На седьмом десятке жизни дворецкий Эндрю был уже, конечно, староват и слеповат, но отнюдь не глуповат. Для своих преклонных лет он сохранил поразительную ясность, четкость мыслей и удивительно деятельную функциональную энергию бесперебойно работающей машины. Смерть лорда Эшли, несомненно, потрясла старика, но не выбила его из протоптанной трудовой колеи.
Положение было нелегким. Лорд Генри мертв, леди Ребекка пребывала в глубокой коме, леди Линда находилась в перманентном состоянии обморока, сэр Джеймс не отходил от нее и довольно безынициативно реагировал на происходящее, сэр Роберт, похоже, запил, юный Эдвард дрожал от страха и не высовывал носа из комнаты, Миранда стойко оберегала маленького Оскара, надежно упрятав его под свое крыло в детской комнате.
Новоявленные детективы Елена, Николас и доктор Альберт с серьезными и озабоченными лицами перемещались по погруженному в безмолвный ужас замку и выстраивали свои многоуровневые теории и подозрения.
От Марии немного толку. Она без устали причитала, сердилась, ругалась и проклинала всех и вся. К ней и подойти-то было боязно – так похожа она была на раскаленную докрасна сковородку, плюющуюся обжигающим маслом во все стороны. Ну и еще горничная Агата, поселившаяся в покоях леди Ребекки. Дрожала, как осиновый лист, безутешно плакала и переводила пачки бумажных носовых платков из запасов своей любимой госпожи.
Кому-то нужно было всерьез позаботиться о жизнеспособности замка, угодившего в снежный капкан и о жизнедеятельности наполовину парализованных страхом людей. Объективно оценив сложившуюся ситуацию, пораскинув закаленными жизненным опытом мозгами, дворецкий Эндрю решил взять управление замком в свои руки.
Он представлял себя этаким старым морским волком, продубленным насквозь солеными ветрами, старшим помощником капитана, взявшего на себя штурвал погибающего корабля. Капитан погиб, половина команды вырублена морской болезнью и цингой, вокруг бушует смертельная буря, на горизонте маячат пиратские флаги. И только от его четких и решительных действий зависит судьба оставшихся в живых.
Дел у Эндрю было по горло. С самого раннего утра он хлопотал по хозяйству. Навести порядок в доме после бурного Рождественского праздника, растопить камины во всех комнатах, сделать срочную инвентаризацию запасов прочности и рассчитать продукты как минимум на три дня. Попеременно приводить в чувства отчаявшихся слуг, приготовить достойный завтрак для домочадцев и гостей замка, продумать до мелочей меню на обед и ужин. А еще неплохо было бы поразмыслить хорошенько, что все-таки произошло накануне в кабинете лорда Генри Эшли и кто виновен в его смерти.
Именно этим он и занимался, помогая ни на минуту не замолкающей Марии чистить овощи к обеду, который они планировали подать к трем часам дня. Мария бубнила ругательства себе под нос, но Эндрю уже давно не слушал ее, погрузившись в сложную аналитическую работу, происходящую в его солидной, украшенной старомодными бакенбардами голове.
Уже второй раз за день после завтрака на пороге кухни вдруг материализовались голодные сыщики – Елена, Николас и доктор Альберт.
«Видимо, работа у них очень тяжелая и требует постоянной подпитки мозга, этак мне не прокормить их за три дня…», – подумал Эндрю и услужливо засуетился, собирая им что-нибудь вкусненькое перекусить.
– Не беспокойтесь так, Эндрю, нам бы просто чайку, да кусочек пирога, – попросил доктор Альберт.
– Сейчас все будет в лучшем виде, идите, пожалуйста, в столовую, я принесу Вам покушать к чаю. Еще бы, нужно хорошенько подкрепиться для ясности мозгов, чтобы раскрыть это ужасное преступление, – ответил Эндрю.
Детективы расположились в столовой, уже сверкающей чистотой стараниями вездесущего Эндрю. Через десять минут на свежей белоснежной скатерти ароматно дымился свежезаваренный чай, восхитительно пахла яичница с поджаренной ветчиной, теплые гренки сочились маслом. В приятную нагрузку была подана нарезка соленой буженины, абрикосовый джем и коробка шоколадных конфет – специально для Елены.
Эндрю разложил еду на столе, но не уходил, а стоял, как приклеенный, смущенно переминаясь с ноги на ногу, застряв возле дверей. Ему явно хотелось узнать, как продвигается расследование, и высказать свое скромное мнение по данному вопросу.
– Странное это дело, – нерешительно начал он. – Вы позволите мне высказать кое-какие соображения, пришедшие в мою старую седую голову?
– Конечно, Эндрю. Мы как раз хотели с Вами поговорить, – подбодрил его Николас. – Вы ведь столько лет знаете эту семью. Может, Вы заметили что-нибудь неладное, что-то необычное, что может помочь нам в нашем деле.
– Да-да…вот именно неладное. Массажная подушечка для ног. Такая шелковая, в сиреневый цветочек. Она стояла у дивана, а на ней был плед. А должна была стоять под столом. Вот это неладно, совсем неладно.
Детективы одновременно уставились на Эндрю с одинаково изумленными лицами.
– Подушечка для ног? О чем это Вы толкуете? – спросила Елена.
– Видите ли, лорд Генри в последние годы страдал от болезни ног, они постоянно отекали, было нарушено кровообращение и болели суставы. Врачи рекомендовали ему при отдыхе на диване или работе за столом использовать специальную массажную подушечку для ног. Так вот, лорд Генри сидел за столом, а подушечки не было. Она была совсем в другом месте – у дивана, в правом ее углу, у настольной лампы, где он обычно читал перед сном, укутавшись в плед.
– И чтобы это значило? – озадаченно спросил доктор Альберт, не забывая о сочащихся маслом румяных гренках.
– Наверное, он сначала сидел на диване и массировал ноги рядом с диваном, а потом пересел работать с документами за стол, а подушечку не стал с собой брать. Пока не пойму, что здесь такого неладного, – скептически заметил Николас.
– Нет, господин Николас. Вы плохо знали лорда Генри. Он был невероятный педант и аккуратист. Он всегда неукоснительно следовал требованиям врачей, не пропускал прием лекарств и строго следил за этой подушечкой. Их было две – одна у дивана, а вторая под столом. Но за пару недель до Рождества та, что под столом, сломалась – она сейчас в ремонтной мастерской. И лорд Генри всегда переставлял оставшуюся подушечку в зависимости от того, где он находился. Я наблюдал эти перемещения ежедневно по двадцать раз.
– И чтобы это значило? – глуповато повторил свой вопрос доктор Альберт, налегая на кусочки поджаристой ветчины.
– Тут явно что-то неладное, – как попугай, хлебнувший бренди, заладил Эндрю. – Похоже, что лорда Генри убили не за столом, а где-то в другом месте кабинета, а потом уже мертвое тело усадили за стол, как будто он там и сидел. А вот зачем – не могу сказать.
Умозаключения дворецкого сильно подействовало на детективов. Они долго молчали, многозначительно переглядывались и с трудом переваривали услышанное.
– Не исключено, что так оно и было, – в конце концов произнес Николас. – И это значит…
– И это значит, что завещание – это подделка, ложный след, чтобы направить следствие по неверному пути, – завершила его мысль Елена.
– А еще это значит, что убийца плохо знал привычки лорда Генри и промахнулся с подушечкой. То есть, это человек не из семьи. Вы, я, доктор Альберт и, возможно, Эдвард – все мы вряд ли знали об этой подушечке, в отличие от всех домашних, в том числе и слуг, проживающих в доме. Неожиданный поворот…, – мрачно закончил Николас.
– А еще это значит, что убийца дьявольски умен. Если это кто-то из домашних или слуг, то он мог намеренно не переставить подушечку от дивана к столу, чтобы указать на явный промах далекого от семьи человека и отвести подозрение от себя, – сделала свой вывод Елена и откусила кусочек шоколада.
Позже Эндрю дали почитать завещание, и он был вынужден признать, что это похоже на почерк лорда Генри. Это окончательно запутало следствие, так как все предыдущие рассуждения о загадочной подушечке и поддельном завещании остались всего лишь рассуждениями. На вопрос о записке «ПОМНИ К-…» он долго скреб в лысой макушке, но так ничего толкового и не предложил.
Борясь с надвигающейся усталостью, Елена попросила Эндрю рассказать все подробности вчерашнего вечера с момента после ужина и до обнаружения тела покойного. И вот что они услышали.
«После ужина мы с Марией и Агатой занимались уборкой на кухне и в столовой. Нам было весело, мы управились довольно быстро, и у нас еще было время, чтобы выпить по чашке чая перед последними хлопотами перед сном.
Музыкальный концерт Линды уже закончился, господа разошлись в Чайную и в Клубную комнату, отдыхали, играли в карты и в шахматы, приятно проводили вечер. Довольные, что вечер удался, мы с Марией и Агатой следили за порядком и прислуживали по необходимости гостям, сидели в комнате Марии, пили чай и разгадывали кроссворды.
Часам к одиннадцати я решил выйти на улицу и разгрести снег хотя бы от дверей и окон, чтобы нас не завалило до крыши. Я тепло укутался и выбрался в ночь. Я начал разгребать снег под окном, которое выходит из коридора, ведущего мимо библиотеки и Клубной комнаты, как вдруг заметил, как с черного хода кухни вышел мужчина. Нас разделяло несколько десятков метров, мой фонарь перегорел, видимость была плохая, так что он меня точно не видел. Он вышел и стоял ко мне спиной. К сожалению, я не узнал его. По росту и комплекции это мог быть Роберт или молодой Эдвард – они оба высокие и худощавые. Мне показалось очень странным, что на нем была только рубашка и брюки, никакой верхней одежды. Я подумал, что может он много выпил, заболела голова, захотелось подышать свежим воздухом и перекурить.
Снег был очень густым, и трудно вспомнить его действия. Но одно я точно запомнил, потому что это поразило меня. Он наклонился три раза и сунул руки прямо в сугроб, как будто что-то искал там или наоборот хотел спрятать. Это было так неожиданно, что я растерялся и не стал ему мешать. Все это заняло минут пять, не больше. Потом мужчина развернулся и поспешно вернулся в дом. Я скоро закончил с уборкой снега и тоже поспешил в натопленный дом, так как уже продрог до костей. Каково ему было в рубашке – ума не приложу. Ведь стоял жуткий мороз. Я проверил, что на кухне, в столовой и в музыкальном салоне все в порядке и, никого не встретив на своем пути, отправился в свою комнату. Я проверил время – было уже поздно – начало двенадцатого. Меня уже никто не вызывал по внутренней связи, и я подумал, что все благополучно улеглись в свои теплые постели, и пора и мне на боковую, как вдруг услышал этот страшный крик. Вот и все, что я могу рассказать. Странное это дело. До сих пор не пойму, кто это был в рубашке на морозе и зачем наклонялся и шарил руками в снегу – Роберт или Эдвард»
Внезапно звонкий грохот разбитой посуды прервал его воспоминания. Притихшие слушатели поразительного рассказа, погруженные в новые неожиданные детали злополучного вечера, чуть не подпрыгнули от неожиданности. В дверях кухни они увидели Миранду, няню Оскара, и у ее ног разбитый кувшин с молоком.
– Простите…Я сейчас все уберу, – виновато проговорила она, опустившись на колени и собирая осколки. – Я спустилась на кухню за молоком для Оскара, и Мария попросила отнести Вам молока к чаю. Извините, я такая неловкая.
Белое молоко медленно разливалось по черному дубовому паркету. Белое на черном. Снег и тьма. Пустота и мрак. Елена, как завороженная, смотрела, не отрывая глаз, на белое пятно, которое все расширялось и расширялось, медленно и неотвратимо захватывая в плен старинные дубовые доски паркета, и в этом был какой-то смутный, понятный ей одной, зловещий знак.
Елена чувствовала первые признаки необъяснимой тревоги. У нее был достаточный опыт распутывания самых разнообразных преступлений, убийств из ревности, за наследство, из мести, но это дело казалось ей совершенно особенным. Оно было настолько запутанным, что ей уже казалось, что все действие было отрепетировано, как по нотам, подозрительно много необъяснимых фактов и мнимых нестыковок, но ни одной ниточки, прямо ведущей к разгадке. Убийца не просто заметал следы, он их явно и намеренно запутывал. Он действовал не в порыве ярости и гнева, а продуманно и хладнокровно, как будто наслаждаясь своей ролью неуловимого злодея.
Это было всего лишь предчувствие, но Елена уже была уверена, что простой логический анализ нагромождения собранных фактов не приведет к успеху. Разгадка была гораздо глубже, чем можно было найти знаменитым дедуктивным методом самого известного сыщика Шерлока Холмса. Необходимо обнаружить следы невероятно тонкой психологической подоплеки мотива убийства – вот что нужно было искать. В семье все были богаты, и даже слуги вполне обеспечены. Нет, дело не в деньгах, все гораздо сложнее…
Размышления Елены прервал деловитый тон дворецкого Эндрю.
– Миранда, ты явно не в форме, оставь все это, я сам все уберу, и пойду уже на кухню, нужно проверить, как там справляется Мария.
– Миранда, Вы выглядите бледной и усталой. Присядьте, выпейте с нами чаю, поговорим немного о том, что случилось вчера, мы сейчас как раз собираем любую информацию, чтобы помочь полиции, когда они до нас доберутся, разобраться в этом деле, – предложил доктор Альберт.
Миранда неспешно присела на краешек стула, смиренно сложила руки на коленях. Прямая, как палка, напряженная, как струна. На лице – ни тени эмоций.
Елена в очередной раз поймала себя на мысли, что всегда ощущала некоторый дискомфорт в присутствии этой женщины. Становилось немного холодно и неуютно, хотелось поежиться и завернуться в теплый плед.
Несомненно, она была со странностями. Это была высокая худая женщина, с горделивой осанкой, высоко поднятой головой, плотно сжатыми губами, редко знающими тень улыбки, неизгладимыми морщинками поперек сурового лба и непостижимым потусторонним взглядом холодных серых глаз. Ее взгляд был таким тяжелым и странным, что мало кто выдерживал его на себе больше нескольких секунд.
Казалось, что она смотрела на тебя, как на пустое, бесконечное пространство, как будто смотрела сквозь тебя. Кроме того, этот взгляд был абсолютно рассеянным, расфокусированным в разные стороны, что приводило в замешательство всех без исключения, так как невозможно было прочесть его выражение, направление и настроение.
Никто ничего не знал о ее семье, друзьях и прошлом. Было лишь известно, что она никогда не была замужем и у нее нет детей. Всю жизнь работала, сначала медсестрой, потом няней и имела совершенно безупречную репутацию в своей профессии. В дом лорда Генри Эшли она поступила на службу в результате затянувшихся попыток поисков няни для Оскара после того, как его мать отвезли в психиатрическую лечебницу. Никто не соглашался ни за какие деньги работать в такой психологически непростой ситуации. Миранда согласилась, и никто в семье ни разу не пожалел об этом.
Ее необъяснимой странности и нелюдимой суровости побаивался даже лорд Генри. Но, поскольку она блестяще справлялась со своими обязанностями и была ласковой и нежной и в меру строгой с Оскаром, ей прощалось многое. Она часто разговаривала сама с собой, бормотала себе под нос всякие небылицы о каре небесной и Судном дне, частенько одним взглядом она загоняла в тихий ужас слуг и домашних. Но при этом маленький Оскар горячо любил Миранду, был сердечно привязан к этой замкнутой женщине, потому что она понимала его и могла успокоить одним прикосновением руки и тихой редкой улыбкой.
Разговор не клеился, на все вопросы Миранда отвечала довольно сухо и односложно. Очевидно, у нее не было ничего такого нового, что можно было добавить к рассказам Эдварда и Роберта о том, как они провели вечер в комнате Оскара. Миранда безоговорочно подтвердила все факты, которые они рассказали ранее. Все совпадало и по действиям, и по времени, так как Миранда тщательно следила за часами, чтобы Оскар вовремя лег спать. Завещание не вызвало у нее никаких дополнительных эмоций. Но когда Елена показала записку, написанную кровью, Миранда заметно побледнела, и в ее светлых стальных глазах пронеслась темная тень страшного торжества.
– Я всегда знала, что Судный день придет, – тихо проговорила она.
– Поясните, что Вы имеете ввиду, – спросил Николас.
– За все в этом мире надо платить. Каждый поступок имеет свою цену. У лорда Генри темное прошлое. Пришло время расплаты. Простите, я больше ничем не могу помочь. Все в руках Господа.
Детективы обреченно переглянулись, вздохнули и поняли, что больше ничего не смогут добиться от этой пугающей их женщины. Миранда подтвердила картину происходящего в комнате Оскара, но ничего нового для их следствия сообщить не смогла.
Миранда ушла, но еще долго они не могли собраться с мыслями и продолжить разговор. Ее ужасное пророчество о Судном дне и расплате оставило тяжелый осадок на сердце каждого.
Быстрее всего из мрачной задумчивости, как обычно, вышел доктор Альберт. То ли у него был выработан иммунитет из-за многолетнего опыта выслушивания различных психологических проблем пациентов, то ли румяные гренки не давали ему потерять оптимистический настрой, но он решительно потер руки и предложил не отчаиваться, и раз уж они здесь, довести начатое до конца, а именно опросить, не откладывая в долгий ящик, оставшихся слуг.
– Остались Мария и Агата. Проведем последние опросы и потом начнем анализировать всю полученную информацию. Факты, факты, факты, анализ, анализ, анализ – потом логические выводы, и картинка должна сложиться, как пазл, – бодро сказал он своим погрустневшим коллегам.
Елена рассеянно кивнула головой в знак согласия, но мысли ее были далеко. Раньше она почти не пересекалась с Мирандой, редко разговаривала с ней, и никогда так близко не общалась, как сегодня. Зацепил и остался в памяти ее взгляд, такие странные, смотрящие как будто в разные стороны и одновременно сквозь тебя глаза. Где-то раньше в своей жизни она уже видела похожие глаза. Увидев однажды, их не забудешь уже никогда. Но где, когда и при каких обстоятельствах эти глаза коснулись ее своим потусторонним ледяным сиянием – этого она не могла сейчас вспомнить.
Елена никак не могла сосредоточиться. Мешал доктор Альберт с своими бодрыми и слишком оптимистическими теориями, мешал Николас с его невероятно сексуальной, сводящей ее с ума энергетикой, мешал ароматный запах вкуснейшей яичницы с ветчиной и картинка белого пятна на черном паркете. Ей как можно скорее нужно побыть одной, закрыть глаза, спокойно и без суеты взглянуть на происходящее и разложить все по полочкам. Но доктор Альберт все-таки прав. Чем быстрее они справятся с сбором информации о вчерашнем вечере, тем больше времени у них будет для сопоставления фактов, обнаружения улик и, возможно, прольется хоть капля света на это загадочное убийство. У Елены уже заранее заломило виски от мысли, что придется выслушивать громко и энергично тараторящую Марию, но деваться было некуда.
Мария вломилась в столовую, как разъяренный бронепоезд. От ее шумного появления даже посуда жалобно зазвенела в буфете.
– А я вот жду и жду, когда господа соизволят со мной поговорить. Даже с этой ведьмой уже поговорили, а до Марии им все нет дела. Вы думаете, я бедная, бестолковая кухарка, и какой от меня толк? Так вот, вы все ошибаетесь. А между прочим, я больше всех знаю обо всем, что творится в этом доме. Я давно подозревала, что произойдет что-то ужасное. Немудрено, что произошло убийство в доме, где уже давно никому нет покоя, где все вверх дном и каждый живет своей жизнью, не считаясь ни с правилами, ни с приличиями, – Мария выпустила пар и остановилась отдышаться.
– Мария, пожалуйста, успокойтесь. Расскажите нам поподробнее, как прошел вчерашний вечер после ужина, а потом мы еще с большим интересом послушаем, что такого неладного происходило в замке в последнее время, – попытался угомонить ее доктор Альберт.
– После ужина мы с Эндрю и Агатой убирались на кухне и в столовой, следили за порядком, прислуживали господам. Часов с десяти вечера я и Эндрю сидели в моей комнате, пили чай и разгадывали кроссворды. Пару раз я выходила посмотреть, не нужно ли чего. Я поручила Агате убраться в музыкальном салоне и проследила, чтобы она не отлынивала от работы, а то она совсем обленилась в последнее время, ветер у нее в голове – вот что я вам скажу… – Ближе к одиннадцати Эндрю пошел на улицу разгребать снег, а меня позвала леди Линда, попросила убрать посуду из-под ее вечернего молока, потом я встретила в коридоре Эдварда, откуда он шел, я не знаю. Он попросил ему помочь с ванной. Я как раз разводила пену в ванне в его комнате, когда леди Ребекка истошно завопила. У меня до сих пор мурашки по коже. Господи, как же она выла – как раненое животное, вот как это было…
– Вам знаком почерк лорда Генри? – спросила Елена.
– Конечно, он часто оставлял мне записки с поручениями. Я их храню у себя в коробочке и выбрасываю раз в месяц, проверяю – не забыла ли я чего…
– Посмотрите внимательно на этот документ. Вы можете с уверенностью сказать, что это его почерк?
Мария долго и дотошно изучала документ, вертела его вверх и вниз, вдоль и поперек. От усердия она высунула язык и была похожа на школьницу, которая никак не может справиться с домашним заданием.
– Я узнаю почерк лорда Генри, но могу поклясться на Библии, что это писал не он, – вдруг решительно заявила она.
– Объясните, что это значит?
– Я служу в этом доме всю жизнь, и за все время он ни разу не назвал меня Марией. Он единственный, кто называл меня моим настоящим именем – по паспорту я Мари, а не Мария. Я могу принести записки за последний месяц, и вы сами убедитесь. Он всегда обращался ко мне только Мари. Я не могу себе представить причину, по которой он мог указать меня в завещании как «моя кухарка Мария». Это невозможно.
– А что Вы можете сказать про это? – спросила Елена и протянула записку.
Мария с опаской взяла записку в руки и надолго застыла, с ужасом рассматривая ее.
– Я могу ошибаться, это всего лишь предположение, но возможно это «Кэролайн». Неродившийся ребенок Линды. Никто в этом доме, кроме Линды и меня, не знал имени. Даже Джеймс не знал. Заранее не говорят. Примета плохая. Линда попросила меня связать кофточку для девочки, с вышивкой «Кэролайн». Я пыталась ее отговорить, что заранее никак нельзя, но она не послушалась, уж так ей хотелось подержать детское приданое в руках. Я связала и отдала ей эту злополучную кофточку, а на следующий день случилось несчастье и малышка погибла.
– Так значит, никто, кроме Вас и Линды не знает об этом имени? Вы в этом уверены? – уточнила Елена.
– Конечно, уверена. Я никому до вас не говорила. А Линда замкнулась в себе и вряд ли была в состоянии говорить об этом. Бедняжка, она очень переживала потерю ребенка. Похоже, с тех пор она уже не может иметь детей. Грустная история…
– Простите, что побеспокоил, – раздался голос дворецкого Эндрю. – Доктор Альберт, не могли бы Вы подняться в комнату леди Ребекки. Пришла горничная Агата. Она говорит, что ей показалось, что госпожа приходит в себя.
– Да, конечно, уже иду, – отозвался доктор Альберт и спешно покинул столовую.
– Мария, вспомните пожалуйста. Вы вчера убирали из комнаты Линды и Джеймса посуду из-под вечернего молока. Была ли на блюдце пенка? – неожиданно спросила Елена.
– Пенка от молока? – удивилась Мария. – Как странно, что Вы это спросили. А ведь, действительно, пенки не было. Я это точно помню. Ведь это входит в мои обязанности – сразу помыть посуду после ежевечерней чашки молока леди Линды. И каждый день пенка была – госпожа ее терпеть не могла, но всегда требовала, чтобы молоко подавали только что вскипяченным, и от пенки некуда было деться. Она обычно всегда аккуратно снимала пенку ложечкой на блюдце. А вчера пенки не было. Странно, что Вы спросили…И вообще… В деле точно замешана женщина. Не знаю кто и не знаю почему, но чувствую это прямо вот здесь. – И она решительно ткнула себя внушительным кулаком в свою необъятную грудь.
– С чего Вы это взяли? – спросил Николас.
– Я видела пепел от сожженных бумаг сегодня утром в печке. А ведь вчера вечером мы с Эндрю выгребли все. Кто-то ночью сжег письма, наверняка, любовная переписка. И на кухне был слабый запах духов. Дорогих духов. Такие могут быть только у богатых женщин. У леди Ребекки, леди Линды и… Вы уж простите… и у Вас, дорогая Елена. Что эта женщина делала ночью на кухне и что это были за документы, которые срочно нужно было сжигать в ночь после убийства? Кроме того, утром я относила завтрак Оcкару и Миранде. Так вот, эта сушеная вобла плакала. Можете себе представить, за все годы ее службы в замке я не видела никаких эмоций на ее ледяном, как маска мумии, лице. А тут –глаза, красные от слез. Ничего не знаю точно, но вдруг она была влюблена в лорда Генри? А еще – эта бесстыжая Агата. Совсем уже обнаглела. Я видела собственными глазами, как она подсунула записочку Роберту вчера после обеда. И поверьте мне, вряд ли там было невинное поздравление с Рождеством. Роберт – интересный, видный мужчина, живет одинокой холостяцкой жизнью. Не удивлюсь, если у них роман. Господи, во что превратился это бедный дом. Неудивительно, что Господь покарал его за вседозволенность и разврат, которые давно поселились в этих стенах.
– Мария, кажется Вы недолюбливаете всю женскую половину замка. А у Вас есть муж или друг? – вдруг спросила Елена после продолжительной паузы, которая была ей необходима, чтобы подробно запомнить всю уникальную информацию, которой щедро поделилась кухарка.
– Был муж, но много лет назад он умер от туберкулёза. Наш единственный сын давно вырос и живет в Индии, служит на военном поприще. С тех пор как умер мой Гарри, я больше ни разу не посмотрела в сторону мужчин. По наблюдаемому мною опыту знаю, что от них одни неприятности. Я лучше отдам оставшуюся часть жизни за добрый кусок шоколадного торта (если честно, я страсть как люблю сладкое), чем нервничать, страдать и переживать из-за мужчин, их эгоизма и измен. В общем, ищите любовную историю – и найдете убийцу. Вспомните потом мои слова и спасибо мне скажете.
На этой пафосной ноте Мария доложила, что ей больше нечего добавить, что у нее много дел на кухне и что она может прислать Агату, чтобы та убрала со стола.
Кроме леди Ребекки, которая была еще без сознания, и Оскара, который был всего лишь ребенком, только Агата могла пролить еще немного света на эту запутанную историю.
В столовую робко вошла горничная Агата, и ее вид был действительно плачевным в прямом и переносном смысле. Худенькое личико…Вздрагивающие, как у воробышка, плечики… Сразу стало понятно, что толку от нее не добиться. Елена сердечно попыталась успокоить бедную девушку и предложила ей горячего чаю, но Агата так тряслась, что не могла даже держать кружку в дрожащих прозрачных пальчиках. Ее испуганные и огромные, как блюдца, глаза глядели на Елену и Николаса с выражением неописуемого ужаса.
Да, вчера после ужина она убиралась на кухне, потом она убиралась в музыкальном салоне. Да, она видела поздно вечером Николаса, когда он шел из кухни с подносом чая, и больше никого не видела. Нет, никаких писем Роберту она не писала. Ну что Вы, как можно, ведь он господин, а она бедная служанка и очень дорожит своей службой. Да, Агата помогала раскладывать рождественские открытки и салфетки на праздничном столе, возможно, Марии что-то показалось, или она что-то перепутала. Почерк лорда Генри ей не знаком. Насчет записки ей ничего неизвестно. И так по кругу, одно и то же… Больше ничего внятного они так и не услышали и, утомившись от ее бесконечных рыданий, которых было гораздо больше, чем слов, ее отпустили, вздохнув с облегчением.
Елена и Николас остались одни в столовой. Мерно тикали напольные часы, тихонько потрескивал огонь в камине, снежная буря по-прежнему уныло завывала за окном, бросая охапки ледяных игл в стонущие стекла высоких стрельчатых окон.
Елена подняла глаза и взглянула на Николаса. Конечно, он уже давно смотрел на нее, не отрываясь, подмечая с щемящей нежностью в сердце каждую усталую морщинку на ее слегка побледневшем после бессонной ночи и тяжелого дня лице.
– Что Вы думаете об этом деле, дорогая Елена? – спросил Николас
– Я думаю, что это дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Слишком рано делать поспешные выводы. У многих членов семьи был мотив для убийства. Борьба за наследство, застарелые раны, месть за причиненную боль. Простите, Николас, я бы хотела побыть одна наедине с своими мыслями и рабочим блокнотиком, куда я занесу для дальнейшего анализа всю полученную информацию. Вы не проводите меня до моей комнаты? И, кстати, по пути я бы хотела взглянуть на вашу незаконченную шахматную партию и коробочку сигар, которую курил доктор Альберт.
Они вместе вошли в Клубную комнату, которая как раз была недалеко от столовой. За исключением того, что вся посуда была убрана и вокруг наведен идеальный порядок, все здесь осталось по-прежнему со вчерашнего вечера. Шахматные фигурки одиноко поблескивали на старинной доске ровно в том порядке, как их оставили игроки. Атака доктора Альберта была в самом разгаре.
Елена внимательно посмотрела на позиции фигурок, потом провела рукой по коробочке с сигарами. Восхищаясь вслух изящностью этой вещицы, она непринужденно приоткрыла резную крышечку, заглянула внутрь, посмотрела на содержимое, вдохнула аромат гавайского солнца и закрыла. Только ей одной было слышно, как заскрипели дверцы от маленьких ящичков в ее голове.
Чуть позже Николас галантно проводил Елену до ее комнаты на втором этаже, и они договорились встретиться уже за обедом, когда услышат гонг дворецкого Эндрю. Время было час дня, и у обоих оставалось достаточно времени до трех часов дня для того, чтобы проанализировать полученные факты, улики, информацию и предложить свои версии убийства.