Посвящаю любимой матери, своим братьям и сёстрам, Отцу, которого нет. спасибо всем. пишу пьяным. пишу без редактирования. простите за ошибки. имена вымышленные.
в подвале очень сыро и мокро. вонь, которая сочится в ваши ноздри, напоминает вонь мертвеца, трупа, который пролежал в могиле вот уже несколько десятилетий, а возможно веков. этот труп был прекрасным семьянином, каждый вечер пил пиво и ел ветчину. а может, раскуривал травку, а хотя не важно, чем он там занимался, ведь всё это уже, чисто так, ни о чем, ведь он помер, а значит и прошлое его не важно. прошлое - это то, что мертво, забыто и сожжено. важно, что ныне, а ныне - ничего интересного. за тобой гонится вихрь, плетется устало смерть с косой, желающая отрубить тебе голову. и отрубить твое настоящее, чтобы оно мигом превратилось в прошлое.
все мои рассказы - это моя душа. я рассказываю не почем зря, вы сами понимаете, вы должны понимать. я хочу вам рассказать одну из моих прошлых историй, мертвых и забытых, но сейчас, когда я пью, я вспоминаю. не просто блики, силуэт, не просто её смех, голос, который эхом проносится в моем подвале мыслей, а уже точный голос и тембр. прочем, не голосом я помешен, а другим, более сокровенным.
и вам я дарю эту историю. только вам, самым бездыханным, безнадежным и отвратительным, как и я сам. начнем?
мне тут сказали, что у меня много опечаток, ошибок, хромает последовательность, что ж, скажу больше - моя жизнь хромает, за последние двадцать лет я добился ничего. только пить, пить до последнего, а на утро блевать и допивать стакан, что забыл допить вчера - морщиться глазами, всем телом, скрючиться, как старик, который помирает на стуле, но закончить незаконченное - такова наша жизнь, такова, главным образом, моя жизнь... и если я закончу писать, закончу то, чем я люблю заниматься, не смотря на ваши возмущение и грёзы - я закончу собой. и только восход запомнит мое лицо.... софиты, бред. мы забыли, на чем останавливались, уж извиняйте меня за это, но монологи моя любовь с тех самых пор, как я начал писать. только так мы можем с вами поговорить. а вы, можете, поговорить? едва ли можете, и поговорить, и полюбить, и пережить.... кого - не важно, себя наверное...
5 дней до рождества. 5 дней до новой жизни, такой неизвестной, интересной, желанной... пять дней, ведь за пять дней можно успеть изменить прошлое. за пять дней можно закрепить прошлое так, чтобы в новом настоящем не жалеть, что ты чего то не успел. слышали хоть раз о таком? а я бы лезвием прошелся по своей шее, вот чтобы я сделал, если бы мне дали пять дней. но четыре дня я бы убил на то, чтобы напиться как свинья... психолог говорит, во мне диктует алкоголь, а что диктовало в свое время Хемингуэем?
пять дней до рождества.
мой уютный домик. кухня находилась на первом этаже. моей любимой маме очень нравилось перед рождеством что-то делать, придумывать абсолютно никчемные цели, а потом совершая их, вспоминать, что многое из этого, в силу наших финансах, невозможно. но эта женщина была сильной, она никогда не плакала, отнюдь, она лишь улыбалась - мол, какое бы говно в жизни не было, Максим, говорила она мне, мы справимся. подумаешь, неделю питаемся рисом и бобами - мы не одни такие...
кухня. мы сидим за столом. я, мои три брата, две сестры, отец и мать. отец за год поменял пятьдесят работ (угадайте кого напоминает, а?) и оправдывал это тем, что ни одна работа ему не понравилось. ну конечно. после второй-третьей зарплаты он уходил. после первой -в запой, после второй - в запой, после третьей - с работы. и потом, наверное, в запой. его небритое лицо, скользкая, как лезвие, щетина, угрюмые и злые глаза, мешки под глазами, которые каждую пропитую ночь тянулись вниз.. мать и вовсе не работала - домохозяйка, одна из немногих, которая хотела найти работу, но рак мозга не позволял. еще одно напряжение - и, считайте, жизнь завершена. мать то я любил, поэтому работал сам, но через пару лет этот малый за год сменит больше работ, чем его отец, а через пять лет найдет работу, постоянную, унылую, однообразную. и будет через каждый аванс напиваться. никого не напоминает, а?
мать стоит возле плиты и своим прекрасным голосом что-то напевает. мне эта мелодия не знакома. я сижу за столом и ковыряю вилкой мясо. мы перед рождеством ели всё, что не могли есть до него, что не могли есть потом, и могли только есть перед рождеством. мясо, грибы, салаты, торт... все, что было присуще богатым, или среднему классу, но не нам - классу, которому нет обозначение. отец съев всё быстро, откупоривает бутылку с вином. странно, почему вино? он его не пил с тех пор, как родился Алекс, мой старший брат. он в одной руке держит газету, в другой - штопор. бутылка стоит. он прочел "Сегодня фабрика "Помойное говно" уволило тридцать рабочих. Все - пришли на работу пьяные после получки" ха-ха-ха-ха. ха ха ха. его смех как обрушившийся шквал говна на вас - смеется, пока не смоют в сортир.
мать, услышав это, смеется тоже. смеюсь и я. смеются все. 5 дней до рождество - прекрасно. мы все смеялись, ведь только в такие дни, мы наполняли дом жизнью, свою жизнь смехом, а на чужие жизни нам было наплевать.
- Роберт, хватит пить, устройся лучше, обращается к отцу моя маменька.
- Ксюша, послушай, говорит он ласково, певуче, я работаю на ****ном мясокомбинате вот уже девять месяцев. я ни на одной работе и четырех не продержался. хватит мне ****ь мозги, лучше подойти сюда, я шлепну тебя за жопу.
- не при детях...
и опять его смех, говно, ненавидел его смех.
я доковырял миску и встал. все заметили. обратил внимание лишь отец.
- Куда, блять, ты собрался? вернись за стол и съешь то что тебе приготовила мать!
- Милый, но ведь это не работа, там же кровь, убийство, ты работаешь с мертвым.
Ха ха ха ха. говно, ненавижу.
я вернулся за стол, съел все быстрее, чем вихрь или ураган, доносившийся до вашего дома, чтобы забрать у вас всё что вы любите, и отправился в комнату.
я сел на кровать, достал из шкафа плеер, включил музыку.
2 дня до рождества.
мой отец - тряпка, эгоист, козел, ханжа, грубиян, но не алкоголик. вы только представьте. мне был год - а он исчез. из радара. исчез, потому что боялся, что сын станет лучше него - потому что сын будет превосходен. меня воспитывала мать - человек, который беспокоится за меня больше, чем целое государство, но ведь мать - это ласка. отец - грубость, но справедливость; понимание, общение о бабах, о сексе, впрочем, моя жизнь - это перепутье разных миров. до и после. в четырнадцать я пристрастился к алкоголю. в пятнадцать встретил отца - это отец! ОТЕЦ! ЭТО СЛОВО НЕ ЗНАКОМО МНЕ, НО Я ВСТРЕТИЛ ЕГО. О-ТЕЦ? ТЫ КТО?
было жарко и я приплющил свое лицо, скрутил глаза, закрыл одно, оставил другое. я морщился, но был рад. а еще я шатался, ведь за день до встречи выдул бренди.
- русланчик, дорогой мой, милый! я так скучал... идем, идем, я куплю тебе машинку.
- па, но мне пятнадцать, я уже не играюсь в машинки.
- ага, сказала мать, он пьет алкоголь. вот и иди, купи ему, что пьет он. и положила ласково свои руки мне на голову.
отец улыбнулся, подошел поближе, взъерошил мне волосы, а потом начал смеяться. говеный смех просочился мне в уши - ХА ХА ХА ХА ХА.
пока он говорил с мамой о том, о чем должен был, о том, что они не виделись, о убитом и погубленном прошлом, о изрытом до низов настоящем, о несуществующем будущем, я пытался удержать рвотный позыв.
- СЛУШАЙ, ТЕБЯ НЕ БЫЛО ВОТ УЖЕ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ! ТЫ НЕ ПИСАЛ. ТЫ НЕ ПРИСЫЛАЛ АЛИМЕНТОВ, ТЫ НЕ ДАРИЛ. ГОСПОДИ, МЫ ДАЖЕ НЕ ОБВЕНЧАЛИСЬ - МЫ, БЛЯТЬ, КАК ****НАЯ ПОДРОСТКОВАЯ ПАРОЧКА, КОТОРАЯ РАЗОШЛАСЬ, ПОТОМУ ЧТО ТВОЙ *** - ЭТО ПРОДУКТИВНЫЙ МЕХАНИЗМ, ЕБЕШЬ ОДНУ, УХОДИШЬ, ЕБЕШЬ ДРУГУЮ... У ТЕБЯ МОЖЕТ ДЕТИ УЖЕ ВЕЗДЕ?
а потом она плачет. он обнимает её. она обвивает его шею руками. поцелуй. Господи... я ринулся к неподалеку вьющимся на ветру кустам, упал на колени, и сблевал. поднявшись, я вытер рот руками и вернулся к ним. я слышал одно и тоже, каждый ****ный раз, когда он приезжал. спустя пару дней он уедет и никогда не вернется. его имя будет забыто.
- Прости, малышка, умоляю.. Я в Израиле обустроился. я хотел тебе написать, а не знал куда, не знал как. ты же нашла себе другого.
- И ЭТОТ ДРУГОЙ ПОМОГАЕТ, ПОДДЕРЖИВАЕТ. ЕГО ЛЮБОВЬ НАСТОЯЩАЯ, А ТВОЯ?
- И моя.... малышка, малышка! Я любил и люблю тебя!
- СКОЛЬКИМ ШЛЮХАМ ТЫ ЭТО СКАЗАЛ?
моя мать любила ****ь мозги - уж знайте, изнутри спокойна, внутри - львица, мужики, не пишите на почту, не получится. впрочем, я не видел её полгода - быть может, жизнь наладилась.
они еще о чем то побеседовали, уже на низких тонах, и он сказал:
- у меня деньги, много денег, просто купюры - они ничего не значат, но.. он задержал паузу. его палец касался подбородка. - идемте в ресторан. все таки рождество на носу..
- а давайте, встревожился я, - покушаем дома. я ненавидел рестораны, ненавидел людей, я ненавидел всё, что связано с громкими помещениями.
Отец и мать навострились - чего бы это, а?
- просто, объясняю я, мы не виделись ПЯТНАДЦАТЬ ебучих ЛЕТ. ой... в смысле, давайте закупим все домой, покушаем, вон уже братья ждут, да сестры, покушаем там, навестим бабушку, деда, просто сделаем это прекрасным. а сам думал, мол, нахуй это все, дома лучше, прошлое забыто, сожжено и умерло, ты нам никто - но хоть будь человеком. рядом с тобой пятнадцати летний сын, тридцати летняя мать, красивая, и еще молодая - а сейчас убитая жизнью и недовольная собой. и ты это не узнаешь, папочка, не узнаешь, а ведь мы ждали и любили тебя.
чего стоит счастье?
а сколько стоит твоя любовь?
тебя мне заменил другой человек, не отец, не отчим, не пример,
заменил ты ей настоящего мужчину.
который бы помог во всем, поддержал бы, ведь главное - не ты и она, а минуты, проведенные вместе..
в моей жизни появился алкоголь,
а в её боль, нужда в деньгах,
а ты порхаешь, как бабочка, в своем мире...
Рождество.
три дивана. вокруг. огромный стол. оливье, море алкоголя, горячее, киевское блюдо, ещё какое-то говное, на которое я бы не посмотрел даже. тётя, её дети, муж, их друзья, бабушка и дедушка, МОЙ ОТЕЦ моя мать и я. моя скромность переступила всё. я не мог даже его отцом назвать. а её - мать. а их - моей семье. я изуродован пространством что меня сейчас окружало и обвивало мою шею стальной веревкой.
все было хорошо, все говорили, смеялись. отец смотрел на меня, всё хотел что то спросить, потом поворачивался к мамоньке, она резко целовала его. все охали.
- РОБЕРТ!
- КСЮША!
- СЛУШАЙТЕ, ВЫ ПРЯМ ИСКРУ СЛОВИЛИ.
- ЭТО ЛЮБОВЬ, говорил Марк.
- ЭТО СТРАСТЬ, говорила бабушка.
- ЭТО ЖИЗНЬ.... - говорил дедушка.
- ЭТО СРАМОТА, ЛИЦЕМЕРИЕ, ГОВНО, кричал я из конца зала, держа в руках виски.
все вдруг резко замолчали. посмотрели на меня. молчание, которое значило, что я почем зря произнес эти слова.
- Подожди меня здесь, Ксюшенька, я поговорю с ним.
он взялся за стакан вина, посмотрел, повертел его - и допил.
он взглядом указал мне на кухню, я послушно кивнул и направился туда.
Мой отец меня никогда не бил. Поверьте. За любое говно меня никто и никогда не бил. А зря. Я бы хотел чтобы меня отхлестал отец. Сильно и жестоко. Оговорочка по Фрейду..
- слушай, зачем ты такое говоришь? - спросил отец.
я прождал минуту. в виски я еще час назад, когда начал пить, вылил колы - сколько влезло. я сделал протяжный глоток, отрыгнулся, сморщил глаза и закурил.
- я не знал, что ты куришь.
- потому, что не видел, как я курю, как я пью, как страдаю, как ненавижу тебя.
- так, почему ты это сказал?
из зала доносились смех, радость, хорошее настроение, потому что рождество. А еще Юрий Шатунов и Группа Крови. а внутри меня была боль, тошнота, страдание. никого я так еще ненавидел, как свою семью, как себя.
- потому что твоя любовь и сопереживание нашей жизни и говна не стоили, вот почему.
- нет! я люблю всех вас, ты посмотри, как твоя мать лезет ко мне, как она меня любит..
- её любимые цветы?
- фуксии.
- розы, блять.
- ой...
Ясно. я его ударил в живот, слабо, по детски, и ушел. я пошел в ванну, закурил еще одну сигарету, включил кран и наполнял ванну.
я пил теперь не обстоятельно и много.
ванна наполнилась...