У меня никогда не было собаки. Такой, чтоб была прямо моя-моя. Чтоб жила со мной, слушалась меня, защищала меня, была бы мне другом. Но эти мысли о ней всегда плавали, да что там – до сих пор иногда плавают в моей голове и пугают моих родных. И останавливало всегда меня только то, что с собакой надо гулять каждый день, да еще и не по одному разу. А учитывая, что собачки мне нравятся большие, то сюда добавляется еще одна проблема – кому оставить это чудище, если мне придется уехать. В общем, так и остаются эти мысли о собаке мечтами. Но мечтать надо правильно и осторожно… особенно, если не хочешь, вернувшись однажды домой, обнаружить у собственной двери большой лохматый сюрприз…
Да-да, именно так и случилось однажды. Возвращаюсь как-то из института, а у двери нашей комнаты в общежитии стоит большая прямоугольная птичья клетка. А в ней сидит что-то черное, лохматое, неопознаваемое. Сидит, ворочается… и скулит. И записочка: «Наташа, пожалуйста, подержи у себя собаку два дня. Через два дня заберу». Собаку? Так это что там собака?!...
Наташа – моя подруга, с которой мы делили одну комнату. Но она уехала на две недели куда-то. А собака в птичьей клетке – вот она. Я открыла дверь и втащила тяжеленную клетку внутрь. Существо внутри возилось, пыхтело и радостно скулило. Господи, как его туда затолкали-то? Одна дверца клетки показалась мне достаточно большой, и я открыла ее. Тут же в отверстие радостно просунулась черная лохматая морда, на которой выделялись только белки таких же черных глаз. А вслед за мордой протиснулись плечи, лапы и вот уже, цепляясь густой лохматой шерстью за проволоку, наружу с трудом выкарабкался большой щенок.
Да это же… Водолаз!!!
Боже мой! Настоящий ньюфаундленд! Щенок тут же бросился обниматься, вилял хвостиком, вертелся, скулил, лаял даже. Я, смеясь, взяла его на руки, и он, слегка описавшись от счастья, облизал мне лицо. Черт! Остаться равнодушной к такой нечеловеческой любви было совершенно невозможно! Черный шар на толстых лапах уже носился по комнате, лаял, хватал собственный хвост и всячески разминался после многочасового сидения в клетке. Я налила ему воды в тарелку, и он радостно ее вылакал и вопросительно поднял глаза, в которых читалось: «А покушать?»
Черт! А чем его кормить-то?...
Я полезла в холодильник – там был рыбный суп, вскрытая банка тушенки, что-то еще… Я согрела суп, и щен выхлебал его за один присест и улегся на коврик посреди комнаты. Месяца ему было три-четыре не больше. Вернее ей. Это же была девочка. Имени в записке не сообщалось, а обращаться к незваной гостье как-то надо. И я дала ей имя Чара.
Итак, моя задача продержаться с Чарой два дня, а потом ее заберут хозяева. Проблема заключалась в том, что, во-первых, я только что устроилась на работу, так как стипендии хронически не хватало. И гулять с собакой мне просто некогда. А во-вторых, где брать продукты-то? На дворе девяностые, в магазинах шаром покати, а щенка надо кормить, как ребенка. Ну, думаю, ладно два дня с Чарой как-нибудь протянем.
Через полчаса выяснилось, что проблемы таки три. Чара наделала здоровенную полужидкую лужу посреди комнаты. Расстройство кишечника. Через полчаса еще одну. И так каждые полчаса. Клетка, кстати, тоже была загажена, в связи с чем Чару пришлось купать, отчего водолаз визжал от счастья, прыгал по ванне и отряхивался, поднимая тучу брызг. Очень быстро я замучилась бегать за ней с тряпкой и подтирать сначала стекающую воду, а следом густые вонючие лужи, которые Чара рисовала исправно по всей комнате. Лекарств у меня никаких не было, даже человеческих, а как лечить собаку я вообще понятия не имела. И спросить было некого.
День подошел к концу, и я, раз десять убрав чарины мины, и полностью выбившись из сил, грохнулась спать. Как только я выключила ночник, сразу же услышала характерный булькающий звук и запах… Нет, я больше не могу… я хочу спать… Чара скулит, видно болит животик, места себе не находит – то там лужу сделает, то здесь. И топчется по всему этому… И плачет, плачет… И вдруг такой отчаянный прыжок на кровать. «Чара! Со своими грязными лапами! А ну брысь отсюда!» Я схватила мохнатый шар, который явно искал к кому бы прижаться – ну ребенок же еще, да еще больной ребенок – и спустила на пол.
Ребенок жалобно скулил и еще несколько раз пытался запрыгнуть на кровать снова. В конце концов, я спустила руку с кровати, и Чара начала ее лизать, потом улеглась так, чтоб моя рука была у нее на спинке, чтоб, так сказать, был контакт. Я гладила ее в темноте. Черную, невидимую.
Утром я проснулась в обнимку с Чарой. Как она забралась ко мне на кровать и под одеялом проползла к лицу, я даже не почувствовала. Спать с ее горячим тельцем было сладко. Но надо было вставать и обозревать масштаб несчастья… Не буду описывать ужасную картину пола после чариной медвежьей болезни. Постельное белье тоже пришлось менять, комнату проветривать, самой – срочно мыться. И бегом с ней на утреннюю прогулку на мороз.
Думала, пусть она на снегу хоть пять раз это все сделает, все меньше будет, когда я с работы прибегу. Но на морозе у Чары все клапаны закрылись. Мы торчали около часа – и ничего. Но как только вернулись в комнату – Чара снова напрудила.
Видно, про мое несчастье узнали, и вечером пришли соседские ребята и принесли мяса и какое-то примитивное лекарство. Утром я уходила на работу, потом прибегала домой, кормила Чару, гуляла с ней полчаса, и убегала в институт – мы в тот год учились во вторую смену. Полностью Чара так и не вылечилась, но ей чуток стало получше, а луж поменьше.
Прошли два дня, потом неделя – никто за собакой не приходил. Прошла еще неделя. Я уже просто выбивалась из сил, денег у меня не было, как и не было времени бегать по магазинам в поисках мяса для нее. Это был какой-то кошмар. Приехала подруга Наташа и, помучившись пару дней вместе со мной, снова, куда-то позорно свалила, даже не предупредив. Меня это просто выбесило. Уже полмесяца как собака живет у меня, в общежитии, где в любой момент мне могут надавать за это по шапке, а хозяева – ее, кстати, знакомые - так и не приходят.
Так прошли еще две недели. Я варила суп из костей и консервов, и мы с Чарой ели его на двоих. И по-прежнему все свои дела она предпочитала делать исключительно в комнате, а не на улице. Один раз я привязала ее на открытой площадке черной лестницы, запорошенной снегом. Раз ты ньюфаундленд, то мороз тебе нипочем, а луж будет меньше, решила я и ушла в институт. Но даже пары я не высидела там – так стало жалко мерзнущего щенка, и я, бочком-бочком, удрала с лекции и прибежала домой. Чара, запорошенная снегом лежала там, где я ее оставила. Я схватила ее на руки, и она, скуля и вся вертясь, уткнулась горячим носом мне в шею. В другой раз, я в отчаянии попыталась запихнуть ее обратно в клетку, чтоб уж если обгадится, то хоть в клетке. Но не тут-то было – щен здорово вырос, и не то что в дверцу не пролезал, но и в саму клетку уже не помещался. А медвежья болезнь не прекращалась. Сказать, что я выбилась из сил – это ничего не сказать.
На работе я пожаловалась коллегам на жизнь, и один человек вроде бы заинтересовался собакой. Типа если породистая, то он может ее пристроить. Но прошел еще почти месяц мучений, пока на горизонте не появилась солидная дама, пожелавшая посмотреть собаку. Дама сразу поставила вопрос ребром, что больную собаку покупать не будет, а возьмет ее только потому, что друг ее попросил, тем более у собаки язык черный. И к тому же, щенок уже большой, и через месяц его вообще уже никто не возьмет. Я же ни о какой продаже и не думала даже, только заберите, ради бога, этого поносца. Жалко, конечно, было мою Чару… но выхода у меня не было. Я не знала, чем ее кормить, а главное, чем лечить.
И вот эта чужая тетка вынула из сумки свой ошейник с поводком и нацепила его на мою Чару. И повела ее куда-то в зимние сумерки. А Чара все скулила, упиралась и оглядывалась назад на меня. Я смотрела, как тают их силуэты в темноте. Первой я потеряла из виду Чару - она и в самом деле была черной, как ночь…
Полночи я проплакала – все мерещилось, что Чара топает по комнате, пыхтит и пытается запрыгнуть на кровать, чтоб пробраться под одеялом и прижаться теплой спинкой ко мне… Но ничего этого не было и больше не будет… Я никогда, никогда ее больше не увижу....
А еще через месяц нарисовался хозяин. Причем я долго не могла понять, кто это вообще такой. На пороге стоял высоченный, черный, как гуталин, негр, лыбился и что-то лопотал про Наташу и собаку. Типа это его собака, он ее купил, чтоб отвезти домой, в Нигерию, что там такие собаки дорого стоят. Меня трясло от злости, глядя на лоснящегося пижонистого мордоворота, который с улыбочками заявился за подброшенной собакой спустя три месяца и еще смел тут качать права. Не знаю, зачем и почему, но глядя в его наглые желтые глаза, я также нагло и вызывающе ему ответила: «Я твою собаку продала. Теперь у нее новые хозяева.» Он раздул ноздри, сплюнул на пол сквозь свои желтые зубы и процедил на своем вероятно что-то оскорбительное в мой адрес. И я захлопнула дверь.
До сих пор не понимаю, зачем я тогда это сказала… Может, потому что, этот омерзительный скользкий тип, засунувший больного маленького щенка в птичью клетку и оставивший ее у порога чужой закрытой двери, ничего другого просто не понял бы. Как не понял бы и того, как сильно я потом страдала, ненавидела и винила себя за то, что рассталась с моей прекрасной, любимой и единственной Чарой...
Черной, как ночь...
Моей и не моей…