"Боже, сколько лет я иду,
но не сделал и шаг.
Боже, сколько дней я ищу
то, что вечно со мной..."
Ю. Шевчук
Взгляд четвертый
Бросаю быстрый взгляд на заготовленные подарки – Серафима объявилась! – хорошая всё-таки у меня привычка покупать подарки впрок.
Серафима, она же Фимка, дала мне несколько месяцев, чтобы я смогла отдохнуть от неё, отвыкнуть от её странностей – она интересная, но слишком ищущая и мятущаяся; каждую нашу встречу я надеюсь, что она наконец познает какую-нибудь истину, вскроет тайну жизни, разгадает кроссворды бытия и докажет недоказуемую теорему… И тогда мы сможем просто поболтать по душам о том о сём.
Укладываю подношения красиво – они привезены из разных частей света и должны её заинтересовать, – я, во всяком случае, на это надеюсь. Шёлковый бирюзовый шарф с вышитыми серебряной нитью сакральными кругами, цветами и пирамидами, банка варенья из зелёных грецких орехов, дорогая помада сливового цвета… Должно понравиться.
Я взбиваю соус из лимона с мёдом и горчицей – готовлю её любимый салат из стебля сельдерея со всякими фруктовыми вкусностями; пирог со шпинатом и сыром отправляется в духовку, и это уже скорее для меня – никак не отучусь от пирогов, хоть и не хвалю себя за это… Как положено, охлаждаю одно вино и ставлю на солнечный подоконник другое – нам никогда не хватает одной бутылки. Она без вина не умеет вдохновенно рассказывать о своих изысканиях, а я не умею правильно слушать, ахать и удивляться её открытиям.
Последняя наша встреча меня порадовала – помню, я хорошо держалась и не очень её раздражала своим оптимизмом и смирением. Обычно ей хочется слышать от меня больше уточняющих вопросов и дилетантских возражений – проще говоря, ей нужен спор, азартная дискуссия и, как результат, разоблачение ею моего слишком простого отношения к жизни.
Долгие годы меня немного удивляло её безразличие к моему жизненному опыту – я старше лет на двадцать, она дочь моей любимой соседки из прошлой жизни. Кроме того, мне есть что вспомнить и на что опереться, не всякий может похвастаться, – но, победив со временем собственные амбиции и недоумение, я поставила галочку себе в актив. Пусть развивается девушка, не буду мешать… даже помогу незаметно.
Фимкины интересы менялись год от года, но никогда не были примитивными. Она всегда свято и искренне верила, что именно ей предназначено понять то, что всё остальное человечество не могло постичь тысячелетиями. И это нельзя не уважать. И поэтому, сказала я сама себе, я ей рада.
***
– Если люди таковы как они есть, – сказала Фимка, выпив вина, – значит, таковыми они и задуманы.
– Именно, – согласилась я.
– Но эта мысль не даёт мне покоя. Вино хорошее, кстати.
– Вино чудесное, Фимка! – обрадовалась я. – Называется Ронко Ноле, в переводе – Виноградник, Которого Не Бывает. Один чудесный дядька-итальянец по имени Ди Ленардо, винодел, просто влюблён в своё ремесло, и мы с тобой позже попробуем ещё одно, белое… Охлаждается.
– Люди во все времена вели себя агрессивно и безжалостно, без сострадания к чужой боли, без уважения к чужой жизни, и ничего нового не происходит, и ждать нечего. Ведь страшно вспомнить… Какая вечная жестокость! Жертвоприношения, римляне, гонения на первых христиан, а потом инквизиция… А Иван Грозный? И так далее. Чем больше я понимаю природу человека, тем яснее картина. Ужас. Люди таковыми задуманы изначально. Помнишь, у Стругацких: «Как жаль, что нельзя уничтожить одним махом всю тупость и жестокость, не уничтожив при этом человека». Обалденный салат. Мне такого никогда не сделать. Тут что, французская горчица? С зёрнышками?
– Я дам тебе рецепт, – снова обрадовалась я, – ведь сто раз тебе предлагала рецепт! Всё вместе занимает семь минут…
– Потом рецепт. Человеческие детёныши рождаются агрессивными. Что, опять будешь спорить?! Этому детёнышу полгода, а он мутузит свою мамашу по физиономии – с удовольствием. С удовольствием!
– Это он проверяет что можно, а чего нельзя… Я, между прочим, знаю детёнышей, которые не мутузят.
– Запомни, на чём мы остановились, потом продолжим. А то очень вкусно, рот занят. Я стала забывать через минуту, о чём говорила. Это что, старость, что ли? Очень вкусно.
– Ты мне расскажи, – воспользовалась я моментом её интереса к пирогу, – что у тебя-то? Какие изменения? Как твой буддизм поживает?
Год назад Фимка выглядела серьёзной буддисткой. Продав своего опеля, съездила на несколько дорогостоящих ретритов в дальние страны, обретя, по её глубокому убеждению, очищение ума. Я, к слову, совершенно не против буддизма, мне там нравится бродить…
Тогда, год назад, у неё намечался роман с одним таким же серьёзным, но женатым буддистом из Москвы. Буддист, соблазняя Фимку, врал о своей несчастной жизни с пожилой супругой, не разделяющей его взглядов, но это было хоть что-то.
– Да к чёрту буддизм, – Фимка доела пирог и вздохнула. – Тот же опиум для народа, только вид сбоку. Буддизм… Как поёт твоя любимая певица – денег ноль, секса ноль, музыка сдохла… Времени жалко потраченного. И без машины теперь. Вот тебе и буддизм.
«Стало быть, и тут облом…» – подумала я.
***
– Фимка, я кладу кусок пирога и банку варенья тебе в сумку, не забудь достать. А то я тебя знаю. Будешь год таскать. Варенье варила сама, под надзором одной гениальной южной бабуси. Помнишь, я тебе рассказывала про бабусю из Алушты? Привезла мне зелёных орехов…
Фимка, красиво мною завёрнутая в бирюзовый шарф, стоит в прихожей перед зеркалом.
– Мне так жаль зря проживаемого времени… – Ей определённо нравится отражение, но она не хочет отвлекаться от главного. – Тратим жизнь на ерунду, пустяки какие-то. Столько несправедливости вокруг, настоящих трагедий, а мы делаем вид, что всё хорошо! Это кашемир, что ли? Шёлк?! Как мне жаль молодёжь, какая жёсткая деградация, боже ж ты мой! У меня впечатление, что они вообще не отличают настоящие танки от компьютерных… А футбол этот?! Дайте им войну в любом виде! Хотя бы в виде футбола. И не возражай.
– Фимка, ты говори да не заговаривайся… – я смеюсь от чистого сердца. – Не трожь футбол. Что ты ворчишь как старуха? Дай я тебе губы накрашу. Твой цвет, между прочим, спелая слива.
Мы идём по узким дорожкам вдоль моего любимого озера – я тащу Фимкину сумку с подарками, провожаю её на электричку – ты только послушай, говорю, как соловьи поют... А закат какой… мама дорогая.
– Ты прямо как Паровозик из Ромашково, – Фимка смотрит на меня серьёзно. – Что с тобой делать?..