Фраза Дня

               
                Посвящение Брижит Бардо


ПРОЛОГ

Фраза дня: Неужели Грянет Гром? Кошки!

Странность с  утра:  кот Ф. два раза подряд пил воду. Оба съели недавно по сырому желтку. Потом кошка А. подошла к воде. И опять… Какие-то не такие… Заболели?!

На календаре воскресенье. Позвонить некому. Интернета нет,  денег  нет. Ждать…  Тревога, как у Петрова-Водкина: оцепенение, неестественность, вывернутость  мира. Естествен для жизни лишь рай, гармония. Выход за врата – шок. Привыкнуть невозможно.

Она  даже медлит пойти в  комнату,  как будто там уже хозяйничает фантом с пустым капюшоном, всадница без головы.

Дальше день развивается сам собой. Пока живы. Задумчивость кошек, их хождения, сидение нахохлившись: локти назад, как у кузнечика - не самая умиротворённая поза. Саспенс.

Опять снимается полумистическое, с привкусом пародии, кино, где режиссёр – безумие. В таком настроении резко обостряются звуки, запахи, цвета, фактура, свет и тени. Всё стронуто с места. Атмосфера…

Вечер – все живы. Ладно, проехали.



ПЕРВАЯ В ПАРЕ

Люди и события частенько двоились у Яны в жизни, ходили парами. Параллели, меридианы… Тянуло повторять свои маршруты. Every place is worth of visiting once, better twice. Это означало возводить в степень, в квадрат. Плоскостность исчезала -  появлялся  воздух, объем, видимость свободы.  «Кубик» с воздушным полом и потолком вращался и переливался…

Бывали «кубики» и зловещими (см. «Кубики»).

Пару с кодом «Пять кошек» открыла Елена Львовна. В один год, осенью, на улице, она пожалела пенсионерку в инвалидной коляске. Старушка лихо крутила колёса голыми руками. «Я  - колясочница!» - заявляла она с вызовом. Речь выдала в ней человека с бэкграундом. Только жёсткость 85-летней женщины царапала слух и душу… Яна стала приходить к ней и против воли Елены  Львовны бесплатно мыла у той грязные полы в прокуренной до маразма квартире. Магазин, мусор тоже взяла на себя.

Е.Л. по-советски стеснялась нагружать приходящего соцработника.  Соцработница была образцово формальна и отнюдь не стремилась делать лишнее, да и положенное.

Яна приходила просто, по-человечески. Елена Львовна вкусно пекла, поминутно сверяясь с рецептом и педантично доводя свои кругленькие торты до «имаго». Они ели их с Яной и хозяйкиной знакомой, навещавшей иногда Е.Л. и её тортики. Тортики скрашивают будни!

Но суть в том, что у Е.Л. жили пять кошек. Шестой - настоящий,  дворовый, проникал с улицы. Тимоша… Для него круглый год держали на балконе приоткрытым окно – и он заскакивал в гости, его ждали. Кот был плотный, как конь, видимо, удачно охотился. Е.Л. кошар обожала, была  ими «завалена», но никогда не комплексовала. Она ничего не боялась, жила с врождённым чувством  собственной правоты.  Годы шли, кошки менялись, на старых фотографиях вокруг хозяйки ревниво растягивались совсем другие породы. Число  кошек варьировалось от пяти и выше. Яна ужасалась обилию питомцев у одинокого  человека, и, больше всего, неопределенности их судьбы.
 
Е.Л. объявила: «Они мне людей заменяют!»  Но в своей жизни она любила и работу, и мужчин, и сына. Первый муж, отец  Вадика, был нелепой ошибкой и быстро испарился без остатка. Вадик родился с особенностями и не выучился, хотя Е.Л. развивала его, как могла. Он просто жил, собирал музыку и всякое барахло, работал грузчиком и был под влиянием  пьющего кузена. Пока не умер в своей комнате после затяжного общения с этим алкоголиком. И Е.Л. осталась одна в 83 года.

Второй муж, с которым они прожили  в идиллии несколько лет, человек разведённый, учёный из их НИИ (а он и дома не расставался со своей главной любовью - физикой),   давно умер от инфаркта. Заранее. У него обнаружили рак – он очень расстроился. Родные сыновья пришли в гости решать с папиной хатой - он расстроился окончательно. Сердце сказало «нет» - и раку и детям.  Е.Л. сама похоронила мужа. И остались желтеть в шкафу его книги, недоступные   пониманию  простых смертных.

Вадик любил животных. Всех. Уже  пятидесяти лет, он горько плакал над старой собакой, которую приволок щеночком и которую пришлось усыпить. И догадался кастрировать рыжего кота, который потом, как все кастраты, страдал от безысходной нежности к хозяйке. Но откуда-то брались другие коты – и мохнатая популяция не сокращалась.

Он прикрепил над унитазом портрет президента  после заявления о «мочёных» террористах. Когда Е.Л. оставила на Яну кошек и дом и легла за  десять  тысяч в больницу на капельницы, та занялась у неё небольшим ремонтом, уже за деньги. Она очистила стены  в туалете,  выкинула  старый портрет. Елена Львовна обиделась и сердито спрашивала:
- Где Путин?!
- Выбросила. Зачем он вам?
- Он собирался мочить в сортире террористов! Это Вадька придумал. Повесь  обратно!
- Да ну его совсем, Путина вашего, где я его теперь возьму?

Возвращение Е.Л. из больницы было невесёлым, под стать мартовской погоде. Она приехала на такси усталая, больная и разочарованная. Усмехалась…
- Куда старью лезть ещё в больницу… Чего надо, чего захотела? Здоровой стать? Врачи  смотрят и думают: тебе, бабка, не капельницы, а  помирать пора. Смеются, наверное… Да чё тут уже лечить-то? Ааа!
- За ваши же деньги…
- Ааа, всё равно!

Вадик теперь в раю. Вместе с отчимом. Дымят на пару - на том свете.  Третья заядлая коптит стены в одиночку - на этом. Не повезло Елене Львовне. Короткое женское счастье.

Вообще же, она была как хорошо настроенная скрипка, и страна сыграла на ней свою советскую сонату, в мажоре. Деда-священника Е.Л.  запомнила довольно суровым. («Дореволюционный» - слово, рождённое в СССР!). Большая семья ходила по струнке. И ничего святого в нём не наблюдалось, когда он снимал рясу. Е.Л.  прожила атеисткой (а Вадик самостоятельно окрестился в двухтысячные, на гребне волны).

Мать вышла замуж за большевика. В семье не было семьи - ни любви между родителями, ни тепла. Отец занимался классовой борьбой, его боялись. Елена Львовна, 1925 года рождения, уехала в город поступать в вуз. Во время войны студентам выдавали паёк – «Учебное дополнительное питание»,  УДП. Они перекроили на свой лад: «Умрёшь Днем  Позже».

Распределили в школу на ДВ. «Год  прошел как сон пустой…» На её счастье, в гороно работал дядя, брат матери. С его помощью она вырвалась из «учителей», не «доотработав» положенный после стационара срок, и вернулась в город своей альма-матер. А лет, сколько  лет ей было тогда?.. Года двадцать три. Начались  поиски работы. Повезло. Академический НИИ.  Зарплата. Первая квартира. Замуж вышла лет в тридцать. Потом регулярно путёвки на юг на двоих с сыном. Потом двухкомнатная - когда Вадику исполнилось двенадцать. Всё по нотам. 

От деда и отца она взяла довольно твёрдости и характера. Ум был свой. Никакой лишней слабости. Сразу обрела своё место в жизни. Одним словом, Елена Львовна оказалась на солнечной поляне, со школой не сравнить. Работа, объёмная и ответственная, поглощала, жить было  не скучно, она стала незаменима. Позже её до семидесяти лет звали в НИИ помочь новой сотруднице. Яна не могла совместить облик Е.Л. на фото тридцатилетней давности с её нынешним. Разные люди. Метаморфозы господина  Тик-Так. Бойтесь старости, человеки.

Ещё одним штрихом эпохи, заштрихованной сплошь таким образом, были  мнимовежливые люди без лица. Они занимали соседний столик, когда Е.Л. сопровождала зарубежных коллег, например, в ресторан. Подробности эпизодов с «вежливыми» Яну не волновали. После школы её одноклассник говорил, что в каждой группе учебного заведения был сексот.
- Я узнал уже после окончания, он сам признался. Никогда б не подумал – такой славный малый, свой в доску!

Он закончил высшее авиационное. Но и в сугубо гражданском,  как у Яны, куратор их группы сразу предупредила:
- Вы думаете, всё так просто? Ничего подобного. На каждого из вас уже с абитуры заведено личное дело. Все ваши поступки, слова, поведение фиксируются… Так что,  имейте в виду.

Это не помогло сохранить страну - или помогло её разгрохать. Лучше б землю пахали.

Яну поражали сухие и точные, как лозунги,  фразы, красной линией проходившие через каждый день Е.Л. Она догадывалась, что наш мозг костенеет и экономит энергию, отбирая для употребления лишь самое ёмкое, самое необходимое. Яна называла этот свой период «экскурсией в старость». Жутковатой,  как прогулка в дантовом «сумрачном лесу». Она сохранила многие формулы Е.Л.

СЛОВАРИК Елены Львовны

Это просто смешно! (когда осуждает что-то)
Всего не предусмотришь!
В Сибири - да мясо не есть?..
Гробовые деньги! (с усмешкой - когда отделяет от пенсии бумажки «на смерть»)
Удавить их теперь, что-ли?.. (когда речь о кошках)
Ну, эти сволочи! Знать бы, кто это выгрыз – я бы вышибла им!.. (когда кошки выели ровный, как по циркулю, кружок в шерстяной  кофте)
Никогда такого не было!  (когда кошки перевернут на пол очередную миску с едой или тестом).
Эти-то откуда взялись? Ничё не понимаю!.. (когда видит двух молоденьких из пятерки)
Как без хлеба?
Картошка – это картошка, а хлеб – это хлеб. (когда закусывает картошку хлебом)
Так теперь блины надо печь каждый день?.. Чёрт возьми!.. (когда объявили масленицу)
Я – сладкоежка! (заказывает купить «хрустиков» - единственное кондитерское, что признаёт в магазине)
Чаю попить… Чаю попить не с чем… (когда становится скучно)
Надо же время чем-то занять… (когда затевает  ежедневную стряпню)
Надо завтра тесто завести, постряпать что-нибудь, а то чаю попить не с чем… (ежевечерняя «молитва»)
Как с чёрным хлебом чай пить? Ерунда какая!... (когда предлагается серый хлеб вместо «пряника»)
Деньги отмывают! (когда речь о всех нынешних предприятиях)
Ааа, надоело всё!
Сдохнуть!.. (когда проблемы подступают)
Ерунда какая!.. (когда не согласна)
Фигня!.. (когда совсем не  согласна)
Это всё фигня!
Это ерунда!
Ничего я не хочу!..
Ничё мне не надо!
Да чёрт с ним!..

В апреле снова прилетел племянник Елены Львовны. В студенчестве он жил у неё, и она относилась к нему как к  сыну.  Осенью, перед первым его приездом, она скаталась в мебельный магазин за новым диваном для Игоря. Игорь должен был оформить наследование квартиры. Вадькина комната была «складом», и Игорь заказал грузовик. За два рейса вывезли всё, не глядя. Кому нужно содержимое чужой закончившейся жизни?

После смерти Вадима до Е.Л. дошли слухи, что он родил на оптовом рынке, где работал, дочку. Она позвонила, спросила женщину, чьё имя ей тоже дали. Е.Л. не собиралась отказываться ни от кого, и ей было бы, чем помочь внучке. Но женщина отказалась признать факт. «Никакого ребенка нет». Правду унёс с собой Вадик.

Игорь ни в чем не нуждался. Они с женой каждый год летали то в Штаты, то в Японию. Дела у дантистов испокон веку идут отменно. Игорь в своем городе удостоился - вместе с двумя столь же важными господами - крещения в закрытой для этого церкви. С последующим  банкетом. (Как проповедовал один «батюшка», призывая прихожан смириться с непропорциональными тяготами жизни: «У нас рыночная экономика!»). Теперь Игорь прибыл доделать дела.

Е.Л. только немного фальшивила с племянником. Русская женщина, кажется, не может не чувствовать себя несколько принуждённой с мужчиной, кем  бы он ни был. Особенно, если стара, больна, одинока, и впереди – ничего.

Игорёк же был  раскован и чуть-чуть сверх меры оптимистичен. Удивительным образом деньги сообщают их обладателям какое-то царственное равновесие, как будто они под ручку с самим господом  богом. А бедные в одиночку балансируют на жёрдочке, как в песенке: «Идёт бычок, шатается, вздыхает на ходу: Ой, доска кончается, сейчас я упаду!..»

Игорь, довольный, увёз куда-то двух кошек, взяли с него по тысяче за душу… Никакого хорошего «куда-то» в этой стране не существует. То есть, судьба  двоих, увы, уже обозначилась.  Тогда же завершилась и Янина «экскурсия».

Через два года на опустевшем балконе Елены Львовны, по которому Тимоша пробирался в «семью», появилось объявление о продаже квартиры.

ВТОРОЙ В ПАРЕ

Замкнул «пару» Илья Валерьянович, деятель искусств. После Е.Л. Яна, пытаясь пристроить котят, нажитых её Васькой от соседских кошек, оказалась в другом доме. И опять – пять. И снова пол, магазин и мусор. И курильщик с  сорокалетним стажем, а, следовательно, запах маразма в интерьере. Яна и сама стала «травиться» за компанию. Никотин её убивал, а И.В. уже добивал.

Илья В. безумно любил животных, гораздо больше, чем людей. Дружил даже с театральными крысами (без кавычек). Нашёлся общий «кумир» - Брижит Бардо. И.В. скоро задумчиво произнёс: «Ты такая чистая, когда говоришь о кошках…». Подразумевалось, что мытье пола и вынос мусора - дело грязное и сомнительное. Справедливо. На грязи ничего доброго не построишь. В последний день И.В., пытаясь сгладить недавнюю резкость, сказал: «Ты  ангел…». «Фальшивый ангел»,  усмехнулась про себя Яна. Потребность «служить» сирым и убогим была голосом крови. А скепсис - вторым фифти её генетического багажа. Она ненавидела их полы и мусор.

И.В.  был творческий человек. И, как Е.Л., имел свой особый слог. И ум. А Яна слово ценила. И ум. «Поэт в России меньше, чем г-но» -  так он в секунду переиначил Янино от-Евтушенковское «Поэт в России больше, чем г-но». И он был тяжело болен, вечно вызывал скорую.

Началась  «экскурсия в закулисье». Илья Валерьянович жил творчеством, кошками и женщинами. Момент, когда кот залазил на подушку и приникал головой к его щеке, был откровением, вершиной бытия, апофеозом.
- Кот ляжет вот здесь - всё!.. - Передавал он свои чувства.

Понять его вполне могли Яна,  Е.Л. и БеБе…

Для душевного баланса он нуждался в признании своих заслуг. Одиночество творчества. Как-то по-детски сообщал всем врачам СМП, чего и сколько он создал недавно. Медики, далёкие от  тонких сфер, слушали молча. Они видят человека иначе - в разобранном виде. Один заметил:
- А я ничего такого не создал. И что?..

Земля грозила уйти у Ильи Валерьяновича из-под ног, здоровье было потеряно. Он громко включал телек и смотрел в экран, делая затяжки и держась за пепельницу. Яна вырубила телек, устав от шума и пустоты ТВ, а он бросил:
-Ты не понимаешь! Я цепляюсь за жизнь!

Она  поняла:  как мы слепы и глухи, на самом деле.

И.В. блестяще повествовал о своём детстве, семье, родных могилах, женах, работе, гастролях, честно вспоминал какой-нибудь не лучший  свой поступок. Перед Яной был человек, в котором, в  отличие от её «пустыни», было много всего. Всё детство, не говоря о юности, он серьёзно учился:  искусство и талант требуют жертв.  Дымя сигаретой,  рассказывал о собаках, которых спас - и не смог спасти. Некоторые так и жили при театре, при «дворе».

И.В. описывал индивидуальность каждой кошки. Как у Стивы Облонского, у него была своя любимица, «дочка», очей очарованье, она запрыгивала к нему на плечи, ластилась. Две другие смотрели враждебно и вместе убегали, как волчицы.
- Эти мерзавки меня ненавидят!
Кошка-мать не реагировала. Кот, при всей его преданности Илье Валерьяновичу, спал и видел улизнуть за окно, но форточки были на запоре.

И.В. ненавидел  кастрацию.
- Себя бы кастрировали!
Жаловался на любовницу:
- Она ни разу у меня за три года пол не мыла…
Но ведь на то  она и любовница, а не жена, чтоб честь свою блюсти, держать  статус. Он страшно ревновал ее и любил. Звонил беспрестанно.
- Ну, где она четыре дня?! Смылась… Ведь где-то же она есть! С кем-то же она там лазит!

Говорил: «Это моя самка!». Яна называла самку «Горгона» за злость и жестокость. Горгона происходила из семьи милиционера среднего ранга, работала чиновницей и писала стихи, которые Илья Валерьянович брал  в сценарии.  «Почему женщины пишут так длинно? Вот Сафо!..», говорил он. Он был не против «связи» и с нею. Мужчина! Но ей сие представлялось немыслимым. Или просто не хотелось. 

Они поссорились, когда Яна, по его мнению, чуть не упустила котяру в комнату к «дамам». И.В. преувеличил опасность. Но он не сдерживал свой диктаторский нрав и орал,  как на репетициях:
- Им пяти секунд  хватит!.. Я это всё  уже сто раз проходил!

Люди были у Ильи Валерьяновича даже не на третьем месте, подобно поэтам России… Яна ушла. Зато назавтра вернулась Горгона, загулявшая неизвестно  с кем на рождество – и любовники счастливо помирились.





ЭПИЛОГ

Ничего нет ужасного в жизни с животными. It's  not a crime. Это любовь. Всё дело в обстоятельствах, в пресловутых деталях. В мелочах жизни.

«Ну и  что такого? У моей  подруги в Париже семь кошек!» - пожала плечами гордая туристка Ивона в июле 2012 года. Она была из тех, кто любит, чтобы «всего было много». Много детей – у Ивоны четверо. Много мужей – у Ивоны три. Много иностранных языков – Ивона знала пять. Много работы, много здоровья, много путешествий.  Две родины,  два  гражданства.

(За  полгода до польки Илья Валерьянович, взглянув на умеренную порцию омлета, приготовленного Яной, страдающей минимализмом, сказал слово в слово: «А чё так мало? Я люблю, когда всего много!»)

Yes.  Это  не преступление. It's love. Но иногда «обстоятельства», «дополнения» и прочие члены предложения  выставляют нам стометровые барьеры. Не важно… Мы  перемахиваем через них навстречу любви и гибели.  Или же, не в состоянии победно взять  высоту,  роем подкоп - и нелегально ползём в объятия своей гибели и любви, которых конечная   истина, несомненно, поменяет местами.

Апрель 2018