12 апреля 1961 года. Полдень.
Я шагаю по Невскому проспекту, всегда неизменно многолюдному, тем более в такой солнечный не по ленинградскому сезону тёплый день.
И как обычно нерабочий люд куда-то торопится, спешит по своим неотложным делам.
Возможно, одни в кино,другие в магазины, кто-то в гости, а никуда не спешащие вышли просто прогуляться любимым Невским, коль позволяет погода. Ведь она у нас капризна , как пятнадцатилетняя девочка и отнюдь не балует нашего горожанина.
Сновали авто, тяжело пыхтя ползли перегруженные автобусы, хлопали и скрипели двери магазинов, стучали по асфальту каблучки, мелькали озабоченные лица. Городская жизнь протекала как всегда буднично праздно.
На Аничкином мосту я внезапно остановился, но не потому что хотел полюбоваться непревзойдённым творением Клодта. Откуда-то из невидимых громкоговорителей, как гром с ясного неба, раздался пугающе знакомый с военного детства голос:
-Говорит Москва. Передаём...-
Холодный липкий страшок скользнул по всему телу. -Неужто война? Атомная бомба.-
Пожилые люди по обе стороны моста остановились как вкопанные. Молодые замедлили шаг. Остановился автобус. Шофёр высунул голову, приоткрыв дверь кабины. Напряжённые застывшие в испуге лица.
И вдруг... И вдруг Невский взревел, завопил от ликующей радости. Незнакомые друг другу люди обнимались, смеялись, кричали ура. Молодёжь прыгала, визжала от восторга.
-Наш человек в космосе! Ура-а!!! Самый первый в мире наш советский человек в космосе! Ура-а!!!
Грудь распирало от гордости и радости.
Я шёл в припрыжку, не чуя ног. А в душе всё же тлела зависть и обида: не я, никто из моих друзей уже не сможет стать первым, покорившим космос. Но всё равно кто-то должен быть первым и обязательно наш человек. И он стал им!
Теперь навстречу шли люди, радостно блестя глазами и улыбками и отчаянно жестикулируя, смеясь и переговариваясь.
-Утёрли нос Америке!-
- Куда им до нас!-
-Молодцы, ребята!-
Голоса, голоса. Смех,девичьи взвизги.
Когда я через полчаса вышел из Дома Книги (это была конечная цель моего появления на Невском) поразился странной невозможной для такого города тишиной, нарушаемой лишь песней и криками, доносящимися издалека.
Меня подтолкнули в спину, освобождая проход, и вытеснили на проезжую часть проспекта.
Увидев гуляющих по нему вдоль и поперёк, я понял в чём дело: на Невском отсутствует транспорт. Ни машин, ни автобусов. Экая благодать. А со стороны Адмиралтейства тысячеголовой гусеницей вползала пёстрая толпа молодёжи, горланящая в разнобой песни, кричащая ура и ещё что-то невразумительное, но задиристо весёлое.
Впереди толпы шли юноши и девушки, держащие перед собой обеими руками портфели: чёрные, жёлтые, красные, коричневые и на каждом из них мелом крупно начертано по одной букве,слагающиеся в кричащую фразу: -Мама, я хочу в космос!-
Это были студенты университета. Они сбежали скопом с лекций и ринулись на Невский, чтобы прилюдно продемонстрировать свой восторг, радость и гордость за достижение страны. Очевидно, ни чем другим такого единодушия многотысячной толпы не объяснить.
Это было более полувека назад. Сейчас полёт в космос для молодёжи просто очередная длительная командировка на МКС, такая же как в соседний город.
Уверен, спроси любого назвать фамилию последнего космонавта, взирающего на Землю из космоса, и он замнётся и пожмёт плечами вместо ответа.
А ведь мы знали биографию каждого из первого десятка космонавтов и скорбели об их гибели, как будто потеряли своих родственников.
Если в советское время в день комонавтики космонавтов чествовали как героев, то теперь день космонавтики превратился в сугубо узко профессиональный совсем не праздничный день, такой же будний и незаметный как дни строителей, учителей, шахтёров и т.д.
Жаль, что мы разучились всенародно удивляться, восхищаться и сопереживать, что всегда раньше отличало нас от других народов.
.