Сашу лет пять назад хотели сделать руководителем мастерской, начальник которой не выдержал постоянного давления Пристроева и бежал в Мосгосэкспертизу.
- Зелёный. Рано ему. Пусть помучается ещё. Опыта поднакопит, - сказал Пристроев на предложенную ему кандидатуру. И назначил на освободившееся место бывшего ГАПа этой же мастерской Мандаровскую. Лидия Аркадьевна, будучи женщиной очень ответственной, даже чересчур правильной и исполнительной, в первые же месяцы своего назначения доказала это, выполняя все изощренные архитектурные пожелания директора, в процессе подписания буклета с проектом жилого элитного дома.
Имея архитектурную совесть на более высокой ступени развития, нежели чем исполнительность, она по-честному пыталась хоть как-то сгладить архитектурные изыски, которые навязывались всем в кабинете на третьем этаже. Каждый раз, выполнив пожелание Пристроева, она, радостная от того, что ей удалось всё сделать грамотно и красиво, шла к нему в логово, где все надежды рушились, так как на фасадах уже полностью сформированного архитектурного образа дома, опять появлялись неимоверные карнизы, эркеры, лоджии, ротонды на крышах, со стеклянными фонарями и так далее, и тому подобное. Иными словами, она просто не успевала работать. И ей была взята одна очень талантливая женщина, отличный рисовальщик, знаток всех стилей живописи, которая была не архитектор, а художник.
Шла, как бы игра.
Пристроев почувствовал в этих приносимых ему картинках руку соратника, так, как и сам очень хорошо умел рисовать. Он был, хороший карикатурист. Его работы даже печатали одно время в журнале Крокодил. Он понимал, что что-то тут не то. Но, что именно не мог догадаться, продолжая вести посредством Мандаровской, удалённый диалог с этим невидимым автором, которого он скорее чувствовал, чем знал, что тот давно внесён в штат руководимой ею мастерской.
Каждый профессиональный художник, видя чужую, не менее профессиональную работу, захочет её перенять, продолжить, улучшить, если сама власть у него, а не у того, кто пытается работать инкогнито. Как бы он ни старался и сколько бы пядей во лбу у него не было, довести до логического конца свою мысль ему не удастся. Ведь она будет постоянно развиваема таким же, как и он, руководителем.
Поэтому процесс остановить было практически невозможно. Только физическое уничтожение этого подпольного человека могло привести к какому-то логическому концу всей этой бесконечно длинной эпопеи.
В проектировании дома уже давно прошёл тот момент, когда нужно было остановиться, хотя бы только потому, что проект уже был настолько совершенен и красив, что дальнейшее его улучшение могло привести уже к уничтожению. Что, собственно и произошло. Архитектура теперь, перейдя точку апогея, разрушалась. Она деградировала на глазах. И никто не мог уже с этим ничего поделать.
Выполненные в стиле рококо фасады дома, впитывали в себя готику, модерн, и даже конструктивизм. С первого взгляда казалось, что в тарелку с хорошим вкусным супом влили такое же, не менее вкусное второе блюдо, затем выплеснули туда же компот, и перемешав всё это тщательно, накрошили сверху черный, ржаной хлеб. И, как это есть? Не каждый смог бы не просто прожевать эдакое гадостное месиво, но и вообще додуматься поднести ложку с ним ко рту.
Пристроев предлагал «съесть» все это своим заказчикам, причём руками женщины, верной ему в его начинаниях.
Мандаровская уговаривала заказчика, как могла:
- Ну, ложечку за маму!
Или:
- А за папу? После того, как за маму съели, нужно еще и за папу!
И, когда ребенка уже тошнило, она добивала его:
- А теперь за бабушку… Дедушку… Прабабу...
И тут ребенка тошнило. И прямо на....
Эта высокая и полненькая женщина была очень ярким, во всех отношениях человеком. Даже сама её прическа из каштаново-рыжих, длинных волос как бы подтверждала это, придавая ей некий вид возбужденного искателя приключений. Она могла наорать на человека, если он в чём-то оказался неправ, но, потом тут же, забыв о гневе прийти к нему пить чай, как ни в чём не бывало. Могла послать кого-то на три буквы и быть тут же посланной сама, при этом, поняв всю свою неправоту, изменить тон дальнейшего общения. Одним словом, это был веселый, легко поддающийся своим эмоциям, нервный и жизнелюбивый человек.
Длинная, тонкая тропа из маленьких дырочек, протопталась за пару лет от кабинета Мандаровской к самому столу в кабинете Пристроева. Дело в том, что постеленный поверх старинного, дореволюционного паркета, мягкий линолеум, не мог выдержать той нагрузки, которая осуществлялась на него, посредством тончайших шпилек, коими завершались туфли на её мощных ногах, поддерживающих не менее слабое тело. Тяжесть была настолько велика, что не раз вызывала возмущение со стороны самого Пристроева, который, как директор, переживал за судьбу вверенного ему института.
- И потом, я хочу ещё сказать о том человеке, который протоптал ко мне тропу в новом линолеуме, таким образом, что по ней теперь можно пускать караваны заблудших в пустыне архитекторов, и они тут же найдут выход к решению любого архитектурного вопроса. Отметины от каблуков настолько глубоки, что убрать их возможно только заменой всего институтского линолеума. Я не буду вам говорить, откуда они ведут ко мне в кабинет, и тем более чьим ногам принадлежат. Пусть этот человек сам догадается. Но почему они делают петлю рядом с моим столом и только потом уходят в обратном направлении из кабинета? – спросил он, как-то у всего института, в начале научного-технического совета, который он любил изредка проводить, привлекая к этому процессу многих значимых для него людей. Таких, как Главный конструктор института, и начальника технического отдела. Это были те люди, которые легко могли размазать любой, рассматриваемый на техсовете проект. Иными словами, нужные ему в воспитательных целях, сотрудники.
* * *
Такой принцип работы был хорошо знаком Саше. Он на собственной шкуре не раз проходил это. И сейчас, наблюдая со стороны, не мог спокойно проходить мимо двери кабинета Мандровской, не вздохнув, вспоминая, что ему только предстоит подписывать очередной свой буклет с мёртвой архитектурой у директора.
К тому моменту они делали вариант новой панельной серии для ДСК. Все, заранее знали, что это им никогда не согласовать у Пристроева. Получалась, как назло, очень хорошая, спокойная, современная архитектура. Фасад представлял собой огромную плоскость, по которой спускались хаотично, словно цифры из заставки фильма «Матрица» - лоджии. Несмотря на кажущуюся случайность таких распределенных по фасаду здания – лоджий, каждая из квартир имела их в своей планировке. Причём, однокомнатным, и двухкомнатным квартирам досталась одна, трёхкомнатным – две.
Всё это было достаточно просто придумать, но разработать таким образом, чтобы капризные технологи из ДСК, смогли согласиться с такими решениями, было практически невозможно. Ибо никогда нельзя сделать что-то так, чтобы при этом соблюсти все поставленные перед проектировщиком задачи. Здесь же им удалось учесть практически всё. А значит этот, уже готовый буклет нельзя было ни в коем случае показывать, как Пристроеву, так и руководству ДСК, во главе с Королевым.
Но, зачем-то же все-таки они его делали?
Да только для того, чтобы не простаивать, где-то в глубине души чувствуя, что грядут новые времена, встретить которые надо будет не с пустыми руками.
Саша, и его бригада, чувствовали это. Догадывался и Надеждин. Но он так же, как талантливый и опытный руководитель, знал, что, не делая в стол таких проектов, в какой-то момент окажется без козыря в руках, не имея возможности отбить удар нового, продвинутого заказчика, не желающего больше строить «фамильные, многоэтажные склепы», обвешанные пластиковой лепниной, и множеством фигурных эркеров. Более того, можно к тому же потерять своих ценных сотрудников, неимоверно уставших от барокко, лезущего из всех щелей института.
Поэтому его бригада и разработала эту новую серию. В ней были не только рядовые и торцевые секции, но и все виды, хорошо инсолирующихся угловых. Задача, поставленная застройщиками, усугубленная жёсткими требованиями инсоляции, была выполнена довольно хорошо. Угловые секции не были тонкими, как прежние в П44т. В плане они повторяли очень жирную букву «Г», а не как в тех секциях, которыми была застроена вся Москва, которые состояли из трех квадратов в плане, причем маленький, третий квадрат, находился зажатым между двумя большими, что сильно ухудшало показатели энергоэффективности здания.
Чтобы принять то их решение, которое пока было на бумаге, руководству ДСКА и Пристроеву, нужно было, как минимум сменить образ мышления. Люди, всю свою жизнь посвятившие уничтожению всего логичного, не способны уже перестроится в ногу со временем, отстав от него ровно на тот срок, сколько им самим лет. Все эти руководители были уже далеко запенсионного возраста и могли бы быть давно на заслуженной пенсии, но не хотели отдавать бразды правления в слабые неопытные молодые руки. И, как оказалось впоследствии, они были правы. Молодые руки оказались не слабы и неопытны, а жестоки, и беспощадны.
Но в тот год никто и представить себе не мог, что таким ужасным образом произойдёт смена власти в Москве.
- Саша, зайди ко мне с буклетом новой серии, - сказал в трубку телефона Надеждин.
- Иду.
Надеждин был свободен в это время и ему очень хотелось взглянуть на те, новые архитектурные решения, которые рождались в недрах его мастерской. Ведь только благодаря его смелости, хитрости и умению предвидеть будущее, всегда занимаясь какими-то наработками в то время, когда загрузка мастерской была не очень велика ему удавалось выкручиваться из наивозможнейших, сложных и нервных ситуаций, которыми была насыщена профессия.
- Давай-ка, мы с тобой сделаем вариант какой-то конкретной застройки, на которой будут видны все преимущества наших решений, - предложил он.
- Давайте. Я думаю, что надо показать, как можно более плотную, какую только возможно создать, учитывая требования по инсоляции - застройку.
- Давай, знаешь, как попробуем? Вот видишь, что происходит? Москва полезла вверх, и её уже не остановить. Но, можно, предложить альтернативу высокой этажности.
- Да Алексей Анатольевич. Надо показать нашим вариантом генплана, что и при малой этажности, но той, что максимально допустима существующими градостроительными нормами, где прописаны расстояния между зданиями, и требованиями инсоляции – можно добиться ещё больших показателей по площадям, чем при применении многоэтажных секций, -искренне верил в свои слова Саша.
- Именно! Давай порисуем сейчас. Для этого тебя и звал.
И они сели рисовать вдвоём вариант нового генплана, издалека напоминающего множество расположенных вплотную друг к другу, квадратиков, плотной в плане застройки, скомпонованных из разнообразия разработанных ими секций.
- Вот, что-то такое, по-моему, должно получиться, - наконец отвлёкшись от процесса, подвел итог Надеждин.
- Да! Неплохо. Надо теперь проверять инсоляционной линейкой, - согласился Саша.
- И не факт, что всё можно сделать именно так. Но, ты сходи, проверь у себя в комнате всё. И, если возможно, то надо прочертить сначала на генплане, потом в объёме и подсчитать показатели.
- Да, хорошо. Если получится, то в наших руках будет тайный козырь в виде выполненного архитектурного буклета.
Через пару часов Надеждин сам зашёл к Саше в комнату.
Все поздоровались.
- Здравствуйте ребята. Как настроение? Некое затишье у нас с объектами. Но это ничего. Работа будет обязательно, - извиняющимся тоном и с улыбкой на лице, сказал он, продвигаясь в сторону Сашиного рабочего места.
- А мы и не переживаем. Сидим, ждём, пока «мозг» наработает что-нибудь, - сказала Ольга.
- Мозг? – удивленно спросил Надеждин.
- Да, а что? Мы, его так называем, - сказала она глядя в сторону Саши, который сидел повернувшись ко всем спиной, пытаясь что-то считать на калькуляторе и записывая результаты в таблицу, в мониторе своего компьютера, каждый раз вставляя карандаш себе за ухо, чтобы тот не падал со стола на пол.
- Ну, как Мозг? Есть результат? – спросил Надеждин Сашу.
- Да! И хороший! Вот смотрите сами! – Саша настолько увлёкся работой, что и не думал о таких земных вещах, как туалет. Но, его всё больше и больше тянуло туда. И он сдерживал в себе это желание ради такого важного для него сейчас разговора.
Возможно сегодня во время бизнес-ланча, он съел какую-то падаль в кафешке. Кажется, это было несвежее суши с лососем, а может быть причиной послужило и молоко, выпитое им, сразу же по возвращениии в комнату, после обеда. Он не придавал особого значения тому, что ел, когда был увлечён процессом зарождения архитектуры. Если ему хотелось есть, он машинально вставал и шёл на обед, туда, куда шли все. Если же ему хотелось пить, он пил то, что у него было под рукой. Воду, пиво, молоко, кока-колу. Лишь бы жидкость была холодной.
- Да, показатели хорошие. Но, к сожалению, они не больше, чем если все застроить двадцати пятиэтажными пластинами, так плотно, как позволяет инсоляция. Но, и у меня кое-что есть в кабинете. Я нарисовал. Пойдём ко мне, посмотрим варианты? - предложил Надеждин.
Саша, вместе с Ольгой, вышли за Надеждиным, проследовав в его кабинет.
- Нет у нас аргумента. Не победить ДСК, - с грустью в голосе сказал Саша, и понял, что у него уже остаётся совсем мало сил, когда они вошли к Надеждину.
- А, знаешь, что я подумал? Надо ехать с этим на ДСК, - сказал Надеждин, и разложил перед Сашей с Ольгой, у себя на столе, варианты, которые нарисовал сам. Они не отличались чем-то особенным в надежде на высокие показатели, но были смелее Сашиных, и интереснее в плане.
- Алексей Анатольевич, это все бесполезно, - обреченно сказал Саша. Он знал об умении Надеждина красиво рисовать. Художетвенная академия, оконченная им, когда-то оставила свой след в биографии руководителя мастерской. Быстро поняв, что в разложенных перед ним на столе вариантах нет особой надежды на успех, Саша на мгновение отвлёкся мысленно от проектирования и представил красивый, свеже отремонтированный туалет, сверкающий новенькой плиткой, словно помещение операционной, в травматологическом отделении больницы.
- Именно поэтому и надо ехать. Я чувствую, что времена скоро изменятся, и руководство ДСК, должно знать и видеть то, что у нас есть альтернативные решения, как бы они их при этом ни критиковали.
- Да Алексей Анатольевич. Непременно изменятся! – сказал Саша, понимая, что всё равно они ничего лучшего, чем то, что им удалось нарисовать сейчас, не выседят, и воспользовавшись возникшей паузой – добавил:
- Ну, я пошёл.
- Куда!? – не понял Надеждин.
- Творить, - пояснил Саша и протянув руку к Надеждинским вариантам, добавил, - я возьму?
- А. Ну, да. Иди, бери конечно, - отпустил Сашу Надеждин. Но, при этом, как-то с недоверием посмотрел на него, впрочем, как и сама Ольга, которая так же не поняла такого стремительного бегства своего ГАПа, словно бы его осенила, какая-то гениальная идея, и именно в данную минуту.
Саша, радостный от того, что оказался на свободе, не пошёл, а скорее побежал в сторону туалета.
Ольга неспешно вышла от Надеждина и успев заметить лишь Сашину тень, скрывающуюся в дверном проёме туалета, сказала:
- Куда же ты!?
- Я сечас вернусь. Мне надо. Иди пока в комнату, - прокричал, уже из туалета Саша, пряча в нагрудный карман своего пиджака, сложенные ровно пополам А-четвёртого формата - эскизы Надеждина.
А может быть это вовсе не его желудок не мог справиться с чем-то съеденным во время обеда, а сама архитектура, первый раз в его жизни, вызывала некое отвращение, такое сильное, что он с трудом справился со своим сиюминутным позывом, так стремительно скрывшись от неё в туалете.
Уединившись в кабинке, он думал об этом, пытаясь понять, как же такое могло произойти. То, к чему он стремился все годы, начиная с того момента, как только начал самостоятельно творить, теперь показалось ему реальным и воплотимым, что вызвало такую реакцию. Нет, тут явно что-то не то. Может быть он ещё не готов ко всей этой свободе? Или она не нужна ему по жизни, так, как не принесёт счастья? Или она слишком неожиданно показалась сейчас ему своей, прежде недостижимой лёгкостью приобретения? Он лихорадочно подбирал различные объяснения, сидя сейчас совершенно один на холодном, техничесском фаянсе, белого, урбанизированного унитаза, и единственное в чём он был уверен, так это в том, что в институте наступали новые времена.
Пристроев распорядился сделать ремонт во всех институтских туалетах. Положить новую напольную и настенную плитку, и заменить унитазы. Но закрыть на ремонт все туалеты было невозможно, по причине того, что людям нужно было где-то справлять свои жизненно важные потребности. Поэтому некоторые туалеты из мужских временно превратились в женские и наоборот.
В те времена Саша редко шарахался по институту. Все его маршруты ограничивались только кабинетом Надеждина и третьим этажом, где сидело всё руководство. По этой причине он пользовался, как правило ближайшим к своей комнате туалетом.
И вот именно сейчас, разговаривая с Надеждиным, он побежал в самый ближайший от его кабинета, который находился, где-то посередине коридора, в месте его изгиба, так-как само здание делало некий поворот, идя паралельно переулку и поворачивая далее вместе с улицей, в которую он впадал. Женский же туалет располагался как раз за этим коридорным изгибом.
Саша благополучно завершил то, для чего он собственно и пришёл сюда. Справа от него, как и пологается, стояло ведро для использованной туалетной бумагой, которым он и воспользовался, когда наступило время.
Но! Что это в нём!? Саша не верил своим глазам.
Сначала он подумал, что это шутки Анатолия. Наверное, обронил случайно в ведро. Да нет же! Он же уволился по собственному желанию! Вспомнил Саша. Но, может быть всё же специально подбросил его, пробравшись в институт, для того, чтобы продолжить запугивать ненавистных ему женщин? Ведь, ради мести можно пожертвовать многим. Даже огнестрельным оружием. Рождалисьвсё новые варианты обьяснений в Сашиной голове.
Но пистолет был явно настоящий. Чёрное, воронёное железо поблёскивало в ведре свежей смазкой. И за ним ухаживали явно профессионально. Обратил внимание Саша.
Он ощутил непреодолимое желание выстрелить из этого ухоженного пистолета в потолок, салютовав тем самым о победе над застоем. На душе у него было легко. Он мог проектировать ту архитектуру, о которой мечтал многие годы. Пусть пока и в мусорное ведро, как этот, обронённый тут кем-то пистолет, но, всё же проектировать, а не таить в себе, словно террорист, ожидающий подходящего момента. Но грязная бумага, прикрывавшая частично оружие, останавливала и несколько смиряла его желание.
Салют не состоялся.
Но, это может быть всё же и муляж, сделанный из того же металла? Засомневался Саша. Только если бы он взял его в руки и увидел на корпусе все надлежащие конструкции элементы, включая и предохранитель, а также не запаянное дуло, только это могло убедить в наличие перед ним боевого оружия.
Саша аккуратно просунул в ведро с грязной туалетной бумагой свою руку, и взяв пистолет двумя пальцами за дуло, вытащил его из ведра и положил на пол перед унитазом.
Это безусловно был Макаров. Но, откуда он мог взятся здесь, в туалете, да ещё и в мусорном ведре!? Не мог понять он. Надо сказать, охранникам. Пришла в голову мысль.
Саша вышел из туалета и только сейчас заметил, что табличка с изображением мужчины, в костюме и котелке, да ещё и с тростью в руках, на двери туалета, заклеена простым листом бумаги, формата А4, с надписью:
- «Женский туалет, на период ремонта».
Мимо, сквозь ещё не до конца закрывшейся, благодаря доводчику двери, прошла девушка в очках, из второй мастерской, с улыбкой взглянув на него, ведь она видела, как он выходил из женского туалета.
Что же делать!? Сам у себя спросил он.
Но, решение пришло мгновенно. Моментально, быстрыми шагами, он дошёл до ближайшей отсюда комнаты, где работала Царицина и, распахнув к ним дверь, не поздоровавшись, сказал:
- Товарищи, в женском туалете валяется Макаров.
- Сашенька, какой Макаров, и зачем он там развалился!? – спросила с ироничесской улыбкой Валерия, которая ни на минуту не сомневалась сейчас в том, что Саша опять шутит.
- Он не развалился! Он пистолет! А я не могу войти в туалет дважды, ведь он женский! - сказал истинную правду Саша.
- А зачем же вы входили впервый раз? – поинтересовалась Царицина, которая явно почувствовала в Сашиных словах нотку правды.
- Так я же думал, что он мужской! Я ж не знал!
- Так и зайди опять! Возьми пистолет сам и отнеси на пост, - втянулась в разговор уже Раиса.
- Сам!? Нет, я боюсь! Говорю же. Да и к тому же туда девушка зашла из второй мастерской. Она меня не поймёт. И так видела, как я выходил оттуда.
- Саша, вот я вот никак не пойму, как это у тебя так получается!? – спросила Ирина, оторвавшись от своего файла в компьютере с многочисленными вариантами фасадов.
- Что!?
- А вот это! Сочинять прямо на ходу! Ну, прям артист какой-то!
- Да, говорю же вам, что не сочиняю я!
- Хорошо Сашенька, пошли с тобой, - согласилась Царицина, как женщина смелая и решительная, недаром же она была ГАПом.
- Только я внутрь не пойду. Лучше на шухере постою.
- Хорошо! Хорошо! Постой, - согласилась с ним Царицина, и они направились в женский туалет.
Когда они подошли к его двери, та открылась и из неё вышла та самая девушка, элегантно поправляющая юбку.
Она посмотрела с недоверием на Царицину и Сашу, явно не понимая, что же всё-таки может быть такого, что привлекло их внимание в туалете. Так-как те стояли, как раз перед дверью, лицом к ней.
- В первой кабинке, на полу, перед унитазом, - деловито произнёс Саша.
Девушка теперь уже поправила свои очки, и отойдя на несколько шагов от них в сторону, таким образом, чтобы создать некое безопасное растояние, остановилась спросив:
- А, что там такое страшное, перед унитазом?
Наверное, не заметила, или не в ту кабинку ходила. Подумал Саша, ответив:
- Макаров там лежит на полу, перед унитазом.
- Какой Макаров? У нас нет таких вроде, - нерешительно произнесла девушка, и по выражению её лица было видно, что она пытается представить себе лежащего на полу мужчину, который, каждый раз, ну, никак не помещался на таком маленьком отрезке пола, как бы она не пыталась его туда засунуть в своём воображении.
- Пистолет Макаров, - добавил Саша.
Девушка теперь, явно представляла пистолет, лежащий на полу.
И, возможно это бы ей и удалось, если бы не вышла из двери туалета Царицина, со словами:
- Да. Лежит. Прямо перед унитазом.
- И, что же теперь делать? – спросила уверовавшая в Макарова девушка.
- Вы тут стойте, а я на пост, в тот подъезд, где банк сгоняю. Там у охранников оружие должно быть, - предложил Саша.
- Вы пистолет на теряли? – спросил Саша, выходя из лифта на первом этаже.
Оба охранника машинально схватились за свои кобуры.
Один из них, тот, что был длинным, и гораздо худее второго, короткого и толстого, аж присел от испуга, возникшего от обнаруженной там пустоты, тем самым сравнявшись ростом со вторым.
Значит не Анатолий. Подумал с облегчением Саша.
Теперь ему было, как никогда легко и спокойно. В голове рождалась именно та архитектура, о которой он мечтал многие годы. В нагрудном кармане лежали эскизы, его руководителя, подтверждающие факт того, что и он с ним заодно.
А пистолет нашёл своего хозяина, будучи обнаружен именно Сашей.