Введение
Когда пролетаешь над Панамой в глаза прежде всего бросаются две вещи: старинная сеть электрифицированного трамвая, которая как кружево покрывает всю страну, и искусственная выравненность огромных просторов Панамского Университета, начинающегося на реке Каскаха близ Портобело, покрывающего несколько десятков квадратных километров вдоль всего течения реки и неизвестно, где заканчивающегося. Панамский Университет, пожалуй, самая загадочная организация из тех, что я знаю. История его ведётся со второй половины 17го века и ни в одной другой истории нет такого количества белых пятен. Если читать официальную историю, то всё получается очень складно, но если копнуть глубже, как это сделал я, то проявляются странные места, которые чрезвычайно хорошо спрятаны. Попытки разузнать приводят в очень странные тупики, слишком естественные и глобальные, чтобы можно поверить, что все они не искусственные. Но чтобы объяснить все эти особенности нужно начать рассказ с самого начала.
Пираты и наука
Как звали пирата, который основал Панаму, нам не известно, называли его Странником или ещё какими-то похожими именами-кличками. Про его выдающиеся достижения на море можно написать отдельную книгу, сейчас же нам важно лишь то, что Странник не пускал добытые неоднозначным делом деньги на выпивку и женщин, как большинство, а сколотил приличное состояние. И не только сам скопил, но и своим людям помогал заработать и сохранить. Отмечу, что позднее, когда пираты захватили Портобело, он основал банк для своих моряков — чтобы они могли не пропивать заработанное, а вкладывать на скорую пенсию или для обеспечения семей, которые осели в Портобело.
Успех на море, создание небольшого флота из не менее чем трёх кораблей, позволило Страннику захватить Портобело. В отличии от предыдущих захваченных городов, где целью был обычный грабёж, тут пираты обосновались, сменили власть. Благодаря необычайным знаниям Странника пиратам даже удалось достичь перемирия с испанцами, которые считали эти земли своими: быстро построенные форты с пушками, которые били в полтора раза дальше, чем на всех кораблях европейских стран, обеспечили такую защиту Портобело, что испанцы решили, что дешевле оставить порт пиратам. Да и флагманский корабль "Айкатарива" с такими же дальнобойными пушками стал представлять огромную опасность на море — никто не мог устоять в сражениях со Странником, даже при трёхкратном перевесе в кораблях, пушках и людях.
Так в 1670 году пираты, возглавляемые Странником, получили надёжный порт, где могли чиниться, отдыхать и торговать награбленным. Постепенно появился и чисто торговый флот, без каперской составляющей. Однако, очень скоро пиратам стало тесно — сочетание пиратской и торговой деятельности вынуждало разнести причалы для чистых и не очень операций. Так возникли порты в близлежащий бухтах, например, в устье реки Буэнавентура, который защищался общим в Портобело крупным фортом.
Пиратство приносило в то время хорошие деньги и Портобело очень активно рос под неусыпным руководством Странника. Кроме доков, где вскорости сделали новый флагман с тем же названием и армированными листовой сталью бортами, был сделан упор на образование и науку. Строились школы с обязательным для всех двухлетним курсом, в середине семидесятых появился Университет — в первую очередь для обучения школьных преподавателей и формирования единой программы. Одним из важных направлений работы Университета, важных и для нашего повествования, было создание языка.
В Портобело было провозглашено равенство народов и рас, так что белым приходилось считаться с неграми и индейцами, получившими те же права. Странник собирал в своём городе представителей разных народов, лишь бы человек был толковый. Многие к нему сбегали от своеобразного правосудия родных стран. Для защиты Портобело с суши пираты подружились с местными индейцами, которые со временем влились в это эклектичное общество. Таким образом в городе говорили на многих языках, хотя доминировали английский, испанский и пара негритянских и индейских. Чтобы, с одной стороны, объединить народ и отделить его от всех остальных в Университете стали разрабатывать собственный язык, который позднее получил название Панамского. Вторая причина создание языка — необходимость вербального аппарата для научных исследований. Использовать терминологию разных языков очень неудобно, к тому же не всё, что создавалось под руководством Странника имело свои имена языках того времени. Очень многие научные и технические термины современных языков пришли к нам из панамского, из Панамского Университета, где создавали не только термины, но и то, что ими называется, например, электрифицированный трамвай. В начале работы над языком создавался словарь на основе английского, испанского, кана (язык местных индейцев) и эбо (африканский язык), в том числе переводных слов — слова адаптировали под создающиеся правила панамского языка так, чтобы они выглядели, менялись как родные. Довольно быстро эта группа лингвистов достигла успеха и уже в 18 веку большинство жителей активно растущего Портобело говорило на новом языке. Ещё один преимуществом было то, что никто другой не знал этого языка и легко было скрывать информацию от многочисленных моряков и торговцев приходящих в порты нового государства.
В круг интереса Университета входил не только язык — все науки начали развиваться в его стенах. Университет стал одним из важнейших учреждений Портобело. Он начал строиться на реке Касхака примерно в 5 км от устья, то есть почти в центре города. В этом месте начинаются холмы переходящие в невысокие горы, которые и стал поглощать Университет. Странник собирал по всему Новому и Старому Свету людей, которые бы стремились заниматься наукой, и устраивал им тепличные условия. Сам пират стал всё меньше выходить в море, только по необходимости, и регулярно подбрасывал идеи, которые приводили к новым практическим результатам: пушке, которую уже упоминали, бьющей значительно дальше всех современных, чертежам кораблей, которые обладали уникальными аэро- и гидродинамическими качествами и многому другому. Странник показывал невероятные знания во всех областях, которые развивались в Университете. Точнее даже именно он задавал эти направление, подкидывая задачки учёным. Причём эти задачки часто выглядели так, как будто он знает решение заранее.
Наука и торговля
Университет приносил прямой и косвенный доход, но траты на него были существенно больше. Платное обучение иностранных студентов и учёных не могло быть поставлено на широкую ногу, так как многие исследования и открытия были засекречены, не подлежали раскрытию иностранцам. Примерно тоже самое было с техникой: фрегаты, торговые корабли, пушки и мушкеты были хороши, но нельзя было их продавать в большом количестве потенциальным врагам. Странник зарабатывал торговлей и пиратством, хотя последнее практически закончилось к 1710 году.
В середине 1680х он расширил свои владения на запад до реки Чагрес, а затем захватил город Панаму на тихоокеанском побережье. Таким образом в его руках оказался самый узкий участок перешейка, который в своё время Дрейк преодолел частично по воде, частично по суше, чтобы захватить панамское золото.
К тому времени в Университете уже создали первую ветку железной дороги на паровозной тяге — она шла из центрального порта Портобело в бухту Пуэрто Линдо, где был организован порт для скупки награбленного у пиратов. По этой железной дороге возили пиратские товары на продажу европейским торговцам и обратно. Затем было проложено ещё несколько веток рельсов, в том числе немаловажную в Университет. Начали строить длинную ветку вдоль берега до только что заложенного города Колон в бухте Баия Лимон. В это же время в среднем течении реки Чагрес стали строить плотину, которая уже через несколько лет превратилась в электростанцию. Понятно, что в то время практически ничего не знали про электричество, но Странник показал как с его помощью можно двигать тепловозы. Так началась эра трамваев — легких поездов, заменивших во многих местах тяжёлые грузовые поезда. Весь Портобело к 1700 году был опутан рельсами как паутиной. В Университете существовало несколько внутренних маршрутов для проезда сотрудников и транспортировки грузов между различными корпусами, которые как грибы росли на склонах холмов вокруг Каскаха.
В тоже время перешеек пронизала железная дорога, и грузы из Панамы в Колон доезжали менее чем за день, что для того времени было неслыханной скоростью. Предложенные стандартные грузовые контейнеры облегчили погрузку и разгрузку товаров на железную дорогу. Кстати, первой электрифицированной дорогой стала ветка Портобело — Университет, а вторая — трансконтинентальная через перешеек.
Параллельно с прокладкой железной дороги стал строиться Панамский канал. Всего он копался более пятнадцати лет и в него были вложены огромные ресурсы. Так в процессе одной из войн с Испанией Странник захватил пять галионов, планировавших всадиться для наземной операции около Портобело, — все команды и десантные войска он отправил на два года каторжных работ по постройке канала. Первым судном, прошедшим Панамский канал, была "Айкатарива". Точнее так — часть пути её протащили, канал не был доделан, но нужно было срочно отбивать испанскую атаку на город Панама и будущий тихоокеанский вход в канал. Флагман сделал своё дело и потопил три корабля в своей традиционной ночной атаке (как Странник управлял кораблём непроглядными ночами до сих пор непонятно). После битвы Странник вернулся на "Айкатариве" обратно в Карибское море и ответил отказом на испанский ультиматум. Потом, при официальном открытии "Айкатарива" прошла весь путь по воде, лишь в узкой части ведомая двумя железнодорожными паровозами, которые тогда ещё не были заменены на электровозы.
Таким образом Панамский канал и трансконтинентальная дорога стали крайне популярны как для перевозки грузов из настоящей Индии, так для транспортировки людей на западное побережье Северной Америки. Особенно активный поток был во время калифорнийской золотой лихорадки — огромное количество людей стремилось туда, а на обратном пути счастливчики оставили многочисленное добытое золото в кабаках и борделях Панамы.
Баснословные выручки от торговли с Европой и Индией и транспортировки через перешеек позволили активно развивать Университет.
Торговля и религия
Одним из классических направлений университетов того времени являлась теология. В Панамском Университете она развивалась необычным образом. Во-первых, Странник собрал представителей разных христианских направлений, и они перевели важные тексты своих конфессий на панамский язык, добавили комментарии мест, сложных для иноязычных читателей. Во-вторых, были привезены представители азиатских религий, в первую очередь буддизма со Шри-Ланки — острова, расположенного рядом с Индией. С этими монахами несколько лет работали, в том числе, лингвисты, которые не только помогали переводить священные тексты на панамский, но и создавали необходимые слова в языке, так как не все палийские слова имели необходимые аналоги в панамском.
Затем Панамский Университет сделал с религией тоже самое, что делал со всем остальным — получилась синтетическая религия, взявшая всё нужное из имеющегося материала, основываясь на рациональных принципах распространённых в Университете. Нужно отметить, что руководство этим процессом осуществлял сам Странник, который и был тем, кто определял основные принципы формирования религии. Эта панамская синтетическая религия стала одним из элементов, объединивших, точнее даже создавших, панамский народ. В ней был минимум ритуалов для объединения людей и много философии, практики разных уровней для умов разной подготовки и различных типов.
Можно выделить ещё три объединяющих начала: глава государства; язык, который позволил объединить европейцев, африканцев и коренных американцев; и социальные программы, которые давали огромные преимущества жителям Панамы перед всеми остальными: в то время непонятно зачем нужное обязательное начальное образование, бесплатная медицина (она была значительно лучше, чем в остальных странах, благодаря достижениям Университета), поддержка молодых и многодетных семей, поддержка разработки недр, сельского хозяйства и прочее. Религия постепенно стала четвёртой основой единения, а двумя её главными иерархами до сих пор остаются глава государства и декан теологического факультета.
Нельзя сказать, что религия занимала большое место в панамском обществе, где упор делался на рациональность и науку, но она являлась важным дополнительным инструментом, особенно в том слое общества, которое было далеко от наук и просвещения, где важна общность, даваемая ритуалами, общением с монахами. Хотя, надо отдать должное, панамская церковь оказалась практически непротиворечива научному подходу и научным данным, что позволило ей хорошо выглядеть на фоне активно развивающегося научного сообщества и не потерять свой авторитет во время научно-технической революции. Правда Странник так и не вывел её на мировой уровень, возможно, специально.
Религия и история
Изучение религии неразрывно связано с историей. Странник собирал не только летописи, но и вёл собственную летопись, причём не только Панамы, но и всего мира, в чём ему помогали огромные торговые связи. Многие панамские дипломаты занимались не шпионажем, как обычно, а сбором достоверных данных, причём, судя по воспоминаниям, многие дипломаты не понимали зачем им нужно информировать своё начальство о таком большом количестве событий, которыми обычное начальство никогда не интересует. Была налажена специальная почтовая служба для доставки этой информации в максимально малые сроки.
Исторический факультет с первых же лет создания Университета имел большой штат сотрудников, которые занимались верификацией стекающихся к ним сведений, систематизацией и классификацией. Ещё одним необычным направлением было создание учебников для политологов — в них делался акцент на историю в том виде, как её видят руководители государств и их приближённые. Сложно сказать однозначно для чего собирался этот массив знаний, так как в учебники и открытые исследования попадала лишь небольшая их часть. В школьных учебниках был лишь краткий курс истории, а на различных факультетах преподавали в основном профильную часть истории. У историков, конечно же, больше всего было знаний предмета, но, если судить по моим источникам, обычные выпускники знали существенно меньше, чем собирали панамские посланцы во всём мире.
Однако все попытки узнать для чего собирались данные, где они хранятся и как получить к ним доступ, каждый раз оканчивались у меня ничем, хотя использовались весьма влиятельные связи. Причём заканчивались часто не отказами, а просто пропажей бумаг, запросов, забывчивостью должностных лиц и так далее. Во многих случаях, я уверен, совершенно искренними забываниям, незлономеренными пропажами. Как сказали бы у меня на родине — так звёзды встали. Но почему они встают именно так каждый, каждый раз, когда я пытаюсь выйти на этот архив?
Но вернёмся к истории. Странник приглашал в Университет читать курсы лекций историков из самых разных стран. По воспоминаниям на лекциях собиралось человек по двадцать-тридцать, причём, что особенно удивительно, судя по всему, на лекция присутствовали не только историки, но и биологи, математики. В целом об этой части деятельности Университета тоже удивительно мало информации. Когда же я решил копнуть про связь математиков и историков, то столкнулся с той же проблемой забывания и потерь.
История и математика
В Панамском Университете научность была поставлена во главу угла, на неё оглядывались везде, даже на теологическом факультете. Научность ПУ до сих пор служит идеалом для всех научных работ. Интересно наблюдать как она складывалась: всё тот же вездесущий Странник заложил основные принципы при формировании Университета — так гласит предание. В то время ещё не было науки в современном понимании этого слова, но он вводил некоторые правила, которые послужили эффективным толчком для развития методологии науки, а сейчас, в начале 20го века, уже кажутся несколько смешными. На основе этого базиса философский факультет стал разрабатывать стандарты для себя и всех остальных факультетов, правила, по которым проверяли соответствует ли работа или публикация критериям научности. Что интересно, это относилось и к гуманитарным наукам, например, к упоминаемой выше истории, для который был разработан специальный корпус правил.
Наличие строгих научных критериев не объясняет почему рядом с историками часто обнаруживались математики, так как методология была отдана на откуп философам, что и понятно — у кого же ещё объектом изучения является не окружающий мир и не человек, а сам метод мышления, познания, а, следовательно, и наука, её методология. Математики же этим не занимались, их область — чистенькие, абстрактные числа и их взаимоотношения. Но именно математики часто попадаются в списках рядом с историками. Они вместе ездят, вместе устраивают какие-то конференции (темы и названия которых зачастую не найти, только бухгалтерские бумаги).
Математический факультет образовался через 15 лет после образования Университета и занимался практически только обслуживанием прикладных колледжей Университета. Отрасли, где нужна была математика, активно развивались — взять, хотя бы, кораблестроение и литейное дело. Физики тоже, конечно, не простаивали, но они сейчас нам не интересны, они не пересекались с историками и рядом с ними нет странных белых исторических пятен.
Таким образом мне удалось очертить круг, который включал в себя все потерянные места истории Панамского Университета: историки, связанные с ними математики и немного биологи. Хотя с последними не совсем понятно — возможно это те биологи, которые потом выделились в психологов.
Математика и высшие силы
Немного отвлекусь от своего исследования и скажу то, что не могло войти в него в силу своей ненаучности.
В связи со всем изложенным мне вспомнились два прекрасных художественных произведения. Первое написано советскими авторами, Аркадием и Борисом Стругацкими, в 1876 году. Называется оно "За миллиард лет до конца света". Там рассказывается об учёных, которые работают на самом краю науки, пытаются сделать прорывные открытия, но им постоянно что-то мешает, там есть такие слова про это сопротивление:
"…Если бы существовал только закон неубывания энтропии, воцарился бы хаос. Но, с другой стороны, если бы существовал или хотя бы возобладал только непрерывно совершенствующийся и всемогущий разум, структура мироздания тоже нарушилась бы. Это, конечно, не означало бы, что мироздание стало бы хуже или лучше, оно бы просто стало другим, ибо у непрерывно развивающегося разума может быть только одна цель: изменение природы Природы. Поэтому сама суть «закона Вечеровского» состоит в поддержании равновесия между возрастанием энтропии и развитием разума. Поэтому нет и не может быть сверхцивилизаций, ибо под сверхцивилизацией мы подразумеваем именно разум, развившийся до такой степени, что он уже преодолевает закон неубывания энтропии в космических масштабах. И то, что происходит сейчас с нами, есть не что иное, как первые реакции Мироздания на угрозу превращения человечества в сверхцивилизацию. Мироздание защищается."
Мироздание сопротивляется, не даёт раскрывать все свои тайны. Когда я столкнулся со всем этим пропаданием документов и забывчивостью обычно очень ответственных людей, мне вспомнилась эта повесть. Может быть я тоже делаю что-то неугодное Мирозданию? Может быть моё исследование может что-то сильно изменить в нашей картине мира? Вряд ли, я никогда не стремился к таким открытиям… Но ведь и герои Стругацких тоже обычно ни о чём таком не думали.
С другой стороны, мне вспомнилась серия романов Айзека Азимова про Основание, опубликованная на пять лет раньше повести "За миллиард лет до конца света". Здесь центром повествования являются не высшие силы, а психоистория — наука позволяющая предсказывать развитие цивилизации в целом и даже несколько ею управлять, управляеть историей человечества. Для этого нужно построить сложную, неимоверно сложную математическую модель, формулы которой понятны только психоисторикам, да и то самым талантливым и продвинутым. И вся информация по психоистории должна быть полностью изолирована, спрятана от обычных людей, они даже не должны знать, что есть такая наука — иначе нельзя будет влиять на историю — мы знаем; они знают, что мы знаешь; мы знаем, что они знают, что мы знаем… и так далее, причём никогда не известно сколько итераций в этот раз, так что невозможно предсказывать и управлять. В этих романах психоисторики борются за улучшение судьбы человечества, хотя всё не так однозначно, как хотелось бы. Есть вопросы, ответы на которые получаются не такими, как нам хочется, но эти ответы необходимы для выживания человечества.
Может быть я столкнулся именно с таким влиянием? Может быть в Панамском Университете завелись психоисторики и они самоизолируются, в том числе и от меня, моих попыток проникнуть в их тайну?
Как бы то ни было, но после публикации моей монографии в солидном издательстве, меня пригласили в Панамский Университет. Именно поэтому я сейчас делаю предпосадочные круги вокруг аэропорта в Портобело.
Математика и камень
Университет, над которым я сейчас кружу в ожидании посадки, строился много лет. Постепенно холмы покрывались корпусами различного назначения: жилые, учебные, научные, производственные, складские — чего только нет. Постепенно строились всё новые линии трамвая, причём иногда путь прокладывался внутри холмов и даже внутри домов. Многие остановки, после электрификации, стали закладываться в зданиях, чтобы погодные условия не мешали посадке-высадке пассажиров. Со временем плотность зданий выросла настолько, что как минимум одна линия трамвая стала ходить полностью под крышами и в тоннелях, эти трамваи вообще не выходили на открытый воздух. Через какое-то время они получили особое название - метро. Я встречал в воспоминаниях французского учёного Франсуа Кенэ, что он приехал в Университет на наземном трамвае, а потом ещё на том же самом трамвае ехал полчаса под крышами домов.
Университетские дома, особенно после 1700 года, строились крайне основательно, капитально, на века. Преимущественно из местного камня, иногда из кирпича. Стены, даже у одноэтажных домов, всегда толстые, минимум в кирпич, чаще в два, встречаются метровой толщины из одного камня. После 1730 стали строить преимущественно трёх-, четырёхэтажные дома с подвалом и каменными перекрытиями и даже каменной, сводчатой или иной конструкции, крышей. Иногда первые этажи представляли собой пещеры, вырезанные в холмах. Когда Университет стал заселять верховья Кесхаки, в дело пошли горы и неизвестно сколько этажей в них помещалось. Есть данные, что иногда верхушку горы срезали, когда под ней появлялось пять или шесть этажей.
Сейчас сложно оценить сколько было построено корпусов, но не из-за того, что они разрушились — как уже говорилось они строились на века. С середины 18го века в Университете началась уплотнительная застройка, особенно в дальней части: здания строили стена к стене, соединяли их крышами, тоже каменными, практически не осталось открытых пространств, всё больше трамваев уходили если не под землю, то под крышу. В начале 19го века существенную часть корпусов стали покрывать заросли травы и даже деревьев, которые выросли на каменных и кирпичных плотно стоящих крышах. Есть подозрение, что это произошло с немалой помощью сотрудников, и особенно руководства, Университета. Сейчас на территории Университета, на его крышах, много ферм и фруктовых садов, где неровности пологих скатов сгладились образовавшимся слоем земли. Сверху кажется, что видишь просто равнину с домом зажиточного фермера и плантацией, а в этом доме подвал на четыре этажа и там ходит метро. Сверху светит жаркое Солнце и дуют влажные и знойные ветра, а внизу, в прохладе и сумраке электрического света, активно снуют люди и поезда. Хотя достоверно неизвестно, что там творится, очень мало данных в открытом доступе. Возможно многие строения заброшены и пустуют, метро заржавело и полуразвалившиеся трамваи скучают в депо. Судя по всему, Панамский Университет сейчас находится не в лучшем состоянии, его научная и технологическая активность пережила пик в районе 1740-1750 годов и с тех пор держится на, так сказать, базовом уровне, не выделяющем его среди прочих университетов Старого и Нового Света.
Хотя ходят слухи, что Странник до сих пор жив и живёт где-то там — в старинных кирпичных корпусах своего самого великого творения — Панамского Университета. Про это никаких достоверных данных нет.
Камень и история
Про время смерти Странника есть интересная версия. Если проанализировать научно-экономическую деятельность Панамы, то явно видно, что в 1750х резко падает количество новых наукоёмких технологий и изделий, которые Университет выводит на рынок. Некоторые исследователи делают вывод, что это связано со смертью Странника. Если в 1670 году, когда он захватил Портобело Страннику было хотя бы двадцать, то в 1750 ему должно было быть не менее ста лет — может ли в таком возрасте человек существенно влиять на науку всего Университета? Если это не Странник, то вряд ли, а если он… кто его знает.
Ещё интересно отметить, что в 1750 Панамский Университет перестаёт приглашать большое количество учёных всех направлений, как это делалось все 70 лет до этого. Ещё любопытнее то, что продолжают приглашаться, пусть и не в большом количестве, математики, философы и историки. Чем занимаются приглашённые философы выяснить легко — теология, философия и методология науки, в том числе гуманитарных наук, включая историю, — а вот с математиками и историками опять пустота, никаких данных об их работах не находится. То есть, конечно, есть какие-то математические работы, исторические исследования, но в несоответствующе малом объёме в сравнении с количеством учёных.
Видимо я был первым человеком, который заинтересовался данными о приглашении учёных после 1750 года. Это следует из весьма примечательных событий. Когда я первый раз обратился к архивам, то нашёл огромный массив данных о том, каких учёных из Европы посылали в Панаму. Когда они уехали и когда вернулись, если вернулись. Однако, когда я вернулся в архивы через год (этот год я изучал биографии учёных и всё с ними связанное), то выяснилось, что большого количества необходимых мне документов нет. Они не пропали, просто что-то взяли на реставрацию, что-то на выставку и так далее. Именно те книги, что мне нужны! За следующие пять лет мне так и не удалось получить доступ ни к одной из них. А в национальном архиве Франции, где нет такого чёткого учёта всех старинных книг, мне вообще сказали, что никогда не видели этих книг, их никогда не было ("посмотрите, нам даже поставить их было бы некуда!"). Только в одной архиве, в России, я нашёл некоторые интересующие меня записи. Возможно это связано с тем, что раньше я не обращался в этот архив. Явно кому-то не понравились мои изыскания, но кому? Кто имеет такую изысканно-изящную власть над архивами и людьми разных стран?
Я надеюсь получить ответы на эти вопросы в Портобело, куда уже садится мой самолёт.
История и реальность
В аэропорту меня встретила очень миловидная девушка лет двадцати с табличкой "доктор Альварес". Не вижу смысла подробно описывать, как она показала мне город, накормила обедом в шикарном ресторане и оставила поздним вечером в отеле со словами, что утром, после завтрака, она заберёт меня и проведёт в Университет, где меня уже ждут.
Впечатления от Портобело сложились неоднозначные. Город очень активно застраивался двести лет назад, причём весьма основательно, преимущественно в камне, так что почти вся застройка осталась старинная, хотя и адаптированная под современные нужды. Вообще этот город почти легенда, особенно в кругах учёных — с ним связано множество историй и открытий, важных событий и людей. Однако, в самом городе этого придуманного величия совершенно не ощущается, а ощущается, скорее, то, что тут по улицам бродили пьяные пираты, тискали девок, пели матерные песни и пили ром. Иногда можно догадаться, что в доме, где сейчас солидный салон, раньше был кабак для матросов со всеми необходимыми прелестями. Дух вольного порта до сих пор проносится между четырёх- и пятиэтажными домами, когда ветер дует с моря. Может быть в Университете есть искомая атмосфера?
Элен, так зовут девушку, что вчера меня встречала в аэропорту, утром провела меня на кольцо того самого легендарного трамвая — первой электрифицированной линии, соединившей город с Университетом. Здесь, как и во всём городе, ходили самые современные низкопольные трамваи с кондиционером, местами для велосипедистов и панорамными окнами. Надо отметить, что Портобело из кондиционированного салона трамвая через большое окно значительно отличается от того, каким он кажется при непосредственном наблюдении в апрельскую жару. Он приобретает некоторую интеллигентность и лоск богатой столицы. Элен на удивление хорошо рассказывала про город, который мы проезжали, оказалось, что она очень много знает про историю Портобело и Панамы в целом. Выяснилось, что она выпускница исторического факультета. Тот самый историк, подумалось мне. Одним из направлений её деятельности были экскурсии — вот откуда она так хорошо знает город.
И вот трамвай въехал в Университет. Панамский Университет — самое престижное место как для студентов, так и для учёных. Научная Мекка всего мира. Легенда. Старинные краснокирпичные ворота в такой же стене встречают всех въезжающих на трамвае. Дальше, среди зелёных лужаек, тянутся корпуса некогда светлого приятно потемневшего камня. Это одни из первых строений Университета — столько исторических событий здесь произошло! Сколько великих учёных ходило по этим каменным дорожкам и поднималось по ступенькам! Не найти такой учебник, где половину бы учёных, упоминаемых в нём, не представляли выпускники или сотрудники Панамского Университета. Просто побывать тут уже счастье.
В этой части Университет по расположению и устройству напоминает многочисленные европейские университеты, на которые Странник явно оглядывался при строительстве. В дальних частях Университета всё совершенно иначе — здания начинают подпирать другу друга, пропадают эти симпатичные лужайки, где могут сидеть и лежать студенты. Там нет туристов и праздношатающихся сотрудников, а может быть сейчас уже вообще никого нет и только дикий зверь иногда пробежит…
Здесь же жизнь кипела, приятно было наблюдать молодой энтузиазм студентов, которые расположись группками под навесами на газонах, разложили учебники, тетради и ноутбуку на траве и задорно спорили о чём-то, учились и учили друг друга. Несколько неожиданно, но успокаивающе, смотрелись профессора в классических костюмах, а некоторые даже в мантиях. Чистота и порядок удивили даже меня, привычного к университету Сарагосы.
Трамвайная остановка была тоже каменная, с резным потолком. От неё веяло прохладой и двухсотлетней древностью. Про экскурсию по старинных зданиям Панамского Университета, которую мне провела моя верная проводница Элен, можно сказать очень много, но основное место в рассказе займут восторженные возгласы, так что не буду и стараться его здесь приводить. Закончилась экскурсия в небольшом зале с картинами на стенах, расписанным потолком и изящным чайным сервизом на столике красного дерева. От чайника шёл пар.
— Вы подождите немного, выпейте чаю. За вами скоро придут. Чтобы показать остальную часть Университета. — Элен очаровательно и слегка смущённо улыбнулась и вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Или заперев, подумал я. Делать было нечего, пришлось ждать неизвестно чего. Чай оказался очень кстати, и, когда я допивал вторую чашку чая вприкуску с лукумом, в зал через другую дверь вошёл высокий мужчина, которому на взгляд я дал бы лет сорок пять: длинные волосы, собранные в тугой хвост; гладковыбритое лицо; немного резковатые движения, но их уверенность и гибкость выдают высокостатусного моряка; светлосерый костюм простого покроя, но явно дорогой ткани, и туфли мягкой кожи дополняли образ.
— Простите доктор Альварес, что заставил вас ждать. — Слегка улыбнулся мужчина. — Я о вас знаю очень много, а вы обо мне мало, так что мне бы нужно представиться. Моё имя вам ничего не скажет, так что можете называть меня Странником.