Хоть и старым совсем делаюсь, а цельными днями у крыльца сиднем сидеть всё же не хочется. В дальний от нашей деревни Раменихи лесок давно ли частенько хаживал? А этим летом только до реки и добираюсь.
Спустишься полегонечку по тропочке с подожком с берега-крутояра, и вот она-наша Ветлуженька, у самых ног плещется. Посидишь на каменюке-валуне, солнышком нагретом, поглядишь на воду бегущую, и на душе, как-то легче и будто светлее делается.
Вот и третьего дни, ещё до жары, к реке я направился. Да только от крыльца и отошёл, как две собаки под ноги бросились. Сосед-дачник на отдых заявился, прогуливаться их отпустил.
Крепенький ещё парниша, сосед-то. В полиции городской отслужил, на пенсию недавно вышел. И пёсики справные, будто на хозяина похожие. А пород-кровей, похоже, ненашенских, а заграничных.
Хорошо, что комелёк мозжевёловый в руках у меня был. А то бы так на проулке они меня и загрызли.
Отмахнулся я палочкой, да на свою беду и попал сучечком одной брыластой псине по самому хребту.
- Ты что это творишь, старый пень? – заорал подполковник полицейский. Почто, кричит, машешься, не тронут они. - Коли, отвечаю, не тронут! Штаны вот порвали и коленку чуть не выгрызли напрочь!
А тот своё: - Да он халупы твоей дороже, мой Рекс, а ты с палкой на него! Как есть-из ума ты, Мирон выжил!
- Может, говорю, всё же на цепочку их посадить, собачек твоих, уж больно злобные?
Ничего отставной «полкан» мне не ответил, но собачек своих всё же прибрал.
Добрался – таки я тогда до речки, уселся на валун и размышлять принялся.
Был ведь и я молодым. В те времена народу у нас в деревне много было, а собак-то всего три, у двоих охотников да у пастуха, Андрея Ивановича. Охотники были настоящие и собачек при избах держали. А у покойного Андрея, пастуха мирского стада кобелёк черненький был, Цыганом его окликали. Тот каждый божий день по летам при стаде был.
Бывало, ещё только солнышко всходит, а пастух как щелканёт кнутом у крайней избы! Да ещё покрикивает: «ДоЁна-не доЁна, выгоняй!»
Это он хозяек поторапливал, чтобы те коров в хлевах не задерживали. А Цыган при нем. Считай, вместо подпаска бала собачонка. И овечек от посевов завернёт, и телушку заблукавшую сыщет.
А теперь вот и народу-то в моей Раменихе коренного немного остаётся, всё больше дачников, но ведь и у тех и у других по паре собак, не меньше. И уж которая чья, зачастую и не разобрать.
Соседа моего ещё понять можно. Добра он за свою службу в полиции заработал поди, немеряно. Охранять его надо. Вот и держит бульдога да кавказца, брыластых да злобных. А вот почто остальные раменята на вольный свет собачек без пригляду выпускают, ума не приложу.
И на самом деле,-к чему бы это? К войне или к голоду?