Иррациональное восприятие бытия, проникая сквозь усталые нейроны, продолжает выстраивать пыльную картину личности, порождая глубоко внутри аморфной серой массы непостижимо странные поступки.
И пока под сиреневым дождём с двадцатиэтажки летит тело бедолаги, которому мне посчастливилось помочь впервые в жизни почувствовать настоящий полет, у меня есть немного времени, чтобы придаться бесконечной интроспекции.
А ведь сегодня довольно холодный выдался вечер, благо сверкающие океанскими волнами молнии способны поддерживать угасающее тепло, если не внутри организма, то хотя бы внутри сознания, которое в нём заключено.
И все что есть во мне, это осознание человека, который вот вот рухнет бесчувственным мешком на землю, ведь это я сам.
Но вряд ли кричащее от ужаса тело понимает, что оно всё ещё остаётся мерзнуть от ветра на крыше.
Со стороны всё видеться иначе, и даже может показаться, что мы совершенно разные люди. Однако - это не так.
Ведь все мы носим одно и то же устройство в своих головах. Но означает ли это, что все мы, в конечном счёте одно и тоже?
Несложно принять мысль, будто ум у всех одинаковый, как, кстати, и принципы его работы. В сухом остатке моего уравнения, только личный опыт определяет закономерный хаос индивидуального быта. Забавный выходит оксюморон.
Но в какой момент человек принимает ответственность за то, что его окружает?
Возможно, в тот самый момент, когда он впервые задумывается над этим вопросом. Хотя когда я сам впервые размышлял на подобные темы, мысли начали раскисать в сомнениях, словно чья-то искренняя исповедь в бумажном переплёте под дождём.
Я видел это же сомнение в покрасневших от слез глазах человека, вставшего у края крыши. Всего один взгляд в бездну и он уже не был уверен в своём решении.
Он сомневался, самосожалел, пытался в чём-то убедить или даже переубедить себя
А я лишь чувствовал, что тоже мог бы стоять рядом с ним, но видимо мой локальный мир изначально был устроен немного иначе, поэтому и принёс тело сюда с небольшим опозданием. Врать самому себе не хотелось, ведь наш одинаковый ум поднимал тела на крышу, для вполне конкретных целей.
Но уже сейчас, наслаждаясь трагическим полётом, и песней свистящего от скорости ветра в моих ушах, я начинаю сомневаться.
Сомнения появились в дуальности восприятия складывающейся картины, ах, если бы я не был всем миром, было проще, но был бы мир тогда?
Уже не осталось того, кто поддержит меня твёрдым толчком в спину. И я уже не разобьюсь о лужи фиолетовой воды на земле, а просто уйду от объятий сквозняка на крыше незнакомого мне дома.