Коммунизм миф или реальность? Ошибки построения

АВТОБИОГРАФИЯ АВТОРА
 

Родился на севере в семье репрессированных с воронежской деревни крестьян. Мать работала учительницей в глухом поселке затерянном среди сосен и елей. Детство прошло на берегах реки Печора с любовью к первозданной природе. На изнурительных работах среди хлопковых полей средней Азии закончил восемь классов, а после уже ремесленное училище. Работал трактористом, слесарем, охотником и даже на киностудии в группе операторов.
Среднюю вечернюю школу закончил в г. Чимкент. Далее работал преподавателем мастером в системе ГПТУ.
Закончил Алма-Атинский институт народного хозяйства и аспирантуру в Ташкентском институте народного хозяйства. К этому периоду уже имел ряд научных публикаций по организации труда и заработной платы на промышленных предприятиях, и работал руководителем экономической службы Ташкентского моторного Завода.
Перестройка заставила переехать в Москву. Чтобы выжить занялся коммерцией.
Ради завершения своих научных и литературных проектов после оставил коммерцию. Имею ряд опубликованных книг, научных статей и более 400 литературных произведений. Неоднократно номинировался на премии, как в поэзии, так и в прозе. Книги были презентованы на международных выставках.
Построил дом, вырастил сад, воспитал детей, и своими работами старался оставить людям надежду на светлое будущее. Отношу себя к тому небольшому количеству людей, которые своим эпохальным политическим и поэтическим звоном, стараются изменить, или призвать, к диктатуре созидания красоты, как выражения любви общественной личности.

Любите, цените, не забывайте! С любовью к вам!
В. Девера
ОБОЗРЕНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ПУБЛИКАЦИЙ
Тематике данной книги предшествовали ранее размещенные научные публикации под названиями:

1. «Выживем в складчину»». Статья в газете «Экономика и жизнь», 1991г. До этого было выступление в институте академика Абалкина с утверждением необходимости развития страны исходя не из множественности развития видов собственности, как утверждал он, а на основе взаимозависимости ее структуры. Именно это утверждение было обосновано мной в проекте, предложенным на международном конкурсе проектов развития России.

2. «Перпетуум мобиле экономики, или Новая идея спасения». Статья в Газете «Литературная Россия», 1995.

3. «Теория статусных отношений как основа правового общества и новой экономической формации». Журнал «Экономика ХХI века», 2006. №9; газета «Знание — сила», июль 2008. №26 (394).

4. «Теория статусных отношений как основа инновационного развития России». Журнал «Ноу-хау бизнеса», 2008. №5 (как тезисы доклада на международном форуме в МФЗИ).


Заинтересованным организациям и частным лицам: по данной книге могут быть прочитаны разъяснительные доклады или организованы дискуссионные лекция. Подобные лекции были прочитаны в ЦЕНТРАЛЬНОМ ДОМЕ УЧЕНЫХ 12 февраля 2007г. и на международном семинаре в Москве 23 апреля 2008г. А доклад «Коммунизм: миф или реальность…» сделан у марксистов группы 1 июля 2015 г.

Не найдя поддержки и понимания в левом движении России, а также в некоторых странах коммунистического развития, я сделал попытки найти таковую в средствах массовой информации. Обратив идеи в художественные сюжеты и превратив их в литературные произведения, отдал их на суд общества. Такие мои статьи, поэмы и стихи, размещенные на многих литературных сайтах и в данной книге дают надежду, что вызовут интерес и найдут спрос.


Заказывайте и читайте эту книгу вдумчиво, с уважением к потной серьезной мысли, и всегда помните: самый дорогой подарок — это книга, как алмаз, если в ней раскрывается красота и созидающая мысль.
В. Девера

ЧАСТЬ -I.

КОММУНИЗМ — МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ? ОШИБКИ ПОСТРОЕНИЯ
 

Данная статья является научным обоснованием и кратким содержанием социально-экономических идей, раскрытых в книгах «Теракт в Госдуме…», «Вендетта Бога» и других художественных и публицистических произведениях, с которыми можно ознакомиться на сайтах Стихи.Ру и Проза.Ру.
Будем жить при коммунизме?!

Обещали коммунисты в советах отчизне,
Что когда я вырасту, жить буду в коммунизме.
И я верил с дуру, как и все,
Так и будет всё в моей стране.
Где же была их наука,
От стыда не мучила ль мука?
Совесть продали и обман возвели
В черную, черную, черную мглу.
Ждал народ когда ж наступит,
Рай что всех нас приголубит
Хлеб бесплатным, мыло станет,
Профсоюз обед оплатит.
Но ученье, с жильём, медицина
Нам бесплатным все же была.
Да и цены не росли,
Совесть разума несли.
За что ж бесплатная вода
С этим всем после ушла?
С площадей и жизни всей,
Что правило страною моей?
Обманули люд честной,
Все стало платным, боже мой.
Против чего боролись
Вновь, похоже, напоролись.
С коммунизмом обманули,
В капитализм опять вернули.
________________________________________
Будто в души наплевали,
Этого ни как не ждали.
И за это хамство не ответил никто.
Кровь родную проливали, а за что?
Вновь благодать отдали тем,
С кем боролись духом всем.
В их Рай не верили совсем,
А теперь вроде уж верим,
Но поживем и все проверим,
И как будет тоже вновь,
Поднимем красный флаг на дроть.
Вот и прошу все народы, очнитесь,
К светлому миру опять устремитесь.
Пусть мой посыл не останется эхом,
Надежда и вера должна быть успехом
Иначе к чему нам идти без мечты,
Лишь с нею возможен мир сей на любви.

                * * *
Данным стихом в этой книге поднимается проблема осуществления человеческой мечты. Конкретно, и в основном, данной статьёй вам предлагается обоснованное изложение идей построения нового общественного строя. Основой его жизненной мотивации как раз и является любовь, выраженная в форме права. В этом общественном устройстве процесс производства становится процессом производства социальной жизни и работать должен не на обособленную наживу каждого, по закону присвоения неограниченных доходов, а по закону социального развития с правом общественных свобод, в зависимости от вклада в народное достояние.
Целью такого общественного устройства должно стать планово-рыночное развитие социальных условий жизни. При этом социальный продукт должен стать условием денежного обоснования эмиссии планового денежного обращения. Денежное же рыночное обращение, основанное на вале и прибыли с личной наживой, должно быть поставлено в зависимость от общественного и социального достояния, которое, будучи выражено в плановой энергетической валюте, должно определять статусную структуру общества. Статусная структура должна определять личное или коллективное ограниченное или неограниченное пользование, как и установленное по достижениям право оперативного управления.
Обоснование этой взаимозависимости как общественного развития на взаимозависимой структуре собственности является серьезной экономической задачей, которой и посвящена данная концептуальная статья. С некоторыми упрощениями я ее подготовил как наброски к докладу левому движению.
Лидеры же всего левого движения до сих пор не понимают, как и не понимали основатели марксизма, что причина развала социализма, как и первобытного общества, заключается в том, что общественная собственность не определяла значимость личности, а частная хоть и определяла ее, но не была зависима от общественно-социального развития. Они по-прежнему утопично считают, что коммунизм — это обезличенное общественное равенство.
Однако уже в недрах первобытного общества общинники понимали, что раздача коллективной добычи с закрытыми глазами обезличивает лучших охотников. Со временем они стали их поощрять дополнительно, как акт выражения уважения, благодарности и любви общества за их талант и вклад в успех. К сожалению, это стало началом имущественного и правового его расслоения и появления впоследствии не только богатых и бедных, но и статусного права социальной значимости раба и хозяина.
Как расплавленный свинец, мысли мои,
Выжигайте глупости мира мозги.
И сторонники их пусть найдутся,
Добрыми делами миру обернутся.
Вот, этим стихом я уже открываю доступ к своему откорректированному докладу, который после некоторых колебаний левое движение С. Кургиняна на одной из своих сходок 1 июля 2015 г. дало возможность мне изложить. Доклад назывался «Коммунизм: миф или реальность?» но официально на сходке зарегистрировано не было?»
«Будьте готовы, мы будем критиковать», — предупредили меня, однако серьезных оппонентов не оказалось. Аргументы большей части оказались слюнявыми брызгами эмоциональных возмущений, определяющих их неглубокие теоретические знания и пустоту аналитического ума. Свою теоретическую слабость, как и всего марксистского движения, они чувствовали и сами, отчего на камеру со мною разговаривать отказывались. Все их понятия и убеждения дальше некритического марксистского понимания коммунизма не распространялись. Хотя то же самое можно было сказать и о мировом левом движении, включая коммунистов, которые из-за мыслительной слабости также не пытаются спорить с Маркса — Ленина учением. Все они стремятся либо восстановить плановый социализм на общественной собственности, либо как-то его усовершенствовать, приобщив рабочих к распределению прибавочного продукта между всеми участниками производства, отобрав это право у капиталиста. Понимания того, что если они и отберут это право у капиталистов и не придут к командному расслоению и угнетению в обществе не было, как и в обратном случае с уравненно-обезличенным потреблением, ведущим к беде безынициативного общества.
То, что все планировать нельзя и что-то необходимо воспроизводить через стихийно-рыночные отношения, — такого понимания в целом у них тоже не существовало. Но главное в том, что исторически они не осознавали истинные причины распада и первобытного общества, и их социализма. Когда некто из их титулованных ученых, стараясь меня поставить в тупик, спросил: «Объясните, какая причина по-вашему послужила распаду социализма?», я ответил: «Политико-экономическая недоработка коммунистической теории развития», — и повторил то, что мною уже было выше озвучено и являло общественную обезличенность. Однако марксисты не видели и других своих ошибок, определивших прочие причины распада социализма.
Так, следующей причиной распада социализма стала теория борьбы классов. Она определяла движущей силой революции обездоленные классы, которые были деловыми представителями общества, но не ценили творческую интеллигенцию, а только ту, которая прославляла диктатуру и беспредел рабочих представителей в лице партийной элиты. Однако выходцы из народа, получив властные полномочия, стали прогибаться под имущественным соблазном. Так партийная элита в основной своей массе со временем переродилась из идейной в мещанскую, прикрываясь идеей лишь формально, потому и не смогла удержать свою власть.
Воспитанная ею интеллигенция хотя и создала теорию классовой борьбы, но не смогла согласиться со своей обезличенностью сознания перед поиском истины и идеалов, подчиненных противоречивой действительности диктатуры пролетариата, и их властью над собой. Хоть самые страшные и гениальные вещи в истории во имя блага тоже делались интеллигенцией в зависимости от ее подчиненности истине или наживе, ее руководящую роль в истории отрицать нельзя.
Предоставляя значимость интеллигенции, правящая власть дорожила только той, которая была угодна ей, а не той, которая подчинялась собственным идеалам самосознания и общественного блага. Таким образом формировалась интеллигенция правящей идеологии и класса, а интеллигенция истины социально-общественного блага и справедливости оставалась в тени.
Если бы учреждение власти советов было все-таки на основе класса творческой элиты, создающей основной вклад в народное социальное достояние, и она формировала бы денежное обращение, мы бы не потеряли социалистического государства. Однако для этого нужна была новая модель экономики, которую общественная мысль не имела, так как и капиталистическая, и социалистические формации допускать иной не могли. Таковой же могла быть только такая, которая определяла бы значимость созидателей от общественного блага, механизм которой попытаюсь раскрыть ниже.
В последние времена умы опять привлекают различные теории нового общественного устройства, в том числе и теория конвергенции, которая пыталась соединить капитализм и социализм, не изменяя существующие формы собственности. Одними из ее последователей ныне являются сторонники движения «Новые коммунисты», которые пытаются соединить частные формы собственности с общественными, а точнее общественную собственность поставить в зависимость от индивидуальной. Даже и традиционные коммунисты грешат этим, представляя закрытые формы акционерных образований как народные предприятия, а в некоторых странах даже разгул акционерных предприятий под партийным контролем — спецификой построения национального коммунизма. Практически идет восстановление капиталистических отношений по пути ревизионизма и частной собственности, а не дальнейшее развитие социализма на основе права оперативного управления и пользования в зависимости от созидания социально-народной собственности. Внешним оправданием таких теорий является марксизм, но под каким бы соусом ни подавалась рыба и с пеной у рта не утверждалось, что это колбаса, она не сможет стать таковой.
Так как официальное движение коммунистов всем своим опытом ошибок развития мне было понятно, то меня заинтересовали больше новые коммунисты как нечто новое и неясное в левом движении. Они считают себя истинными марксистами и единственной силой, которая способна объединить все левое движение. Несмотря на концептуальную незавершенность предложенной ими экономической модели, из-за сохранения противоречий индивидуальных собственников и технической бессмыслицы их отчуждаемого механизма персонализации общественного достояния. Особой проблемой этой персонализации являлось доведение общественных форм до каждого члена общества и рабочего места со статусом общественной влиятельной собственности, что казалось многим неподъемной бедой. Однако не решенная проблема единения личности с общественной собственностью преподносилась, как уже решенная и выдавалось за истинную форму народоправия в общественном развитии.
При детальном анализе их теории становится ясно, что они общественную собственность лишали обезличенного лица и сделали ее некой закрепленной в равных долях складчиной. Механизм этой складчины уравнивал в долях всех. На этом этапе они повторяли ошибки социалистической уравниловки и обезличивали значимость каждой отдельной личности в создании народного достояния. Практически планировалось только долей индивидуального труда влиять на долю получения прибыли, а доля общественного достояния должна прирастать в равной степени от всех участвующих в производстве. Таким образом, общественно-социальная составляющая просто должна отчуждаться и никакого влияния на значимость личности не оказывать, кроме той доли, которую работники должны получать из прибыли в личное пользование по результату своего конкретного труда на производстве. Этим трудом она напрямую не может влиять на изменение своей персонифицированной собственности и также ею не может нести ответственности перед обществом. Остается вопрос: зачем нужна эта персонифицированная общественная собственность, если она не является гарантом значимости личности и не определяет ее права на собственность, пользование и право оперативного управления? Практически такое право и в социализме, как и в капитализме, определяется формой единоначалия по воле хозяина либо партийного наместника. Логика же справедливости и истинности требует предоставления права на оперативное управление по общественной значимости личности, а не по воле частного интереса руководителей процессами производства. Именно такой персонификации общественного вклада социальным статусом личности и коллектива, как и наоборот, посвящена эта читаемая вами данная статья и книга. Они являются обоснованием экономического механизма, заменяющего частную материальную значимость, на значимость права пользования и оперативного управления.
Если я пытаюсь, чтобы общественная собственность определяла значимость личности, то новые коммунисты, наоборот, поднимают значимость индивидуальной собственности и только потом решают, какой должна быть общественная. Через нормативные отчисления из общей прибыли предприятий, согласно их модели, должны делаться отчисления на ее развитие.
У них, при такой модели распределения прибыли, сохраняются противоречия между личной и общественной собственностью, так как общественная персонализированная собственность не определяет их личную собственность. Из-за отсутствия этой зависимости естественны обострения противоречий собственников на возможных доходах, полученных от трудового участия. Кроме этого, не рассмотрена возможность полной экономической ответственности, которая могла бы влиять и на персонифицированный общественный уровень значимости каждой личности и социальной семьи — коллектива общения.
Не рассмотрены и условия возможности передачи персонализированного вклада в народное владение, которое в этом статусе могло бы передаваться и по наследству с превращением его в народное достояние для формирования эмиссионной значимости.
Экономические условия предоставления права оперативного управления на формируемую их моделью общественную собственность в работе персоналистов не рассмотрены совсем. Они, видимо, опять, как в социализме, полагались на учреждение прав управления некоторой партией или посредством выборов. Только производство всегда требует линейного единоначалия с ответственностью по подчиненности, а выборная власть предполагает подотчетность избираемым, с мерой их влияния от утверждения до смещения, а это уже является заменой единоначалия на подобие самоуправления лишенного единого подчинения. Более того, обезличенная выборная система подразумевает возможность нечестной борьбы за власть с различными подковерными эгоистическими интересами и её предвзятости, потому только возможна для формирования контрольной власти. Более того, право на линейное управление должно иметь учредительную форму с неравным по значимости голосовым правом или линейным утверждением в зависимости от типа предприятий. Однако право выборного оперативно-линейного управления персоналистами не рассматривается совсем. Предлагаемая ими экономическая модель воспроизводства права на оперативное управление не предполагает и ограничивается только воспроизводством личной собственности, а общественная собственность — не смысл влияния, а некое прикрытие частного накопления.
Также при формировании общественной собственности не рассмотрены условия хозрасчета на низовых уровнях производства, а без этого не может быть хозрасчетного общественного производства. Однако для этого необходимо было, чтобы социально-общественная составляющая значимости формировалась в себестоимости, на плановом ценообразовании. Только понимания, что необходима другая экономическая модель, у коммунистов нет, и ныне. Используя старую экономическую модель, но с новым противоречивым перераспределением прибыли, они в сущности не исправляют ошибок бывшей правящей элиты коммунистов.
В любом случае именная общественная собственность должна воспроизводить отдельно общественное право владения и статус, передаваемый по наследству, а товарное рыночное производство и обращение — статус права оперативного управления или два его уровня. Только модель экономики, в которой возможно воспроизводство таких социально-статусных отношений, должна быть иной, а модель персоналистов проблемы, беспокоившие левое движение, не решает, так как неспособна формировать одновременно и плановый, и рыночный социально-производственный оборот. Только модель планового и рыночного ценообразования способна спасать обанкротившиеся в рынке предприятия, если они будут включены в плановый производственный оборот.
Суть моих теоретических расхождений с персоналистами определилась не сразу. Они мечтали о единой политической силе России в виде народоправия, я не понимал, что и как конкретно это может существовать в их варианте и к чему привести. Однако быстро убедился, что не совсем четко это понимают они и сами. Наивно предполагая, что разделив все народное достояние в равной степени между всеми членами общества и сделав всех равными в финансовой доле, так сформируют народный капитал и создадут народные банки.
Я же думал: если так и сформировать капитал, то он может давать только ссудный процент на каждый вклад, но они его в такой форме тоже не рассматривают. Как довести персонифицированную долю до предприятий, обдумывать не хотели, а положившись на народные советы, решили, что так придут к народоправию. Долевая же ответственность в теории не прописана и даже не предусматривается, так как вся прибыль на предприятиях распределяется по «избыточному произведенному продукту», а не по социальной доле в общественном вкладе. Изменение этой доли от вклада каждого тоже не предусматривается, а рассматривается как нечто абстрактное, которое увеличивается по нормативам из общей прибыли, а индивидуальный доход в виде прибыли на «избыточную производительность» остается частным.
Механизм этого «справедливого» народного устройства предполагалось утверждать через трудовые и народные советы. Фактически же получалось утверждение той же частной собственности как формы свобод, во главе с народными советами, а не утверждение прав личности для пользования общественной собственностью. Спрашивается: какое же все-таки получается общество, если оно не учитывает и не ставит в зависимость от социального развития доходы и предприятия, и каждого работника?
Отличалось это от акционерной формы предприятий только тем, что «персонализированные» счета определялись в равных долях. Главное заключалось в том, что часть именной общественной собственности, закрепленной за каждым членом общества, могла использоваться только в общественных интересах и должна была определять и что-то в личное право потребления, но, увы, не прописано. При капиталистических отношениях это удовольствие только за личные деньги и в полном личном использовании. Оставался опять такой же, как и раньше, следующий вопрос: зачем нужна эта персонализированная общественная собственность, если она остается, как и при социализме, отчужденной? Может ли ссудный процент персонализированной собственности распределяться по их «избыточной производительности», тоже остается непрописанным.
Рассматривать же их подход с распределением прибыли по «избыточной нормативной производительности труда» вообще не имеет смысла в современном роботизированном производстве, так как нормативы, как нормированные задания, есть качество технологического исполнения. Все же дополнительное распределение в виде прибыли на большую от норматива производительность требует технологичсеского нарушения. Не говорю уж об их предложении разрабатывать нормативы, которые не определены социальной необходимостью расширенного производства. Такой подход был не только слабым техническим аргументом, но и слабым теоретическим обоснованием. Производительность ныне растет только от внедрения более прогрессивного оборудования, и только определение прибыли на рост эффективных основных фондов может дать стремление к смене оборудования и росту производительности труда. Неприменим такой подход и в непроизводственной сфере. На каком основании они полагали, что за счет договорного внедрения этих отношений в производство их структура будет иметь средства на свое развитие и распространение по всему миру, во всех формах предприятий и контор, непонятно. Я же после неоднократного общения предлагал им поставить прибыль от роста социальной сферы, так как рост бесплатной социальной сферы может является показателем роста социальной производительности труда. От такого показателя можно формировать нормативы стимулирования во всех сферах. Однако мне сказали, чтобы искал себе других единомышленников, а я всего лишь ищу истину, а не единомышленников. Стараясь сформировать взаимозависимые отношения между общественной, личной и частной собственностью хочу, чтобы мир ушел от противоречий. Этот подход давал бы механизм, исключающий главное противоречие между общественной и другими видами собственности, сложив новые социально-правовые условия.
Экономическая модель персоналистов во главе с В. Петрухиным не дает ответа, какими должны быть отношения людей с землей, владение которой должно всегда оставаться у народа, и только пользование и распоряжение по значимости может быть у каждого.
Как персоналисты землю хотят персонализировать, тоже мне осталось неясным. Может быть, в их модели тупик развития цивилизационного сознания, так как других теоретических предложений не вижу? Не хочу говорить о прочем, но предлагаемая ими модель не выдерживает критики даже с позиций марксизма. Характер труда в их модели полностью получает частный характер присвоения для развития мелкобуржуазного народно-промышленного капитализма с нормативной плановой базой в экономике, но эта цель не может стать идеальным смыслом левого движения. В этом виде она могла бы быть неким развитием теории конвергенции, не исключающей антагонистических противоречий, а значит и насилия. На каком же непонятном основании новые коммунисты свою идею считают коммунизмом или обществом высшей справедливости?
Рассмотрев и другие тупиковые экономические концепции, я с полной уверенностью утверждаю, что единства в левом движении нет, так как нет другой обнадеживающей и объединяющей их идеи, кроме коммунизма. Однако в том виде равенства, в котором ее видят все, она утопична. Более-менее жизнеспособной была идея, воплощенная в Советском Союзе, но отсутствие критического анализа ОСНОВНОЙ причины распада первобытного общества, которой мы уже коснулись, привело и к распаду Союза Советских Республик.

Другой причиной распада социализма, естественно, стало отсутствие религии счастья, основанной на поклонении природе, так как любовь есть высшая форма ее проявления. Общество же любви как реальную основу счастливого общества, с моральным правом как формы общественной любви, морального влияния, академики и политики современности как необходимость не хотят принимать и сегодня. Они зомбированы утопическим обществом демократии и религией терпения с принципами, отсутствующими в природе, что равноценно преступлению против человечества и его счастья.
Чтобы не произошло трагедии распада социализма, нужно было научной и политической его элите осознать, что теория свободы множественности видов собственности Абалкина без контроля является трагедией социализма. Без системы их взаимозависимости с общественной частная прибыль и нажива, как и частная собственность, убивает все остальные. Когда это было сказано мною, Абалкин ответил, что такой взаимозависимой собственности он не знает. Ограниченность научной экономической элиты, завело в тупик дальнейшее развитие теории права оперативного управления. На ней формировалось управление всем народным достоянием социализма, которое давалось не по созидательной значимости личности, а по партийной протекции, что стало следующей причиной распада страны. Созидательная же значимость личности, которая должна бы была определять её статус, ограничивая влияние денег, стимулируя право оперативного управления, или право личного потребления свобод и прочих потребностей, руководящих экономических богов той элиты не интересовала. Догматическая идея ошибочного равенства, как коммунистического блага, мешала думать объективно, как и ныне поклонение демократии.
Даже после каждого из моих докладов это оставалось пустым звоном. Обсуждение работы на кафедре социалистических видов собственности ведущего института получило обтекаемую рецензию, и мне предложили не ломать копья, а организовать кооператив и заниматься более полезным делом. Академики и политики не хотели признавать своей ограниченности, а за этим стоял крах системы. Может быть, тогда уже и потому, что им уже платили не за поиск истин, а за обоснование перехода к рынку, которым бредила властная элита.
Не хотели и гораздо позже ее признавать и в Доме ученых, когда после доклада в нем мне уже слова старались не давать, как и после выступления на международном форуме, где мой доклад не включили в сборник докладов, хотя я и успел его опубликовать в независимом экономическом журнале. Это значило, что и правые, и левые мою теорию статусных отношений признавать не хотят и стоят на защите устоявшейся свободе частной собственности. При попытках выступить с докладами в других образовательных институтах сразу получал возражения, а при личном настаивании вызывалась охрана и меня выводили.
С таким подходом ныне, думается мне, построить как коммунизм, так и правовое общество будет нельзя, если даже на возмущение к капиталистам опять поднять народ и захватить власть. Кроме как брызгать слюнями умирающего марксизма и несуществующей в природе демократии, нынешний интеллектуальный бомонд, в раздумье и согласии с капиталистическим развитием, с условиями отживающей религиозной морали, которая оправдывает незыблемость антагонистических противоречий. Необходимость взаимозависимого соединения общественной, личной и частной собственности для развития права пользования с воспроизводством статусной значимости граждан как субъектов права, в зависимости от права владения, для экономической ответственности по вкладу в общественное достояние они осознать не могут и сегодня.
Прошлый опыт развития социализма показал, что, не осознав этого недуга, руководящая элита сделала государство тоталитарным отчужденным собственником народного достояния, а право распределения благ оставили партийному классу. При дележке их они, естественно, старались не забывать о себе, без учета права, которое могло вытекать из вклада в общественное социальное развитие. При этом они боялись осуществлять достойное вознаграждение достойным в страхе перед имущественным расслоением общества, что стало еще одной причиной развала страны.
Как сделать так, чтобы только рост социальной составляющей в цене определял значимость каждого участника производства и давал бы норматив возможности роста доходов, думать не думали, да и не хотели или считали абсурдом. Ныне оттого, что доходы государства тоже зависят от получения прибыли предприятиями, выходит, что оно так или иначе тоже участвует в необходимости угнетения своего народа. Эту абсурдную модель экономики государства может исключить только другая модель экономики, где социальная составляющая определяла бы развитие к социальному государству. Она возможна, как уже говорил, только в том случае, если социальная составляющая станет основой планового развития и основой эмиссии плановой энергетической валюты для развития социальной сферы. Именно развитие социальной сферы может определять реальность развития коммунизма. Попытка академика Аганбегяна построить экономику на второй модели экономики, где формирование заработной платы должно было идти от прибыли, нарушала потребности ценообразования и не решала проблем развития социального общества. К приобретению акций, получению дивидендов и участию в распределении прибыли такая система каждого гражданина общества приобщить не стремится. Даже закрытые акционерные общества, на которые ставят надежды коммунисты как на народные предприятия, вынуждены становиться открытыми, но и в этом случае всех членов общества акционерами ни частной, ни общественной собственности сделать невозможно. Исходя из этого, правильнее было бы сформировать социальные акции эмиссионной именной статусной значимости, а не рыночной принадлежности.
Однако в общественной экономической структуре нет предприятий, которые обладали бы структурой формирования статусной системы на основе социально-планового воспроизводства и соответствующего ценообразования. Только сохранение плановых основ на предприятиях для формирования планово-рыночных отношений с формированием управленческих кадров для социального общественного развития, а не конкурентной вражды, может сформировать новый управленческий аппарат.
Исходя из этого, утверждал, всегда и ныне, что для реализации этих задач построения социального государства коммунистического типа необходимо соблюдать основной экономический закон социального общества. На производстве в таком обществе соотношение живого и прошлого труда должно равняться единице, а в случаях когда живой труд больше прошлого, он должен приравниваться к живому, и эта разница средств между фактической стоимостью живого и прошлого труда должна определять социальную стоимость в ценообразовании продукции и услуг.
Норма прибыли определяемая при этом на прошлый труд, на разных уровнях социального государства, может зависеть от себестоимости живого труда с корректировкой на социальную составляющую в себестоимости. В определенных условиях норма прибыли может зависеть только от величины живого или только от социальной составляющей в себестоимости.
Поклонники марксистской теории всегда возражали мне, утверждая, что в экономике нет понятий живого и прошлого труда, и приходилось их отсылать к трудам их же представителей плановой экономики, в частности к академику Струмилину, который поднимал эту проблему, но признавался, что разрешить ее не смог. После от таких возражений мне подумалось, что если такие профессора и политики управляют или хотят управлять страной, то чего-то положительного ждать от них бесполезно. Более того, такая ученая интеллигенция если не старается уничтожить прогрессивное развитие мысли, то всегда будет противиться всему, что не отвечает их понятиям.
Ограниченность понимания в подходе к дальнейшему разрешению проблем построения коммунизма говорит лишь о том, что левое движение во главе со своими лидерами не научилось думать самостоятельно, боясь оторваться от пуповины марксизма. Классики же его лишь обличили прибавочную стоимость как неоплаченный продукт труда, требуя вернуть ее созидателю, чтобы исключить факт угнетения. Однако эта проблема может решаться и без уничтожения экспроприаторов путем принуждения к выполнению основного экономического закона социального общества, при условии, что прибыль будет формироваться только на прошлый труд. Социальная составляющая в ценообразовании, если е ё рассматривать как разницу стоимости прошлого труда и тарифной стоимости живого труда в себестоимости, ныне сложно, так как трудовая нормативная тарификация в современной экономике утрачена. Существующая тарификация формируется только стихией спроса и предложения, и необоснованное расслоение работников являет возрастающее недовольство в обществе.
Индивидуальный вклад каждого участника производства, коллектива участка и в целом коллектива производства по фактической социальной составляющей мог бы быть показателем значимости каждого участника и коллективной частью социального статуса каждого. Он мог бы определять нормативы прав льготного пользования социальными благами и право на оперативное управление общественными процессами и производством.
Боязнь оторваться от пуповины марксизма стала основой всех ошибок марксистов в построении коммунизма. Идеологов с убедительным критическим осмыслением марксизма-ленинизма почти за вековое развитие социализма общественная система выдать не смогла, хотя над его развитием работали десятки, если не сотни институтов в разных странах. А не потому ли, что марксизм был догмой и зомбированное им сознание не позволяло думать шире? Тогда, видимо, и ограниченность капиталистической науки преследовалась тем, что любое научное обоснование необходимости развития общественной собственности считалось крахом их системы. Возможность иметь право оперативного управления вместо права на собственность, поставленного в зависимость от общественного вклада, ими тоже не рассматривалась, а это единственный выход разрешения проблем. Для этого право пользования и управления необходимо делать и ограниченным, и неограниченным.
Выдвинув идею множественности видов собственности, г. Абалкин стал экономическим руководителем государства и на своем посту практически выкопал могилу социализму. Дав развитие кооперативному движению, он не поставил его под контроль. Если бы он бухгалтеров в кооперативы назначал от государства, то партийный и идеологический контроль мог бы, возможно, предостеречь от распада государства. Свободные кооперативы, получив право начислять любую заработную плату и прятать прибыль в себестоимости, уходили от налогов. Госпредприятия, ограниченные фондом зарплаты, стали неконкурентными, и каждый руководитель окучивал свой кооператив на предприятии с подобным же продуктом. Такие руководители стали думать о своих, а не государственных интересах и всю продукцию предприятия реализовывали через них, банкротя государственное. Так же ради наживы продавали за гроши все социальные структуры в виде детских садов и прочего, чтобы снизить себестоимость продукции в конкуренции.
Подобным образом поступала и администрация городов, освобождаясь от балласта социальной сферы, спасая и разворовывая сокращающиеся бюджеты. Этим движением было убито плановое социальное хозяйство, и этому помогали верха, убив трех китов плановой экономики: Госплан, Госкомцен и Госснаб.
Когда об возможности эпохальной трагедии как последствия теоретической бездарности и предательства научного и политического руководства страной я заявил на одной из презентаций своих книг уходящим богам социалистической экономики, они заявили, что альтернативы нет. Один из посетителей тоже возразил и услышал: «Посмотрим, НЭП всегда можно прикрыть…» Однако процесс намеренно был выведен из-под контроля уже помимо их воли, и попытка вернуть страну в прежнее русло закончилась трагедией.
Если считать, что данный доклад является аналитическим исследованием, то мы должны уяснить, в чем же суть коммунизма и в чем его неубедительность. Для этого попробуем разобрать утверждение основателей марксизма, а они утверждали, что коммунизм — это:
1. Бесклассовое общество, основанное на любви с отсутствием граней между физическим и умственным трудом.
2. Экономика, исключающая эксплуатацию и угнетение человека человеком.
3. Отсутствие частной собственности на средства производства.
4. Общественный характер труда, соответствующий общественному присвоению и распределению. Каждому по потребностям, от каждого по способностям.
5. Равенство и братство, предполагающие самоуправление и отмирание государственной машины подавления, и человек человеку становится друг, товарищ и брат.
6. Один отвечает за всех, все отвечают за одного.
7. Исчезновение денег, государства и семьи, скрепой которой является собственность.

С тем, что многим этим качествам соответствовало доклассовое первобытное общество, спорить особо не приходится. Однако это вроде как идеальное общество вдруг оказалось неэффективным и распалось. Встает вопрос: почему?
Пробежав по основным положениям становления коммунизма, возникают основной вопрос: как же все-таки будет осуществляться преодоление отчуждения гражданина общества от созданных им материальных благ? Советский Союз это не преодолел, так как развитие права оперативного управления зашло в тупик и все общественное так и осталось отчужденным достоянием, иначе — ничьим. Преодолеть это отчуждение возможно только через социальную статусную структуру граждан с экономической ответственностью, если она будет организована на вкладе в народное достояние. При этом статусная структура как отражение некой доли народного владения, формирующей эмиссионное денежное обеспечение, может формировать и полную экономическую ответственность. Эта ответственность, как и значимость каждого гражданина, выраженные в статусе, формироваться должны его деятельностью и неким родовым и общественным вкладом в народное социальное достояние. Оно, в сущности, должно определять не только социальную значимость, но и ее определенную взаимозависимость, где пользование (временное или пожизненное без права продажи), как и личная собственность, с неким уровнем свобод на оперативное управление общественной собственностью, с уровнем властных полномочий, должно определяться статусом. Однако, как я уже говорил выше, экономическая элита это постигнуть не смогла, и разработка права оперативного управления на командно-партийных отношениях зашла в тупик.
Партия класса рабочих, слепо подчиняясь классовой логике марксизма, не нашла и ответа на вопрос: какими же должны быть формы отмирания государства? Так как в этом случае руководящая роль рабочих и крестьян должна была уступить власть другой деклассированной прослойке, которая должна была быть образованным классом — интеллигенцией. Однако взявший власть рабочий класс диктовал интеллигенции свою волю и самостоятельным классом его не считал, полагая, что творчество не чуждо любому классу, хоть и не каждому из таковых. То, что этот люд, выделившись из всех классов, может сформировать свой класс, не предполагал ни тот, ни другой из противостоящих классов.
Исчезновение классов, как одно из условий коммунизма, с исчезновением граней между физическим и умственным трудом, вышеизложенной логикой не поддерживается, и в какой-то мере уже не выдерживает критики. Ведь понятие класса без отношения к собственности не может рассматриваться, потому интеллигенцию как собственника общественного сознания и достояния можно признать классом только в случае образования такой же собственности. В этом случае созидатели как класс превращаются в голосовой и телесный орган народного сознания, и уже поэтому должны стать учредителями власти, для народного утверждения.
В первобытном обществе старцы как носители этого сознания правили общинами. Если созидание рассматривать как выражение любви, то избранники класса созидателей должны нести созидающую значимость власти, как выражение любви. Так как они являются учредителями общественного сознания, то должны иметь и привилегированное избирательное право, если не учреждать власть. Если коммунизм — это общество счастья, а значит любви, то класс творцов должен определять диктатуру счастья, так как творческое самовыражение есть его жизнь, и он творит, и живет ради этого. Таким образом, единый класс созидателей по своей значимости должен формировать избирательную основу руководителей счастливого общества, а их созидательный продукт — создать эмиссионной банковской капитал общества созидания, а значит и любви. Можно ли такое общество считать бесклассовым? Видимо, да, если рассматривать как внутритиповое явление, если же рассматривать как внешневидовое явление, то это будет скорее одноклассовое общество управленцев, не имеющее антагонизма межклассовых противоречий. Они же, формируя общественное сознание и основной вклад в общественное достояние, естественно, рано или поздно должны заявить о необходимости своего промышленного влияния как переноса прошлого труда и всего цивилизационного сознания для образования своего денежного оборота как народного явления. Однако механизма такой взаимозависимости и необходимости изменений марксисты создавать не стремились, да и понимать такое не желали, так как это угрожало их власти. Кроме того, идеология требовала только диктата партии рабочих, хотя в ней уже были только интеллигированные образованием нетворческие представители рабочих.
Интеллигенции для учреждения своей власти нужна будет соответствующая партия. Такая партия учредителей должна статусной значимостью узаконивать развитие социальной сферы как народного достояния. Только при влиянии на статусные показатели значимости личности и коллективов, где каждый социальным вкладом отвечал бы за себя, а коллективным — друг за друга, как все за одного, может произойти исчезновение необходимости применения насилия и карательной машины государства.
Для торжества нового класса в зависимости от становления социального воспроизводства с образованием статусной структуры нужны соответствующие производственные отношения. Они должны воспроизводить значимость и линейного руководства, и самоуправления, с зависимостью от персональной и коллективной доли вклада всех участников производства, формирующих народное достояние как социальное благо, которое отражало бы капитализированную значимость социальных фондов.
Полное явление статуса как значимости личного вклада в народное достояние, с возможностью передачи его по наследству, может привести к такому обществу, в котором все будут болеть в первую очередь за рост общественного, а не личного и частного достояния. Более того, если социальные статусы значимости будут единым показателем оценки всех, то по ним могут определяться и формы различных, но согласованных общественными договорами свобод как на условно определенное время, так и на формы правления исполнительной власти, с конкретными и согласованными формами контроля над ней. Влияние может осуществляться также через судебные органы, как и через банковские структуры с экономическим давлением и поощрением по статусным показателям.
Ту же самую статусную значимость могут иметь как семья, так и социальная община, предприятие, регион и государство. По статусу государства, отмеченному вкладом его в мировое историческое развитие общества, могут предоставляться соответствующие права в международном правительстве и по времени, и по голосовой значимости и т. д. Кроме того, на бытовом уровне за потребление изделий планируемого культурного значения статусы граждан и социальных общин могут повышаться, чтобы формировать на это спрос и повышать культурное развитие общества. Этот подход позволит создать систему управления потреблением в направлении не имущественных, планируемых услуг культурного спроса.
С развитием статусной структуры может открыться возможность осуществления экономической ответственности не только индивидуальной, но и коллективной мерой, и не только за порчу общественного имущества путем понижения социального статуса, но и за аморальные поступки по соответствующим коллективным решениям, согласно положениям и моральным кодексам коллективами и общественными судьями — решалами. Такой подход — еще одна мера, как новый шаг к отмиранию репрессивных мер государства. Без согласования этих отношений между самоуправляемыми структурами и государством на основе общественных договоров, наподобие договоров с профсоюзами на предприятиях, ни о каком ослаблении роли или отмирании государства в общественном устройстве говорить бессмысленно
Если же считать, что статус каждого гражданина может зависеть не только от вклада в народное достояние, но и от общественного рейтинга по условиям общественных положений, то надо заметить: и это надо принимать как проявление общественной любви или неуважения. В первобытном обществе тоже существовало моральное право как проявление любви, и не только по родовой значимости членов. Серьезной угрозой проявления его было изгнание из общины, где уже силы природы выносили приговор. Решение старейшин тоже поддерживалось страхом общественной кары самих общинников, как проявление их чувств. Для того чтоб общество влияло на своего члена, существовали моральный закон и моральное право, а также правовая значимость личности из отношений доверия, на которые можно было воздействовать через религию требованием божественной воли.
Возможно, все было и не очень объективно, но это предполагало в родовом обществе наличие морального и правового неравенства, при отсутствии имущественного. Родовая знать точно не была уравнена со всеми членами общины, и говорить об всеобщем равенстве нельзя. Герои в общине тоже окружались повышенным почетом, а почет в любом случае выражается в правах как утверждение форм общественной любви.
Ныне если выражение любви и сравнить с рейтингом на интернет-порталах, то, как и в прежние времена, оно будет с недостатком из-за отсутствия значимости обезличенного голосования. Правовую же обезличенность голосования ныне можно исправить, если оно будет зависеть от социального статуса и потеря его будет механизмом, исключающим физическое насилие и моральное равенство при возможном планово-социальном материальном равенстве, а это еще один шаг к отмиранию государственной машины.
Коммунизм предполагает, что все должны быть равны, но, скорее всего, это эмоционально заимствованное коммунистами библейское толкование, что перед богом все равны. Перед богом тоже все не равны, иначе грешников не пугали бы адом, и, скорее всего, это неравенство может быть и на земле, только в социально-правовых общественных потребностях.
Важный довод классиков коммунизма «От каждого по способностям, каждому по потребностям» — это утопия, так как это является обезличиванием личности и говорит лишь о том, что классики не смогли оторваться от сознания утопистов и религиозного понимания. Никакое общество с этим выжить не сможет, так как оно превращается в общество пренебрежения к талантам, героям и т. д. Необходимое сознание можно воспитать только стимулированием собственностью либо правом, через коллективное сознание и влияние, как в родовой общине страхом изгнания из нее и общего презрения сородичей, до забрасывания камнями. В первом случае со стимулированием собственностью получаем неравных собственников и теряем коллективное воздействие общественным отношением. Во втором случае должны отказаться от равного права для всех и прийти к праву как форме выражения общественной любви по общественной значимости. Этим подходом сформировать мотивированное общественное влияние на сознание, через дифференцированное право пользования, при некотором социально гарантированном равном потребление.
Классики марксизма утверждают, что появление частной собственности определило распад первобытного коммунизма. Их утверждение значило, что уничтожение этой частной собственности приведет мир снова к формированию коммунистического общества, где все будут равны. Наивно полагают, что с этим придет общество изобилия, в котором деньги потеряют ценность, а семья, освободившись от имущественного гнета, станет только союзом чувств. Таким образом, видимо, считали они, придут к всеобщему счастью всеобщего мира.
То, что с этими изменениями отомрет и государство как орган физического подавления народа, было бы думать уж совсем наивно, ибо общественная собственность сама по себе без взаимозависимости с личностью не формирует идеального сознания и не устраняет антагонизмы противоречий. С этим не осознавали и того, что приведут мир к обезличенному обществу хаоса, а каким должен быть механизм взаимозависимости личности и собственности, чтобы она не стала просто отчужденной собственностью, социализм не решал. Сможет ли общество когда-нибудь признать, что некоторые пункты коммунизма утопичны и нужно уходить от иллюзий и не обманывать народ? Ныне нужно просто строить социальное общество и при отсутствии в нем антагонизмов считать коммунизмом.
На научном олимпе защищались наивные диссертации о таком уровне развития общества и сознания, когда сначала будет бесплатным хлеб и мыло, спички, а потом все остальное. При этом не решался вопрос изменения отношений собственности. Более того, не понимали, как и в каких условиях станет ненужным аппарат государственного насилия, чтобы страх насилия заменить влиянием на показатель совести и чести, как душевной красоты. Не осознавали и того, что стихиями природа всегда — и в первобытной общине, и сейчас — навязывает коллективную ответственность, что также осуществляют и войны, как общая беда и задача, формируют единое сознание. Выходило, что при отмирании государства должна снова восторжествовать некая коллективная ответственность, но от кого? На практике после отмены частной собственности произошло усиление социалистического государственного насилия. Встает опять каверзный вопрос: почему? На этот вопрос теория марксизма-ленинизма отвечала исторической борьбой классов и необходимостью диктатуры угнетенных. Именно это привело к тому, что к власти пришли бездарные руководители, которые не нашли других форм влияния, кроме насилия.
В первобытном коммунизме изгнание из общины было равносильно смертельному приговору, так как одному выжить в борьбе с природой считалось невозможным. Фактически это тоже было формой если не насилия, то проявлением кары как нелюбви. Когда возможность выживать и в одиночестве стала реальной, возникла кара физического наказания и его страха, с публичным унижением и осуждением.
Если даже согласиться, что государство все-таки когда-то отомрет, то эти функции так или иначе нужно будет передавать децентрализованным органам самоуправления, что вряд ли приведет к единству мира, а скорее — к его разобщению. Надо понимать, что самоуправление может быть эффективным только на низовом уровне, где была бы возможна коллективная ответственность и социальная или экономическая зависимость одного от коллектива, и наоборот. При этом коллективы самоуправления должны иметь свой устав и органы товарищеского суда согласно уставу, согласованному с руководящей властью, и подчиняться народу в виде советов народных депутатов. Естественно, деятельность таких коллективов должна иметь контролирующие функции с социальной значимостью и статусной оценкой по роду их деятельности.
Я убежден в том, что государство диктатуры созидания в своем развитии должно принять такой вид, где демократия может выразиться в виде советов различных уровней, которые должны контролировать учрежденную партией учредителей руководящую власть. Однако для той и другой власти должен быть один социальный показатель деятельности, дающий право на управление на том или другом уровне власти. Именно власть социально-созидательного учреждения с народным контролем через советы приведет к отмиранию тюремно-карающего государства к государству экономически-правовых форм под контролем народных советов.
Эти контрольные органы должны вести оценку деятельности исполнительной власти на основании рейтинга доверия с возможностью дополнительного стимулирования деятельности из социальных фондов. При необходимости их органы могут иметь социальные суды, которые будут определять спорную статусную значимость подконтрольных им органов. На самом высшем уровне они могли бы стать международным органом для оценки деятельности исполнительной власти отдельных государств, Контроль над этими двумя видами власти может осуществлять конституционная власть в виде ее монархического института.
Возрождение советов народных депутатов позволило бы вести контроль над деятельностью всех предприятий и организаций через своих представителей в них. При этом эта организация, как и профсоюзы, на основе общественных договоров могла бы следить за соблюдением социальных гарантий в обществе. Эти советы как высшая форма общественной организации для неподкупности могли бы полностью содержаться на правах пользования и стимулировать правами социального пользования всех своих членов. На основе подобной организации мог бы происходить не только контроль над социальным развитием общества, но и международный социальный контроль государств.
Что касается семьи, то как продукт частной собственности и государства она если не исчезнет, то рядом с ней может возникнуть семья на основе застрахованного морального договора чувств. Философия такой семьи раскрыта в главе 18 моего романа «Храм любви». Социализм и классики марксизма ни новой семьи, ни новой морали создать не смогли. Попытаемся сделать анализ и этих ошибок:
Не создав своей морали, как и религии, поклонения ей, где бы скрепой семьи и отношений любви в обществе армировалось неимущественной составляющей, они узаконили патриархальную семью на основе уже имеющейся религиозной морали как основополагающую моральную истину. Социальные и производственные условия давно ушли от патриархальных отношений, и семья требует новых форм, и новой морали.
Чтобы объединить мир, для развития нужна все-таки новая объединяющая межнациональная мораль. Такой моралью могла бы быть мораль формирования семьи — любви и мира как единой семьи. Семьи, где бы право интимного общения и воспитания основывалось на морально-правовом договоре как страховочной арматуре гарантированных отношений и обязанностей во времени их проявления, коммунисты тоже не видели.
Если рассматривать государство как организацию, разрешающую нравственные и производственные вопросы во имя счастья своих граждан, а высшей формой счастья считать пребывание в любви, то построение общества любви должно являться смыслом государства. Патриархальная, единственная на всю жизнь данная семья не всегда соответствовала полному душевному счастью каждого или больше, не являлась таковой необходимостью для каждого. Однако только через создание семьи как основы государства и общества возможна единственная узаконенная форма проявления любви для реализации половых отношений и отношений по воспитанию детей. Не отрицая существования патриархальной формы семьи как предпочтительной, нужно думать и не исключать возможность других согласованных форм семьи, если они могут являться основой счастья.
То, что для счастливого общества семья должна стать формой не имущественного союза, а узаконенной совместной ячейкой общества для реализации чувств, сексуальных и бытовых отношений, сопутствующих выражению личности, настоящая идеология семейного права не предусматривает. Однако самовыражение личности есть составляющая счастья, что является смыслом и общественного развития.
Если в родовом обществе основной потребностью семейного образования были бытовая, воспитательная и физиологическая потребности общения, то в феодальном обществе семья стала экономической единицей государства, и наличие в ней собственности стало определять значимость личности и совместного хозяйства с передачей этой значимости по наследству. Количество ее членов как работников было важным фактором для ее выживания, а мужчина был главенствующей ее экономической единицей.
В капиталистическом же обществе значимость личности и семьи на основе собственности вошла в противоречия, так как работающие супруги стали менее зависимы друг от друга. Производство уже на стадии капитализма востребовало женщин как отдельную экономическую единицу и поднимает зачастую их труд выше значимости мужского труда. Вместе с этим естественно выглядят требования женщины о своей свободе в любви, с пренебрежением старой моралью патриархальной семьи. Женщине не стал нужен мужчина постоянно, и они стали предпочитать не постоянное, а периодическое общение с противоположным полом. Появление неполной семьи становится преобладающим явлением частного интереса, с попранием общественной необходимости.
Необходимость ведения совместного хозяйства потеряла значимость, но совместное имущество еще определяет значимость семьи, оставаясь скрепой отношений и основой воспитания детей. Времени же для воспитания детей остается родителям все меньше — это стало новой проблемой. Практически в имущественном закреплении семья осталась почти той же патриархальной семьей, о которой Энгельс говорил как о семье, отрицающей свободу любви с грязью разводов и дележом имущества. Общество не выработало морали свободной семьи — любви с объединенной значимостью супругов, боясь попасть снова в хаос отношений родового строя. В этом состоянии с религиозных позиций осуждается любая свобода интимных отношений.
В этой истории развития, марксисты после прихода к власти с некоторыми размышлениями о свободе любви с ее коммунами, и сомнениями по этому поводу, так и оставили основой семьи имущественную скрепу. Это им не позволило теоретически обосновать развитие ни временной, ни пробной, ни прочих форм семьи, объединенных только страховым согласием, гарантирующим во времени согласия счастливые отношения супругов. Не смогли они разработать и новых приемлемых форм отношений, которые взяли бы на себя устройство быта и не осуждающих совместных форм договорного воспитания детей государством и родителями. Развитие жизни и производственных отношений ныне требует упрощенных форм законного сексуального общения, чтобы взамен осуждаемых получить узаконенные связи. Для этого обществу необходимо закрепление сексуальных отношений во времени, с оговоренной свободой прав на имущественные претензии и без необходимости развода после согласованного периода отношений. Это могло бы быть чем-то похожим на моральный семейный контракт без несогласованных обременений, но не исключающий страхования общения. Таких форм брака семейный кодекс не предусматривает ныне ни в одной экономической формации.
Развитие таких брачных отношений параллельно традиционному союзу могут преследовать как гостевые, пробные, так и патронатные отношения. Обычно в таких отношениях не предусматривается рождение детей или рождение их без претензий к мужчине. Однако ни в таких, ни в прочих отношениях общество не может обеспечить плановый демографический прирост и воспитание детей полностью взять на себя. Оно лишь в поиске приемлемых и согласованных с родителями форм общественного воспитания детей вследствие образования различных гражданских связей и браков. Степень влияния того или иного родителя на ребенка формируется в основном женщиной. Некоторые лица считают, что дети демографической необходимости могут быть и собственностью государства при принуждении к обязательному материнству. К сожалению, система патронатной заботы государства о детях в семье и, наоборот, родителей с заботой в государственных воспитательных учреждениях требует развития и совершенства. Многие считают возможность воспитания государством, с гостевым влиянием на детей и родителей, абсурдом. Истина, скорее всего, посередине, но ее нужно искать через согласие на влияние, через формы содержания в тех или иных формах забот. Воспитание в семье, чувственных отношений пока еще во многом зависят от общения. Контроль над свободой половых связей и осуждение неузаконенных отношений в обществе отсутствует. Как и что правильно и необходимо? Практически любовь не стала основой воспроизводства общества и самим условием счастливого общества. У одних лиц не хватает денег для проявления забот, нужных детям, у других — времени.
Естественно, встает вопрос о создании религии семьи — любви с управлением половых отношений. Если рассматривать любовь как высшую форму проявления природы, то неплохо было бы вспомнить и религию природы. Религию, которая могла бы страховать и формировать семью не на имущественном скрепе, а на правовых отношениях морального контракта любовного согласия.
Чтобы полностью не свалиться в хаос отношений, хаос нужно останавливать, и это возможно, только если все половые отношения будут формироваться через узаконенную моральную семью любви. Для этого семья должна стать свободной от патриархального образа. Почему она не может быть реальным пробным, гостевым, полигамным и т. д. браком со страховкой отношений на контракте согласия? Хотелось бы думать, что на основе религии это может разрешаться или, наоборот, что-то запрещаться, как и образование той или другой формы семьи с правом заводить или не заводить детей.
Кроме регулирования налоговым или правовым влиянием со стороны святого представительства, может учитываться социальная значимость брачных претендентов. Более того, освобождение семьи от имущественной скрепы потребует возвеличивания и контроля чувственных связей, а без религии любви это невозможно. По этой логике можно предположить, что разрешение любовных проблем некой религией, на основе контрактов морального согласия, гарантирующих отношения любви во времени, может стать продуктом деятельности этой религии как дополнительной семейной формы. Такие формы могут стать духовным рычагом общественного стимулирования. По таким же договорам социального согласия не исключено и участие родителей в формах воспитания своих детей.
Поклонение природе любви с приобретением душевной и общественной значимости супругов должно определять и общественную значимость семьи. На основе этого могла бы формироваться и социальная семья как основа, ведущая народы к единению мира в одну семью. Возможно, такой подход потребует слияния языческой религии с устоявшимися, формами, чтобы создать общее начало для межрелигиозного согласия.
Кто будет контролировать семью и воспитывать любовь, тот будет владеть миром счастья. Нынешние марксисты, не думая об этом, по-прежнему считают патриархальную семью основой будущего общества и, похоже, готовы повторять свои старые ошибки и заблуждения.
Можно много говорить о примерах и формах семьи, возникающих в родовом коммунизме, но можно ли с точностью сказать, что общинный коммунизм был счастливым обществом? Этот вопрос сложен, но скорее нет, чем да. Общество в формации стада имело беспорядочные половые связи, в том числе заботу о детях только матерями, так как отцовство выявить не было возможным. Воспитание детей во многом зависело от всех членов рода. Ревность самцов и необходимость отцовской заботы о детях разрушили стадную семью и говорило лишь о несовершенстве прежних любовных отношений. Даже когда на смену стайной семьи пришел групповой родовой брак, то и он имел те же проблемы.
Не будем повторять классиков, чтобы развеять сомнения в возможности изложенного. Разве все, что раскрыто было Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», не оправдывает необходимость предложенного выше? Патриархальную семью как единую экономическую единицу общества ныне отметить и обогатить нужно только тем, что не устраивает общество.
Сомнения же в не убедительности возникают и по пятому и шестому пунктам признаков коммунизма. По ним я уже частично высказался. Эти пункты считаю теоретическим заблуждением марксистов, ведущих левое движение в исторический тупик, превращающих построение коммунизма в миф неосуществимой цели. Если все-таки с раздумьями вернуться к этим пунктам, где каждому в коммунизме будут воздавать по потребностям, а спрашивать с каждого будут по способностям, то без компромиссов это, скорее всего, может привести людей к обезличенному миру. Если даже предположить, что основные продукты питания в пределах каких-то рассчитанных социальных норм каждому члену общества будут доступны бесплатно, то так или иначе встанет вопрос: как стимулировать отношения между людьми и ради чего, по какой целевой значимости личности жить? И тут, как ни крути, мы придем к необходимости правовых отношений, как стимулирующего жизненного фактора. Таким образом правовое общество становится коммунистической необходимостью, если не равное стимулирующее право рассматривать как форму выражения общественной любви. О правовом обществе любят говорить капиталисты и прочие либералы, но к сожалению понимают его иначе.
Можно кричать с пеной у рта, что это не коммунизм, но никакие брызги марксизма не могут убедить меня в том, что равенство во всем как обезличенный мир людей — это коммунизм. (Об этом я уже тоже упоминал.) Эта причина стала и условием распада социализма в конце ХХ века, в котором полностью виновата социалистическая научная элита, не решившая проблем права оперативного управления.
Не понимали марксисты и того, что для того чтобы победить частную собственность, нужно ее не отменять, а сделать так, чтоб общественная поднимала значимость личности выше того, что могла дать частная собственность. На практике оказалось, что диапазон стимулирования ограниченной личной социалистической собственностью оказался недостаточным и малоэффективным в стимулировании труда, как и различные виды морального стимулирования. Они не перерастали в правовые льготы. Постоянное повышение планов не было постоянным повышением заработной платы, так как вело к обуржуазиванию рабочего класса с угрозой восстановления частной собственности. Кроме того, планирование по валу не стимулировало снижение цен, так как чем выше цена, тем выше вал, а с этим торжествовала затратная экономика. Более того, этот показатель, требуя затратности, снижал прогрессивное развитие производства, хотя плановые отношения и являлись стабильным, объединяющим общество производством, но им нужен был другой — социальный экономический показатель со стимулированием труда правом пользования.
Так как относительно равный и незначительный уровень стимулирования личной собственности не мог предполагать возможности экономической ответственности участников социалистического производства, то требовалось усиление уголовной ответственности, а с этим и усиления роли карательного государства. Такая же причина существовала и в капиталистическом общественном производстве, которое тоже не стремилось платить много и практически полной экономической ответственности создать тоже не могло, но разделяло рабочих на более или менее зажиточных.
Что нужно было сделать, чтобы повысить экономическую ответственность граждан, не превратив их в частников и не приведя общество к имущественному расслоению, бледнолобые марксисты 70 лет мучились, но так и не решили. Не решили потому, что не знали, как общественную национализированную собственность сделать не отчужденной собственностью, а собственностью, дающей каждому экономическую ответственность, значимость и социальное влияние. Как она должна поднять значимость каждого гражданина выше, чем может это подогнать частная собственность, коммунисты, выходит, хоть и думали, но в бессилии перед капиталистами штаны сняли. Решение же предполагало образование производственных отношений на взаимозависимой структуре собственности, о которой они у основателей марксизма не читали, а иначе думать боялись.
Разрешение этого вопроса лежало и ныне лежит в проблеме осуществления раздельной капитализации народного достояния посредством планово-энергетической и рыночной валюты. Данная раздельная капитализация должна предполагать и соответствующее управление народным достоянием в формах владения и права оперативного управления. Однако на достигнутом уровне экономического развития это является довольно сложной задачей и возможно только с определенным подходом в новой экономической модели. Суть этой возможности мы все-таки рассмотрим. Она заключается в том, чтобы владение оставить народу в форме величины, определяющей статус оперативного управления, передаваемого по наследству, с плановым пользованием на возможные социальные блага.
Для осуществления такого подхода необходимо рыночную как частную составляющую экономики со своей валютой поставить в зависимость от социально-планового развития. Такая разделенная форма образования цены продукта сдерживала бы стихийное образование рыночной цены продукта. Образовавшаяся двойная стоимость продукта производства потребует и образования соответствующей раздельной валюты. В силу чего онипосредством курсового соотношения как представители планового и рыночного оборота могли бы обмениваться по курсовой стоимости и образовывать взаимозависимую структуру собственности.
Однако этого механизма выхода из своего тупика марксисты видеть не видели, и не хотят, и, как слепые кроты, ковыряются в норах марксистских понятий экспроприации. Они забыли о том, что, продолжая стимулировать деятельность людей только собственностью, они снова придут к развитию её частной формы. Стремясь же к равному праву для всех без учета вклада каждого в народное достояние, они также получат тупик обезличенного общества. То, что стимулировать людей все-таки необходимо, и не только расширением прав на собственность, а более всего расширением прав пользования любой собственностью и правом оперативного управления через значимость обладания общественной, они не могут понять и сегодня. В этом, видимо, как я уже говорил, сказывается их роковая ошибка теоретической слабости, так как классики марксизма об этом не говорили, а последователи сами соображать не могли и не могут сейчас.
Предлагаемая раздельная капитализация, конечно, не создает условий полного исчезновения денег, но может создать условия для образования энергетической стоимости, которая сможет стать уже основой планового безналичного развития. Так как энергетически-плановая стоимость не может быть подвергнута инфляции на плановый период, то они по этой роли являются сопоставимыми. Однако расчет цен и организация производства в таком подходе ни по первой, ни по второй модели экономики невозможны, это возможно только по модели, которую мы рассмотрим ниже. В этой форме может оказаться возможной формойвоспроизводство раздельной стоимости, а это значит — возможно воспроизводство и раздельной собственности, и раздельной валюты.
В силу такого расклада плановая валюта в форме энергетической стоимости должна иметь жесткий постоянный обменный курс к стихийной рыночной валюте, которая на рынке теряет свою трудовую стоимость. Этим я не крошу рыночную экономику Маркса, а просто пытаюсь дать альтернативный подход и возможный механизм формирования различной стоимости. При этом энергетическая валюта должна иметь только безналичное обращение и определять статус каждого гражданина и коллектива, обеспечивающий нормативное потребление услуг и товаров, как и право на оперативное управление в соответствии с образованным им статусом. При обмене плановой энергетической валюты на рыночную валюту последняя должна иметь конвертированный обмен на плановую и ею может формировать новые изменения статуса гражданина и его бытовой семьи, включая семью социального окружения, как общественного самоуправления.
Плановая энергетическая валюта, естественно, должна иметь свое эмиссионное обоснование и свою основу стоимостного выражения, обеспеченную социальным общественным развитием. Здесь для эмиссионной основы можно принять всё движущее и недвижущее социальное имущество прошлого труда наравне со всеми произведениями культуры и все народное достояние, включая и землю либо только ценности социального характера, что будет изменять социальную модель экономики разного уровня. За денежное выражение как оценочную единицу можно принять энергию, необходимую для сохранения жизни личности в единицу времени, равную часу или суткам. Естественно, стоимость такой единицы должна состоять из
1-а) естественной энергии продукта +2а) энергии живого труда, затраченной на производство продукта, +3а) энергии прошлого труда, задействованной на единицу продукта, +4а) энергии, требующейся на плановое воспроизводство живого труда или жизни при плановых гарантиях социального обеспечения. Надо также еще раз напомнить, что любая трудовая стоимость, раскрытая Марксом, выходя на рынок, теряет свою трудовую стоимость и приобретает стоимость жизни, что являет отклонение цен от стоимости. Здесь я не преследую цель лишь дать детальный анализ этого процесса, а только принципиальную схему перехода трудовой стоимости в энергетическую. При этом соотношение денег, товаров и спроса формирует величину стихийного энергетического отклонения от трудовой стоимости.
Для подтверждения этого я говорю лишь о форме стихийного процесса, но в предлагаемой модели экономики необходима и плановая форма образования энергетической стоимости. Она нужна такой, чтобы плановая стоимость соответствовала энергетической цене и всегда была равна себестоимости, не подвергаясь инфляционным отклонениям. Однако развитие социальной сферы уже должно гарантироваться не прибылью, как при рыночной модели производства, а как при модели экономики, где соблюдается основной экономический закон социального общества, который требует, чтобы соотношение живого и прошлого труда в себестоимости всегда равнялось единице. Разницу между фактической тарифной оплатой живого труда и стоимостью прошлого труда в себестоимости надо уже рассматривать как утерянную и неоцененную энергетическую стоимость интеллекта цивилизации, выразившуюся в стоимости прошлого труда, обязанную разницей с живым трудом обеспечивать дальнейшее социальное развитие общества.
Энергетическая валюта, образованная на этой социальной модели ценообразования и обеспечивающая товарооборот на себестоимости, могла бы стать основой народных банков планового оборота и валютой социального развития. Отличие ее от существующих будет в том, что она не будут иметь функции накопления средств, полученных путем частного присвоения из общественного производства. Практически будет отражать развитие социальной сферы, формирующей социальную структуру статусных отношений, обеспечивающей потребление социальной сферы согласно статусной значимости, бесплатно или за деньги, полученные тарифным заработком либо дополнительным заработком из прибыли, обеспеченной рыночным ценообразованием.
Открытым остается вопрос, как валюта товарного производства, накопление которой зависит от монетизации прибыли частных и государственных предприятий, постепенно если не отомрет, то обретет меньшую значимость, чем ныне. Это покажет время, но в любом случае частное накопление должно быть поставлено в зависимость от общественного социального развития, и это социальное должно быть более эффективным стимулированием. На первое место должна выйти дополнительная валютная эмиссия энергетической валюты, которая будет основана на социальном развитии и богатстве, что исключает уничтожение мирового народного богатства ради личного обогащения. Таким образом исключается экономическая основа ведения войн. С образованием взаимозависимой структуры собственности и зависимости валют, уничтожаются и антагонистические противоречия собственников.
В этом случае рыночное производство, работающее на первой или второй модели экономики, исключающее социальное образование стоимости, должно облагаться налогом на прибыль, равным необходимости планового социального образования. Однако без принуждения включения в стоимость прошлого труда стоимости всего культурного достояния прошлых цивилизаций и формирования нормы прибыли только на прошлый труд данная мера будет недостаточной. При всем этом в такой системе отношений пользование в соответствии со значением статуса может предоставляться как благо на ограниченное время, как и пожизненно, с правом передачи по наследству. как и саму статусную значимость каждого обладателя. При истечении определенного планового периода статусная значимость, определяющая вклад каждого гражданина в народное достояние, может становиться общенародной, региональной или даже являть международное значение. Если ни капиталистическое, ни социалистическое производство не давало полной экономической ответственности работникам, то статусные отношения с предоставлением таких возможностей и с обеспечением гарантией народным достоянием таковое могут гарантировать.
Калькулирование же цен продукции может происходить и в той, и в другой валютах, однако образование цены должно быть разным и цены по себестоимости должны формировать только плановый оборот и соответствующую валюту. Здесь встает вопрос: возможно ли акционирование на энергетической стоимости и плановой валюте, которая не должна предполагать образование прибыли, так как предназначена для реализации продукции только по себестоимости? На этот вопрос постараюсь ответить следующими расчетами. Если схематично представить процесс воспроизводства при капиталистическом и социалистическом процессе в сравнении с процессом, предлагаемым на взаимозависимой структуре собственности, то это все может иметь следующий вид:
Таблица 1
ТАБЛИЦА №1
  Амортизация * Затраты * Оборотн.* Стоимость*Социальная* Себес- *Прибыль*Цена      *  Расчет-й   *
..прошлого       *  подгот..* .накладн. * . живого  * .стоимость  *. стои-  *......... ..    * произ   -*социа–й     *
..труда . .... .     *  живого * расходы,  *... труда    *   ......            *мость   *       ........  * водства.*  статус       *
(С)    .               *   труда.  * средства.  *   тариф    *                *              *                *               *               
     1.А              *    2.А      *     3.Б        *     4.В      *      5.Г          * 6.Д       *    7.Ж     *       8.З   *      9          * .
1)  500                100               200               100            -                900        100                1000        (0.1)=(10%от-m)
2)  500                100               200               100      100(500-400)   1000            -                1000        (1.0)
               
3)  100                -                20                20       60(100-20-20)  200            -                200          (3,0)         



где 1 — капиталистический процесс производства;
2 — социальный процесс производства, где энергетическая стоимость равна рыночной;
3 — внутрихозяйственный процесс производства в хозрасчетных отношениях низового звена.
Данная таблица в условных цифрах наглядно показывает, что капиталистическое производство может в конкуренции потопить любое социальное предприятие, если стоимость социального производства будет выше рыночной стоимости из-за превышения социальной стоимости в себестоимости рыночной прибыли. Ввиду чего она должна облагаться такими налогами, в которых социальное предприятие и государство могло бы выжить. Однако даже если более 50% прибыли государство будет изымать в бюджет, оно не станет социальным, так как конкуренция на выживание этого не позволит, а угнетение работающих будет усиливаться. В этом случае о социальном государстве не может быть речи, так как налог от прибыли только вынуждает к большему угнетению. Количество безработных будет расти, а социальные проблемы — нарастать. Если вариант такого подхода невозможен в рыночных отношениях, нужно пытаться создать условия, которые могли бы привести к необходимому социальному развитию.
Для этого попытаемся рассчитать норматив необлагаемой прибыли. В предлагаемом варианте он равен стоимости живого труда, или 20% к прошлому труду. Если считать, что и дополнительная норма стимулирования живого труда должна равняться 20% от 100 единиц (тарифная стоимость живого труда), а норма, направляемая на развитие социальной сферы и на расширенное воспроизводство, 10% от 100 и 500 — 100 единиц, то сумма необлагаемой прибыли должна быть 20 +10 +50 = 80 единиц, или 80% прибыли. На оставшиеся 20% прибыли может начисляться налог, который должен зависеть от вклада в социальное развитие как народное достояние, который первоначально может определять и статус участников производства. В этом случае он суммарно может составлять 0,1 (10: 100). Последующий перевод расчета норматива прибыли на прошлый труд заинтересует предпринимателей заниматься развитием производства с эффективной производительностью труда и включением социальных ценностей в стоимость прошлого труда. Отчисления в социальные фонды народного достояния на всех уровнях производства должны определять уже статус каждой производственной ячейки предприятия.
Соотношение же работников социальной сферы к работникам в производственной сфере определяет коэффициент социальной производительности или статус социального прогресса района, региона, страны. Данные социальные отчисления по отношению к тарифной величине живого труда определяют коэффициент (социальный суммарный статус участников производства), значимость которого может иметь каждый или определяться, в пределах общей значимости, по решению коллективов каждому. В соответствии с этим статусом каждый может получать бесплатное или льготное право пользования, как и право на оперативное потребление или управление с полной социально-экономической ответственностью. Ответственность определяется соответствующей долей, равной в народном достоянии определенному социальному статусу гражданина. Такие статусные отношения определят своим явлением переход общества к новой социальной экономической формации на взаимозависимой структуре собственности, так как личное полностью будет зависеть только от общественного, а не наоборот и не противопоставлено ему.
2) По второму варианту рассматривается уже полностью социальное производство, с соблюдением основного экономического закона, где соотношение живого и прошлого труда выдерживается равным единице: (1.А = 500 — 2.А = 100 — 3.Б = 200 — 4.В = 100), что составило также 100 единиц, в соответствии с прибылью в капиталистическом производстве. Однако если социальная стоимость — это народное достояние, а прибыль — это частная собственность, то производство принимает характер народного присвоения и все его доходы — это не частное, а народное достояние. В нем мной исключена стоимость материалов (3.Б) как прошлый труд, не действующий на процесс производства и затраты на подготовку труда, так как они могут быть учтены в стоимости живого труда.
При творческих и прочих простых процессах производства, когда прошлый труд ниже стоимости живого, он должен приниматься равным живому как неучитываемая должная энергетическая стоимость. При этом энергетическая стоимость творческого интеллектуального труда должна повышаться на коэффициент социального прогресса, невозможного без цивилизационного интеллекта, повышающего производительность простого труда. Если В. Ленин на заре становления социализма, когда по факту это соотношение, формирующее состояние прогресса и производительности, было равным, выразился: «Один с сошкой, а семеро с ложкой», то уже в то время энергетическую стоимость интеллектуального живого труда, по выше рассмотренному мной варианту, нужно было увеличить минимум в семь раз. Соответственно, увеличится неучтенная стоимость прошлого труда, и уже это новое соотношение тарифной оплаты труда с прошлым трудом создаст продукт социальной стоимости высшей привлекательности.
Сам же продукт может стать народным достоянием, на который возможна денежная энергетическая эмиссия с планово-энергетической стоимостью. При этом образовавшийся показатель права пользования может оставаться у создателя или это право может продаться другому владельцу по рыночной стоимости без права продажи доли владения общего социального значения. Деньги в этом случае могут быть использованы в рыночном обороте, а при обмене на плановую безналичную валюту увеличить социальный фонд народного достояния, и нового владельца, и в какой-то степени всех представителей общего социального фонда.
То же самое может происходить на производстве при хозрасчетных отношениях на народных предприятиях, организованных на принципах самоуправления, и при организации производства на плановой валюте по социальной экономической модели, что показано в строке 3 таблицы 1. Если такой вариант мог быть возможен в рыночных отношениях, то статус низового звена производства должен был равен величине статуса = «3» (5.г = 60: 4.в = 20). При соответствии этой величине какой-то части народного социального достояния каждый участник процесса, опять же, может получать право на бесплатное или льготное получение услуг и право на пользование некоторыми продуктами труда и производства. В рыночных отношениях, когда социальный продукт может формироваться только из прибыли, доводить ее до низовых подразделений невозможно. В таком случае формирование статуса должно быть на уровне предприятия с распределением статусных значений советами предприятия до каждого низового подразделения. Исходить придется из общего показателя, с учетом экономических показателей каждого хозрасчетного подразделения. Образовавшиеся таким образом статусы коллективов могут браться коллективом для обоснования на общем собрании индивидуального, с правом некоторой нормативной корректировки его линейными руководителями. Этим подходом может формироваться демократический принцип самоуправленческого централизма. Конкретно до каждого члена статусы каждого участника может учитываться по коэффициентам трудового участия (КТУ), которые обычно используют коллективы, определяя участие каждого работника в трудовом процессе. Таким образом, статусный показатель личности будет учитывать и социальную значимость личности, и трудовую, зависящую от вклада личности в общественное благо и достояние, + учет профессиональной подготовки, зависящей от звания и показателей мастерства. Естественно, они должны учитываться администрацией в согласии с производственным советом предприятия для доплат из прибыли, которая должна полностью формироваться на прошлый труд и стимулировать техническое перевооружение производства.
Со временем, с развитием этого подхода процесс может производиться автоматизированными системами управления и дать полностью переход на планово-рыночные отношения с торжеством взаимозависимой структуры собственности и соответствующих отношений.
Определяемые таким образом социальные статусы могут влиять на нормативы потребления фондов, образующихся социальной стоимостью. Из них может предоставляться как тарифное, так и льготное, так и бесплатное правовое пользование как стимулирование низовых звеньев, и отдельных работников, и высших руководителей. Чтобы они были в чем-то зависимы от них и не «гнобили» простых работников, а старались стимулировать их созидательную деятельность, у всех должен быть один социальный показатель значимости и ответственности.
Сформированные на плановой валюте народные, социальной принадлежности банки, капитализирующие созидательную стоимость народного достояния, как и подобные фонды, смогут на первом этапе даже получать доход от предоставления неких социальных услуг в рыночной валюте, пуская его опять на развитие социальной сферы. Банковская система в этом случае за народное денежное обращение получит народный характер владения. Так как на социальное достояние может производиться денежная эмиссия, то этим самым постепенно сможет снижаться роль банков частной собственности, притормаживая их влияние. Со временем они перейдут полностью к работе по себестоимости, исключив частное присвоение и неоплаченный продукт угнетения с прибылью, сформированной только на прошлый труд, как в коммунистической мечте.
Социальная значимость личности может определяться еще не только по вкладу каждого в общественное достояние, но и по общему росту социальных благ от другой деятельности государства. Это может быть дополнительным стимулированием и стать правовыми льготами по заслугам личности перед миром и отечеством в виде наград и званий, которые будут показывать ее общественную значимость для предоставления дополнительных социальных услуг как проявления общественной любви.
Более того, развитие социальных фондов с энергетической плановой валютой может серьезно формировать народное достояние и влиять на эмиссионную деятельность рыночной валюты. Практически это может совершить культурную мировую революцию посредством скупки всей рыночной валюты частного присвоения, превратив ее в социальное общественное достояние.
Стремление к общественной значимости, а не к личному накоплению исправит все имущественные пороки общества, и в первую очередь преступность. Так как увеличение стоимости прошлого труда будет повышать и социальную долю стоимости, и норму общей и необлагаемой прибыли, начисляемой на прошлый труд, то производители будут заинтересованы в ее повышении, а значит в обновлении оборудования и в росте производительности труда. Более того, будут сами заинтересованы вкладывать деньги в созидательную деятельность, развивая влияние социальной валюты, а с ней и свою личную заинтересованность, продвигая творческих людей созидательного труда. Этим самым будут творить эпоху диктатуры созидания и любви, а зависимость личного пользования от общественного социального созидания сформирует взаимозависимую структуру собственности, формирующую новую экономическую формацию общественной, а не частной значимости и любви. Можно ли ее назвать коммунизмом? Не знаю, но новая структура собственности с позывами к миру и любви с ее признаки проявления в международном развитии просматривается уже и сейчас.
НА ЭТОМ Я БЫ МОГ ЗАКОНЧИТЬ ДОКЛАД, НО ЕСТЬ ОБОСНОВАННЫЙ ЗУД НЕЯСНОСТИ, хочется поковыряться более серьезно скальпелем сознания в болячках обоснования стоимости.
Еще раз более тщательно хотелось бы коснуться формирования энергетической стоимости труда. Расчетом, в котором начнем отталкиваться в рассуждениях, возьмем простое воспроизводство.
Будем считать, что в таком простом производстве каждый работающий должен прокормить жену и двоих детей. Энергетическая стоимость жизни одного работника простого воспроизводства должна учитывать норматив энергетической необходимости существования всех для этого лиц. Существование же отдельного члена в сутки может варьироваться от двух до 10 тысяч энергетических единиц, без учета затраченной энергии на его потребление, при некоем нормативном уровне социальных гарантий.
Расчет, во избежание локтевых измерительных отклонений, должен определяться плановым ценообразованием, где энергетические затраты в сутки будут определять тариф рабочего дня. В таком подходе можно будет определить и обосновать эталонную энергетическую стоимость валютой денежной единицы, как в свое время определили метр и килограмм. После этого деньги смогут обрести эталон стоимости с жестким обменным курсом на другие валюты, где их покупная способность будет обеспечена плановым оборотом и народным обеспечением, исключая локтевое измерение и ценообразование даже в рыночных отношениях.
Четкого же понимания того, что нужен новый подход в ценообразовании с необходимостью единого эталона мировой денежной единицы, пока нет. Новые условия производственных отношений обоснованы тем, что на смену старого учета трудовых затрат требуется новый подход, где при производстве может отсутствовать живой труд рабочих с полной автоматизацией производства и заменой его роботами. Неоплаченный продукт робота, если рассматривать с марксистских позиций, дающих долю прибыли, выглядит уже нелепо. Скорее всего, его уже формирует перенесенная и неучтенная энергетическая стоимость прошлого труда машины, которая участвует в производстве полностью, а переносится на стоимость частями.
Если рассматривать деньги эквивалентом любого востребованного товара, то ими были и рабы, и бараны, и вода, и прочее, что способно поддерживать жизнь и значимость личности. Отделившись от товаров, они стали не только эквивалентом затраченной энергии на получение продукта, но и эквивалентом энергии самого продукта. Естественно, поэтому на экономическую арену уже вышла товарным валом с энергетической стоимостью криптовалюта. Четкого понимания, что ее нужно обосновать жесткой энергетической мерой затрат, пока нет.
Размышляя о необходимости денег или их отмирании при коммунизме, оборотни коммунистов и даже руководители социалистических стран восторгались отмиранием национальных валют и наличного обращения, принимая это за прогрессивное явление коммунистической предтечи, не анализируя сути их явления. Не осознав сути социального их понимания как народного достояния, они и ныне считают, что отмена наличного обращения и национальной принадлежности еще не значит отмирания их частного торжества, влияния и принадлежности как неоплаченного продукта их производителей. Торжеством социальной значимости и общественного достояния, определяющей значимость личности, деньгам нужно еще стать, прежде чем начать умирать. Только после этого убитый бытием и превращенный в призрак коммунизм оживет и заговорит на благословенном языке любви.
Деньги в марксистском понимании рыночного обращения — это затраты общественного труда в продукте, признанном необходимым и полезным, а накопленный капитал — это неоплаченный продукт его производителей, капитализированный в виде чистой прибыли собственника производства. То, что деньги в своем товарном выражении, выйдя на рынок, теряют свою трудовую стоимость и приобретают стоимость жизненного обеспечения в энергетическом выражении выживания, Маркс миру не сказал, а потому коммунисты по-другому думать не могут. Если же принять утверждение марксистов, что плановые цены не должны меняться в процессе воспроизводства и должны быть в плановом периоде твердыми на все виды производимой в обществе продукции, то исходя из сложившихся цен производства они как раз и должны выражать необходимую общественную стоимость.
Рыночное же ценообразование в импульсно стихийных условиях действительности требует постоянного изменения цен. Однако нельзя утверждать, что эту экономическую модель невозможно привести к социально обоснованной норме прибыли и даже подчинить социальной модели ценообразования с эталонным денежным измерением стоимости. То, что изменение качественных параметрических показателей и характеристик продукции требует всегда рыночной оценки товаров через спрос и предложение, говорит лишь о том, что в ценообразовании должно быть и плановое, и рыночное присутствие. В силу чего нужно раздельное денежное обращение как необходимость оптимизированного и взаимозависимого планового и рыночного воспроизводства. Этого марксисты в период НЭПа продумать не смогли.
Исходя из этого и из понимания того, что все спланировать нельзя, а многие потребности определяются стихией желаний, можно утверждать о необходимости взаимозависимого развития плановых и рыночных цен, а в целом рыночных и плановых отношений в экономике. Это позволит наравне с гарантированным социально-плановым воспроизводством создать приспособляемое к спросу производство, что придаст гибкость экономическому развитию и обслуживанию жизненных потребностей населения с социальной составляющей.
Естественно, этот процесс должен происходить как на правах расширения владением собственности, так и на предоставлении права на пользование. Единственным проблемой совместного развития планового и рыночного производства и обращения являются формы их взаимодействия, которые не отрицали бы одна другую, но без раздельного денежного обращения это вряд ли будет возможно.
Считая, что все рыночные механизмы проанализированы Марксом, мы то же самое не можем сказать о плановых отношениях, но их возможное развитие с взаимозависимостью с рыночной моделью частично мы разобрали в выше представленных расчетах (таблица 1). Так как теоретически до сих пор марксисты не дали и не понимают, как правильно обосновать норму прибыли, вытекающую из производительности труда, то и их нормативная система плановой тарификации стоимости труда (часа, дня, месяца) тоже вызывает сомнения и практически формирует локтевую экономику нищенства, когда у кого локоть выгоднее тот и в прихвате, что не в малом стало искажением созидательной объективности.
Основа социально-планового ценообразования в первую очередь должна зависеть от производительности труда в сфере основного производства, который должен создавать продукт для планового содержания всей социальной сферы. Достигнутая прогрессом возможность ее содержания отражает уровень социальной производительности, которую можно принимать как достигнутую и плановую необходимость. Соотношение фактической занятости в социальной и производственной сфере можно считать индексом плановой социальной производительности, которая может использоваться для расчетов простого и расширенного воспроизводства социальной действительности. В этом направлении достигнутое плановое производство должно быть обосновано как нормативная социальная база простого или расширенного производства с учетом рыночных отношений. В каком случае тогда нужно принимать за простое воспроизводство необходимый демографический прирост, а в каком случае достигнутое соотношение в производственной и социальной сфере нужно для образования прибыли, направляемой на расширение производства? На мой взгляд, все эти показатели должны быть взаимозависимы.
Если рассматривать экономическое обеспечение восстановительного демографического воспроизводства рабочей силы как простое, то оно должно учитываться плановой тарификацией в себестоимости с нормативными социальными затратами. Такой подход мной сделан в таблице 1. Попытаемся продолжить этот расчет с учетом расширенного воспроизводства, когда один человек в производственной сфере должен прокормить свою семью не из четырех лиц, а из восьми человек (четыре члена своей семьи и четыре человека в социальной сфере государства).
Пусть будем считать, что это обосновано и необходимой социальной производительностью труда. Тогда образование минимального социального фонда в производственной себестоимости должно быть не менее удвоенного тарифного фонда или то же самое должно сформироваться из прибыли. Однако более расширенный подход требует соответствующих исследований, но их норматив в среднем не должен превышать уровня социальных плановых затрат в себестоимости, составляющим соотношение 1: 1 между прошлым и живым трудом.
То, что в советское время эти тарифные нормативы теоретически обоснованы были крайне слабо, говорит и о том, что в политической экономии социализма они социально почти не обосновывались и обеспечивали только физическое выживание одного человека. От зарплаты до зарплаты даже одиноким в общежитии денег не хватало. Можно ли эту систему попытаться обосновать объективнее, чтобы не обосновывалось стремленье ни к шику, ни вынужденное нищенство, а только созидательное творчество возносило и давало значимость и преклонение перед человеком?
Как уже излагалось, в рыночной практике на рынках разных стран заработная плата составляет в основном производстве 10–20% от основных фондов (прошлого труда), как и близкая к этому значению фактическая средняя норма прибыли к себестоимости. Такое сложившееся положение было взято марксистами для разработки своих нормативов, но это не значило их полной объективности. Приравненное обоснование во многих подходах проявляется почти во всей современной локтевой экономике, и капитализма, и социализма, так как отсутствует единый эталон стоимостного подхода. Проблема в том, что таковые возможны только в плановом обосновании измерения, наподобие метра и килограмма. Для создания планового обращения нужны эталоны стоимости. Отсутствие понимания такого подхода не дает точно определить плановую стоимость труда, а с этим и величину расчетной денежной единицы.
Если Маркс обосновал отклонение на рынке цены от стоимости как стихию спроса и предложения, то при таком отклонении, повторюсь, товары теряют свою трудовую стоимость и приобретают энергетическую, которую желательно обосновать более детально, чем сделано было выше.
Мое утверждение, что все материальное на земле не может стоить больше стоимости жизни человечества и жизнь — самая высокая ценность; тогда жизнь в единицу времени целесообразно принимать как энергетическое выражение. Как бы ни отклонялась рыночная цена булки хлеба от трудовой стоимости на рынке, ее стоимость всегда будет определяться только энергетическим показателем времени, способным сохранить жизнь и в критические моменты без учета затрат на ее получение. При этом социальная собственность каждой личности может повышать эту энергетическую стоимость и в критические периоды дефицита вести к ценовой инфляции с обесценением социальных ценностей, не влияющих на сохранение жизни. Сколько бы ни было денег у покупателя, он отдаст их все за булку хлеба, чтобы хоть на час продлить свою жизнь, если другого предложения нет. При этом энергетическая стоимость не изменяется, а только рыночная, которая стремится пренебречь стоимостью прошлых затрат труда на изготовление этого продукта.
Исходя из этого, мы можем сделать простой расчет эталонной планово-энергетической стоимости, так как только плановая экономика должна работать на неизменяемой стоимости и потребности с соответствующей денежной единицей измерения стоимости. И. В. Сталин часто, повторяя Маркса, утверждал: «При коммунизме деньги полностью освободятся от извращенной меновой формы как золотого товара, ибо исторически они были изобретены для измерения и учета общественного труда, а поэтому должны зеркально отображать в произведенном продукте только фактические трудозатраты, измеренные общественно необходимым рабочим временем при данной технической вооруженности, и немедленно учитывать получаемую экономию с переходом на более высокий уровень технической вооруженности, но не превращением экономии в добавочные деньги, в добавочную денежную прибыль, а путем немедленного снижения цен пропорционально возросшей производительной силе, увеличение которой должно измеряться именно уменьшением общего количества труда…» На самом деле мы сегодня наблюдаем постоянный рост цен, а не их снижение.
Остается вопрос: почему же ни тенденции снижения цен, ни уменьшения времени эксплуатации, иначе снижения рабочего времени, мы не наблюдали раньше и ныне не наблюдаем, а только ее повышение? Некоторые экономисты скажут: виноваты жажда наживы, инфляционные процессы, стихии спроса и предложения. Отчасти они будут правы, но без энергетической оценки это не может быть полностью объективным.
Отклонение цен от стоимости от минимального и максимального возможного уровня в капитализме слабо регулируется заработной платой, а скорее — сговором руководящих органов иметь ценовых посредников, желающих иметь свой доход. Это говорит лишь о том, что степень эксплуатации как завуалированного узаконеного грабежа процветает. Энергетическое обеспечения жизни ныне не имеет теоретически обоснованной нормы прибыли, зависящей от социальных условий жизни, и частная страсть наживы, цены от производителей поднимают в разы, стараясь даже убить производителя, чтобы не знать снижения.
Такое обстоятельство требует социальных факторов влияния на распределительную и производственную систему. Социализм так или иначе связывал зарплату с ценовым плановым оборотом товаров, ставя политику цен в зависимость от фондов зарплаты, но не успевал за стихийным спросом и не мог всё полностью планировать. Особо боялся неконтролируемого рыночного оборота оттого, что не знал, как его сформировать, и более того — не понимал, что рыночный оборот должен иметь не только свое денежное обращение, свою валюту, но и отдельный от руководителей предприятий бухгалтерский контроль.
Энергетическая стоимость жизни отдельного члена общества определялась в социализме величиной заработной платы с учетом социальной сохранности собственности движимого и недвижимого имущества. Энергетическая же стоимость производства определялась валовым показателем с отчужденной и потерянной общественной социальной стоимостью, и рост ее не был поставлен в прямую зависимость от социальной энергетической необходимости расширенного воспроизводства. В капиталистическом производстве, путем отчуждения социальной энергетической стоимости, она являлась уже энергетической стоимостью жизни общественного воспроизводства, а заботой частного собственника и налоговой заботой.
Обществу необходим не только правильный учет затрат труда, но и регулирование человеческих потребностей и поступков с учетом сбалансированной энергетической стоимости продуктов потребления с социальной необходимостью. Для правильной организации права, соединения социального потребления с образованием его стоимости и справедливого определения пользования с владением, без участия государства через общественность, с должным контролем и влиянием не обойтись.
Как и что нужно сделать, чтобы право было зависимо от общественно-социального экономического выражения каждой личности и определяло соответствующее влияние и значимость ее и на ее, никто не задумывался. Классики по этому поводу тоже промолчали. Боясь отступить от трудовой стоимости, марксисты не двинулись к полной потребительной ценности не только продуктов труда, но и превращенных в них душевных и прочих проявлений как услуг.
Таким образом, проблема денежного образования, обращения и воспроизводства усложняется еще и тем, что в обращение выходят энергетические деньги. Они ставят проблему формирования их как разрешающих право того или иного приобретения, а значит обеспечения, статусной значимости как основы правовых отношений. Взаимозависимость покупательной и правовой способности с их электронными носителями уже находится на стыке права и экономики.
Чтобы не поскользнуться на их обосновании, я хотел бы очистить сознание от предрассудков и обосновать логику необходимой зависимости плановых, электронно-энергетических и денег с валютой товарно-рыночного обращения. Если необходимость образования раздельного денежного обращения — это внутритиповое экономическое явление, то статусное выражение по отношению к нему должно быть внешневидовым правовым выражением. Оно должно быть отражением первого. Мной утверждалось, что звания, заслуги и профессионализм как отражение вклада в социальное общественное достояние должны определять статусную значимость личности, но с этим с возрастанием значимости каждого должно идти и повышение их влиятельности и ответственности, и не только экономической. В статусном выражении значимости личности есть не только правовое выражение общественно-экономического влияния, но и морального доверия общества и его любви. Оно в данном подходе заменяет коренную суть значимости, так как статус формируется не на личном, а на общественном богатстве, в силу чего должен определять большее влияние, чем значимость на личной собственности и власти на ней.
Если считать, что прогресс ведет мир в эпоху лишних людей, которых чем-то нужно занимать, и откуда-то платить, и как-то стимулировать их некую деятельность, чтобы они потреблением поддерживали бесконечность производства и гармонию жизненного развития, здесь нужно понять, что только физическое потребление своим ограниченным насыщением не может обеспечить постоянную занятость производства. Кроме этого безграничного потребления, рано или поздно может привести к банкротству природы, а это значит для бесконечности производственного процесса нужен социально культурный стимул потребления. Только он может обладать неограниченной энергией потребления, стимулирования и определения стоимости по эталону энергетической цены. Деньги, востребованные наживой и обеспеченные товарным валом, уже не могут быть полной оценочной стоимостью социального обеспечения. Потому для любой страны возникает необходимость обращения и плановой и рыночной валют, так как через рыночные отношения социальное развитие зависит от накоплений, образованных от прибылей предприятий, а данные отношения должны быть сбалансированы социальной необходимостью.
Рыночное перепроизводство экономики подчинено стихии наживы, что заставляет миллионы невостребованных продуктов вываливать на свалки при наличии умирающих с голоду из-за нехватки заработной платы? Тут встает вопрос: кто дурак и в чем глупость? Даже бурлящая пропаганда стимулирования потребления в потребительском обществе не может его спасти от кризисов перепроизводства, так как оно в конкурентной борьбе вынуждено снижать покупательную способность народа. При этом убивается не только окружающая природа, но и природа самого человека. Однако общество ныне не может даже переориентировать народ для потребления людей на творческое присвоение социальной сферы, и формировать по ней значимость личности. Однако механизмов управления потреблением и ныне нет, но вполне могут существовать, если потребление социально развивающих продуктов будет выражаться в статусной значимости личности.
Снижение цен ниже потребности затрат обеспечения социальных гарантий приведет мир в эпоху не только лишних людей, но и сокращению социальной сферы. Чтобы этого не случилось, требуется новый подход в ценообразовании с включением нормативов социальных затрат и прибыли в общественный производственный процесс. Беда здесь еще и в том, что в обществе пока нет постоянной потребности социального характера, которая была бы востребована производством для системы планового сбыта и потребления. Этот сбыт нуждается в новых формах потребления на правах предоставления социальных гарантий пользования необходимому количеству населения с учетом стихии фактического спроса.
При максимальном вытеснении рабочих из производства рано или поздно встанет необходимость восстановления в производственных отношениях основного экономического закона, который потребует в себестоимости равного соблюдения соотношения живого и прошлого труда. Эта социальная модель экономики требует не столько соответствующей производительности труда, сколько социального ценообразования и ее капитализации, обеспечивающей содержание вытесненных из производства его участников. Однако оно должно в дальнейшем вести к привлечению их к творческому сотворению и потреблению социальных продуктов.
О том, что только такой подход создаст крышу кризисной безопасности, я уже говорил и теперь только повторяюсь для убедительности. Вытеснение из производства рабочих так или иначе приведет к необходимости устраивать их в социально-культурной сфере и через социально-созидательное творчество оценивать их общественную деятельность, развивая этим социальный продукт, а через него спрос и социальное государство с гармоничным развитием общественных отношений. Эта необходимость будет диктовать условия востребованности стоимостного выражения прошлого интеллектуального труда в производственном процессе для формирования прибыли в некой зависимости от социальной составляющей. Востребованность ее при вытеснении рабочих или сокращении рабочего дня и гармоничном слиянии социально-производственной сферы.
Стихийное снижение, как и повышение, стоимости живого труда и его продукта при плановом ценообразовании и в плановом цикле может только привести к плановому коллапсу, если не пересмотру плановых задач и нормативов. В связи с этим плановый и рыночный обороты должны быть разделены. Любое изменение плановой цены в одном месте потребует изменения всего механизма цен, а значит и энергетической цены часа труда, как и энергетической стоимости денежной единицы. Может ли стихийно изменяться энергетическая цена продукта по фактическому изменению энергетической стоимости или изменению ее цены в рыночной оценке? Наверное, нет, если это происходит в плановом периоде, но плановая энергетическая составляющая может быть неравной и изменяющейся относительно натуральной энергетической стоимости продукта. Эти изменения могут быть только на вложенную в него энергетику дополнительно при изготовлении.
Однако марксизм не рассматривал такое образование стоимости. Он рассматривал стоимость продуктов труда, разделив их только на необходимую и добавочную стоимость, образованную временем труда. Надо полагать, что вместе с прибавочной трудовой стоимостью отчуждается и энергетическая стоимость, которая образуется при отклонении цен от стоимости на рынке. Однако, как ни крути, природная энергетическая стоимость оборудования всегда используется по полной мощности, а учитывается в стоимости продукции только в части амортизационной стоимости, что может формировать прибавочный продукт — прибыль. Чему же может быть равна эта норма энергетической прибыли, если она должна формировать уже рыночный продукт и формироваться спросом? Таковым спросом в основном должен быть социальный запрос, он и должен формировать норму прибыли. Именно этой социально потребностью народ в критические моменты может жертвовать ради спасения своего физического выживания. Жертвуя своей социальной необходимостью, он формирует рыночное отклонение цен от стоимости, обесценивая социальную составляющую стоимости, перенося ее на стоимость продуктов физического поддержания жизни. При этом разница между тарифной энергетической стоимостью труда и примененной в калькуляции стоимостью прошлого труда должна формировать социальную плановую стоимость. Эта составляющая, естественно, должна формировать и статус участников заданного простого или расширенного воспроизводства и при изменении стоимости живого тарифного труда, как и степени расширенного воспроизводства, может изменять социальную составляющую, а значит и статус участников производства. Он уже может определять дополнительную оплату труда как премию из прибыли, но уже в рыночной валюте, формируемой на основе реализации рыночного валового оборота. Практически при таком подходе сформируется и плановый, и рыночный оборот товаров и денег, и их денежный обменный курс, так как один и тот же товар может иметь и плановую, и рыночную цену, формируемую на основе спроса и предложения, что рассмотрено ниже, в таблице 2.
Если же рассматривать использование средств труда, перенесших уже свою стоимость в процессе производства на другие товары, но вновь участвующие в производстве, как и земля, которая своей энергией гарантирует сохранение жизни, то они должны иметь соответствующую возобновленную стоимость. Как определять эту стоимость вновь, если не соотношением производительности старого к вновь произведенной цене оборудования или по сохраненной эффективной ценности? Марксизм в силу того, что трудовая стоимость этого определить не может, эту стоимость рынок положил под стихию спроса и предложения за сносную цену, как путану в борделе.
Это не говорит о том, что энергетическая стоимость не может дополняться трудовой стоимостью, заменяя стоимость общественно-необходимого времени изготовления, временем энергетически сохраненной жизни, дополняя естественную энергетическую стоимость продукта энергией затрат на её добычу и превращения в потребляемый продукт. Таким образом, и трудовая стоимость, как и энергетическая, так или иначе, выходя на рынок, теряя свою затратную стоимость изготовления, должна приобретать полезную энергетическую стоимость жизни с социальной необходимостью возрастания стоимости. При этом энергия затрат труда на ее присвоение не должна быть выше естественной энергии продукта, сохраняющего жизнь, и это аксиома, не требующая доказательств, так как иначе не сохранит возможность выживания общества. В силу этих обстоятельств на некоторые товары потребуется политика не рыночного, а социального регулирования цен, с переносом цен от избыточной естественной энергетической стоимости и уже перенесенной стоимости на социальные товары с недостаточной естественной энергетикой, но в пределах общего стоимостного баланса требуемых продуктов.
Учитывая изложенные обстоятельство, попробуем представить в продолжении таблицы 1 следующие расчеты воспроизводства с взаимозависимостью энергетической и рыночной стоимости уже в таблице 2.
В этом расчете, для наглядности допустим, что одна булка хлеба это 2000 килокалорий и она минимально необходима человеку для поддержания своей жизни в течение суток. Абстрагируемся для упрощения расчета от других потребностей и условно примем, что на час жизни человеку нужно 100 килокалорий (2000: 24 = пусть условно равна 100 калориям). Для обеспечения простого воспроизводства нужно, чтобы производственная производительность труда, без учета накладной заводской и социальной необходимости, могла обеспечить выживание хотя бы 4 человек (жена, муж и двое детей) в течение суток (для данного расчета). В этом случае муж как добытчик должен будет за 8 часов работы иметь 4 булки хлеба. С учетом энергетических затрат его труда общая стоимость составит: (2000 ккал ; 4 чел. + (8 час ; 100 ккал) = 8000 +800 = 8800 ккал). Если участие прошлого труда принять энергетическими затратами, равными живому — 8800 ккал, то 8800 ккал +8800 ккал, то себестоимость необходимого продукта составит уже 17 600 ккал. Часовой же энергетический тариф труда должен составить 1100 ккал (8800: 8 час = 1100 ккал).
Примем 1100 ккал равными денежной единице, назовем ее энергетический криптогрош (1100 ккал = 1 грош). Таким образом, мы упрощенно произвели тарификацию простого труда в энергетической стоимости за 1 час работы. Стоимость 1 булки будет равна 4 грошам (17 600: 4 б = 4400: 1100 = 4 гроша). При этом если дневной тариф будет обеспечивать жизнь одного человека, то величина должна соответствовать 4 грошам или 4400 килокалориям. Если же дневной тариф при простом воспроизводстве должен обеспечить семью из 4 человек — то 17 600 килокалориям или 16 грошам, а часовой тариф 2,3 гроша (16: 7 часов) В данном расчете естественная энергетическая стоимость булки хлеба в 4 гроша равна 1,8 гроша (2000 ккал: 1100), что составляет всего лишь 46% стоимости продукта. Таким образом, у нас получилось плановое неэффективное производство, где нет прибыли, а энергетические затраты превышают энергетическую ценность продукта.
Эталоном же стоимости может быть продукт простого воспроизводства, где соотношение живого и прошлого труда будет равняться единице, при этом затраченная энергия на его производство не будет превышать естественную энергетическую величину продукта. Это значит, что естественная энергетическая стоимость жизненного обеспечения должна быть выше. Продолжим анализ уже принятых величин. В подобных соотношениях производительность должна быть выше и соответствовать расширенному воспроизводству. Для продолжения анализа допустим, что у нас социальная производительность соответствует соотношению, где один будет с сошкой, а восемь человек с ложкой.
В этом случае основные средства производства должны обеспечить проживание еще такой же социальной семьи. Будем считать, что для этого производительность повысится за счет внедрения нового оборудования, стоимость которого будет выше и равной двойной стоимости живого труда:
Прошлый труд = 8800 ккал +8800 ккал = 17 600 ккал или 16 грош (17600: 1100).
Стоимость живого труда остается прежней — 4 гроша.
Материалы на 8 булок = 14,5 гроша (2000 ; 8 б. = 16 000: 1100), на 20 булок =36,4 (2000 ; 20 = 40 000: 110 000 = 36,4 гроша).
Расчет примет следующий вид.
Подставим эти цифры в таблицу:
С — прошлый труд. Соответствует в таблице 1 графе 1.А (С) = 16 грошей.
C* — материалы, строки 1 и 2 = 14,5 грошей на 8 булок и строка 3 = 36,4 гроша на 20 булок.
V — живой труд (тарифная оплата). 3.Б (V) = 4 гроша.
S — себестоимость. 5.Г (S).
m — прибыль. 6.Д (m).
Норма прибыли к живому труду 100%, а к прошлому — С — графа 1.А и равна социальной необходимости, (k) = 5.Г, составит 25% к прошлому труду.
П — стоимость произведенной продукции. 7ж (П).
(k) — социальная составляющая. 4В (k).
Таблица 2.
Расчет на 8 и 20 булок хлеба — строка 3

  Амортизация  * Оборотн.* Стоимость*Социальная* Себес-* Прибыль*Цена      *  Расчет-й  *        стоимость
..Прошлого     * .накладн.* ...живого   * .стоимость *. тои-   *........ . ..    * произ - *  социа-й   *         единицы.
..Труда . .... .   *  расходы,*..... труда    *    ...........     * мость  *       .........* водства*    статус    *          изделия
       (С)      .     *  мате-лы.*     тариф    *                *             *                *              *               *                . 
      1.А(С)       * 2.А(С*)   *  3.Б(V)      *    4.В(k)      * 5.Г(S)  *  6.Д(m)   * 7.Ж(П) *       8.З       *                9       * .
1)  16                14.5               4                -                34.5          4             38.5           (0,4)=(10% от m)   4.8гроша
2)  16                14.5               4                12                46.5         4          50.5           (3,0)=(12 : 4)          6.3гроша
3) 16                36.4               4                12                68.4          4           72.4               (3.0)                3.6 гроша






Так как рыночное производство снижает стоимость только в исключительных случаях и в основном старается поднимать, что формирует инфляционные процессы. Исходя из этого, формируется сверхприбыль. В нашем примере возросшая производительность может составить к строке 1, если стоимость сохранится, (4,8: 3,6 = 133%) (4,8 — 3,6 = 1,2 ; 20 = 24: 4 ; 100 = 600%), таким образом сверхприбыль составила 600%. В силу чего налогообложение прибыли должно быть поставлено в зависимость от отчисления прибыли в социальный фонд графы 4.В (k), и уже это должно формировать дополнительный фонд стимулирования (премии и дивиденды); если же норму прибыли рассчитывать на прошлый труд, то все коммерческие предприятия будут стремиться обновлять основные фонды для повышения производительности труда и даже включать произведения культуры в их стоимость. Таким образом, культура станет участником производства. Практически такая модель экономики станет условием социального государства, Соотношение природной энергетической составляющей к энергетике ее изготовления в строке 3 составляет уже (36,4 гроша: 36 грошей). Практически в этом соотношении затраты на приготовление продукта уже ниже естественной энергетической стоимости, а значит модель энергоэффективна. Образование социального статуса, если анализировать таблицу, становится обоснованным и несложным. На основе его может формироваться как льготное, так и бесплатное потребление социальных услуг. При всем этом стоимость продукции в пределах себестоимости должна формировать стоимость в плановой валюте и обеспечивать плановый оборот. Продукция, которая будет включать прибыль, должна учитываться и рассчитываться в рыночной валюте и уже может не отражать энергетическое выражение, хотя в приведенных таблицах рыночная и планово-энергетическая валюты условно приняты равными по курсу.
Однако по сравнению с капиталистическим производством, пренебрегающим социальным развитием общества, стоимость продукции в социальном производстве при равной производительности получается выше. по этой причине для выравнивания условий выживания социально направленных предприятий с предприятиями чисто рыночной моделью производства нужно эффективное налоговое обложение последних, пренебрегающих социальным участием. Так же необходимы эффективные пошлины на импорт соответствующих товаров, где при производстве нарушается основной экономический закон социального общества, при котором соотношение живого к прошлому труду ниже единицы. При этом если прошлый труд меньше живого, то выравнивание отношения также должно определять социальный фонд и формировать соответствующий социальный статус и предприятия, и каждого работника.
Статусный же коэффициент работников уже в непроизводственной сфере в этом случае должен составить не как в выше разобранном примере, а на основе социальной производительности труда, где может использоваться коэффициент соотношения численности работников в производственной и социальной сферах, с рейтинговой или трудовой их оценкой. При автоматизации производства и постоянном и вытеснении из него живого труда, включение социального созидательного труда в производственный оборот будет экономической необходимостью, как и соблюдение основного экономического закона социального общества.
В этом законе соотношение живого и прошлого труда, как уже говорилось, должно равняться единице, а вот почему для расчетов цены только в себестоимости? Объясняется это частично и тем, что себестоимость не имеет прибыли в любой модели экономики, а это полностью ведет к исключению эксплуатации. Во-вторых, определение норматива прибыли на прошлый труд и предоставление на него налогового послабления приведет к тому, что руководители будут стремиться к внедрению прогрессивного оборудования, а с этим, как уже упоминал, и развитию социальной сферы. Чему также должно сопутствовать привлечение творческих созидательных творений в стоимостном выражении, как потерянного прошлого интеллектуального труда в производственном процессе. При отказе от данного включения и нарушении основного закона как оптимизированного подхода, в ценообразовании должно использоваться налоговое принуждение, с помощью которого может проводиться и управление потреблением. Хотя основную функцию управления потреблением предполагается осуществлять путем корректировки обществом индивидуальных статусных показателей, если они в некоторой степени будут зависеть от коллективных. Посредством влияния на него можно формировать и поведенческие отношения между людьми. Такое влияние может оказываться и социальной значимостью дел если они будут отражаться на статусные показатели каждого члена общества. Однако основным формированием социальной статусной структуры должно быть формирование социальных фондов народного достояния в энергетической и рыночной стоимости.
Здесь изначально надо исходить из того, что энергетическая оценка потребности выживания личности должна быть мерилом всего. Без жизни человека все его окружение не может иметь стоимости вообще. Однако человек производит больше энергии, чем необходимо ему для ощущения социального счастья, поэтому, если это ему необходимо, он ее накапливает. Это накопление может быть выражено и в духовных ценностях, на которые была затрачена в прошлом энергия, она должна повышать и стоимость живого труда, как напрямую, так и через стоимость прошлого труда, создавая баланс равновесия энергий социальной стоимостью и определением её величиной величины нормативной прибыли облагаемой или не облагаемой налогом.
В марксисткой экономике прошлый труд в товаре, перенесшем свою стоимость, но оставшемся востребованным в производстве и быту, просто переоценивался по новой стоимости, создавая дисгармонию ценообразования, определяя новую ступень инфляции. Потому величина несоответствия между востребованной стоимостью прошлого труда и живым должна являть гармонию ценообразования для культурно-социального развития общества, что и было нами рассмотрено выше и в таблицах.
Некоторые могут посчитать это самым слабым аргументом в защиту необходимости смены формирования стоимости. Однако каким бы ни было понимание, формирования взаимозависимости естественной энергетической стоимости от социальной останется объективной необходимостью. В обществе так или иначе растет необходимость взаимозависимости любых видов собственности, и в первую очередь необходимость зависимости их всех от общественной. Только такая зависимость, а не наоборот, может поднять значимость личности от общественной собственности, чего не могли сотворить коммунисты и в итоге потеряли страну.
Для построения социальной экономики, как уже и говорил с самого начала, теоретически требуется осуществление раздельной капитализации народного достояния, так как и земля в своей форме владения должна быть народной, а в формах пользования может иметь любое подчинение. Поднимая подобный вопрос чуть выше, я предлагал весь рыночный оборот и форму образования на нем частной собственности одним махом превратить в форму образования права оперативного управления, где вклад в социальное достояние будет давать право на это управление и пользование. Таким образом доминирование общественного станет над частным, а не наоборот, как это происходит ныне.
Превратив социальную стоимость в народное достояние, а право оперативного управления передав в рыночный оборот и с рыночной стоимостью, нужно ли будет считать, что владение участвует в процессе производства также, как пользование? Если нет, то владение должно быть обременено только эмиссионной ролью в части, определяющей социально-экономический статус с функцией передачи его по наследству. При этом при сохранение и этой функции в энергетической стоимости, оно, должно будет получить всенародное достояние. Включение его в производственный оборот может определяться через рыночную стоимость как для права оперативного управления, так и для владения путем конвертации плановой и рыночной валют и этим может иметь отличия в обеспечении раздельных задач в экономических отношениях. Нормы пользования и периоды восстановления, как и остальных основных фондов, скорее всего в производственном обороте будут определяться на основе рыночных отношений после калькулирования их в себестоимости по плановой энергетической валюте. Образование цены с прибылью, как и говорилось ранее, должно формировать уже рыночную цену и валюту.
Таким образом, организация производства и стоимости должна происходить, как на представленных выше таблицах и расчетах производственных процессов, формируя образование взаимозависимой структуры плановых и рыночных цен, а это значит и образование такой же собственности. В них осуществлено требование отделения живого труда от прошлого с возможностью как не образования, так и образования от них прибыли. Это, если опять повторится, то подтверждает, что все сказанное приведет к уничтожению эксплуатации работников без необходимости революции снизу, путем насилия, если, конечно, элита общества не будет деградирована рассудком.
Однако воспитание и обучение живого труда с затратами на его подготовку должно ли входить в обязанность предприятий? Необходимо ли это рассматривать как затраты прошлого труда для воспроизводства живого? Это уже вопросы тактики, а не стратегии, хотя эти затраты я сначала хотел отнести косвенно тоже к прошлому труду (в таблице 1 они выделены в графе 2.А), потом для упрощения понимания сути отказался. Коэффициент этой стоимости может определяться параметрическим методом, где стоимость формирования неквалифицированного труда будет приниматься за единицу и обозначаться некой нормативной величиной. То, что затраты на воспитание ее и подготовку происходят в течение 20 лет от рождения, то эти затраты могут отражаться на единице продукции как прошлый труд, если не учтены в стоимостной тарификации живого труда. Что правильнее — остается пока вопросом.
Рассматривая в своих расчетах соцфонд (k) как народное достояние, формируемое в себестоимости, я предполагаю, что не только услуги из него могут отпускаться на правах пользования и по решению коллективов. На таких же условиях зависимости от социальных показателей могут определяться доплаты из прибыли, так как чем больше будет социальный фонд, тем больше должна быть общая и необлагаемая налогами прибыль. Ясно становится, что таким образом, через себестоимость мы получаем не только жесткую плановую цену, но можем получить обоснование эталонной денежной единицы, как метра и килограмма, с энергетической эффективностью, и прошу извинения, что в этом уже тоже повторяюсь, так как попытку сформировать ее показали в строке3. последней таблицы.
Больше всего ясность в предлагаемом подходе можно раскрыть, если подойти к больному вопросу определения стоимости земли, и тут с моей точкой зрения можно не считаться, но я никого не вижу и близко, кто бы из наших экономических светил и политиков мог бы высказать убедительную в теории альтернативу. Полагаю, что если при расчетах выяснить, что «Х» квадратных ее метров определяют стоимость одного часа жизни, то исходя из заселенности разных районов земли, можно провести параметрическую дифференциацию энергетической стоимости разных районов земли.
Конечно такой подход можно допустить и оправдать при оценке художественных произведений, где «Y» сантиметров или слов (знаков) будут определять среднюю стоимость написания в тот же час жизни на примере классиков, а произведения классиков, как алмазы, могут стать обоснованием для энергетической валютной эмиссии социального значения и образования эмиссионных фондов культурного наследия. Во всей оценке культуры возможна такая же дифференциация и на основе параметрического подхода определяющих значимость произведений, как и оценка докторских диссертаций. Однако бездарные экономисты, которые видят образование стоимости только по Марксу, этого сделать не смогут.
Что-то из культурного достояния может иметь плановую и рыночную стоимость, определяя взаимозависимость курсов этих валют? В пределах себестоимости с социальной составляющей открывается возможность плановых энергетических цен на основе эталонного измерения стоимости и образования планового оборота в плановой энергетической валюте. Полного же отмирания денег пока не вижу. Однако в плановой структуре образования деньги, как говорил Маркс, намекая на коммунизм, уже полностью освободятся от извращенной меновой формы как золотого товара, ибо исторически они были изобретены для измерения и учета, а для правильного учета нужна эталонная стоимость.
В таком раскладе человек должен не только стремиться больше потреблять в социальных фондах, как говорил выше, но сам увеличивать их своим творчеством. При всем этом эффективный созидатель должен иметь возможность поставить в зависимость от своего творчества получение благ и другими пользователями. В случае сохранения жесткой стоимости продукции в плановом обороте социальное обеспечение может производиться по нормативам или даже бесплатно, но с учетом мнения созидателей, которые вносят в общее достояние больший вклад.
Вся беда здесь заключается в том, что как социалистическое, так и капиталистическое производство не может работать на склад и только при реализации получается эффект воспроизводства. В одном случае это был бы государственный доход в полном его распоряжении, в другом — частный, которым с государством они делился неохотно. Какой из них более прогрессивен, если один усиливал значение государства и весь доход был его при обезличенном работнике, другой усиливал частного владельца и его значимость? Какое же из них заботилось больше о социальном развитии? Наверное, социализм, и, видимо, по этому показателю его надо считать более прогрессивным, но обезличенным относительно капитализма обществом. В том и другом случае оба общественных устройства имели и имеют свои недостатки.
Если при социализме потребление регулируется плановым фондом заработной платы, то в капиталистическом — конкуренцией и прибылью через стихийный спрос, который определялся через доход работающих, с внушением на максимальное потребление. Однако любая конкуренция, требующая снижения затрат, ведя к неплатежеспособному спросу участников производства, формируя кризисы перепроизводства. Более того, безмерное потребление губит природу, да и физически потребление не может и не должно быть безграничным. Исходя из этого, я говорил о необходимости управления потреблением, где основным продуктом должны быть социальные услуги культурного развития, от которых и должно формироваться настоящее счастье общества, которое без любви невозможно. То, что и это требует нормативов разумности потребления с переориентацией его на стимулирование социальной сферой, которая зависит от развития личностей, а не от ресурсов планеты, является объективной необходимостью, Данную необходимость элиты мира пока не понимают и исследования в этом направлении не стимулируют.
Стимулирование значимости личности потреблением культурного творчества массами — это значит стимулирование неограниченной возможностью плоти только духовными ценностями для индивидуальной радости в достижениях общественного счастья. Если что-то из этого может идти не по социальным ценам и нормативам, то за границами этих нормативов это можно восполнять рыночным спросом и предложением.
Тут я задаюсь вопросом, как объяснить доходчивее слушающим и читающим, что все положительное, о чем уже рассказал и раскрыл в аргументах, есть необходимость зависимости всего индивидуального от общественного, и должно определяться социальным статусом владения общественным достоянием. Он должен заменить имущественную значимость личной собственности. То, что цивилизация не задумывалась над этим, и считает, что только любая собственность эффективна не значит, что проблем противоречий нет. Моя задача как раз в том, чтобы сформировать значимость общественной собственности через владение, которое определяло бы право пользования, в таких размерах, которые право личной и частной собственности предоставить не могло. Только в таком подходе неразумное пользование обезличенной общественной собственностью можно, через социальный статус, заменить на эффективное пользование и управление ею, при сокращении или повышении которой пропорционально влиять на значимость социального статуса, и в первую очередь на статус руководителей общественными процессами. В этом случае деятельность общественной личности может находиться под контролем общества, что не всегда возможно при частном владении.
Экономическая ответственная несостоятельность большинства из-за несоответствия стоимости живого и прошлого труда в прошлых общественных формациях всегда вела к расслоению общества с необходимостью насильственного вмешательства государства уголовным влиянием в производственные отношения за порчу общественного имущества и средства производства. При стимулировании индивидуальным правом пользования на праве общественного владения, закрепленного статусом каждого гражданина, такое исключается.
В качестве такой ответственной меры могут быть ограничения пользованием от индивидуального до коллективного влияния, при согласованной социальной ответственности, до управления теми или иными общественными средствами и массами.
Вскормленной на собственности элите затратного мира вещизма такие возможности управляемого пользования и в голову не приходят. Она боится потерять свою собственность, и даже замена ее на право пользования вряд ли устроит, если форма общественного владения через социальный статус будет подтверждать это право. Между тем только через такой подход и управление потреблением можно прийти к незатратному обществу, если то или иное потребление будет влиять на возрастание или понижение статуса социальной значимости личности. При внимательном рассуждении по предложенным мной выше расчетам можно убедиться, что это возможно.
Более того: скажу, что нужна такая экономическая модель уже и затем, чтобы социальная сфера не зависела от налоговых отчислений из прибыли предприятий, так как при такой модели государство само участвует и заинтересовано в прибыли предприятий как форме угнетения своих граждан. При всем этом оно даже не формирует норму прибыли от социальной сферы, ни личные доходы хозяев предприятий, формируя классовую ненависть к одним и презрение к нищим. В новой экономической модели культурно-социальное достояние общества должно быть включено в производственный процесс и участвовать в создании своей стоимости как прошлый труд.
В принципе, из всего раскрытого можно уже утверждать, что сутью предложенного процесса не только исключен процесс эксплуатации в производстве, но и общественный характер труда в таких отношениях уже не может противоречить частной форме присвоения. Я постарался исключить основную причину распада первобытного общества, которую не видели классики марксизма и их бледнолобые экономические последователи, в том, что общественная собственность не формировала в нем значимости личности. Более того, частная форма присвоения в предложенной модели экономики будет полностью зависеть от общественного вклада, как для рядового рабочего, так и для производственных руководителей.
В предложенных статусных отношениях на взаимозависимой структуре собственности умирают все формы эксплуатации и все необщественные формы пользования и присвоения становятся зависимыми от развития общественной собственности, исключая серость обезличенного торжества личности в социализме. Практически мной дан и механизм возможного перехода на новые экономические отношения с формацией на взаимозависимой структуре собственности с единственной проблемой социальной нагрузки в себестоимости, ведущей к возрастанию стоимости. Если же народ захочет жить в социальном обществе, то с этим надо смириться и за нарушение основного экономического закона рыночное производство облагать налогом социального равновесия, требующим уравнения живого и прошлого труда. Коммунизм это, или правовое общество, или формация его предтечи, пусть судят другие, но если утверждать, что правовое общество — это коммунизм, то необходимо рассматривать право как форму проявления любви или презрения. Исходя из этого кто может аргументированно переубедить, в ином, а не кричите, что это бред сивой кобылы, затыкая рот?
В ходе многих своих размышлений мне являлись разные механизмы подхода к решению теоретической задачи, поставленной перед собой, чтобы общественная собственность определяла значимость личности, и считаю небезынтересным поразмыслить и с акционированным подходом этого решения, хотя бледнолобые теоретики коммунизма считают, что любое акционирование — это капитализм.
В одном из моих подходов решения антагонистических проблем между частной, личной и общественной собственностью мною рассматривался и механизм акционерной взаимозависимости, отличный от вышерассмотренного подхода. Однако необходимый механизм раздельной капитализации собственности, чтобы право оперативного управления зависело от народного владения, поначалу казался мне невозможным. Виделся он и на неких акциях владения и акциях права оперативного управления, путем выпуска соответственно именных или именной их доли, формирующей статус личности каждого члена, с параллельным выпуском и акций оперативного управления. Каким в этом случае должен быть механизм? В конце размышлений пришел к упрощенной схеме, которую и описал выше, но не исключал и другого подхода.
В этом другом подходе я видел уже возможность либо новой энергетической оценки всего, либо механического принятия владения как фонда, равного всему существующему эмиссионному обороту денег, но обеспеченного ваучерами по стоимости, равной существующему денежному обращению, принятому за стоимость народного достояния. После этого желательно перейти к научно обоснованной энергетической оценке этого фонда как энергетического социального достояния. Таким образом получим два денежных обоснования. Одно сможет определять форму исторического владения, выраженного социальными статусами каждого члена, передаваемыми по наследству, другое — форму обращения валового рыночного продукта и производства, обремененного прибылью, равной или нормативно зависимой от социального вклада. В этом случае весь существующий денежный оборот приниматся как оборот и производство права оперативного управления. Это стало бы упрошенной формой, но, возможно, не очень болезненным подходом, о котором я уже говорил, но тоже требовал бы культурного слома всего устоявшегося, хотя практика может и этот подход откорректировать по-своему.
Если посмотреть на процесс перехода от социалистической собственности к капиталистической, то ваучерная оценка всей собственности тоже оставила много вопросов, но переход осуществила. Думаю, в варианте не скупаемых, а эмиссионных ценных бумаг они бы приобщили каждого члена к народному достоянию, персонализируя его и, тем самым сформировали основу эмиссии для народных социальных банков. В осуществленном варианте они стали бы просто скупленной основой частной собственности и лишенной отчуждения от народа государственной.
Были бы непродажными и безыдейными наши экономисты, так бы и сделали и создали социальный эмиссионный фонд народной собственности. Они могли бы сформировать тогда народные, а нечастные банки, но капиталистов из-за границы как наставников социалистического интеллекта и партийной элиты, охваченной страстью, не устраивал такой подход. Моя работа в этом плане на конкурсе перестройки экономики с переводом на английский язык оставила мне только благодарственное письмо с позолоченной печатью за участие. Я уже тогда в ней говорил о необходимости образования социального фонда через производственный процесс. Старался обосновать право и на оперативное управление, и на личное пользование, пока статус на основе социального фонда предполагал бы это право. Возможно, и перевод на английский был не очень удачным.
Теоретически акционерное развитие может быть обеспечено тогда, когда в свободной рыночной реализации будут передаваться только акции оперативного управления, так как именные акции владения должны определять социальную значимость гражданина и его учредительный статус в государстве, потому продавать его, как и землю, — это полностью обезличить себя. Тут должен заметить, что каждый гражданин должен иметь акции владения исторической наследственности общества, родовой наследственности и акции или составной её части в отражение владения от личного трудового вклада. Изменение первых должно быть возможным только по суду или с потерей гражданства.
Раздельное акционирование должно давать раздельное персонализированное обладание одной и той же собственностью. При этом право оперативного управления, не воспроизводящее социальное развитие, не должно давать воспроизводить новое собственное право на оперативное управление, которое должно зависеть от постоянного общественного вклада, определяющего значимость каждого гражданина. В одном, именном, случае гражданин может выступать как владелец, а при обладании акциями права оперативного управления — как коммерческий пользователь той же собственности с изменяющейся рыночной стоимостью. Акции владения могут изменяться только при изменении энергетической составляющей объектов, обеспечивающих эмиссию. К ним может относиться естественное или принудительное разрушение, как и стихии, не исключая военного уничтожения.
Раздельная капитализация должна дать возможность владельцем народного достояния оставлять народ в виде оцененной денежной массы, определяющей их социально-экономический статус. Он должен указывать на персонализированную долю каждого гражданина в этом достоянии. Существующие банки, как банки права оперативного управления, должны составить основу для управления либо государству, либо частным лицам и тем самым сформировать взаимозависимую с народным владением структуру собственности производства.
Что и какие блага может дать возможность раздельного выпуска акций на производственные и непроизводственные активы? Непроизводственные активы так или иначе со временем можно отнести и в социальный фонд, а если они еще будут определять и рыночный доход, то при этом могут учитываться как производственные активы. Практически производственная сфера должна обеспечить их содержание, и это будет уже общественным, а не личным достоянием. Все это возможно только в случае если акции производственной сферы будут повышать стоимость прошлого труда и тем самым повышать и социальный фонд, и статус для влияния на распределяемую коллективами норму необлагаемой прибыли предприятий. В этом подходе исчезают антагонистические противоречия настоящего мира между общественным и частным достоянием. Естественно, акции владения должны стать основой банковской планово-социальной системы в энергетической стоимости. Потребность в такой валюте будет обязательной для планового ценообразования и производства на основе себестоимости продукции, что уже рассматривалось выше и должно стать сутью возможной культурной революции. Не думаю, что в этом я наивен более, чем кому-то это видится сейчас, но рассматриваю данный подход как один из вариантов развития.
Однако должен заметить, что плановая валюта, с возможностью формирования ее в социальных фондах, должна иметь безналичный расчет пластиковыми и интернет-кошельками и давать право на социальные нормативы потребления с плановой системой заказов и их доставкой до заказчиков. Каждый гражданин, получив пластиковую карточку с отражением своего социального статуса как меры причастия его к вкладу в народное достояние, может рассчитывать в пределах социальных нормативов и на бесплатное обеспечение как услугами, так и нормативными продуктами, так и прочими вещами в пользование по норме и допускам, соответствующим этому статусу, фиксированному на социальных картах.
При наличном обращении любая крупная валюта должна быть с чипом определения операции и смены хозяина по отпечаткам пальцев или иным образом, о чем я рассказал в своем произведении «Баллада о мира деньгах». Только такой контроль способен снизить возможность хищений и коррупцию, которую ныне побороть не могут.
Даже приобретая землю за рыночную, с оперативной значимостью, валюту под производство или в личных целях, каждый гражданин может получить льготный кредит или даже получить его бесплатно в зависимости от его статуса, дающего на это право, как и на приобретение социальной валютой акций права оперативного управления. Кроме всего, акции права оперативного управления могли бы давать право участия в управлении и участия в распределении доходов, формируя голосовое право и влияние на социальные статусы других, давая соответствующие им выборные и наказуемые или поощрительные права с управленческой значимостью. Через статусную значимость предприятия могли бы формировать и уровень рыночной налоговой нагрузки на них, но тут все может сложиться от практики развития экономических отношений.
Естественным будет и если в случаях акционирования соотношение стоимости производной от них валюты может быть непостоянной, так как стоимостный курс рыночной будет определяться спросом и предложением рынка, а плановой — энергетическим денежным эталоном. В случаях же потребности расширения производства, оно потребует эмиссии рыночной валюты без изменения стоимости акций владения, и определение потребности вытечет из его валового оборота; здесь можно будет говорить об инфляции рыночной валюты оперативного производства, что, естественно, потребует и смены курсов соотношения валют.
В предлагаемой модели при отклонении заданных плановых параметров товаров плановые цены должны получать рыночные цены и вытесняться из планового оборота. Включаясь уже в рыночный оборот, они также сохраняться должны в зависимости от социального развития. Такой подход может исключить опасность разрушить плановую сбалансированность и в целом плановое производство с формированием несбалансированного по энергетической стоимости затратного на единицу продукции рыночного процесса воспроизводства. Взаимодействие меж ними должно идти на основе курсовой стоимости валют, при этом рыночная валюта этим должна увеличивать стоимостную величину социальных фондов, дающую право на повышение прав оперативного управления и пользования. В противном случае последствия дисгармонии могут привести к слому системы и анархии производства.
Уже в зависимости от развития и накопления социальной валюты, сформированной на народном достоянии, будет определяться единый показатель — значимость общества и личности. Опять же, для появления значимой ответственности необходима изменяющаяся статусная значимость как личности, так и социального и трудового коллективов, в которых находится личность. Только опираясь на такие социальные и экономически значимые коллективы, как на родовые формирования в первобытном обществе, может возникнуть коллективная согласованная моральная и экономическая ответственность. Таким же образом могут являться и коллективные меры влияния, определяя коллективную значимость в решении индивидуальных проблем. В любом случае данный подход может сформировать возможности управления социальным сознанием и коллективным развитием общества. Без этого силовые насильственные формы государства не умрут. Таковая коллективная ответственность имелась в родовом обществе перед природой, что формировало социальное сознание коллективизма. Когда в нем возникла возможность имущественной ответственности частника без влияния и зависимости его от коллективных результатов труда, тогда каждый стал отвечать сам за себя, и только бог по-прежнему верой своей отвечал за всех и стихиями природы карал, призывая сознание к коллективному разуму.
С распадом первобытной общины начиналось и формирование представителей племенной власти. Она создавалась из значимых лиц общины, внесших свой вклад в ее сохранение или определяющих ее благополучие. Когда в истории личная собственность переросла в частную и стала уже определять не только профессиональную значимость каждого человека, но и открыла возможность влияния и на близкое окружение, дав власть личному торжеству над другой личностью и общественным сознанием, она стала превращаться в общественное зло. Это зло стало выражаться в том, что стремилось подчинить общественные интересы частным. При образовании племен и межродовых образований, а с этим и соответствующей собственности, стали образовываться и межродовые органы власти, как и ныне стоит вопрос образования межгосударственных форм управления. Они формировались представительными органами родовой знати и были уже их учредительными органами для утверждения исполнительной власти. Практически уже тогда. отделившаяся от остальных родовая знать, сформировала исполнительную власть, передаваемую по наследству. В своем развитии она стала абсолютной монархической властью, не терпящей над собой контроля.
При распаде начального рода, родовая знать растащила общественную собственность по своим карманам, а обездоленные ею члены стали ее собственниками и рабами. Родовая знать превратилась в княжескую и после в поместную, учреждаемую монархами. Власть, учреждаемая ими, стала бесконтрольной властью единоначалия, учреждаемой сверху из зажиточного класса по преданности монарху и во имя защиты их интересов, так как от благополучия монарха и государства зависело их благополучие, а не от социального развития общества.
Капиталистическим отношениям управляемая феодальным классом учредительная власть монархов была некомфортна. Классу капиталистов нужна была управляемая ими власть. Впоследствии учредительная власть, передаваемая по наследству, была заменена представительной властью капитала. Эту власть с парламентским представительством называли демократией. Через свой выборный институт парламента капитал мог оказывать прямое влияние на власть. С народными демократическими вече и народными собраниями сравнивать установившуюся демократию не имело никакого смысла, так как такие собрания всего лишь были прикрытием внутренней необходимости диктатуры капиталов.
Советы тоже провозглашали выборную власть, но на основе партийного идеологического представительства. Если бы советы народных депутатов были подчинены монархическому представителю власти или съезду советов народных представителей от всех организаций, а не органам исполнительной власти, мог бы образоваться независимый контроль над исполнительной властью. Такая конструкция во все прошлые времена грозила бы двоевластием и потому отвергалась властью. Однако если для всех представителей обеих ветвей власти был бы один социальный показатель значимости на право управления, то общественная конструкция, в основе которой находился бы общественный договор, имела бы более прогрессивное государственное устройство, чем мы имели в действительности. Однако марксисты царя убили, а советы подчинили партийным съездам и эту реальность исключили.
Социализм создал власть идеологического подчинения, но не смог ее освободить от имущественного влияния, и последняя рассосала ее идеологическую скрепу. Надо признать и то, что хоть право на оперативное управление и определялось партией, но значимость личности экономически и общественно не оценивалась и не продвигалась, а определялась педантичным угодничеством вышестоящему партийному руководству и идеологическим установкам с бюрократической дуростью, что общественную собственность превратило в халяву. Это не всегда соответствовало фактическим творческим и трудовым достижениям служащих и подчиненных. Служить не истинам и народу, а угодничеству и с этим своим интересам стало нормой бюрократически продажного и потерявшего к себе уважения руководства общества. В капиталистическом обществе тоже можно наблюдать подобное, но здесь все преследуют свои частные интересы посредством служения собственнику, а все остальное выступает лишь нагрузкой, а не самоцелью жизни.
Советы народных депутатов по вышесказанным причинам не смогли стать ни нормальной контрольной, ни учредительной властью. Говорить о народном государстве не было уже смысла, а скорее нужно было говорить о командно-идеологическом строе с экономическими противоречиями, которые нужно было подавлять силой. С такими концептуально теоретическими просчетами для отмирания государства предпосылок быть не могло. По этой же причине они не смогли осознать, что причиной распада первобытного родового коммунизма явилось то, что именно общественная собственность, ведущая к равенству и обезличиванью личности в окружающем обществе, стала их настоящей бедой. Однако это было лишь следствием низкого уровня производственных отношений, которые не могли уйти от валового неэффективного показателя и допустить свое развитие на взаимозависимой структуре собственности с зависимостью личного блага от общественного. Тут надо заметить, что и в первобытном обществе к управлению допускались все-таки наиболее способные в общественном деле, а не обезличенные способностями его члены.
Возможна ли вообще независимая контрольная демократия над властью и какой класс из народа должен ее представлять? По моим убеждениям и логике исторического развития, для сотворения созидательного общества любви его должен представлять класс созидательной интеллигенции. Интеллигенция, формирующая общественное лицо и достояние общества, не влияет на процессы прогресса, оттого что не имеет денежного влияния на производство и власть. Напротив, частный капитал, выплачивая основные налоги власти на содержание государства, ставил ее постоянно в экономическую зависимость от себя и требовал от власти поощрять и защищать его, для морального и экономического подавления остальных и неугодных ему. Таким образом, историческая проблема состоит в том, демократически выбранные слуги народа должны выбирать между совестью и необходимостью, а общественно-социальные силы интеллигенции не могут создать финансового давления на власть от созданного и создаваемого интеллектом народного достояния.
В стремлении к революционно-инновационному техническому прогрессу все патентные бюро должны бы бесплатно поддерживать творчество народа, а у нас заставляют платить и за внедрение и стараются нажиться на любых созидателях, чем убивают инновационное движение обества. Если рассматривать, что рост производительности труда и вытеснение рабочих из производства — это уже реальность, то занятие творчеством и услугами должно стать основной формой человеческой деятельности. Только с поддержкой и продвижением созидателей, созидательное социальное общество станет общественной необходимостью. Не зарабатывание денег, а выражение своих способностей в общее как социальное благо должно стать смыслом и счастьем каждой личности. Вот тут-то и требуется демократия народного контроля и учредители исполнительной власти, для диктатуры созидания как проявления любви. Если люди высшего созидательного вклада станут учредителями власти, то это станет объективной истиной выражения общественной свободы как объективной необходимости. Практически только такой подход поставит общественное устройство с головы на ноги.
Исходя из этого, нужно полагать, что не зомбированное «властное попало» от серпа и молота, а творческое созидательное начало должно формировать общественное управление государства. Обезличенные кухарки не должны управлять обществом и навязывать равенство с собой как обезличенность и принижение к этому созидателей, хотя В. Ленин это допускал. Правильнее было бы, если они стали одним из контролирующих управление обществом классом и это право зависело бы от общего показателя социального блага. Были бы умными — смогли бы осознанно стать контролирующей системой промышленности и власти из разных слоев общества по рейтингам доверия к себе. Из-за стремления к равенству пришли к обезличенности, и возникли интеллектуальные трудности ее элиты в построении коммунизма, когда их руководители не смогли разрешить и защитить завоевания социализма. В силу чего парализованная и ослепленная демократией интеллигенция кирпичом предательства исподтишка разрешила капиталистам оглушить разум страны, и она была растащена удельными князьями и заграничными дельцами по своим карманам значимости, как и в первобытно-общинном строе общественная собственность его знатью.
Если считать, что независимой ни от чего власти как таковой быть не может, то рост национального достояния от вклада личности должен определять правильную зависимость всех и формировать привязку значимости каждого для оценки руководящих органов. По созидательным показателям всего народа должно определяться и его благополучие. Для этого, в первую очередь, необходимо создать условия воспроизводства значимости личности, определяемой общественной и трудовой деятельностью с социальной оценкой, а не частной оценкой, по ее интересам. Данная значимость должна стать основой учреждения смысловой цели жизни и потомственной семьи, и социальной. Значимость последней может стать основой права образования районных, областных и государственных конституционно-учредительных органов. Пока возможность данных отношений слабо просматривается. Все советы и общественные палаты всех уровней и ныне подчинены исполнительной власти или ее партиям и ею же финансируются. Для проведения независимой линии в экономической структуре должна быть независимая от налогов стоимость и оценка для воспроизводства контрольной власти, которая определялась бы не исполнительной властью, а ростом социальной составляющей народного достояния. Пойдет ли какая-либо власть, ставшая во главе государства, когда-нибудь на контроль над собой — большой вопрос, но форма общественного договора между жителями и руководителями районов, как и форма коллективного договора профсоюзов на предприятиях, между рабочими и администрацией, может существовать. Именно в таких договорных отношениях с разграничением прав возможна и коллективная ответственность, которая может исключить стихийные проявления недовольства, демонстративные выступления граждан, так как других форм воздействия, кроме жалоб, на власть у населения нет.
Однако жалобы — это внутритиповое влияние, где исполнитель — сама власть, а необходим внешневидовой, независимый от власти фактор как механизм представительной власти населения с коллективной значимостью доверия или по решениям общественных ячеек самоуправления с согласованными в соответствующих органах кодексами и положениями взаимодействия с механизмом влияния. В предлагаемой общественной структуре это могло бы быть воздействием на статусы управляемого органа или прямо на поощрительные фонды руководящих и распоряжающихся структур. Наверное, в таких отношениях с образованием коллективной ответственности можно было бы рассмотреть и формы отмирания карающего государства. Однако не вижу такой возможности развития, и отсутствие стремления к нему стало еще одной роковой ошибкой обюрократившихся марксистов в построении нового общества.
Экономическая статусная ответственность за народное достояние может снижать социальный статус не только отдельно каждого гражданина согласно соответствующим регулирующим влияние положениями, но применяться и к юридическим лицам, как и последние также могут оказывать влияние на свои структурные органы. Такое же воздействие могут оказывать своими решениями собрания коллективов и изменять индивидуальную долю вклада в народное достояние своих членов, только в пределах их социального вклада, перенесенного своим трудом. Доля, которая даст право гражданства от исторического вклада предыдущих поколений, может изменяться только в судебном порядке. Соответственно, данный уровень статуса должен определяться для каждого гражданина уполномоченными органами при вступлении в самостоятельную жизнь, исходя из подготовленности каждого к ней. Для этого необходимо ввести соответствующую систему развития личности и соответствующее стимулирование развития. Это даст подрастающим поколениям значимость и ответственность за освоение предлагаемых обществом задач и исключит обезличенность подрастающего поколения, от которой они убегают, проявляя негативное и физическое воздействие друг на друга, порой пренебрегая серьезным отношением к познанию, так как оно не имеет системы влияния на окружающих.
Естественно, теоретически возможен и статус гражданина мира. Конечно, для этого каждое государство, предприятие и каждый гражданин в зависимости от оценки и обладания акциями владения, определяющими статус как их доли в социальном достоянии, могут определять его не только внутри государства, но и эту значимость на международной арене. Для такого проявления, наверное, понадобится и республика мира наподобие Ватикана, и соответствующее международное достояние, являющееся ее составной частью, как социальное достояние мировой культуры и находящееся под ее защитой, как организации ЮНЕСКО. Эта собственность наравне с историческими свершениями могла бы определять и статус государств. В какой-то мере это могло бы содействовать и плановым отношениям, которые развивают их объединяющую взаимозависимость.
Статусный же показатель государств мог бы определять некоторое влияние и на международной арене. Это влияние может выражаться в голосовой значимости государства на международном представительстве, не исключая некоторых финансовых форм влияния с возможным учредительством некоторых полномочий во внешнем управлении. Получив влияние на международную экономику, можно формировать и свой международный социальный статус как вклад в международное достояние. Таким подходом можно будет определять и меру правовых свобод, но что конкретно — это может определенно подтвердить только практика развития этих отношений.
В любом случае мировое сообщество и гражданское общество внутри государств всегда должны наказывать и стимулировать через статусные показатели все виды свобод, исключив этим необходимость уголовного и военного насилия, которое по факту худшее коллективное насилие. Любое снижение или уничтожение социальных фондов как коллективное наказание так или иначе которое обязательно происходит в войне, то оно должно определять статусное снижение агрессоров и все формы их владения, как и снижать стоимость их акций и накоплений любых валют в виде капитала, как и форм, подтверждающих право на обогащение. Война, нацеленная на завоевание и обогащение за счет других стран, с обогащением частных представителей элиты, должна воспроизводить обратный эффект, так как агрессия уничтожает социальное достояние воюющих стран и ведет к краху всей финансовой системы и самой власти с ее бессмысленностью.
Существующая же система денежного образования и обращения, нацеленная на наживу, только и подталкивает к войнам, потому для социального общества требуется смена денежных ценностей и форм денежного накопления. Система извлечения прибыли, как черная кошка рыночной экономики, не нацелена на социальное развитие общества, ведет к кризисам перепроизводства, а в развивающихся странах — к грабительской недооценке живого труда. Исходить уже если только из этого, то необходимость надеть уздечку на рыночное безумное ограбление через стремление к безумному потреблению, которое ведет и к обнищанию природы, является объективной необходимостью. Однако стремление к утопическому коммунистическому равенству с ограниченным потреблением и равным правом — это тоже самоубийство, как и стремление к безмерному потреблению, о чем уже говорил. Природу, как резину, растягивать долго нельзя, а потому нужны другие, нематериальные показатели значимости личности и правовые стимулы ее развития, а для этого право должно быть неравным, как и не может быть равной общественная любовь.
Однако для разработки таких подходов нужна работа целых институтов, и без формирования института статусных отношений вряд ли можно что-то сделать продуктивно. Я здесь даю только ориентированный подход для дальнейших проработок. Только, видимо, не политикам, ни руководящей научной элите современного мира это не нужно, им нужно выбить и освоить выделенные средства для своего кармана, а под изыскание таких разработок денег никто не даст. Однако для дальнейшего продвижения и более детальной проработки идеи институт статусных отношений, думаю, когда-нибудь все-таки будет. Осуществится это только тогда, когда в равной правовой свободе стра;ны наедятся дерьма возмущения и придут к необходимости согласования свобод на основе общественных договоров. Они могут создаваться между самоуправляемыми ячейками общества и государством, как и между ними самими, и желательно на основе экономической и коллективно-правовой ответственности.
Сколько бы я ни повторял, что все что вышесказанное есть объективная необходимость для построения новой экономической формации, через культурную революцию сверху, это понимания не встречает. Все это как об стенку горох идет мимо ушей руководителей общественного развития мира. Однако и движущей силы такого утверждения пока не вижу, так как класс созидательной интеллигенции пока не имеет ни своего экономического влияния, ни своей партии. Они и ныне финансово зависят от класса работодателей, заточенных на извлечение прибыли любым путем, в то время как все его бессмертные творения, как алмазные россыпи социального достояния народов, экономикой не востребованы. Непонимание необходимости решения этой проблемы сознание мировой элиты и ее науки пока никак не беспокоит. Хорошо бы над этим задуматься уже сейчас и решить вопрос межклассовой взаимозависимости и единения с торжеством общественно-социальной собственности. Не преодолев своей обезличенности в созидательном творчестве, непримиримая с этим интеллигенция искала другие формы самовыражения. Таким образом, созданная коммунистами система являла тормозящее развитие общества не только своими затратными валовыми показателями, но и слабостью созидательного стимулирования, а достаточной базы для усиления социального стимулирования не было, кроме красных штанов революции как морального стимулирования. Показатели созидания требовали не обезличенного стимулирования творцов и диктатуры их класса в управлении.
Ясно, что этого не мог допустить идеологический дебилизм партийной диктатуры рабочего класса, ограничивающий их сознание понятиями марксизма с равенством физического и умственного труда. Нарушать конституцию и сменять классовую направленность научный мир боялся, как и боится рисковать сейчас, а она ныне на стороне и защите частной собственности, хотя написана и недалекими теоретиками и с подачи западных дельцов.
Марксистская плесень с диктатурой равенства сгноила даже идейных коммунистов, и ложная аксиома драпировкой капиталистической демократии проникла в управление и науку. Современные идеологи оказываются не способными не только генерировать, но даже воспринимать новые идеи, кроме утопической демократии или такого же коммунизма. Всякое несогласие и ныне с идеологическими титанами общества потребления решительно отвергается. Раскрытое мною предложение поставить основой экономического развития социальную сферу им видится наивным необоснованным мнением, хотя только социальное потребление может быть неограниченным и мощным потреблением и социальным двигателем развития экономики и страны. Рано или поздно это непонимание приведет к обесценению идеалов общества бытового потребления и к его распаду с заменой на правовое общество созидателей как империи любви.
Говоря об этом с самого начала, хочу еще раз отметить, что только когда развитие общественной собственности будет формировать свое влияние на частную собственность или заменит ее правом оперативного управления и пользования, это станет свершением культурной революции ненасильственным путем. Говоря проще, эти изменения должны в первую очередь разрешить проблему собственности на землю, владение которой должно находиться у народа, а право пользования и распоряжения находиться у любого другого субъекта общества.
Раз наибольший вклад в развитие общественной собственности и общественного достояния вносит интеллект, то и авангардом его должна являться интеллигенция — творцы. Для этого, по логике, должна сформироваться соответствующая учредительная партия их власти. Отсутствие этого понимания является и современной политической проблемой, так как выборная система многих стран является затратной, требующей не только больших капиталистических вложений, но и утверждения диктата интересов общества потребления, а не созидания. Если коммунисты сделали интеллигенцию служанкой диктатуры и власти партийного идеологического протекционизма рабочих, то капиталисты — служанкой представителей капитала и певицей обогащения, тем самым те и другие тормозят созидательное социальное развитие интеллигенции и общества в целом.
Только социальное созидание в экономической модели, которая рассмотрена нами в этой работе, через статусные отношения и свои показатели должно двигать производство к общественному процветанию. Здесь, как и ранее, осмелюсь предположить, что предложенные к рассмотрению статусно-правовые отношения должны давать право не только на некое льготное и бесплатное потребление услуг. В качестве таковых могут быть и свадебные обряды с различной степенью презентации, и согласованные формы семьи, как и права на разводы и следующий любовный выбор со сменой социального положения. Вместе с другими благами это может быть дополнительными стимулами созидательного общества любви, где диктатура права, а не демократия должна выступать проявлением созидания красоты. Для этого необходимо, чтобы класс созидателей имел рычаги экономического влияния на значимость каждого, а значимость социальных благ была показателем производства и определяла смысл его развития.
Как сделать так, чтобы общественная собственность народного достояния, создаваемая классом творческой интеллигенции, определяла бо;льшую значимость власти и каждой личности, чем это можно было получить в частных отношениях собственности, выросшей на угнетении? Учение марксизма-ленинизма практически не раскрыло такой возможности ни в одной из своих работ. Марксисты только хотели отобрать частное и перераспределять его сами, и для этого им нужен был угнетенный класс как двигательная сила своего утверждения. Став у кормушки распределения, они стремились тоже стать материально и властно влиятельными. Не разрабатывал серьезно эту проблему ни один институт мира. Институты соцразвития, разочаровавшись в планировании и запутавшись в праве оперативного управления, оправдали и пустили вновь частную собственность. Как бы страшно они ни боялись с нею расслоения, убегая от нее, как от своей смерти, она все-таки их достала, но в худшем варианте. Как включить народное достояние в производственный оборот, чтобы создать резервы на должное социальное развитие общества, они решить не смогли. Ведь именно включение его в оборот только и может создать новый, неограниченный платежеспособный социальный стимул льготного потребления и возможность дальнейшего планового развития. Все это им и ныне кажется сказкой. Воспроизводство же денежной эмиссии на народное достояние может стать действительностью, а не сказкой, если станет фактором образования народных банков, где деньги будут являться народным достоянием, а не частным формированием денежных средств. Естественно, социальная валюта должна обеспечивать плановый нормативный оборот на жестких ценах, если рыночная валюта будет обеспечивать только рыночный оборот колеблющихся цен, ненормированных потребностей…
Институты капстран по причине своей финансовой диктатуры тоже не могли допустить какой-то диктатуры над собой, тем более класса интеллигенции, которую они подкармливали в угоду себе и травили, когда она ложились поперек их интересов. Говорили много и ныне говорят о правовом государстве и равной свободе в обществе, но только брызгают слюнями, пытаясь создать что-то более эффективное. По сути, не понимают, что превосходство должно было принадлежать не частным собственникам, а творцам, чтобы не было крутого расслоения общества, если социальное благо поставит под зависимость частное присвоение. Такой подход позволил бы сделать социально-культурную созидательную сферу платежеспособной, независимой от налогов и превратить ее в непосредственного участника производства.
Находясь под гнетом догм, утопической демократии или такого же коммунизма, элита общественной власти мира, хоть и понимает, что демократии в природе нет и не может быть, наивно надеется распутать весь клубок проблем, думая больше о своем кармане. Натягивая при этом резинку демократии на причинное место, наивно пытаются зачать истину или просто поводить за нос человеческое сознание. Многие из них не понимают, что, распутав их, сознание мира придет к одному и тому же с коммунистами общественному строю, с необходимостью диктатуры созидания и праву как проявлению общественной любви с созданием империи любви, а все былое противостояние мира не будет стоит и выеденного яйца.
Видимо, уж очень необычно выглядит и в сознание укладывается с трудом эта необходимость с раздельной капитализацией народного достояния сейчас. Несмотря на необычность такого теоретического вывода, я все-таки её изложил как результат всех моих исканий и различных статей, начиная от моей диссертационной дипломной работы по организации коллективных форм труда в Алма-Атинском институте народного хозяйства и далее в своих литературных произведениях.
Чтобы все-таки закончить свой доклад чем-то основательным, хочу предложить выводы, которые вряд ли будут по нраву кудахтающим петухам капиталистической и социалистической демократии, желающим снести яйцо истины. Их куриная слепота сознания наивно считает, что та и другая демократия может исключить войны, и имущественную преступность как роковую неизбежность их демократического мира, и потребительского уродства. Без учета предложенного любая попытка создать новую модель экономики будет всего лишь бледной попыткой уйти от формы эксплуатации, как и найти благородных капиталистов, отдающих все свои доходы трудящимся. Однако, подытоживая сказанное, кратко подвожу, что всему этому сопутствовали следующие ошибки марксизма:
1. Марксисты не создали социальной модели экономики, где бы социальное развитие, а не вал явилось основным движущим фактором производства, который тормозил прогресс, а это:
А — план от достигнутого, а не рост народного достояния, несмотря на изношенность основных средств, перенесших свою стоимость, но сохраняющих амортизационные отчисления и требующих затратных показателей;
Б — торможение роста производительности труда, если оно было возможно за счет обновления основных средств и изобретений вследствие снижения себестоимости, а с этим и цены валового показателя, от которого зависели все стимулы труда и показатели производства;
В — фонд зарплаты не рос или слабо рос от эффективности производства, и средняя зарплата на протяжении многих лет оставалась без изменений. При росте производительности труда практически не снижались цены, так как они определяли выполнение основного планового показателя реализации;
Г — все работники производства из-за низкой заработной платы не имели возможности экономической ответственности, и в обществе возникла необходимость уголовной ответственности. Тоже самое в основном производстве можно сказать и о капиталистическом наемном рабочем.
2. Не создали экономической модели, исключающей прибавочную стоимость на живой труд как элемент эксплуатационного государства.
3. Не создали ни эталона денежной оценки планового обращения в ее энергетическом измерении, ни валюты, капитализирующей общественную, а не частную значимость личности.
4. Не смогли НЭП соединить с планом и создать для этих экономик раздельное денежное обращение как необходимость оптимизированного и взаимозависимого планового и рыночного производства и обращения.
5.Марксисты ни на практике, ни в теории не обосновали и не предусмотрели создание как необходимости учредительной власти или контроля над исполнительной. Советы народных депутатов с этой ролью полностью не справлялись, так как на самом верхнем уровне были полностью подчинены исполнительной власти партии. Благополучие партийной элиты и право распоряжения всем находилось у нее и не зависело от социального благополучия народа.
6. Также марксисты не создали своей морали, как и религии, поклонения ей, которая могла бы формировать семью любви не на имущественной скрепе, а на застрахованном во времени моральном согласии и любви.

Как плохому танцору мешают яйца так, марксистам на практике, мешали амбиции диктатуры предусмотреть необходимость создания контрольной власти, с взаимодействием на общественных показателях и договорах согласия между общественными советами, с исполнительной и деловой властью.
Необходимость диктатуры созидания сама нуждается в демократическим общественном контроле над собой, как высшей формы самосознания и общественной рейтинговой оценки, так как она должна вершить социальную значимость созидателей. Таким образом власть функционально остается линейно зависимой, а социально в пределах общественных договоров зависеть от общества, оставаясь слугой народа, с определенной стимулирующей от него зависимостью. В такой постановке исключается её подкупность, являя зависимость власти уже от народа, а не наоборот, что уже также не требует стихийных выступлений уличного возмущения, а рещаться оценочным рейтинговым влиянием на власть.
Мне также думается, чтобы как-то двигаться вперед в общественном развитии, государствам необходимы соответствующие институты международного развития объединить под одной международной крышей, наподобие Ватикана с учредительной властью и международной валютой.
Для этого, по-видимому, придется:
1) Восстановить плановые органы наподобие Госплана, Госснаба и Госкомцен в пределах социально-необходимых плановых гарантий как мощный элемент объединения стран;
2) Довести министерские органы управления до каждого предприятия. (Малые предприятия объединить в некие союзы или кооперативные объединения с государственными или общественными представителями, чтобы контролировать перепроизводство и формировать его структуру.);
3) Вывести бухгалтерию из подчинения руководителей предприятий и подчинить единому центру;
4) Произвести энергетическую оценку всего социального народного достояния и сформировать энергетическую плановую денежную единицу с образованием народных банков. Такая единица денег должна стать эталоном стоимости, как метр и килограмм, в первую очередь для формирования планового социального оборота;
5) Произвести раздельную капитализацию национального достояния акциями владения и права оперативного управления. На этой основе создать взаимозависимость личной и частной собственности или права пользования и управления. Они должны быть поставлены в зависимость от развития социально-общественных фондов;
6) Произвести денежную эмиссию на всю стоимость народного достояния и тем самым все народное достояние включить в производственный оборот, создав социальное потребление;
7) Сосредоточить данную денежную массу в народных банках с определением доходов и значимости личности, а с этим и роста морально-правовых услуг и свобод каждого субъекта права. Таким образом, не вал продукции, а рост средств этих банков будут единым оценочным показателем личности, производства и государства;
8) Создать религию семьи-любви, на основе страхования отношений с фондами, стимулирующими и возвышающими идеальные брачные отношения. Ею же, на основе семейных моральных контрактов, формировать отношения счастья и планового демографического развития общества. поставив под контроль хаос любовно-сексуальных связей;
9) Создать систему контроля органов исполнительной власти общественными советами, формирующимися по созидательной роли личности в народном достоянии или на основе их рейтинговой оценки народом.

На этом, господа-товарищи, я и закончу свой анализ с изложением основных ошибок марксистов в построении нового общественного строя. Что хотел, в основном сказал, может быть где-то излишне повторился, что-то недостаточно обосновал, но как смог, так и показал вам форму общественного устройства, нацеленного на созидательные, а не потребительские идеалы человечества, а вы думайте. Вряд ли существующие институты допустят в такой вольности материал к диссертационной защите, исключающую их представления, но я уже и не стремлюсь.
Коммунизм это или правовое общество, решать вам. Сможет ли таким государством управлять кухарка и будут ли в нем из золота делать унитазы, как говорил Ленин, тоже не знаю, но считаю, что при определенной политической воле это общественное построение реально. Прав я или нет, указывая на ошибки марксистов, рассудит время. Конечно, можно, наверное, найти моменты, по которым меня можно будет подвергнуть критике, но не лучше ли подумать, как развить это направление и сделать что-то реальностью, чтобы коммунизм как империя любви не был мифом, а стал целью для созидательной поступи человечества?
                * * *
 
Девера 12. 06.15.

Этот стих был написан мной после доклада группе марксистов С. Кургиняна. Меня поразило то, что они не только не хотят думать, но даже слышать иное мнение. К сожалению, и другие концептуально слабые идеологи коммунистического направления, вроде А. Бузгалина, как и С. Глазев которого публично вызывал на теоретическую дуэль и, он публично дал отказ, считая меня, по своему положению, не достойным противником. Обожествляя Маркса, они не понимают, что он только предложил отобрать частное присвоение и передать народу для перераспределения в своих интересах. Эта идея воплотилась в социализме. Результат плачевный, так как любо обезличенное перераспределение прибавочного продукта, если его не определять общественной значимостью личности, ведет к аморальному расслоению общества. Я предложил не ограничивать стимулирование из прибыли, но поставить его в зависимость от отдачи в народное достояние, а вклад в народное достояние определять статусом личности. Более того, предложил исключить форму эксплуатации в виде прибыли с накруткой на живой труд и переложить на прошлый. Сожалею, что они меня не поняли или не захотели этого понимать. После этого мне не захотелось с ними даже общаться, и я написал этот стих.
Ну вот, как будто звон в набат,
Я прочитал им свой доклад.
Марксисты не перебивали
И терпеливо конца ждали.
                Я мир творцов им показал,
                Но равенство всех отрицал.
                Так несогласие их поймал.
                Это им, как тряпка красная для быка,
И понеслись на меня их коварства рога,
Но убеждал: «Десять дураков не стоят мудреца,
И стремление к равенству — это ваша беда».
А они возмущались и чуть не кричали,
       Спасибо, что яйца в меня не бросали.
      «Ваша булочная экономика — не мечта,
      Труд — основа цены, а не энергия пирога!
      Не равенство, это же капитализм».
      Намекали на мыслей моих онанизм.
                И, злобно брызгая слюнями возмущения,
                Маркса бросали мне примеры удушения.
                «Плесень Маркса пора смывать, господа»,
                Говорил им: «Цена всему жизнью дана,
А чтобы только власть захватить,
Не нужно равенством людям льстить.
Мир по-старому уже не свершить,
Заблуждения причины истиною пора промыть.
                Взаимозависимость собственности нужна,
                Где план и рынок друг другу родня».
                И обезличенность народного добра убивал,
                Не собственность, а пользование воспевал
И чувствовал: еще больше их раздражаю,
Будто их сознание на колы сажаю.
«Это же капитализм», — кричали мне,
И плесень их истин тонула в их зле.
                «Ваш доклад печатать не будем
                И стихи, как кощунство, забудем».
                Вроде как анафеме меня предавали
                И с собрания меня выгоняли,
Чтобы я не тревожил их блуда уют,
Говоря, что согласия со мной не найдут.
«Тогда аргументируйте, — просил, — господа»,
И высыхали аргументы их, как вода.
                Не гоните пустоты карусель.
                Этот стих — перчатка на дуэль.
                На страницах ваших один порожняк,
                Где жуете сопли Маркса, как смак.
Не печатайте, скручу фигу в кулак.
«Кто же из нас, — думаю, — нынче дурак?»
Толи я, что мыслей бисер рассыпал
И по глазам их читал: зря кидал.
                Не надо их в грязь и в навоз,
                Они же от истин моих обоз.
                И в Доме ученых похожие пироги:
                Затыкают рот ученые мужики,
Боятся от конституции отойти.
Но брошена перчатка, вызов ждет:
Кто логикой скорей убьет?!
                Обезличенный мир все равно не построить,
                Лучше тризну ему на прощанье устроить.
                Вы не порвали мой флаг своими рогами,
                А про мир идеальный только красиво болтали.
Я проткнул вас идеею мира творца,
Истекайте же кровью с безумством конца.
И когда же вы думать научитесь, господа,
Чтоб спасенье пришло в этот мир и навсегда?
***