В колыбели - младенец,
Покойник в гробу.
Вот и всё, что известно
Про нашу судьбу.
Омар Хайям
В колыбели - младенец,
Покойник в гробу.
Вот и все, что известно
Про нашу судьбу.
Омар Хайям
– Покормил бы меня, что ли, Витька. Сколько можно голодом морить, отделаться быстрее мечтаешь?
– Ты Ленка, дура набитая, и сама об этом знаешь. Не я – ты себя сама закапываешь до срока, потому как абсолютно бесполезное существо. Тебя ведь даже женщиной назвать язык не поворачивается. Нет у нас ничего съедобного, и денег тоже нет. Вот Колька придёт, он нынче при деньгах, но в запое, накормит. Жена его опять из дому выгнала, на развод подаёт. Глупая баба, разве такими мужиками разбрасываются! Он уже про тебя спрашивал. Жалеет. Будет тебе и выпивка, и закуска. Я ведь тоже дня три ничего не жрал. Еще не опух, но уже еле двигаюсь. Попить принесу, а больше ничего у нас с тобой не осталось, даже окурков нет. У меня сустав в бедре совсем рассыпался, покоя не даёт, на промысел не пускает. На остановке, небось, бутылок и банок тьма. Одна надежда – на Кольку. Поспи пока, береги силы. Он придет, обязательно придёт.
– А если нет?
– Ну и хрен с ним. Значит, время нам с тобой пришло с праотцами встретиться. На кой чёрт нам с тобой такая жизнь, всё одно помирать пора. Зажились мы с тобой, Ленок. Нас, поди, в аду давно дожидаются.
– Чего это ты меня в преисподнюю отсылаешь, никого не убила, воровкой не была, дочку родила. Непутёвая я – это да, судьбой обиженная, тоже верно, но в ад-то за что?
– Давно ли ты дочку последний раз видела, мамашка, мать твою растуды! Конечно она не круглая сирота, но бабке твоей, что девочку до сих пор не бросила, девятый десяток. Сама еле ходит, ещё и дочурку твою на пенсию копеечную тащит. А помрёт, тогда как! Как пить дать, дочке твоей суждено сиротой жить. Вот где судьба горемычная. Ты хоть догоняешь, что она с ранних лет по приютам скитаться будет? Я-то знаю, что это за жизнь. Сам оттуда. Кто отец, кто мать – знать не знаю. А ты своими руками жизнь загубила, по личной инициативе. Мне бы такое детство как у тебя. Нас с малых лет в детском доме воровать учили, прививали любовь к романтике зоны, ни одного шанса на нормальную судьбу не оставили. А ты выучиться могла, детей воспитывать. Сама на себе крест поставила. Нечего плакаться.
– Я, пожалуй, ничего хорошего больше не увижу. И вспомнить нечего. Словно одним днём вся жизнь пролетела. Дай бог лето пережить. И помочь некому. Если подумать – мы ведь с тобой за всю жизнь никому добра не сделали. Уж я-то, точно. А горюшка много принесла. Что поделаешь, судьба такая.
– На судьбу даром не жалуйся… думаю ей с тобой тоже не сладко. Сколько лет-то тебе, Ленка, запамятовал?
– Дай, подумать... Дочка нынче в школу пойдёт. Значит ей лет семь. Родила я её в шестнадцать. Забеременела, когда восьмой класс заканчивала. Думаю, если считать совсем не разучилась, двадцать три. Надо же! А уже нажилась.
– А с виду тебе все пятьдесят. Я на пятнадцать лет тебя старше, меня инвалидом тюрьма сделала, но я не гнию как ты. Даже ходить еще могу. Правда, только по комнате. А ты даже присесть не можешь.
– Чем издеваться, лучше бы отравы какой достал, да накормил втихаря, чтобы не мучилась. Насыпал бы в бормотуху и всех делов. Устала я от жизни, смертельно утомилась. Так бы закрыть глаза, заснуть, и не проснуться.
– Я от тебя больше устал, терплю, однако. Раз дышишь да о судьбе размышляешь, муки совести испытываешь, значит нужна ещё… творцу, или кому иному. Не отпускает он тебя почему-то. Может, наказывает, а может хочет, чтобы ошибки исправила. Вот и меня тоже приговорил. Говорят, бог никогда не даёт человеку испытания, которое ему не по силам. А зиму мы точно не переживём. Свет и газ отключили. Вода только капает. Осенью так и так от холода загнёмся.
– Скорей бы.
– Не торопись на тот свет, всему своё время. Колька придёт, принесёт самогоночки, крупы. Каши наварим, упьёмся. Хорошо! Повеселимся напоследок.
Отец у Леночки был военный, мамка – учительница, как и бабушка, мамкина мама. Жили они в воинском гарнизоне, в двухкомнатной квартире почти новой пятиэтажки. Не бедствовали. Богатства не имели, но и нужды не знали.
Училась она поначалу так себе. Двоек не приносила, в неприятные истории не попадала, но не старалась. Нормальная, каких среди школьниц большинство, обычная середнячка-бездельница, у которой на уме погулять да наиграться.
В гарнизоне детвора дружно жила, поскольку серьёзного расслоения в уровне доходов у родителей не было, а отцы были сослуживцами.
Ребятня звала Леночку романтично – Кораблик, акцентируя принадлежность к созвучной фамилии. Дружить она умела, однако предпочитала кампанию мальчишек, и одевалась соответственно.
Девочке это прозвище нравилось. Довольно часто на вопрос о её имени, Лена так и представлялась, Корабликом. С детства была хохотушкой, подвижной, любознательной, считалась среди ребят знатоком подвижных игр и местных детских сплетен.
Папка Леночки, Ефим Степанович Кораблёв, служил капитаном. Командовал ротой. Дома его никогда не было: то дежурство, то тревога, а то и длительная командировка. Мамка тоже редко имела возможность заниматься дочкой, вечно пропадала на работе. В школе рабочий день ненормированный, тетрадки ещё и дома приходилось проверять.
Воспитывала Леночку бабушка, которая здоровьем была слаба в силу преклонного возраста, особенного влияния на внучку не имела. Кормила вовремя, следила, чтобы переодевалась, да и только.
Когда Леночке ещё не было тринадцати, случилось непоправимое: родители насмерть разбились в автокатастрофе.
Пенсию ей назначили копеечную. Достаток в семье моментально скукожился до хлеба с кашей. Лишь изредка появлялось молоко. Хорошо, что на территории части была солдатская столовая. Девочку там знали как дочку офицера, иногда подкармливали.
Уроки в школе Лена начала систематически прогуливать, научилась курить, даже выпивала иногда со старшими мальчиками. Много времени проводила в гарнизонном магазине, с грузчиками, которые, как бы из жалости к сироте, угощали сигаретами и пивом, позже вином, иногда водкой.
В пятнадцать лет Кораблик могла запросто, не морщась, махнуть без закуски половину стакана самогона и занюхать огненную дрянь сигаретой без фильтра. Иногда оставалась ночевать у холостых алкашей, где квартиры были похожи на полигоны по утилизации бытовых отходов. Брезгливость ей была, как ни странно, не знакома.
К тому времени закона о тунеядстве уже не было. Любители свободных загулов плодились в геометрической прогрессии, приспособившись жить целыми сообществами, промышляя сбором стеклотары и металла, мелкими подработками и воровством.
Аттестат о среднем образовании из жалости ей выправили, отдали на хранение бабушке. Леночка к тому времени прочно подсела на стакан. Красивая, юная… и всегда пьяная.
За красоту и молодость ей и наливали.
Внешность её, если не брать во внимание состояние одежды и кричащую неопрятность, была по истине женственной. Милое, усыпанное россыпью конопушек личико, украшенное пухлыми яркими губами. Гармонично скроенная стройная фигура. Высокая, совсем не детская, грудь, широкие бёдра, чистая кожа.
В противовес достоинствам от неё всегда исходил отвратительный запах перегара. Резкая грубая речь, стремление доминировать в любой ситуации, даже в мужских потасовках, отталкивали не только ровесников, но и военных, которые служили с её отцом. А когда пошёл слух, что девочка стала безотказно оказывать сексуальные услуги... такая информация в гарнизонах распространяется быстро, вовсе превратилась в изгоя. Тогда уже начали происходить однозначного характера изменения в фигуре девочки, свидетельствующие о развитии беременности.
Из очаровательного Кораблика, она моментально превратилась в презираемую людьми Кору. К бабушке она приходила теперь только в тот день, когда той приносили пенсию и детское пособие, чтобы потребовать свою долю.
Когда пришло время рожать, а была тогда золотая осень, разукрашенная золотистым и багряным, очень сухая и тёплая, скорая помощь отказалась везти девочку в родильный дом из-за невыносимого запаха мочи, алкоголя и пота, от которого резало в глазах.
Потенциальные отцы, кто из них именно имел с ребёнком родство – никто не знал, напившиеся на радостях до состояния невменяемости, раздевали и мыли Кору полным составом, пока она орала от боли. Кое-кто из сердобольных соседей принёс чистую одежду. О сборах денег и вещей для малолетней роженицы было осведомлено к тому времени всё население городка. Отправка Лены в родильный дом превратилась в реальное шоу.
Нашлись активисты, собравшие достаточно денег на приданное для будущего ребёнка. Родила она в этот же день. На свет появилась замечательная, как ни странно здоровая девочка, вполне нормального веса. Видно замечательного генетического материала на роженицу природа не пожалела, отсыпала от своих щедрот полной горстью.
Оставлять ребёнка в родильном доме Лена не захотела. Видимо зачатки материнского инстинкта проснулись и у неё. К сожалению ненадолго. Дочку, назвала её мама Анжеликой, привезли в квартиру к бабушке. Жёны офицеров на собранные средства купили все необходимое для младенца.
Бабушка смотрела на правнучку с надеждой, что девочка сможет вытащить Лену из борделя, где ту с нетерпением поджидали собутыльники. Но, как говорится, «черного кобеля не отмоешь добела», материнский инстинкт испарился через две недели.
Бабушка была в шоке. В её возрасте, остаться один на один с грудным ребёнком, немыслимо. Мечтала, что внучка одумается, вспомнив о новорождённой. Куда там. У друзей было веселее и привычнее. Ребёнок не входил в её свободолюбивые планы.
Как раз к ним на хату завалился с немалыми деньгами Колька Чашкин и сорил денежными купюрами. В тот раз он приехал в гарнизон на очередную побывку, получив боевое довольствие за участие в чеченской войне.
Вино и водка лились рекой. А тут ещё появился новый член сообщества, Юрка Михеев, бывший футболист, ушедший из спорта из-за травмы, а теперь погрузившийся на самое дно.
У Юрки тоже пока не закончились рублики, получаемые прежде за доблестные спортивные победы.
Ленка произвела на него поистине магическое впечатление.
После родов, отдохнув от воздействия алкоголя. или по иной причине, Леночка расцвела. Кожа, и до того нежная и гладкая, приобрела мраморность. Фигура, несмотря на отвисающий пока живот, превратилась в подобие гитары. В чистой одежде она смотрелась очень привлекательно.
Сексуальная доступность девушки виделась Юрке прообразом неземной любви, особенно привлекательной под действием паров нескончаемого потока водки. Лена стала его первой любовью, поглотившей парня с головой.
Юрка не отходил от своей пассии ни на шаг, предложил руку и сердце. Через несколько дней привёл к родителям, где Лена и поселилась. Свадьбы не было, зато медовый месяц с возлияниями (родители Мишки тоже основательно сидели на стакане), продлились больше трёх месяцев.
Всё это время о дочке никто не вспоминал, а бабушка ждала и надеялась. Напрасно. Внучка весело и со вкусом проводила время, теперь в семье сожителя.
Новый год молодые встречали в кругу друзей-собутыльников, которые соскучились по ласкам девушки. Девчонка как всегда была безотказна, щедро раздавая любовь направо и налево. Всю ночь Мишка стаскивал с неё, то одного, то другого собутыльника много раз, запивая горе литрами водки.
Сначала уговаривал Леночку уйти, пытался утащить на плече. Она вырывалась, сделала ему больно, укусив за ухо. Юрка машинально ответил ударом. Попал кулаком в нос. Подруга, не привыкшая спускать обиду, вцепилась ему в лицо, врезала коленом между ног. Парень осатанел от боли, схватил большой кухонный нож и воткнул в любимую... раз пять.
Разгневанный муж отправился в тюрьму, а невеста на больничную койку. Зашили её на скорую руку, небрежно. Один из ударов пришелся в какую-то важную вену на бедре, повредив попутно нервы и связки, практически обездвижив правую ногу.
Позже Леночку ещё несколько раз полосовали ножом, разбивали в пьяной потасовке бутылкой голову и переносицу, ломали руки и пальцы... не просто так, реализуя любовный порыв и избыток эмоций. Гулять, так гулять.
Она, не обижалась. Мужчины... что с них возьмёшь. Они и должны быть агрессивными. Лена тоже в долгу не оставалась, по возможности расплачиваясь той же монетой. Одному из любовников даже умудрилась откусить кончик носа.
Ничего не поделаешь, такая жизнь ей явно по вкусу. О предпочтениях не спорят.
Как-то, в полубессознательном состоянии, она попала под легковой автомобиль. В другой раз заснула в кустах, когда мальчишки подожгли сухую траву, есть в наших краях такое развлечение. У девчонки обгорела вся левая сторона тела, покрылась пузырями и струпьями. К этому добавились несколько подряд, случаев совсем не детских болезней, случающихся от страстной любви, лечить которые было не на что и некогда.
Не леченные, эти любовные болячки предъявляли организму серьёзные претензии, ослабляя и обескровливая тщедушное искалеченное тело, которое стремительно приобретало синюшный оттенок и классический вид основательно загулявшей леди.
Теперь уже к ней никто не сватается, хотя девушке чуть больше двадцати лет. Практически ребёнок и уже полная развалина. Лежит без движения и ждёт избавителя, который бросит спасательный круг, дав немного еды и много-много выпивки, чтобы забыться, наконец, от невыносимой тяжести бытия.
Каждому человеку жизнь предоставляет возможности и шансы... не все хотят ими воспользоваться. Кому-то проще плыть по течению, словно дохлая рыба, оглушённая динамитом, чем попытаться бороться за свою долю, которую мы назначаем себе сами.
А ведь на сломанную судьбу гипс не наложишь. И переписать её невозможно как неудачный черновик.