Первая вольница на Яике

   
                (быль иль небыль)               

   «В самые те времена, когда Темир-Аксак, а по европейскому названию Тамерлан, со многими татарскими войсками разные области разорял (по истории об нем могло быть сие в исходе 14 или в начале 15 столетия), был некто из донских казаков именем и прозванием Василий Гугня; сей, прибрав себе в товарищество тамошних казаков … вышел на Каспийское море … и дошед до устья, до протоков реки Яика … пошли по ней вверх … рассудили, как ту реку, так и оные места иметь себе убежищем и пристанищем…»                П. И. Рычков.

   Легенду об атамане Гугне  Петр Иванович Рычков записал со слов атамана Ильи Меркурьева в 1748 году. Согласно этой легенде появление атамана Гугни на Яике хронологически связано с разгромом Тамерланом хана Золотой Орды Тохтамыша, то есть в 1396 году. Большинство историков и исследователей полагают, что более правдоподобной датой появления постоянных поселений казаков на Яике является конец XV — начало XVI веков. Столь же противоречивы и сведения о происхождении атамана Гугни. Одни считают его донским либо волгским казаком, другие новгородским ушкуйником.

   Согласно легенде, первые казаки на Яике не имели постоянных семей, как и место жительства. Добывая себе жен в своих промыслах, и задумав следующий набег, казаки бросали семьи, либо даже убивали их, дабы не оставлять на поругание врагам. Атаман Гугня, взяв в жены пленную девушку, отказался следовать традиции, с тех пор этот обычай был казаками оставлен. Как записал А.С. Пушкин в «Истории Пугачёва»: «...казаки, по примеру атамана, покорились игу семейственной жизни. Доныне, просвещенные и гостеприимные, жители уральских берегов пьют на своих пирах за здоровье бабушки Гугнихи».

   1.
 
   Шел второй день плавания. Яркое солнце, пребывавшее в зените, пригревало. Рассекая безграничную сплошную синеву, слитую с синим небом, идут струги  по Хвалынскому морю. Воют и хрустят уключины. Ветрила на смоленых мачтах собраны и кое-где болтаются. За кормой струга тащатся челны. Это струги атамана Гугни  вышли на промысел.

   - Михай-ло!

   - Ми-ха-й-ло!

   Вдали чернеет точка купеческого судна.

   - На нас идет!

   - Хоро-шо то как идут, Петр-о …
 
   На судне паруса задувает сильным ветром, и он идет прямо на струги казаков.  Скоро будет  атака, и взятие на абордаж. В чреве большого струга, на нижней палубе, устланной ковром, лежит атаман. В трюме, колыхаясь, горят свечи. Они падают и тухнут, и их снова зажигает Митяй; они загораются и, оплывая, горят.

   - Да брось ты эти свечи, Митяй!

   - Да ништо не видно, атаман. – Митяй оставил свечи и опустился на ковер. – Не чаяли узреть меня, атаман, что деяли воевода удержит, и с вами в море не уйду. В Мещере я токи шатнул одного стрельца, он, падая со стены ногой за веревку зацепился, раскачиваясь, головой вниз стал  орнать. Тут служивые сбеглись на крик, я еле душу уволок. … Я же к тебе сшел с людьми верными. - Говоря, Митяй, вытянув шею, вслушивался в плеск волн.

   - Чего, Митяй, как будто конь к погоде, голову тянешь?

   - Чую я и мекаю, атаман, что не судно купеческое углядели на море наши, - то Бус . 

   - Исходим наверх?

   - Идем!

   По синей ширине  белеет парус Бусы. На высоком носу струга стоит атаман  с Митяем, глядят вдаль, втягивая грудью запахи моря и ветра.

   - Зришь?

   - Вижу, Митяй!

   - И дух замирает. …

   - Братцы! Ге-ге-й! Слово заранить надобно!

   Раздался разбойный свист. Свистел казак, сзывая всех на круг, - свист заглушил скрежет уключин. На свист послышались голоса:

   - Подходим!

   И с другого струга полезли казаки с товарищем  атамана Печугой  Путивлем, за ним татарин из Мещеры - Салих.

   - Где атаман?

   Привычно щелкая в ножнах саблей, на кривых ногах, Салих взглядом искал атамана. Последним поднялся в струг  в темном от сумрака полукафтане – Никита Ворчун. Казаки обступили атамана. Гугня, повернувшись к корме судна, подал голос, и всем по ряду:

   - Идем тихо!

   - Говори атаман!

   - Идет нам навстречу Бус. Всем казакам лезть в челны. С собой не брать пушек, брать пищали – в случаи бить пулей. Оглядеть ладом веревки кошек!  Взять топоры коротки, не бердыши, багры тож! Челнам забегать вперед и ждать боя пушки со струг. Тогда подступать к Бусу и рубить брюхо корабля пониже воды. И еще, с запада к Бусу подходят челны Никиты Ворчуна, с востока челны Печуги!

   - Добре!

   Снова свист и голос:

   - Казаки! Ладь челны в ход!

   По свисту  рассыпались в море челны.

   2.

   Лежа на носу струга, отдыхал атаман. По команде гребцы тихо гребут, вот знак был подан сушить весла, казаки схватили пищали и сабли, а кто и чекан, замерли, когда будет пора палить, сечь. Большое судно бежит, распустив паруса со скоростью ветра.

   И грянул выстрел.

   - Казаки вперед!

   - Сарынь на кичку!

   - Секи днища! …

   Со стороны солнца выдвинулись темные челны казаков, хищные полоски стали увеличиваться, стало видно и радужное обличие казаков. Челны стали  исчезать под выпуклые борта корабля. Застучали топоры, в прорубленные дыры в синем свете запылавшей воды от факелов полезли внутрь корабля казаки, в пестрых халатах сливаясь с водой.

   Струг с атаманом медленно подходил к кораблю, сцепившись крючьями за борт Бусы, по канатам полезли казаки, начался абордаж. На палубе идет сеча, Митяй зорко наблюдал за побоищем, высматривая командира служивых, найдя, целился и стрелял в него из очередной пищали, и редко какой начальник оставался в бою – пуля Митяя била метко.

   – Молодец, Митяй!..

   В челне на носу  с зажженным факелом в одной и с коротким багром в другой руке  на поворотах мелькала фигура Салиха, среди выстрелов и воя слышался его резкий, как по железу ножом, голос:

   – Дай огню!

   – Эге, горит!

   – Дай подмогу?..

   – Гори, черт!..

   Внизу корабля страшно бухнуло: вверх полетели куски бревен, якоря и звенья цепей. Служилые, бросили защищаться, побежали к спасательным челнам, иные прыгали в море.

   – Бей царевых слуг!

   – Еще огню в порох! – кричит Печуга Путивль.

   Зацепив топором дверь, Митяй пролез внутрь как змей, утыканный кругом кушака пистолетами, стрелял, не целясь: пуля его пистолета била служилых под шлемы – промаха не было.

   Митяй шагнул еще и остановился. Поперек палубы, раскинувшись, как хмельной, лежал Петро: волосы запеклись в крови, наискосок веселого лица застыла кровавая лента.

   – Такого парня? А, дьяволы!..

   – Казаки! – Кру-у-ши!

   По кораблю разлетались влажные искры и крики людей, и, как бы в ответ, усилился треск, звон железа и повеяло запахом моря, смешанным с запахом крови.

   Митяй слышит громкие непонятные слова, на палубе корабля лежат трупы казаков. На носу корабля еще рубятся казаки и стрельцы.

   Здесь же недалеко окруженные казаки отбиваются от стрельцов.

   – А ну-ка братцы! – Митяй взмахнул топором: – Вот те подарок от казака!..

   Второй удар – резкий и рушащий, как молния. От него из-под голубого красным огнем брызнули капли крови, шлем запрокинулся, служивый осел, туловище развалилось от левого плеча до пояса.

   Митяй повернул назад, из-под палубы появился служивый начальник, сверкнули испугано глаза и выстрел пистолета. Митяя толкнула в грудь пуля, он выругался крепко и рухнул на палубу.

   Корабль охватило пламя. Огонь быстро распространялся и перебросился от сильного ветра на казачьи струги. Все выжившие  прыгали в море. Служивые падали в море, казаки рубили их, не подпуская к своим челнам.  Поднимался шторм, корабль накренился и стал медленно тонуть.

   Люди  кричали: – Каза-ки! В челны! - кричал атаман.

   Бус затрещал от сильного порыва ветра и стал тонуть, увлекая за собой казачьи струги, последний огонь накрыло волной, и наступила тишина.

   – Мы-то живы, атаман. …

   – Эх, Михало! Двух асаулов потеряли, а сколь казаков полегло, – с болью в душе сказал атаман.

   Вдруг тишину нарушил гром, и в воздухе сверкнула молния, и снова гром, небо потемнело, и начался шторм с дождем.

   Неожиданно налетевший ветер с неимоверной быстротой запенил волны. Подхваченные волнами челны разбросало по морю. Челн, в котором находились казаки с атаманом, подняло на пенистый гребень громадного вала, а потом бросило в пропасть между двумя высокими волнами. Челн скрылся. Но вот челн снова вынесло на гребень водяной горы, чтобы через мгновение еще раз бросить в пропасть моря. … Шторм переходил в страшную бурю, небо соединилось с морем. Челн подбрасывало все сильнее, и сильнее. Вот гигантская волна нагнала челн и подняла высоко вверх. В то же время другая волна с неимоверной силой ударила в челн и, перевернув его, поглотила в своих водах. …

   Так закончилась история первопроходцев Яика казачьей вольницы, для которых могилой стало море. 
               

   ***

   Между тем сегодня актуально понимание, что Урал (Яик) стал местом стечения двух народных вольниц — поморов и казаков. Пестрота национального состава усилилась вследствие широкого притока казачьей вольницы на Урале (Яик). 
Одной из удобных площадок изучения этничности и многообразия служит Урал (Яик), испытавший на себе все тяготы мировой истории. Этнологический Урал (Яик) изучен фрагментарно, поскольку исследователей обычно привлекают тихие этнические омуты, а не бурлящие стремнины и плавильные котлы.


          
                БУСЫ - …Летом 1554 г. по повелению царя Московского Иоанна IV Васильевича тридцатитысячное войско на стругах под предводительством князя Юрия Ивановича Пронского-Шемякина «со многими пушками и со всяким воинским снарядом» спустилось от Нижнего Новгорода по Волге к землям Астраханского ханства, разбило наголову войско местных татар, взяло их столицу и, овладев волжской поймой, вышло к Каспию.

                Небольшие персидские суденышки – киржимы – не могли составить конкуренции для «народа корабельного», как называли местные торговцы русских купцов, которые «умели из брусьев с перерубами, как избу, Бусу срубить, и на ней по морю с одним большим парусом по ветру ходить» вдоль западного побережья Каспийского моря. Николай Михайлович Карамзин писал: «Кроме славы и блеска, Россия, примкнув свои владения к морю Каспийскому, открыла для себя новые источники богатства и силы, ее торговля и политическое влияние распространились. Звук оружия изгнал чужеземцев из Астрахани, но спокойствие и тишина возвратили их». После выхода к Каспию в Астрахань по Волге ежегодно стало приходить до 500 купеческих судов с товарами, предназначенными для морской торговли.
 
                Печуга – ср. эрз. печтямс ‘переправить, переправиться (через реку и т.п.)’ [Э-РС 1949: 165], печкемс перейти вброд, переправиться [Вершинин 2004-: III 349].