Саниалита шагала по длинному коридору на втором этаже поместья, преисполненная решимости поговорить с Фесендрой о событиях вчерашней ночи. Брис вселил в нее железную уверенность в том, что все будет хорошо. Однако она и сама понимала, что чем больше будет откладывать встречу с матерью, тем труднее ей будет подойти к Фесендре.
В конце коридора виднелась дверь, ведущая в личные покои графини. Сани остановилась перед ней, занесла руку, чтобы постучать, и застыла в нерешительности. Сама даже не зная почему, она оттягивала миг встречи. Сделав глубокий вдох, она все же стукнула несколько раз, и приоткрыла дверь.
- При...
Она столкнулась лицом к лицу с Солисом Ровеном и застыла, широко открыв глаза от изумления.
- Добрый день, госпожа Саниалита. Пожалуй, я оставлю вас наедине, - он прошел мимо с улыбкой на лице, скользнув по девушке взглядом, и закрыл за собой дверь, но она успела почувствовать запах духов матери, идущий от его костюма. В ее голову сразу проскользнули самые плохие мысли. И снова эта улыбка, как будто насмешка…
- Привет Сани, как ты себя чувствуешь? – спросила Фесендра, стоящая рядом с двуместной кроватью под балдахином у дальней стены. Постель была немного помята.
- Что он здесь делал? – чересчур резко ответила Саниалита.
- Мы просто разговаривали, - ответила мать, поправляя пояс на домашнем платье.
- О чем, позволь узнать?
- Обсуждали условия сделки. Я ведь уже говорила тебе, что деньги не берутся из воздуха, - Фесендра попыталась принять обычный серьезный вид, но глаза ее говорили о том, что она возбуждена.
- И что же ты обещала ему в обмен на золото? – повысила голос Саниалита.
- Да что с тобой Сани, ты сама не своя, - Фесендра подошла к дочери и взяла ее за руку. На ее лице читалась озабоченность.
Саниалита почувствовала, что накатившая было волна ярости и негодования отступила, сменившись смятением. «Снова это происходит... перед приступом было тоже самое». Она потрясла головой, проясняя мысли. «Какая мне разница, чем они тут занимались?» - спросила себя девушка.
- Извини мама, наверное, это из-за вчерашнего, - она сразу ослабла, начала оседать на пол, вся решимость куда-то испарилась.
- Все будет хорошо, - Фесендра обняла дочь. - Слышишь меня, Сани? Все будет отлично.
Фесендра усадила дочь в кресло, позвала служанку, приказала принести чаю и какой-нибудь еды, и села напротив. Они долго молчали, не зная с чего начать разговор. Все так изменилось в последнее время, еще задолго до событий вчерашней ночи, и обе они понимали это. И даже не тогда, когда семья Больвон начала беднеть. Все переменилось из-за одного человека, Артемиса Больвона, отца Саниалиты. Точнее из-за его смерти.
- Извини меня, Сани, твой приступ – моя вина, - наконец сказала Фесендра с печальным видом.
«Она думает, это случилось из-за того, что я увидела их целующимися» - подумала Саниалита. Она и сама так считала, однако поговорив с Брисом, пришла к выводу, что это был скорее последний толчок, завершающий штрих в картине проблем, нарисованной самой Саниалитой.
Тем временем Фесендра продолжала, а ее взгляд помутился, отправившись в прошлое:
- Когда умер Артемис, я полностью погрузилась в печаль. Я перестала обращать на тебя внимание, стала избегать, отдалась горю, которое разбило мою душу полностью… Поначалу я думала, что так будет лучше для тебя, что вид сокрушенной матери только еще больше ранит твое юное сердце. С другой стороны я понимала что должна быть с тобой, Сани, но когда… когда я смотрела в твои глаза, то чувствовала горе еще большее, горе от того, что ты тоже печальна. Прости меня, доченька, если сможешь. Все оказалось не так просто. Я должна была вернуть счастье в нашу семью раньше…
Саниалита припомнила свою мать после смерти отца. Бывшая когда-то статной, расчетливой и величественной женщиной, она полностью изменилась. Глаза постоянно были красными от слез, щеки впали, руки беспрестанно дрожали.
- Ты не виновата, - ответила она матери как можно спокойней. Фесендра посмотрела на нее. Саниалита так же понимала, что им обоим требовалось время на восстановление. «Надо положить конец нашим разногласиям».
- Теперь я понимаю, что стало камнем преткновения между нами. Точнее кто. Я давно должна была отпустить его, но не могла, это было выше моих сил. Я… я была в плену у самой себя…
Саниалита отвернулась и повисла минутная тишина. Фесендра боялась даже вздохнуть, потому что знала, насколько трудно ее дочери высказаться. В дверях показалась служанка, но графиня прогнала ее убийственным взглядом. Саниалита ничего не заметила, она была слишком сосредоточена. Ее губы стали с трудом выговаривать слова:
- Я… отпускаю… тебя… папа… - она будто говорила с бесплотным духом, каждое слово давалось ей с огромным трудом, и последнее она сказала уже со слезами. Перед глазами пролетали воспоминания, как отец кружит ее на руках, рассказывает сказки на ночь, учит играть на пианино, успокаивает после кошмаров, играет в прятки в саду… Казалось, она сейчас расплачется от этих воспоминаний, как бывало раньше, побежит в свою комнату и запрется, горюя в одиночестве.
Но так бы поступила бы прошлая Саниалита, которая никак не могла смириться с потерей отца, а новая наконец-то взглянула в глаза настоящей жизни и прошла сквозь стену печали. И ни одна слезинка не скатилась по ее щеке. Глаза ее встретились с глазами матери, и Фесендра бросилась к своей дочери. Они стояли так долгое время, а графиня все шепотом повторяла:
- Ох, дочка… девочка моя…
И Саниалита почувствовала огромное облегчение. Жизнь снова казалось легче, и любые вершины перестали быть неприступными. Метель за окном вскоре закончилась, и на небо высыпали сверкающие звезды, а мать с дочерью сидели за ужином, впервые за многие дни ведя непринужденный разговор с улыбками на лице.
Слуги тоже заметили перемену в настроении своих хозяев, и весть быстро распространилась по поместью. На лицах прислуги заиграли улыбки, ведь в последнее время видеть угасающую семью Больвонов сулило нехорошие перспективы. На пороге дома стоял Брис, он улыбался и смотрел на закат солнца, вспоминая жаркие губы Саниалиты и романтичные чувства, которые она вызывала в нем. Вспоминал ее робкую улыбку, изгибы ключицы, блестящие изумрудом глаза, искрящиеся золотом волосы… и наслаждался жизнью. Он знал, что завтра они должны встретиться, он сказал ей прийти в давно заброшенный кабинет в левом крыле поместья ровно в восемь часов. Эту комнату всегда обходили стороной, потому что Артемис Больвон, отец Саниалиты считал ее своим кабинетом и не пускал туда никого. После его смерти, комната осталась почти нетронутой и забытой, и поэтому туда врядли кто-нибудь заглянет.
Где-то по городу шагал странно беззаботный Солис Ровен с эскортом из трех телохранителей, у которого в голове крутились мысли о завтрашнем визите к Фесендре. Он хотел поговорить с ней о будущей свадьбе, которую они запланировали несколько недель назад. Ровен предвкушал это событие, представлял, сколько шуму оно наделает в городе. По правде говоря ему было плевать на то, что о них подумают, ведь он и вправду любил мать Саниалиты.
Один только Миррен пребывал в угнетенном состоянии духа, и когда узнал о перемене в доме, то нахмурил свой лоб еще больше. Он понимал, что худшие беды ждут их еще впереди, и ничего не мог с этим поделать. Этого семья уже не перенесет. Однако шанс еще есть…