– Любаша, привет!
Мариночка врывается в двери разноцветным вихрем. Яркие пряди волос, развеваются от сквозняка. Одета во что-то невообразимое, как всегда. Желтое, голубое, зеленое плещется на длинном подоле, в многослойных юбках и кружевах блузы. Стройная девушка, едва угадывается в этом ворохе пестрых тканей.
– Любаша, сегодня у меня любимый – желтый. Хочу желтые ноготки! Сделаешь? – Тороторит, не давая вставить ни слова. – Ну или хотябы голубые. Только не бледные, а прямо яркие-яркие. Как здесь. – Ухватывает одну из оборок юбки бирюзового цвета, трясёт будто собирается оторвать.
– Здравствуй, Марина. Проходи, посмотрим, что тебе предложить.
Поправляю небрежно наброшенное на вешалку пальто клиентки. Желтая, солнечная ткань режет глаз, кажется ещё немного и обожжет руки.
Прохожу к рабочему столу. Мариночка, радость моя, сидит уже в кресле выглядывая из своих ярких тряпок как птичка из гнезда. Любимая моя клиентка – всегда радостная, всегда яркая, всегда всем довольна. За пять лет ни разу не просила ничего переделать, все у неё всегда отлично. Совершенно уверена, что творческие личности такие и должны быть. Ещё никому не удалось ее переубедить, слава богу. Сердится, когда друзья-художники страдать изволят.
Раскладываю на столе палитры. Желтый не самый востребованный цвет но и его найдётся несколько вариантов. Пока Марина не выберет подходящий, ничего делать больше не даст. Жду терпеливо, пока перебирает, ищет необходимое. Улыбаюсь, молчу. Сейчас лучше не отвлекать. Выбор цвета – сокровенное таинство, не дай боже лезть с советами.
– Вот этот, – Протягивает мне плашку с обжигающе желтым, почти как ее пальто, ноготком.
– Договорились. – улыбаясь киваю,складываю палитры. Сама вспомнить пытаюсь, в каком из многочисленных ящичков может быть нужный пузырёк. Один, второй, третий, начинаю уже нервничать но вида не подаю. Слава богу, в пятой по счету коробке, нашла наконец то бутылочку.
– Представляешь, – щебечет Мариночка, пока я подпиливаю ее ноготки. – Мне опять книжку заказали. Со сказками, страшнющие такие, не пойму для детей или для взрослых. Всю ночь над ними сидела, спать не могла. Там такие чудища, ооо… – закатывает глаза, будто чудища эти придел мечтаний и новая любовь. Да что это я, конечно же новая любовь и есть. – У меня уже парочка таких красавцев вышла – зубы, когти, в чешуе все. Как живые!
Мда, понятия о живом у Марины тоже своеобразные. Впрочем, кто их поймёт, художников. Может для неё эти чудища как раз живее каких-нибудь там овечек-козочек. Кстати о живом.
– А как там Пакс? – Пакс, Маринкин кот. Судя по её рассказам, боящийся высоты и имеющий аллергию на все, что может цвести.
– Пакс отлично просто! Уже три недели ни одного приступа. Он тут такое учудил! – девушка округляет и без того большие глаза, тут же становясь похожей на рисованную японскую школьницу, – Эд притащил ему мышь, не подумай, обычную меховую из зоомагазина. Так Пакс, представляешь, увидел ее и рванул на шкаф в коридоре. А он у нас высоченный такой, под самый потолок. Два часа не могли выманить.
– Ничего себе! – Поддакиваю я берясь за кусачки.
– Да-да! Эд уже устыдился и мышь демонстративно пошёл выбрасывать. Видела бы ты! Эд с топотом, руганью, несёт мышь эту дурацкую за хвост... Кот даже посмотреть высунулся. Только вышел за дверь, оттуда визг. Соседка, баб Маня, намылилась в магазин. А тут Эд, с мышью, ее встречает. А она же полуслепая, не видит ни черта. Но то, что ей в лицо что то меховое с хвостом тычут разобрала. – Марина тяжело вздыхает. – В общем бабку откачали, в чувство привели. Кот сам слез, посмотреть, что там такое происходит. Вооот. Кот в шоке, Эд ржёт, бабка орет что мы ненормальные. Ну я то не спорю, как есть ненормальные. До сих пор, старая, со мной не здоровается.
– Ну вы даёте, – говорю, – слушаю тебя, все кажется, что я скучно живу.
Маришка отмахивается от меня свободной рукой.
– Ерунда. И у меня вечно какая то ерунда. – Смеётся. – Просто замечать, эту ерунду, нужно. Вот к примеру, ехала сегодня к тебе, мне какой то дядька на ногу наступил. Ну наступил и наступил, бывает. – Все у неё легко, все бывает. На ногу наступили – ерунда. – так я бы и не заметила, но ты представляешь, у него такие усищи! Как у таракана. Шевелятся все время, а он ещё и в шляпе. Представляешь, таракан в шляпе?!
– Не представляю. – честно сознаюсь, – Извинился хоть?
– Не извинился. Но это не важно. Такой тип! Обязательно его нарисую.
Открываю наконец пузырёк, с вожделенным, Маринкиным, желтым. Тяну кистью цвет по тонким ноготкам. Молчим. Я сосредоточенно, Маришка, кажется, восхищенно.
– Знаешь, – говорит, когда ладошка наконец погружается под лампу. – мы с Эдом собрались на море. Ему тоже книжку дали. Что-то там эпическое опять. Вот закончим и сразу же рванем на море. Я так давно не видела моря, что почти уже не верю в него.
Не представляю, как можно не верить в море. Но Маришка она такая. Верит, в то что видит или может представить.
– Море, это здорово. Куда поедете?
– Не знаю, не решили ещё. Может на чёрное, куда-нибудь. А если подвернется, так и в Италию можно. Снять там квартирку, жить в своё удовольствие. Мы так в свадебное путешествие летали.
Ну да, как раз четыре года назад и летали. Столько восторгов было. Потом ещё месяца два рассказывала. И про море, и про хозяйку, которая все норовила подкормить нищих русских художников, про молодое вино и смешных местных рыбаков.
Все оставшееся время, Мариша делилась планами. Рассказывала, что уже пересматривает летние наряды. Что Пакса, на время путешествия возьмёт Света, ее сестра, которая в коте души не чает. А родители конечно волнуются, но это ничего, они всегда волнуются, потому что дальше своей дачи в пригороде уже сто лет не выезжали, думают там рай и ничего больше не надо.
– Ну, вот и все.– Говорю, смазывая последний, яркий ноготок маслом. И выпуская ладошку клиентки. – Нравится?
– Спрашиваешь! Ещё как нравится. Желтый же, причём какой надо желтый. – Маришка растопыривает пальцы. Смотрит издали, подносит к лицу. Чутко слежу за ее реакцией, но и правда, кажется, довольна. – Любаша, ты волшебница! Здорово, как всегда.
Провожаю до двери. Маришка натягивает пальто. В дверях уже, выходя, медлит. Жмётся как то непривычно. Вечно улыбчивое личико вдруг становится серьёзным.
– Любаша, я позвоню. В следующий раз, через две недели, да? – Вдруг разворачивается, обнимает меня порывисто. Совершенно неожиданно. – Любаша, мы так знакомы давно, ты мне совсем как родная.
Смущается, сама себя, выскакивает в дверь.
– Хорошо, Мариша, звони. – Неловко отвечаю ей уже в спину.
Стою, совершенно растерянная. Вот, что это сейчас такое было? Хорошая девочка, давно знакомы, но не подружки же. Бог с ним. Маришка не из тех, кто в друзья набивается, лишь бы скидку выбить. Платит исправно, все по честному. Накатило что-то, бывает. Кто их поймёт, творческих…
***
Семь часов вечера, обычно, самый разгар моего рабочего времени. Только что, проводила одну клиентку, вот-вот заявится следующая. Телефон разряжается пронзительной трелью. Маришка. Странно, меньше недели прошло, с чего бы ей раньше звонить? Снимаю трубку.
– Любовь? – тут же раздаётся в ухе резкий мужской голос. – Извините за беспокойство, с вами говорит оперуполномоченый двадцать третьего отдела полиции, энского районна лейтенант Сидоренко. Скажите, вы близко знакомы с Марией Хлоповой?
– Я ее маникюрша, – это пошлое «маникюрша» вылетело само собой. Слово то какое дурацкое. Господи, о чем я думаю?– а что случилось?
– Произошёл несчастный случай. Мы можем с вами встретится? Я объясню.
– Да. Наверное. Мне нужно куда-то приехать?
– Нет необходимости. Я сам подъеду. Вам удобно будет, допустим, через два часа?
– Через три. – Автоматически уточняю, поглядывая на часы.
– Хорошо. Диктуйте адрес. Вы будете дома? Если сомневаетесь, можем встретится на улице.
– Да, дома. – Машинально называю адрес. – Подъезжайте.
Через три часа, усталый, хмурый лейтенант, сообщил, что Маришки больше нет. Наглоталась таблеток. Нашла ее бабка соседка, не по парадной даже, по коммуналке. Единственная кого Мариша не выдумала.
Никакого мужа Эдуарда у неё никогда не было. Не было сестры Светы, не было родителей, счастливых пенсионеров - дачников. Только старенькая мама, где-то глубоко в новгородской области. Так глубоко, что даже телефоны не ловят. Ей все ещё, спустя два дня, не смогли сообщить о смерти единственной дочери. Даже кота, она себе выдумала. Или мне…
Может и мне. В предсмертной записке, кроме обычного: «в моей смерти прошу никого не винить», было ещё о одиночестве, о том, что так и не смогла найти себя и прижиться в большом городе. Что «... единственным близким человеком, за последние пять лет стала Любушка, хорошая моя. Если прочитаешь, не о чем не жалей. Спасибо, за то, что верила мне.»