Ода телефону...

Надежда Оноприенко
     Или "Психолого - сексуальное  влияние  телефонной связи  на микросоциум".
Когда-то, в древности, когда сотовые телефоны еще не размножились и не стали частями нашего тела, когда были только телефоны стационарные, случались истории...

Я живу Здесь, а ты – Там.  Далеко и…   непорядок.
     И сказано было Телефоном: где будете вы Двое, там Я с вами, третьим буду… 
     И стало так.
    
     Ты звонишь очень часто, и чаще всего несказанно "своевременно". Например, когда я  возле  спящего сына, или выполняю какую-нибудь важнющую миссию, или нахожусь на кладбище,  или  в кабинете шефа, на ковре из желтых листьев. Кстати,  когда раздается мелодия звонка, шеф, явно из уважения к достижениям технического прогресса, убавляет собственные  децибелы.
     Телефон   стал нашим  партизанским  связником, доставившим  «языка». Он являлся участником всего: исповедей,  выяснения отношений, глупых семейных сцен,  признаний в любви,  совместных  придумываний сайта  (на мою долю выпал нелегкий труд  благородно переложить все на твои выносливые плечи)  и других вещей.
     Ты читаешь мне свои стихи, еще свеженькие, парнЫе. А иной раз я дописывала последние строчки какой-нибудь фигни, а ты – уже тут как тут, звенишь. Пока ты болтаешь на разгоне, я последние разы пробегаю текст, и без предупреждения  зачитываю… Ты мгновенно умолкаешь,  и  только если мне становится уж совсем невмоготу читать от стыдобы за написанное,  ты голосом насовсем умирающего сенсансовского лебедя: «…еще!»
     Вообще, я заметила, что это  "еще" становиться  твоим самым любимым словом, во всяком случае,  – самым  востребованным в твоем словаре. …Еще…  Хм, заманчиво….
     (Хочу к тебе,  просто очччень! Хочу эти руки и губы на своих  плечах. Все тепло и ласку. Очень хочу отпустить себя к этому человеку, с этим человеком….. отпустить себя…)
    
     Он  присутствовал при  наших комедиях с их веселым  заливистым ржанием, и  при драмах со швырянием трубок в голову собеседника.
     По - первости,  мы даже занимались сексом по телефону, раздразнивая и раздраконивая друг друга до логического финала… Трубки плавились… почти как мы.
     Порой, мы поступали с ним  бесчеловечно жестоко. В твоей комнате стационарный телефон всегда живет на кровати. Он у тебя числится домашним животным.  И случается, когда кровать временно занята,  – он  вынужденно переезжает на пол, причем постепенно, то есть частями. Однажды он беспомощной тушкой  пикал о помощи примерно с час, пока мы его, наконец, заметили и спасли.
    
     Уезжая в Королев,  я втихомолку надеялась на законный десятидневный отдых от  плотного общения. Угу. Обшарив весь инет, ты находишь телефон гостиницы,  и коридорная примчалась около полуночи в мой номер, звать меня. Не разбирая дороги, сквозь стены, ступени, тревогу  об оставшихся дома,  босиком я пронеслась по этажам к трубке…  и   услышала твой довольный голос… Аккуратно сев чуть мимо  диванчика дежурной,  я приходила в себя, вытряхивая   из мозгов  все вспомнившиеся  по пути  садистские подробности  судебной  медицины.
    
     Звонишь мне с работы, чтоб сообщить, что  уже едешь ко мне. Я, как свадебный цыганский конь – лентами,  увешана домашними заботами, и не могу подойти к телефону. Сынуля, подняв трубку,  привычно рапортует мне  о том, что  это ты.  Я кричу из кухни, чтоб подождали, и сразу же забываю. Ты добросовестно ждешь,  десять минут,  пятнадцать,  все еще  послушно прижимаешь  трубу  к уху по пути на остановку…   Заканчиваю дела,  усаживаюсь за комп и пытаюсь выйти в Сеть,  и тут только спохватываюсь, что  телефонная трубка лежит рядом с телефоном  в  напрасном  ожидании, когда у меня проснется совесть.  Блиииин!
     Буквально через несколько минут  - стук в дверь,  и мне навстречу - твой разъяренный взгляд, не предвещающий ничего хорошего.
     От ужаса у  меня  вырывается  бессмертная фраза:
- А чё  ж ты не позвонишь?
Всеобщая немая сцена…

     Ты звонишь из битком набитого всяким людом кабинета, только чтоб спросить: «Ты знаешь?»
     Знаю…
     Я тоже…
     Но ты, видимо, не надеешься на мой склероз и перезваниваешь, уточняя: «Я люблю тебя»…
     Я знаю…
     Я тоже…
 
   МОНОЛОГИ
          Провожая тебя как-то, я,  переполненная эмоциями и  слегка  больше, чем надо – коньяком,  прощально целую тебя… подзадержавшись на твоих губах, ну, вообще подзадержавшись. Водитель вжимается в руль, и увозит тебя со скоростью ралли и сжатыми губами. Ты звонишь еще из машины и обещаешь всяческие кары за мою несдержанность…
     Странные вы существа, ведь часом раньше именно это качество тебе во мне и нравилось…
     * * *
     Заговорились до раннего утра. Положив уже практически во сне трубку, я просто провалилась в  свое бессознательное. Снять с  неподвижного тела телефон я уже не успела…
     Во сне,  поскольку сплю я на редкость беспокойно, я естественно, сбрасываю трубку, и непонятно как нажимаю на repeat. Вызов потек по проводам  к   тебе,  разгоняя  твои  теплые сонные  мечты…
     Около шести  утра я, полупроснувшись, услышала гудки и увидела свалившуюся с аппарата трубку.
     Ой!
     Быстренько все исправив, засыпаю безгрешным сном младенца.
     Совсем-совсем потом ты признаешься, что с трех часов, сначала испугавшись,   долго слушаешь в трубке  мое дыхание,  представляя просоночные  сновидения,  виртуально обнимая меня. Это была наша первая ночь вместе…
     Интересно, а  сонное сопение в трубку можно признать монологом?  Во всяком случае, его дослушали до конца, пока  я через  два с чем-то часа не положила трубку. 
     Признавайся, что я  выдышала  - выболтала тебе во сне?
    
ДИАЛОГИ
     Сижу   глубоко  заполночь и печатаю необходимый срочно текст. Очень эмоционально переживаю и спешу.
     А ты скучаешь и пристаешь по телефону, а я почти не понимаю/не слушаю и отвечаю, что в голову взбрело.
     Трубка у меня  неэстетично торчит из уха, глаза и мысли  блудливо заблудились  в замониторье, слушаю тебя оставшимися полтораухами, и отвечаю явно невпопад.
     - Ты совсем зачиталась, совсем меня позабыла… - канючит трубка.
     - Я помню, - отвечаю,  не думая.
     - Скажи,  как ты помнишь?
- Сильно помню, очень памятливо и отчетливо.
- … Ты вообще меня слышишь? О чем ты думаешь?
     Тут я, действительно зачитавшись,  выдаю фразу:
     - Не думаю и не слушаю…
     Трубка обиженно - оторопело замолкает, а потом сопит:
- Чё?
   Вынужденно   все же выхожу из транса:
- Что ты говоришь?
     И я слышу,  ЧТО именно сейчас ты говоришь. Это было от души, но длинновато)…

* * *
- Кого ты  представляешь, когда мастурбируешь?
- Ты же знаешь, я не мастурбирую… вообще….
- А почему?
- В детстве не научилась правильно пользоваться руками, совсем не умею любить сама себя. Я всегда это делала опосредованно. А сейчас уже и не нужно, моим онанизмом теперь занимается совсем другой человек, причем, делает  это классно, намного успешнее меня!
- ?
…Обалдевшая трубка  чуть медлит,  и подозрительно  тихо спрашивает:
- Кто?
- Ты!
     * * * 
      Иногда телефон  садистски  используется в педагогических целях укрощения строптивцев  и ревнивцев. Начинается все благопристойно,  ты говоришь о приближении выходных и своем желании  устроить наяву все то, что проделываешь со мною  в своей неуемной фантазии… но я бдительно поворачиваю разговор в нужное русло. 
      Я со вкусом, причем несколько привирая и  преувеличивая, расписываю  свои на самом деле весьма невинные  платонические  впечатления от окружающих меня людей. 
      Ах, как  породист вон Тот, аристократическая бледность и длинные нервные пальцы,  фарфоровость  древней  крови Корнуолла.  Ум, внешний холод и сдержаннность,  но  просто кожей ощущается, насколько  глубок этот тихий омут… 
      Ах, порывистость и эмоциональность Второго,  терпкий  гранатовый сок  чуть раскосой   темпераментной  Азии.   Но  мягкие  бархатные  подушечки  этого  юного  Лета таят  рысьи когти  жгучих желаний и  прагматизма.  Кому там засаживают в своих бесконечных засадах?  Восток – дело тонкое. 
      Ах,  я буквально пропитана ироничностью и насмешливостью Третьего….
      Но тебе и этого достаточно, наверное, в прошлой жизни твоим близким родственником был Скупой Рыцарь,  - какие-то  явные  навыки у тебя остались…
И мне отвечают:
-     Ты действительно смотришь налево…  Один, Два, Три, их становиться слишком много. (И ты тонко намекаешь на возможность случайного травматизма, как в отношении меня, так и некоторых других).
- Телесные наказания – это не наш метод.  А ты делаешь слишком глубокие выводы из  столь  неглубоких посылов.
- Я убью вас всех вместе.
Но ты этого сделать не можешь. Ну, хоть раз стукни  кулаком по  абстрактному  столу чтоль.
- Прости меня, я люблю тебя.
      Наверное, это нелепо -  просить прощенья за то, что тебя оскорбили.  Ты тоже  меня прости на всякий случай, и на прошлый, и на будущий...  Но пока ты  очень эротично злишься, а я  увертливо отвечаю,  я ловлю себя на абсолютно посторонних мыслях…
      С закрытыми глазами я могу нарисовать тебя изнутри и снаружи, по памяти прикосновений.  Я знаю наизусть  твой чуть солоноватый привкус и слабый аромат меда и  луга, идущий от кожи. Теперь я смогу узнать тебя даже по  звуку дыхания твоего.  Мне нравится,  как ты дышишь. Задыхаешься  от ярости из-за моих выходок,  или от желания.  Затаиваешь  дыхание в предвкушении, теряешь  его во мне, медленно восстанавливаешь  его после  упорного труда наслаждения…
     * * *
     Телефон еще работает у нас  медицинским справочником, подтверждающим диагнозы.
     С утра и ни с того, ни с сего  разболелся зуб. Основным моим занятием в этот день стало мужественное принципиальное его игнорирование. Уже поздно вечером звонишь ты,  и  после  легкой болтовни сообщаешь, что у тебя третий день болит зуб.  Я уже точно знаю, - какой. Именно – именно, какой и у меня. Самое интересное, что после  этого и у тебя, и у меня боль стихает.
     __________
     Иногда в  груди,  между  желудком и  сердцем, где-то в средостении, где анатомически, наверное,  располагается  малоизученный орган под рабочим названием – "Душа", зарождается ноющая боль, как предчувствие. Первым делом звоню  домой, но там все в порядке.
     Теперь я знаю, где искать.  Звоню тебе, и приблизительно в ста двадцати случаях из ста, я  узнаю, что думаю правильно, у тебя происходит что-то неприятное.
     ___________
     Телефон очень часто  начинает звонить уже у меня в руках, когда я беру его, чтоб звякнуть тебе. Знаю, у кого мысли сходятся, у нас с тобою.
     У меня мгновенно заныл висок. Ты же в разговоре  пробалтываешься, что какой уже день болит голова. К сожалению, она болит у тебя часто от твоего постоянного общения с компьютерами, с которыми ты мне явно изменяешь, и которые, по-моему, уже можешь собирать-разбирать, как пистолет, на время. Поболтав чуток, мы с удивлением понимаем, что ничего ни у кого из нас уже не болит…
    
     * * *
     Я часто устаю от порой ненужного калейдоскопа общения, особенно от тех, у кого язык упорно и активно борется за независимость… от мозгов. Я хочу дернуть рубильник, одним рывком перекрывая им звук. Пусть плавают вокруг, как аквариумные гупяшки, беззвучно шамкая свои несусветимости, а я залягу на дне тишины, и буду улыбчиво удивляться их молчаливости, которая внезапно и наконец-то сделает их даже вполне пристойными… Но с тобой по телефону я просто исцеляю свои исколотые и исцарапанные глупостями и пошлостями несчастные уши. 
     Вот так, временно недоступная физически, я все равно близка… И все входящие твои в меня достигают цели…
     Спасибо, Телефон.
Так что, (да, ладно Вам, я уже почти образумилась!) – напишу напоследок стих (ода все же):
Да здравствуют “мыла” электронные,
И всякие связи телефонные!
(Коммутаторные, аналоговые, цифровые, сотовые, порочащие)!