как-то, зимой, забрался я в подвал дома: в квартире перестали греть стояки. Осмотревшись в сумрачном свете, в подвале обнаружил я двух мальчуган. Бездомные что ль? А что - страна наша укатилась в двадцатые годы, и замелькали там, сям рваньём беспризорные дети.
Мальчишки - оба взлохмаченные, но одеты сносно. Руки сунув в карманы, они смотрели на меня. Казалось - они у себя, а я незваный гость. . .
- Стояки смотрю, - объяснил я им зачем-то своё присутствие.- А вы что тут?
- Гляди себе, никто не мешает, - баском сказал высокий, пропустив мимо ушей мой вопрос. Они стали наблюдать за мной.
Покрутив вентиля, я полез к выходу. Но, подчиняясь любопытству, достал сигареты, закурил, и протянул пачку пацанам. Они оживились, охотно подошли. Пока раскуривали, я пригляделся к ним. Низкий был заметно конопат. На голове его торчала шапчонка, прикрывая, видимо, рыжий волос. Понятно, как дразнят. Второй был немного выше меня, горбонос и тощ, похожий на жердь в заборе.
- Хошь, пошли, посидим, - вдруг предложила мне жердь.
Меж бетонными колоннами обнаружились их апартаменты., где имелась кой-какая мебель - раскладушка и топчан, лежащий на толстых чурках. Постель - тряпьё. Две грязные доски тоже на чурках - это столик. Чурки же вместо табуреток. В цоколе здания виднелась порядочная отдушина, в которую проникал свет. Высокий откуда-то из под доски вытащил бутылку водки.
- Выпьешь? - спросил меня.
Кощунство пить с детьми ( им, видимо, было четырнадцать - пятнадцать лет). Я отказался. Не обиделись, но глянули нагловато: " Мол, чего же тогда пришёл..." Налили понемногу, выпили, закусив дымком сигарет. И начали болтать. Удобный момент для расспросов, раз им охота поговорить. И я кое-что узнал.
Жердь - Алёша; ушёл из дома после запоя матери и появления у неё нового гостя. А Димку - второго пацана - прогнал отчим из-за родной тринадцатилетней дочки, заподозрив интим меж ними. Димка, об этом говоря, краснел. Отчим посоветовал ехать ему в село, к деду. На дорогу деньжат дал. Матери как раз не было дома. Хотя, по словам Димки, не заступилась бы: отчима боялась.
Димка и уехал бы, да друг предложил пожить вдвоём, самостоятельно. Они и пробуют пожить. Нанялись в ларёк к торговке, продают сигареты, пиво. На жратву зарабатывают, одежда пока из прошлой жизни.
Получив информацию, я подумал: школу бросили, растут неучами, и дела никому нет до них. Точно - откатилась страна на семьдесят лет назад. Хотя в двадцатые годы беспризорников вылавливали, заставляли учиться, получать профессию. А теперь израненная держава не заботится о будущем своём. С ума сошла, потому что о будущем не думают лишь сумасшедшие.
Пролетели месяцы. Оказавшись случайно у окраины города, я остановил машину близ ларька, намерившись купить воды. Зазевавшись у крохотного ларёчного окошечка, я услышал:
- Говори, что хочешь! - голос ребячий.
Нагловатый, однако, сопляк. Хотел уйти так. Но узнал в говорившем Алёшу.
- Здорово, приятель, - обращаюсь к нему, остыв от обиды.
- Здорово, - в прищур он взглянул на меня.
- Вот, оказывается, где ты. Как дела? Обитаешь в подвале? - Я почувствовал, что он узнал меня.
- Нет, мы сняли квартиру.
- С Димкой?
- А с кем же ещё? Брать что будешь?
До меня дошло, что подростка не разговорить: как-никак на работе.
- К матери вернуться не хочешь? - всё ж спросил.
Он молча отвернулся. Я купил воды и уехал. Минуло с полгода. Как-то я увидел в городе кучку пацанов у магазина и средь них - Димку. Он почувствовал, видимо, взгляд мой, повернул голову, узнал и кивнул. Я не уходил, он, оставив пацанов, подошёл.
- Дай закурить, - попросил.
Протянув ему пачку, спрашиваю:
- Как, Дмитрий, успехи?
- Ни к чёрту...
- С Лёшкой всё?
- Нет Алёшки...
- Как это? В живых нет?
- За решёткой. Он мамкиного хахаля ломом забил. Домой зашёл, а тот его мать пинает. Она потом и сдала Лёху.
Димка выругался и отошёл. Больше я его не встречал. Вероятно, уехал к деду.