Ровняя путь, я шел лесополосой вдоль железки, наслаждаясь первым настоящим теплом и мельтешащим в зеленях золотом.
Птицы самозабвенно вслед мне подхватывали: «Лэт ит би, лэт ит би-и, лэт ит би, лэт ит би...»
Тропа, виясь, словно выскальзывала навстречу, и поэтому сразу показалось, что он вывалился из травяных зарослей мне под ноги - лохматый, вороной масти щен.
Пытаясь встать, он снова и снова падал, будто его кто подкашивал.
Наконец он сел.
Конфузливо отвернув нос, - лопоухий, с белым галстучком, - словно на торжества - во фраке.
Хвост, однако, у него был купирован.
Вокруг ни души, птички поют, скоро ночь...
Дела-дела...
- Что ж, - загадал я, - решать тебе, малыш.
И, стараясь реже оглядываться, неторопливо продолжил путь.
***
Он немного помедлил и неспешно враскачку отправился вслед за мной.
Неуклюже припадая на левую лапу, спотыкаясь и мотая головой, не останавливаясь - шел и шел.
Я старался реже оглядываться.
"Лет ит би, лет ит би..." - все еще стучало в голове.
Я стал.
И все встало - воровато и криво.
Сердце бухало, не унимаясь.
Едва сдерживая бег, я вернулся.
Он сидел поперек тропы, глядя - не то в траву, не то поверх ее, на закатное солнце, и подслеповато моргал.
Язычок его трепетал.
Не глянув на меня, он лег и положил голову на лапы.