Москвичи очень любят гулять в старом городском парке «Сокольники». Тенистые аллеи, извилистые дорожки, уютные уголки со скамеечками в укромных закоулках парка помнят многие поколения. Здесь не слышен гул мегаполиса, затихает бешеный столичный темп, прохожие перестают толкаться и бежать и превращаются в милую приветливую гуляющую публику. И тогда кажется, что время откатилось, как волна прибоя, и в парке воцарилась старая, еще довоенная Москва, та самая, пахнущая «Красной Москвой» и пирожками, звенящая песнями Исаака Дунаевского, одетая в белые френчи, крепдешиновые платья, обутая в парусиновые баретки, начищенные зубным порошком.
Иллюзию дополняет чудом сохранившаяся до наших дней танцевальная площадка. Летом по будням с шестнадцати до восемнадцати часов там звучат популярные когда-то мелодии, собираются и танцуют разновозрастные пары. А по четвергам на танцплощадке играет настоящий духовой оркестр. Истинные ценители собираются послушать «живую музыку», располагаются в кружевной тени лип на скамеечках вокруг асфальтового пятачка, улыбаются, благосклонно кивают, с наслаждением внимают старинным мелодиям … Царит атмосфера покоя и благодушия.
Вот отшумел вальс «Амурские волны». Пять – шесть вальсирующих пар остановились, раскланялись, медленно расселись по местам. Дирижер прокашлялся, постучал палочкой по пюпитру, что-то негромко сказал саксофону. Затих в ожидании пятачок. Взоры устремлены к оркестрику. Музыканты перевернули свои ноты, тромбон вытер большим платком толстую красную шею, ударник взял литавры и запрокинул назад свою большую вихрастую голову. Дирижер повернулся к публике и зычно объявил: «Аргентинское танго!»
С первыми аккордами со скамеечки поднялся мужчина.
Пружинистой походкой он пересек всю площадку и остановился перед эффектной дамой в ярком красном платье с воланами. Чуть наклонив голову, протянул ей руку. В этот момент он почувствовал себя знойным аргентинским мачо. Смуглое скуластое лицо южного красавца выглядит сдержанным и властным. Взор жгучих очей полоснул, словно острое лезвие кинжала, по лицу дамы и укрылся за тенью густых черных ресниц. Полуулыбку тонких, слегка обветренных губ повторял контур небольших блестящих черных усиков.
Дама захлопнула с характерным треском небольшой кружевной веер. Левая смоляная бровь чуть дрогнула и изогнулась изящной дугой. Она медленно подняла веки и подарила своему кавалеру такой долгий и томный взгляд, что от ударившей волны вскипевшей крови на его щеках вспыхнул багряный румянец.
С изяществом пантеры дама поднялась со скамьи, опустила ладонь на руку знойного красавца и они медленно, в такт музыки вышли на середину площадки.
Новый аккорд, и пара вступила на территорию танго.
Сначала их движения походили на встречу двух кобр. Две сжатые пружины, две натянутые тетивы, удерживаемые невидимой силой, они медленно вращались друг вокруг друга, словно отыскивая брешь в невидимой защите противника. Но вот мелодия взвилась, и два тела сплелись в страстном поединке! Ее изящная ножка в красной туфельке заскользила вдоль его бедра, щека прижалась к щеке, его рука завела ее руку за спину и он победителем склонился над ней. Но вот следующий аккорд, она изворачивается, отталкивается от него и вновь обретает свободу. Но нет! Он преследует ее, заставляет покориться своей силе, своей воле, запрокидывает ее голову, почти коснувшись губами ее губ, но, наткнувшись на ее взгляд, отталкивается и пытается уйти сам. Ноги обоих танцоров словно скованы между собой, они не дают им разойтись дальше полуметра друг от друга.
Темп нарастает - нарастает и страсть. Уже трудно различить последовательность танцевальных па. Ее ярко красное платье взлетает, пылает, словно огонь, черные кудри высокой прически то накрывают разгоряченное лицо, то опадают волнами на открытые плечи. Они вращаются все неистовей, все быстрей! Финальный аккорд – остановилось мгновенье! Замер костер!
Публика в восхищении еще ждала продолжения, и только через несколько секунд взорвалась аплодисментами!
Счастливые и обессиленные они раскланиваются. Он отводит ее к своему месту, наклоняет голову, слегка щелкает каблуками лакированных туфель. Она шумно дышит, вздымается ее пышная грудь, черные, щедро обведенные глаза с благодарностью и истомой глядят на него. Они ничего не говорят друг другу. Больше они не танцуют. Он уходит к себе, она – к себе. Но в ушах обоих еще долго звучит эта музыка страсти, еще долго рвется из груди переполненное восторгом сердце.
• * * * *
Дома она снимает платье и бережно вешает его на плечики в шкаф. Отшпиливает черные кудри, надевает на голову купальную шапочку, накидывает махровый халат и идет в ванную. Долго стоит под душем…
Поначалу она еще напевает про себя чарующий мотив, ноги невольно становятся в четвертую позицию, правая рука упирается в крутое бедро. Левой рукой она вертит душем над головой, словно испанским веером. Шум воды постепенно вытесняет мелодию. Она с силой трет свое раскрасневшееся тело. Намыленной мочалкой смывает ярко накрашенные губы, черную мушку над губой.
Черно-красные струи сбегают вдоль ее тела, образуют пенистые лужицы вокруг ступней. Спина сгибается, сутулится, ноги ощущают тяжесть всего усталого тела, опухшие коленки перестают слушаться, на руках проступают толстые фиолетовые вены. Она осторожно перелезает через бортик ванны, крепко вцепившись сухими костяшками пальцев в фаянс раковины. Неловко изогнувшись, вдевает руки в рукава старого полинялого махрового халата, ноги вставляет в разношенные дырявые тапки и, шаркая, выходит из ванной комнаты.
Кряхтя, проходит коридор, комнату, доходит до продавленного дивана, медленно садится. На тумбочке в изголовье уже стоит заранее приготовленный стакан воды и маленькая чашечка с отбитой ручкой, до половины наполненная вечерней порцией таблеток. Снимает купальную шапочку, встряхивает редкие седые кудряшки.
Легла… Прикрыла набрякшие веки…
Снова увидела себя знойной испанкой, идущей под звуки танго сквозь восторженно ревущую толпу.
Пройдет серая тягучая неделя, настанет четверг, она снова достанет из шкафа алое платье с оборками, красные туфли, пришпилит черные кудри и отправится в старый парк…
* * * *
- Нина, пойдем на танцплощадку, посмотрим! Тут каждый четверг приходит сумасшедшая бабулька и сумасшедший дедулька. Они танцуют аргентинское танго. Ну, как «танцуют», – думают, что танцуют. Он - такой старичок Альцгеймер с крашеными усиками, а она – это просто неописуемо! Представь себе старую цирковую мартышку в красном платье, с веером и в парике. Ну она-то думает, что молода и прекрасна, глазки закатывает, ручки-ножки заламывает. Они такие коленца выделывают – публика дышать перестает от ужаса, что вот сейчас рухнут и развалятся. Нин, это надо видеть, ты обхохочешься! Пойдем, сейчас начнется!
Отшумел вальс «Амурские волны», затих в ожидании пятачок. Музыканты перевернули свои ноты, тромбон вытер платком толстую красную шею, ударник взял литавры и запрокинул назад свою большую вихрастую голову. Дирижер повернулся к публике и зычно объявил:«Аргентинское танго!»
С первыми аккордами со скамеечки поднялся очень худой и очень пожилой мужчина. Он шел через танцевальный круг, не замечая насмешливых взглядов, не слыша язвительных замечаний не потому, что был глуховат и слеповат, а потому, что сейчас он чувствовал себя знойным аргентинским мачо. А там, на скамеечке под липой, в ярком красном платье с воланами его ждала прекрасная дама с черными локонами.
Пять минут продлится танго, всего на пять минут к ним вернется молодость, здоровье, любовь! Что с того, что только для них время повернуло вспять, превратив его в стройного красавца, а ее - в обольстительную кармелиту. Что с того, что для остальных они - престарелые чудаки в смешных нарядах, нелепо топчущиеся посередине танцплощадки. Что с того, что только они слышат бурные овации вместо жидких хлопков.
Целых ПЯТЬ МИНУТ они будут счастливы – пока звучит волшебная музыка «Аргентинского танго»!