ОЧЕНЬ СТАРАЯ СКАЗКА
Часть 2
О времени все говорят и пишут по-разному. И отношение ко времени у всех различно.
Мы говорим «медленно тянулось время» или «томительные минуты ожидания», когда нетерпеливо ждем кого-то или чего-то, торопим какое-то событие, хотя и знаем, что это не подвластно нашей воле.
Мы говорим «как быстро летит время» или «не успели и оглянуться», когда знаем, что то блаженное состояние, в котором мы находимся, вот-вот кончится и только из-за того, что мы в плену у времени.
Когда мы молоды настолько, что нашим временем распоряжаются другие, мы торопим его. Но мы безжалостны ко времени в зрелые годы, бездумно растрачивая его на пустяки. И горько сожалеем о нем в старости, когда на дне отпущенной нам чаши жизни остается лишь несколько капель. Тогда мы скупо расходуем напиток жизни, ревностно следя за тем, чтобы ни одна капля не была пролита зря.
Да и от характера человека зависит его отношение ко времени. Кому-то сутки коротки, а кому-то «скорей бы завтра», у кого-то «годы как птицы летят», а у кого-то «тихо года шелестели».
Сергей Павлович времени просто не замечал, хотя у него на счету была каждая минута. Его годы размеренно шли, мимоходом одарив этого крепкого человека серебром волос, строгими очками в золотистой оправе и едва заметной сутулостью плеч. Затянулась его прежняя сердечная рана, заглохла давняя обида, и лишь любовь к дочери оставалась неизменной.
Девочка росла спокойной и смышленой. Сначала воспитывать ее помогала бабушка, которую Оленька очень любила. Эта старая женщина весь остаток своей жизни посвятила девочке, заменив ей мать.
Внезапная тяжелая болезнь бабушки и ее смерть потрясли Олю. Еще тогда, будучи школьницей, она решила, что станет врачом, чтобы лечить людей, спасать и продлевать их жизнь.
А пока они с отцом жили своей маленькой семейкой. Сергей Павлович второй раз не женился, никогда не собирал у себя в доме гостей и не позволял никому из женщин, кроме своего секретаря – долговязой белобрысой девицы – звонить ему на квартиру.
Оля взрослела, менялись ее привычки и вкусы, другими становились интересы, но цель ее жизни – стать врачом, хорошим специалистом – оставалась неизменной. И она упорно шла к этой цели.
Окончив с успехом школу, Оля решила не сразу поступать в медицинский, а поработать года два в местной больнице санитаркой, одновременно посещая курсы медсестер.
Два года пролетели незаметно, и теперь Оле пришлось расставаться с отцом, поскольку тот знаменитый медицинский институт, куда она собиралась поступать, был почти на другом конце страны.
Ей тяжело было оставлять Сергея Павловича одного в пустой квартире без женского ухода, без домашнего тепла и уюта. Но у него здесь была любимая и ответственная работа, которой он жил. И он не представлял себе иного существования. Впервые повзрослевшая дочь задумалась о том, как плохо быть одиноким, как необходимо каждому, чтобы о нем всегда кто-то помнил и заботился.
В их маленькой семье не было принято говорить и вспоминать о матери. Еще в детстве, когда девочка вдруг начинала скучать и спрашивать у отца «Где мама?», его лицо становилось вдруг хмурым и чужим, он начинал быстро ходить по комнате и с громким стуком переставлять вещи с места на место. И девочка пугалась. Ей казалось, что отец сердится на нее. Она ударялась в громкий рев, и весь день был испорчен. Поскольку дети очень чувствительны к реакциям взрослых на какой-то поступок, просьбу или вопрос, Оленька быстро поняла, что расспросы о матери ничего хорошего ей не сулят. И она довольно быстро научилась обходить острые углы в разговорах о прошлом семьи.
* * *
Уложенные чемоданы стояли в прихожей, и в ожидании машины отец и дочь сидели на низком узеньком диванчике, прижавшись друг к другу. Каждый был глубоко погружен в свои мысли. Первой заговорила Оля.
- Просто не знаю, папка, как ты тут будешь один. Даже ехать расхотелось.
- Ну, не думай об этом, дочка. К тому же я не один, вокруг люди. Собаку, наконец, себе заведу, – засмеялся отец. – Давай лучше о тебе поговорим. Как доберешься, сразу дай телеграмму, прямо с вокзала. Остановись у тети Ани, я им давно написал. Там ты будешь все-таки среди своих, а это очень много значит в большом незнакомом городе.
- Ладно, папа, пока я так и сделаю. Но когда кончатся экзамены, буду добиваться общежития. После того, как тети Ани не стало, мне будет неловко в этой семье. Я ведь там почти никого не знаю.
- Все я понимаю, Оленька, – вздохнул отец, – смотри сама, ты у меня самостоятельная. И почаще пиши. Тогда я буду чувствовать, что ты помнишь обо мне.
За окном послышался настойчивый гудок автомобиля.
- Пора. Давай свои чемоданы. Тяжелые-то какие. Как же ты с ними справишься?
- Там книги, папка, все нужны, ничего не поделаешь. Как-нибудь доберусь, – проговорила Оля, в последний раз окидывая повлажневшими глазами родную комнату, где прошло ее детство, где на самом видном месте в черной лакированной раме висел портрет бабушки. И спокойный добрый взгляд старой женщины проводил Олю до самой двери.
* * *
Старый двор звенел детскими голосами. Казалось, в этот теплый весенний день никто не хотел оставаться в душных тесных квартирах. Яркое солнце грело почти по-летнему. Прохожие беззаботно и не спеша прогуливались по тротуарам, держа в руках снятые плащи и подставляя лица ласковым весенним лучам.
У подъезда большого старого дома, под выбросившими первые нежные листочки деревьями сидели на лавочках старухи и, обсуждая свои нехитрые дела, с любопытством разглядывали прохожих. При этом не забывали следить своим недремлющим оком за игравшими невдалеке детьми.
- Вон, опять Андрей со своей пошел. К себе повел, бабоньки, – сказала одна из них, сидевшая в самом центре длинной лавочки.
- Значит, скоро женится, – авторитетно заявила ее соседка, самая бойкая на вид. – Все ж два года уже ходят. А парень-то какой вымахал! А ведь думали, не выживет. Его ж почти годовалым из больницы привезли. А теперь вот сам врачом скоро станет. Мать его всю жизнь об этом мечтала. И девушку такую хорошую себе нашел, с ним учится.
- Ну, да, девушка, видно, серьезная, – согласилась с ней другая, сидящая на самом краешке скамейки, провожая пару взглядом, и тут же крикнула: – Леночка, опять ты за свое? Мама снова ругать будет, – и она пригрозила пальцем пятилетней девчушке, вышедшей из подъезда с бидончиком, из которого при каждом шаге девочки расплескивалась вода. – Просто беда с ней, – пояснила она соседкам. – Каждый день приходит с улицы мокрая и грязная.
- Да откуда ж тут лужам взяться? – спросила сидевшая в центре.
- А она не в лужах возится. Носит воду из квартиры и поливает засохшее дерево. Оно, как видно, зимой замерзло. Вот посадил здесь кто-то дубок, а он, похоже, не прижился в городе. Ну, Леночка и спросила у матери, почему на всех деревьях листики, а на этом нет. А мать ей, как ребенку, и отвечает, что, мол, за деревцем плохо ухаживали, не берегли, не поливали, а оно обиделось и не хочет показывать листики. Вот наша Леночка и делает теперь по нескольку рейсов в день за водой. Все поливает его, ждет, когда почки распустятся. И ведь ничего не могу с ней поделать. Обольется вся, перепачкается – не начистишься, а мать говорит: «Не ругайте ее, надо воспитывать в детях сострадание».
Бойкая поджала губки.
- Молодые сейчас пошли несговорчивые. Они теперь больше нас, поживших знают. Грамотные стали, детей по науке воспитывают. Вот и задурили девчонке голову. Ишь, как старается, – кивнула она в сторону девочки, поливающей деревце.
Из подъезда вышел Андрей под руку со своей девушкой, и внимание старух полностью переключилось на вышедших.
- Здрасьте, – нестройным хором ответили они на их приветствие и молча проводили удаляющуюся пару любопытными взглядами.
* * *
- В вашем дворе всегда как сквозь строй проходишь, – поежившись, сказала Оля. – Очень неуютно себя чувствуешь, когда столько мудрых глаз так пристально тебя разглядывают.
- Да брось ты, это ничего. Они нормальные бабульки, я их с детства знаю. Постепенно привыкнешь. Ты лучше скажи, отцу написала?
- Давно, но ответа что-то нет. Жалко его. Годы уходят, а он один. А теперь и вовсе меня ждать перестанет. Может, мне не думать пока об ординатуре? Ну, зачем нам этот шумный большой город? Врачи везде нужны. Давай будем проситься туда. У нас хорошая больница, а сейчас еще и новый корпус построили.
- Подумать надо, хорошенько подумать. Времени мало остается. Нужно стразу решить так, чтобы потом не жалеть.
- Я уверена, что сокрушаться буду только в том случае, если оставлю отца одного. Мне потом всегда будет стыдно и тревожно за него.
- Оленька, а где твоя мать?
- Сама не знаю. У нас в семье не трогали эту тему. Наверное, они с отцом разошлись, а потом она умерла, иначе хоть одна весточка, пусть хоть строчка, от нее была бы. Я себе представить не могу, чтобы живая и здоровая мать не помнила о своем ребенке.
- Я своего отца тоже не знал. Мама говорила, что он умер, когда я был совсем крошечным. У нее даже фотография не сохранилась.
- Да, жаль, – вздохнула Оля. – А знаешь, мне бабушка в детстве все время рассказывала одну очень старую сказку. Она у нее была самая любимая. Я уже почти и не помню эту сказку целиком, но основной мыслью в ней было то, что люди вообще не умирают насовсем, просто изнашиваются или повреждаются их тела, а сама душа человека бессмертна. Я тебе рассказываю, конечно, своими словами. У бабушки это звучало совсем по-другому, как-то интересно, складно. Она говорила, что если человек был хорошим, то его добрая душа после смерти переходила в какое-то другое тело, например, только что родившегося младенца. И тогда он становился тоже хорошим и добрым человеком. Либо же просто поселялась в распускающийся цветок, вселялась в птичку, котенка, какого-то ласкового зверька. А все злое, неприятное, такое, как змеи, крокодилы, жабы – это от злых, хищных, завистливых душонок. Бабушка говорила, что душа так проживает не одну жизнь, а несколько. Рождается много-много раз, пока не станет прекрасной, чистой.
- Знакомая теория, – усмехнулся Андрей. – Что-то похожее проповедуют буддисты и вообще восточные религии. Только чушь все это.
- А я часто над этим задумывалась. Что-то в этом есть. Во всяком случае, верить в это очень хочется. Ну, пусть это будет называться по-другому. Не душа, а как-то понаучней. Например, какая-то энергия, ее неизвестный вид. Я бы назвала ее психической энергией. А что? Все мы знаем закон сохранения и превращения энергии. Вот и представь: идет по улице человек, который обладает кинетической энергией – энергией движения, а еще и потенциальной – ведь он может что-то сделать, у него на это есть силы, возможность – поднять груз или сильно ударить кого-то – неважно. И тут вдруг ему на голову падает кирпич и убивает человека. Куда в таком случае денется та сумма энергий, которой обладал живой человек? По закону сохранения и превращения энергии она не может исчезнуть бесследно, она должна превратиться в какой-то другой вид, но только не в кинетическую и потенциальную – человек-то уже не может ничего совершить, даже пошевелиться. Вот и приходит мысль, что в момент смерти человека должен выделиться какой-то другой вид энергии, которую можно было бы назвать, например, психической. Мне кажется, в этой гипотезе можно было бы найти некое зерно.
- Ты меня удивляешь, Оля. Как может современный здравомыслящий человек, без пяти минут врач, серьезно относиться к этой галиматье!
- Только давай не будем ссориться из-за этого, ладно? Пойдем лучше на почту, вдруг от папы что-нибудь есть.
Из тихого переулка они свернули на шумную, залитую весенним солнцем улицу, и направились к высокому зданию почтамта с большими электронными часами на фасаде.
* * *
Сергей Павлович, погруженный в свои мысли, сидел над исписанным листком бумаги. Окно было распахнуто настежь, впуская весенний воздух, несущий запах свежести, хвои, теплой древесины и еще чего-то необъяснимо приятного.
«Оля совсем взрослая, но все так же откровенна со мной, – думал он. – Не сделал ли я ошибки, лишив ее матери, не слишком ли был жесток к обеим?»
Он потер уставшие глаза, отвлекаясь от неприятных мыслей, и снова склонился над письмом. Ровные размашистые буквы строчка за строчкой ложились на бумагу.
«Замужество – серьезный шаг, но ты у меня всегда была разумной девочкой. Если ты полюбила этого юношу, значит, он того заслуживает. Вот только не спешишь ли ты?
Оленька, дочка, не сердись на своего всегда занятого отца, если я так и не смогу приехать. Всей душой рвусь к тебе, но боюсь даже думать, что на твоей, как ты пишешь, маленькой свадьбе мне не придется погулять. Ждем комиссию из Москвы. Ведь сдается четырехлетняя работа стольких людей! Но еще больше боюсь, что из-за этого будет откладываться твоя свадьба. Не стоит привязывать личную жизнь к графикам работы даже очень близких людей. Я ведь все равно приеду при первой же возможности и познакомлюсь с твоим мужем и нашими новыми родственниками.
Что же касается моих советов, которых ты ждешь… Видишь ли, в таких делах надо слушать не людей, а свое сердце. Ты уже знаешь этого человека, давно дружишь с ним, а что я могу тебе сказать о нем? Даже если бы познакомился с ним. Ты писала, что любишь его так, что он и представить себе не может всю силу твоего чувства. Так что же тебе может посоветовать твой старый одинокий отец, который сам плохо разбирается в людях и не раз ошибался? Слушайся только голоса своего сердца».
Сергей Павлович встал и несколько раз прошелся по комнате, обдумывая что-то на ходу. Наконец, решившись, он достал из дальнего ящика стола темно-синюю коробочку и открыл ее. На черном бархате лежал изящный овальной формы медальон, на крышке которого была выгравирована монограмма «ОС».
Он надел очки и перевернул страницу. Перо снова плавно заскользило по бумаге.
* * *
- Теперь ты не Смирнова, а Кузнецова, – шепнул Андрей Оле, держа ее слегка дрожащую руку с тоненьким обручальным колечком на пальце. – Ты рада?
- Я счастлива, – прошептала она в ответ и незаметно покосилась на шофера – не слышит ли?
У подъезда свадебную машину встречала толпа соседей, собравшихся полюбоваться на молодых.
Все та же бойкая старуха, ни к кому конкретно не обращаясь, комментировала происходящее:
- Два года обхаживал. Вот, наконец-то поженились. Ишь, какая невеста хорошенькая, как раз под стать нашему Андрею. И видно, что девка серьезная, не вертихвостка какая: платье справила и красивое, и приличное – не высунула грудь наружу. Они оба врачами будут работать. Да, теперь хоть будет кому жить в такой громадной квартире.
- Леночка, да отойди ты от этого дерева, – крикнула стоящая рядом с ней женщина маленькой девочке и пожаловалась: – Беда с ней, да и только. Уже лето, а она все эту сухую палку поливает. Все ждет, когда листики вырастут. Цыпки с рук с самой весны не сходят.
- Спилить надо это дерево, вот и вся недолга. Торчит тут под самыми окнами, – проворчала бойкая старуха, досадливо морщась из-за того, что ее перебили.
Дома молодых ждала мать Андрея. Опасаясь расстроиться, она не поехала на регистрацию и теперь в волнении поминутно выглядывала в окно.
Посреди большой просторной комнаты был накрыт свадебный стол. Белоснежная накрахмаленная скатерть, остро пахнущие закуски, играющий гранями хрусталь и букет белых роз – все говорило о необычном торжестве.
Свадьба была скромной, малочисленной, но очень веселой, ведь за столом сидела одна молодежь. Двоюродные сестры и братья Оли – дети тети Ани – выучившись, давно разъехались по разным городам и, по сути, стали ей чужими, практически не общаясь с ней, а у Андрея кроме матери никаких родственников и вовсе не было, так что за столом собралась исключительно студенческая молодежь – друзья Оли и Андрея. И до самой полуночи из распахнутых окон квартиры раздавались звуки музыки, слышался звон бокалов, веселый смех и крики «Горько!».
Оля и Андрей решили пока пожить у матери, до тех пор, пока не определятся с местом работы. Какой город они выберут – это еще предстояло сообща обдумать, а пока нехитрое имущество Оли, перевезенное Андреем за день до свадьбы из общежития, водворилось в бывшей детской – комнате, которую мать предложила занять молодым.
Оля и Андрей проводили своих гостей, спели с ними несколько песен во дворе и поднялись в квартиру. Уставшей от хлопотного дня и впечатлений Оле страшно хотелось спать, но она стеснялась так вот сразу уйти и запереться с мужем в комнате.
Андрей понимал ее состояние и пришел к ней на выручку.
- Оленька, пока вы с мамой отнесете посуду на кухню, я разберу в нашей комнате.
- Да, мама, давайте я вам помогу. Только платье переодену.
Через минуту она вышла, на ходу подпоясывая длинный кокетливый халатик с глубоким вырезом. Заметив пристальный взгляд свекрови, Оля с улыбкой спросила:
- Вам нравится? Это я сама сшила. Правда, миленький?
- Д-да, Оля. А что это у тебя?
Мать надела очки и взяла в руки медальон, свисавший на длинной тонкой цепочке с худенькой шейки Оли. Замерев, она пристально всматривалась в монограмму «ОС».
- Откуда это у тебя, Оленька? – голос матери прерывался, и она еле держалась на ногах от волнения.
- Это подарок папы к свадьбе. Я уже говорила вам, что он не сможет приехать, а вот подарок прислал. Этот медальон открывается. Здесь есть фотография моего отца. Хотите взглянуть?
Замочек слегка щелкнул, и медальон словно распался на две половинки. В одну из них была вставлена маленькая карточка, с которой Сергей Павлович серьезным взглядом смотрел на разглядывающих его людей.
Мать громко вскрикнула и заплакала.
- Нет, так не бывает, так не бывает! Оленька, доченька моя, – как от боли, стонала сраженная открытием женщина.
Когда Андрей зашел к ним в комнату, Оля знала уже все. Теперь это была уже не прежняя спокойная, серьезная, счастливая девушка.
- Что с тобой? – испугался Андрей, увидев побледневшее лицо Оли, ее остановившийся взгляд, глаза, полные слез. – Да что тут у вас произошло?
- Извини, Андрюша, мама тебе все расскажет сама. Мне сейчас надо побыть одной, – еле слышно прошептала Оля посиневшими губами и, с трудом переставляя непослушные ноги, скрылась в комнате, предназначенной для новобрачных.
Думать она не могла. Да ей и не хотелось. Она стояла посреди комнаты, растерянная, надломленная и беспомощно озиралась. Увидев в углу разобранную к ночи постель, она вдруг до конца осознала весь ужас создавшегося положения.
Путаясь в длинных полах халата, она забралась на широкий подоконник и, глубоко вдохнув пахнущий цветущими липами воздух, шагнула в темную звездную ночь…
* * *
Осенний день клонился к вечеру. Лучи заходящего солнца выкрасили стекла домов в яркий багровый цвет, такой же, как на опадающей кое-где в городе листве. Тени от деревьев стали длинными и расплывчатыми. Дождавшиеся вечерней тишины и свежести старухи заняли свой пост на скамейках у подъездов высокого старого дома.
- Вон новые жильцы пошли, – кивнула на проходящую с двумя детьми молодую пару всезнающая бойкая старуха, занявшая свое привычное место на длинной скамейке. – Кира-то с Андреем уехали к Сергею Павловичу, вместе теперь живут. Ох, и убивалась она тогда! Я уж думала, и не отойдет. И надо же было такому случиться, да еще и в день свадьбы. Такая странная история…
- Леночка, ну сколько раз тебе говорить? Смотри, опять простудишься, – крикнула сидевшая рядом женщина маленькой девочке в яркой курточке, которая с деловитым видом поливала из лейки молодой дубок с невероятно зелеными и свежими, на фоне полуголых вокруг деревьев, листьями.
- Ох, и упорная она у вас. Добилась все-таки своего. Глядите-ка, деревце ведь ожило! Ну и дети пошли, все могут, – ворчала разговорчивая старуха, недовольная тем, что ее всегда перебивают.