Диктатор Эстебан Кього прошёлся по комнате, подошёл к окну. Десятилетиями пейзаж не меняется - тополя, асфальтовая дорожка, высокая чугунная ограда, и теряющаяся где-то вдали жизнь. Город, улицы... Почти не видно.
Эстебан Кього почти никогда не надевал военный мундир, равно и строгий гражданский костюм - только при встрече с иностранными делегациями, а они наведываются сюда редко. Ещё реже ездит к ним и сам Кього. А в обычной жизни он щеголяет в футболке и потёртых брюках, и лицо простецкое и улыбчивое - ни дать ни взять простак деревенский. Впрочем, именно из таких и получаются самые жёсткие диктаторы. А какую мишуру выбрать потом - мундир, или костюм топ-менеджера, это выбирай по вкусу. Воля твоя. Эстебан и выбрал. За спиной зачамкали шлёпки.
- Дорогой, может, перестнаем пищу солить? Это очень вредно. -
- Дорогая, сколько тебя просить - не слушай радио! Лет десять назад я было обрадовался, что ты перестала смотреть телевизор. Рано радовался... Стоит тебе послушать - и ты тут же бежишь ко мне, а иногда рискуешь испробовать всё, что ведущие наболтали. -
- Но ведь учёные доказали... -
Лицо Эстебана приобрело страдальческое выражение.
- Если я им прикажу, они докажут, солнце крутится вокруг земли! Если надо - восток назовут западом, а запад - югом. Всё, что болтают по радио и телевизору - это как я прикажу. -
Чамканье шлёпок удалилось. В эти часы и в этом месте к Эстебану могут подходить все. Впрочем, кроме Франчески обычно никто и не подходит. Эстебан хранит ей верность уже третий десяток лет, со дня свадьбы - подчинённым нужны положительные примеры. Да и какая радость в куче беспорядочных связей? Примерно та же, что и в выпивке. Поэтому на всех официальных празднествах Кього осушает один бокал. Детей у них нет, и по этому поводу тоже переживать не стоит. Во имя чего пыль в глаза пускать, к чему эта мишура? Ведь есть самая реальная власть, казнить и миловать. А остальное - комплексы неполноценности, когда власть слаба.
Эстебан вспомнил дату, и вздрогнул.
- Пятнадцать лет, как проклятый бунтарь убит! -
Это единственное, чего надлежит бояться. Поэт, который писал свои стихи, дышавшие свободой. Нигде не было упомянуто имя Эстебана Кього, но диктатор видел в них себя. И будто из этих строк смотрела на него сама смерть... Обычно подобные пасквилянты отделывались штрафами и высылкой в сельскую местность. Мелкая рыбёшка - сил тратить не стоит. Но здесь уровень был немного другой. И суд постановил - пятнадцать лет каторги, хотя больше пяти за прокламации не давали в принципе. Но Эстебан умнее судей, и приговорил наглеца к казни. Приговор привели в исполнение. Книги уничтожили. За цитирование - пять лет. Но...
Все копировальные аппараты в стране под контролем Эстебана. Но разве можно проконтролировать все шариковые ручки? И карандаши? Конечно, если найдут - мало не покажется. Но никакая спецслужба не осмотрит всех тайников. Все телефонные переговоры, вся электронная переписка - под контролем. Но никто не может всю страну опутать сетью подслушивающих устройств. О чём говорят люди между собой? И никто не может проникнуть в головы людей. А там - жгучие строки, о свободе... И его, Эстебана, смерти.
А самое главное - спецслужбы, чиновники высшего ранга, - всё это тоже люди. А что в головах у них? Те, кто обязаны следить за другими, не станут ли они молча покровительствовать нарушителям? Или не молча... И нету рецепта. Если чистить аппарат, расстрелять всех, набрать новых, что скажут новые? Расстреляют и нас. Не трогать? Осыпать золотом? Уверятся в безнаказанности. Стрелять и осыпать попеременно? Вот сидит себе чиновник, и думает - что сегодня? Смерть? Слава? Нет, нету рецепта. Застучали гулко каблуки за спиной.
- Господин премьер! Сегодня на заборах в трёх местах появились стихи. В принципе, ничего страшного, но считаю необходимым доложить... -
Зазвучали строки. Эстебан Кього огромным усилием воли подавил судорогу. Дурак ты!! Это же моя смерть... И сохранив видимое спокойствие, повернулся к начальнику охраны.
- Вы знаете, что публичное цитирование этих строк пятнадцать лет назад было установлено наказание в пять лет каторги минимум? -
- Простите! Виноват, не знал! - отчеканил начальник охраны, краснея.
- Зачинщиков установили? -
- Да. В двух случаях... -
- Вот. И постарайтесь отыскать третьих. Вы знаете, ловить невиновных не надо. Я этого не люблю. Может, вы будете выбивать приказания из самого преданного гражданина, а таких ещё поискать. А настоящий бандит будет шастать на свободе... -
- Слушаюсь! -
Каблуки энергично застучали, удаляясь. Так... Это всего три нашли. Пока. Возьми книги, библиотеки, телевизор, радио, интернет, периодику, и подавись ими! В умах и в сердцах будет звучать то, что тебе неподвластно. И любой, разумеющий грамоте, напишет веткой на песке, если не найдёт мела и забора.
Из коридора донёсся бег. Смерть... Никто не бегал за эти сорок три года по этому коридору. Смерть. Вбежал спикер парламента.
- Восстание... - запыхавшись, прговорил он.
- Войска и полиция справляются? -
Видимое спокойствие. Дурной вопрос...
- Половина полиции и три четверти войск - на стороне восставших. Некоторые чиновники - тоже у них. -
- Дипмиссии? -
- Выжидают. Им до нас дела нет. -
Вот так. Сегодня с тобой говорят. А завтра будут говорить с тем, кто тебя убил... Окно оживает, впервые за сорок три года жизнь проникает за чугунные ограды, течёт между тополей, по дорожке, и вне дорожки.
- Где начальник охраны? -
- Не знаю... -
- Уходим. -
Некуда. Коридор, запасной выход, песня... Да, та самая. Свобода. Смерть. Одному свобода, другому смерть. Вкусил свободы? Будь добр, пора уходить. Своя порция свободы, своя порция смерти. Только свободы нет, а смерть одна, и неизбежна. И всегда слишком рано.
- Дурачьё! - сквозь слёзы воскликнул Кього. - У вас никогда не будет свободы, сколько о ней не пой. На моё место придёт другой, и он будет расстреливать вас... -
Ответом - песня. Вечные, бессмертные поэты, сколько не убивай. И диктаторы, вечно свергаемые, для того только, чтобы уступить место другим.
Выстрелы. Эстебан осел на землю. Хотел упасть на спину, да колени подогнулись. Земля. Запах земли. И где-то за спиной, в небе - песня о свободе. И о судьбе того, кто ей мешает.