Дождалась Матвеевна добрых времен

 

Ранняя весна в том году выдалась холодной. С утра подмораживало, что мешало бригаде цементировать фундамент под дворец спорта. Его уж было заварганили, да ошиблись в ширине на целых пятнадцать сантиметров. Теперь вот пришлось переделывать.
 
Пока ночную корку льда не растопило полуденное солнце, строители нашли приятный способ скоротать время.
 Дело в том, когда размечали площадку под будущий дворец, в эту зону ненароком попал добротный дом бабки Анфисы Матвеевны. Такой «мелочи» в суете больших начинаний архитекторы не учли.

 Вот к Анфисе молодые рабочие и повадились каждое утро заглядывать.
- Доброе утро, Матвеевна, - строго, по-начальственному, «здоровкались» они прямо с порога.

- Для кого-то оно может и доброе, - недовольно отзывалась та, по своему обыкновению уже успев «причаститься» с утра.
- Ты свои пожитки собрала? Мы тебя скоро сносить будем,- предупреждали незваные гости.
- Проходите, милки, вы, наверное, промерзли. А у меня самогончик есть, - глаза бабульки подергивались хитрецой. Словно она надеялась их задобрить. Хотя прекрасно понимала, что от этих работяг судьба дома уж никак не зависит.

Вообще, сколько Анфиса себя помнила, ей то и дело за долгую семидесятилетнюю жизнь приходилось постоянно унижаться, заискивать.

А начиналось все так хорошо! В их трудолюбивом деревенском роду было принято выдавать детей за свою ровню - самых работящих, сноровистых, из зажиточных семей. Но, Анфискин жених, Семен, первый парень на деревне, умудрился всех перещеголять своим радением. Даже в самые большие религиозные праздники, когда работать считалось грехом, он умудрялся найти себе занятие.
Молодой человек первым положил глаз на бойкую красавицу. Та ответила взаимностью.

Через год молодожены отгрохали самый большой дом на селе. А когда власть перешла к советам, Семена, конечно же, одним из первых репрессировали как злостного кулака и врага народа.

 Анфиса, из-за приступов горя, тот год помнила смутно. Вот она бежит за повозкой. Вот собирается в город на свидание к своему.  Вот в ее дом приходит председатель с местным политическим активистом и заявляет, что отныне ее изба – достояние общественности. «Ты, Анфиска, должна принимать постояльцев, которых мы тебе пришлем,» - распорядилось начальство.

Первое время она бунтовала, не разговаривала с навязанными квартирантами. Но, все-таки  молодость взяла свое. Мужа все равно не дождешься, а тут чего теряться, когда под боком томится от недостатка женской ласки комсомольский вожак.

 После трудовой недели партийцы, как правило, собирались за круглым столом, где под крепкий первач обсуждали текущие проблемы. Анфису обязали скрашивать застолье, усаживали с собой. Пили много и жадно – за комсомол, за партию, за Сталина, за страну. Нельзя было что-нибудь упустить.

Через некоторое время Анфиса Матвеевна обнаружила, что с нездоровым нетерпением заправского выпивохи ждет этих посиделок. Когда она представила, во что скоро должна превратиться, в ней взыграла крепкая семейная жилка.
Женщина достала из закромов чудом утаенную шкатулку с золотом и драгоценностями, кое что обменяла на деньги, и к весне перебралась в город. Дом ей уже все равно не принадлежал.

 На новом месте, она без труда сняла квартиру, устроилась на стройку. Вкалывала по две смены, без выходных и отпуска. А через три года, построила себе отличный дом в две комнаты, да не где-нибудь, а в центре города.

Но, и здесь ее доставали земляки: взяли моду останавливаться у Матвеевны переночевать. Посылали своих детей с записками, пожить, пока те не поступят в институт или техникум. Обычно гостеприимство растягивалось на месяцы. Матвеевна опасалась протестовать, все-таки жена врага народа.

Пока, неожиданно, через пятьдесят три года толстая почтальонка Маша, как всегда сильно наследив в прихожей, не принесла ей извещение.

Из этой бумаги Анфиса узнала, что ее муж, Семен Григорьевич Петров реабилитирован посмертно. Письмо задрожало в руках Анфисы и упало на грязный пол.
 
Получалось, что всю жизнь она невольно тряслась от страха.  За малейшее непослушание могли услать вслед за мужем. Даже полюбить или завести детей женщина не решилась.

Мужчины появлялись в ее жизни и уходили, словно транзитники. Да они и были временными постояльцами. И вот теперь, когда, казалось, можно выйти из дому с высоко поднятой головой, пожить на старость лет спокойно. Теперь то уж она ни одному деревенскому дверь не откроет.

Но, не тут то было. Беда пришла, откуда она и не ждала. Дом ее скоро должны снести. Можно ли винить Анфису, что та по старой привычке нашла утешение в рюмочке.
 
Даже на старости лет нет мне покоя? Где справедливость? – не уставала она причитать, опрокинув стаканчик бормотухи. А потом вдруг как-то складывалась пополам и тихо выдыхала, горестно покачиваясь: «Ох, до чего же она длинная, эта Советская власть!».

Но, государство позаботилось о старушке – предоставило комнатушку в общежитии, напротив. А дом раскатали по бревнышку. Прораб соорудил себе из них отличную дачу.
 
Надо заметить, бабкины слова почему-то крепко запали в веселые головы строителей. Кто-нибудь из парней нет - нет, да и проговорит, при случае, хлопнув внушительным кулаком по столу: «Ох, до чего же длинная эта Советская власть!»

В душе хлопцы были уверены, что бабка так и спилась в своей конуре, пока однажды годков через пяток, один из них не повстречал Матвеевну на базарчике в обнимку с пучками морковки, петрушки и других овощей.

Выглядела бабулька даже свежее, чем раньше. По всему было видно, что ей удалось не только справиться со своей алкогольной слабостью, но и влиться в свежую струю.
 
- Ну что, бабушка, дождалась добрых времен?

- Ох, не говори, сынок, - Анфиса Матвеевна без особого труда признала мужика,
- Вот вы меня теперь голыми руками возьмете!
И пожилая «предпринимательница» с большим удовольствием покрутила перед его носом язвительным кукишем.