Агафон Аркадьевич проснулся с первыми лучами солнца. Как только раннее летнее светило коснулось своими тёплыми пальцами его лица, Агафон поднялся и, повинуясь многолетней привычке, встретил восход, сложив руки в молитвенном жесте намастэ. После он всегда делал сложный комплекс, включающий в себя процедуры очистки желудка, дыхательные упражнения и несколько любимых йоговских асан. В свои 40 лет Агафон был практически здоров. Его тело, вылепленное многими годами йоги, не уступало в своей красоте телам греческих богов. Крупная голова с длинными черными локонами, лицо с высокими скулами, прямым с горбинкой носом и большими черными глазами делали его очень привлекательным для женщин. Квадратный подбородок говорил о силе и уверенности, а тонкие, поджатые губы о педантизме и некой душевной холодности. И, действительно, Агафон сторонился компаний и предпочитал одиночество. С женщинами он встречался изредка и только тогда, когда его тело нуждалось в сексе, но это было не часто, так как многолетняя практика позволяла ему регулировать движение энергии по телу, не растрачивая её на бессмысленные удовольствия.
Сегодня всё должно было быть, так же как и вчера, и позавчера, и позапозавчера, но сон, приснившийся Агафону, не давал ему обрести привычный покой. Сон был яркий и врезался в память, как нож убийцы в живот жертвы. В этом сне Агафон был огромным пауком, во главе армии многоногих чудовищ он двигался от города к городу, врывался на узкие улочки, разрывая в клочья всё живое, что попадалось на его пути. Проснувшись, он еще помнил ликование от воплей разрываемых им людей и сладкий вкус их крови на изогнутых полуметровых жвалах. Сон был нелепым и от того еще более пугающим. Будучи убежденным веганом, Агафон исповедовал принцип ахимсы, он даже комаров не убивал, стоически перенося их укусы, а тут вдруг такой сон.
Желая успокоиться, он начал пранаяму. Вдох, задержка, выдох. Внимание сосредоточилось на потоке воздуха, заполняющего грудь и живот, но возбуждение не уходило. В груди плескалось яростное ликование, губы невольно растягивались в хищном оскале, пальцы сжимались в кулаки.
Здание спокойствия, благости и тишины, выстраиваемое Агафоном 20 лет, кренилось и трещало. В воспаленный ум врывались картины детских драк. Вспоминалась злость на родителей, наградивших его таким именем и превратившим жизнь маленького Агафона в постоянную драку с дразнившими его детьми. В 22 года он принял саньясу и выбрал другое имя Амитабхи, что значит Будда чистых земель. После этого он откликался только на это имя, что быстро усвоили его немногочисленные знакомые. Всё же после часа борьбы ему удалось успокоить ум и начать свой день по заведенному распорядку. Практики, упражнения, медитации и чтение священных текстов заполняли всё его время. В деньгах Агафон не нуждался, его умершие родители были состоятельными людьми и оставили хорошее наследство. Будучи человеком скромным, исповедовавшим аскетичный образ жизни, Агафон был обеспечен на многие годы вперёд. Целью жизни он поставил максимальную очистку тела и сознания. По его мнению, этот путь должен был принести его душе освобождение или хотя бы обеспечить благое воплощение в чистых землях. Агафон не был убежденным буддистом, а скорее его можно было отнести к многочисленной когорте духовных искателей, смешивающих множество учений в колбе течения нью эйдж. Единственное, что его отличало от большинства, это упорство в практике и максимальная отдача выбранной цели.
Мысль о странном сне потускнела, но продолжала периодически возвращаться. Как настоящий духовный практик Агафон решил распутать этот клубок. Перебирая события последних дней, он вспомнил о появлении в его жизни Кати. Катя, как и он, занималась йогой и, увидев как красиво и мастерски Агафон делает сложнейшие асаны, не удержалась и подошла познакомиться. Как правило, холодная благосклонность и взгляд, направленный сквозь собеседника, отпугивал женщин, соблазненных его красотой. Но то ли закат был необыкновенно красив, а может море, на берегу которого группка йогов практиковала свои упражнения, как — то по особенному пело свою вечную песню, или ангел, опекающий душу Агафона был навеселе, но знакомство с Катей заставило шевельнуться в душе чему — то тёплому и мягкому как пушистый котёнок. Взгляд не уплыл в бесконечность, холодная улыбка сменилась тёплой усмешкой… и вот Агафон и Катя уже сидят рядом, и их руки сплелись, а глаза смотрят, как первые звезды весело выпрыгивают на темно-синий купол неба. Впервые за много лет режим был нарушен, и вот -расплата. После нахождения причины было принято твёрдое решение — Катя должна уйти из его жизни. Он поменяет место тренировок и больше с ней не встретится. Агафон никому не давал свой адрес, а телефона принципиально не имел.
Сделав обязательный комплекс вечерних упражнений, Агафон лёг спать.
В 4 часа утра жители маленького приморского посёлка были разбужены диким воплем. В нечеловеческом крике, вырвавшимся из скромного аккуратного домика, звучала всепоглощающая тоска и боль живого существа, пожираемого заживо. Сон, приснившийся Агафону, был намного страшнее предыдущего. Он опять был пауком, но теперь огромная паучища, во много раз больше, чем он, вонзилась своими желтыми, зазубренными жвалами в его голову и одним рывком её оторвала. На этом Агафон проснулся. Холодный пот стекал по его телу, руки дрожали, сердце колотилось как колокол, разбиваемый пьяным монахом.
Успокоиться не удавалось, мышцы не слушались, вдох и выдох судорожно распирали и сжимали грудь, не подчиняясь волевым приказам. Он свернулся в клубок, обхватив руками голову, и тихо заскулил от ужаса, пронизывающего каждую клетку тела. Время издохло и смердело как разложившийся труп, минуты как зомби шаркали по раскаленным мозгам и тянулись бесконечной процессией, превращаясь в часы, наполненные страхом и ледяным одиночеством. Он не заметил, как прошел день и наступил вечер, измученное тело заползло на матрас, брошенный на пол, и забылось в тяжелом сне.
Ему снова снилось, что он паук, только теперь это был маленький домашний паучок, деловито упаковывающий пойманную муху. Движения были чёткими и уверенными, в груди разливалось спокойствие, глаза смотрели в бесконечность. Муха имела человеческую голову и это была голова Кати. Русые, короткие волосы падали чёлкой на лоб, маленький носик сморщился, будто она улыбалась, а серые глаза неподвижно смотрели в вечность. Еще несколько уверенных движений и лицо скрылась под белым коконом паутины. Подвесив добычу, Агафон сноровисто пополз дальше. Внезапно огромная золотая ладонь мягко приподняла его, и фасеточные глаза Агафона увидели сияющий лик Будды Амитабхи.
Первой неладное почувствовала молочница, разносящая молоко соседям. Из маленького аккуратного домика ветер донёс вонь разлагающегося труппа. Подойдя к окну, она увидела мёртвое тело, скрутившееся клубком на матрасе, и еще одна странность долгое время была предметом соседских разговоров- вся комната была густо затянута паутиной. Паутины было так много, что на её создание должен был уйти не один день, а может и месяц.