О труде. – «Весело, весело несите брёвнышко», - учил советский руководитель – организатор киносъёмки. Цирк, Никулин с партнёром вспомнились. Когда первый раз увидел этот номер, умирал от смеха и печали. Почему? Видел такие номера на работе. Номер циркачей попадал в точку! И сегодня таких эпизодов в производственной жизни пруд пруди. Только по сторонам посмотри. – Управление, организация производства, - это труд, а кто хочет работать? Никто. Нет, есть отдельные экземпляры – талантливые организаторы, но не они делают погоду. – Я о сказке Салтыкова – Щедрина - «Коняга» хочу сказать. Мы воспитывались в духе уважения к труду на благо общества как процессу. «Труд – дело чести, доблести и геройства!» - Я и сейчас считаю, что без труда на благо как можно большего числа живущих праведно людей человек не может стать и быть ЧЕЛОВЕКОМ. Природа наша такая. – Ты прав! Но в «перестройке» СССР изменилось отношение к труду, оно стало таким, каким было до революции 1917 года,- это надо признать. Так вот, из сказки: Нет конца работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования: для неё он зачат и рождён, и вне его работы он, не только никому не нужен, но, как говорят расчётливые хозяева, представляет ущерб. И корма, и отдыха отмеривается ему именно столько, чтобы он был способен выполнять свой урок. Предание говорит, что жил, когда то, старый конь, и было у него два сына: Коняга и Пустопляс. Пустопляс был вежливый и чувствительный, а Коняга – неотёсанный и бесчувственный. Завещал отец Коняге солому, а Пустоплясу овёс. С тех пор и идёт процесс. Однажды случайно пришли пустоплясы, друзья Пустопляса, посмотреть на работающего Конягу. Один говорит: - Это оттого его ничем донять нельзя, что в нём от постоянной работы здравого смысла много накопилось. Понял он, что плетью обуха не перешибёшь, и живёт себе смирнёхонько, весь опутанный пословицами, словно у Христа за пазухой. Будь здоров, Коняга! Делай своё дело, бди! Другой говорит: - Ах, совсем не от здравого смысла так прочно сложилась его жизнь! Что такое здравый смысл? Это нечто обыденное, до пошлости ясное. Не это поддерживает в Коняге несокрушимость, а то, что он в себе жизнь духа и дух жизни носит! И пока он будет совмещать эти два сокровища, никакая палка его не сокрушит! Третий молвит: - Какую вы, однако, галиматью городите! Совсем не потому Коняга неуязвим, а потому, что он «настоящий труд» для себя нашел. Этот труд даёт ему душевное равновесие, примиряет его со своею совестью, и с совестью масс, и наделяет его тою устойчивостью, которую даже века рабства не могли победить! Трудись, Коняга! Упирайся! Загребай! И черпай в труде ту душевную ясность, которую мы, пустоплясы, утратили навсегда. Четвёртый: - Ах, господа, господа! Всё - то вы пальцем в небо попадаете! Совсем не оттого нельзя Конягу донять, а оттого, что он спокон веку к своей юдоли пришит. Теперь хоть целое дерево об него обломай, а он всё жив. – Смотрите, смотрите, - закричали они хором, - смотрите, как он передними ногами упирается, а задними загребает! Вот уж именно дело мастера боится! Упирайся, Коняга! Вот у кого учиться надо! Вот кому надо подражать! – К чему ты это привёл?! Хочешь доказать мне, что я неправ в надежде на возможность добиться справедливости в труде в СРДС? – Да нет, просто занесло в ту эпоху. В. Лоб.