Раньше, ещё при Брежневе да при колхозах, в газете «Правда» всё про какой-то подъём писали. Партия тогда одна была. Проще и удобнее было. Никакой путаницы, не то, что сейчас. Пройдёт бывало съезд компартии, передовицу той газеты откроешь, широкая она, читай-не хочу. «С большим подъёмом,-писалось в ней,- трудящиеся Советского Союза встретили решения такого то по счёту съезда КПСС.
Если, честно, плоховато я тогда понимал, что это за подъём и у кого он приключался. Сейчас, опять же, всё проще и понятнее.
Вот объявили недавно по телику между футбольными матчами, что опять пенсионная реформа будет. Так-то она завсегда идёт. Я думаю, это для того, чтобы никто свою пенсию сам посчитать не смог. Сколько в собесе начислят, за столько и распишись, дед Мирон. И с полным к тебе уважением,- государство роднущее.
А тут слышим, знать, всерьёз взялись за пенсии наши. Вот тут нас всех пустынцев подъём-то и посетил. Давление у всех шестерых поднялось.
Было за жизнь на нашу голову много разных реформ. И хрущёвских, и горбачёвских, и ельцинских. Уяснили мы твёрдо, что если объявляют реформу, то как пить-дать, опять обманут.
Сошлись мы всей деревней посоветоваться на завалинку к Марье Кононковой. Она моложе меня на много, ей только без году восемьдесят лет.
Что будет, если урежут пенсии? По этому вопросу докладывал я, заслуженный колхозный ветеран, Мирон Кочетков.
-И похуже времена были-, напомнил я землякам. И шифером, и гвоздями, бывало, зарплату давали, ту же пенсию мизерную на три месяца задерживали. А если ещё войну да голодуху припомнить, рай, а не житьё у нас. Денежки-то нам сейчас день в день на дом приносят. А их и на хлебушек и на кефир с сахарком хватает. Ещё и внукам норовим помогать. Я вот от четырёх пенсий рублики откладывал. Максимке своему роликовые коньки подарил. Вот только приспособиться бы как, чтобы не хворать вовсе. Уж больно дороги таблетки в аптеке, полпенсии на них зачастую уходит. А так, что нам не жить? Спасибо, как говориться, и единой партии и родному правительству. –
В общем, поуспокоил я соседей. Волнения и показатели давленческие на спад пошли.
После меня сама Мария Кононкова толковала. «На заслуженный отдых люди на пять или даже на семь лет попозжее уходить будут», как диктор в телевизоре, она громко выговорила.
И что из этого? Опять же вся наша компания от этого безобразия никаких убытков не несёт.
Припомнили, правда, к слову наших деревенских, под берёзки кладбищенские убравшихся. Мужиков, ещё не старых много в ельцинские реформы туда отнесли. Кто шестьдесят годков, а кто и того меньше прожили. И им, покойным, выходит, никакого ущерба не грозит, прости Господи.
Про детей да внуков, опять же порассуждали. Их-то вот как раз и зацепит этой реформой партия единая с правительством. А раз их, то, как не крути, и нас тоже. Выходит, мы при реформах жили и деткам нашим этого не миновать.
Всем своим старческим сходом постановили мы на сей раз поверить начальству высокому. Привыкли мы за жизнь его слушаться. А между собой всё ж-таки поворчали. На самом деле, дали бы уж дожить спокойно. Без реформ и без подъёмов всяких. Особенно-без резких подъёмов давления.