Я сидел на лавочке в сквере, а поодаль копошились сизари. Рядом с ножкой скамейки было насыпано жёлтое, как масло, пшено. Голубям, тем более, насекомым оно могло казаться золотым облаком вселенной с несчётными звёздами и планетами. Но вселенского чувства эти пшённые галактики в птицах, как видно, не вызывали. Более того, не будили и простого любопытства и жадного аппетита. Рядом лежало нечто более заманчивое: куски разломанного сдобного пирога, похожего на пасхальный кулич, тоже золотисто-жирного и, наверное, издававшего неодолимо-сладкий и вкусный запах. Голуби, утробно воркуя, то самозабвенно клевали, то наскакивали друг на друга, отгоняя соперника. Они долбили добычу так часто и дробно, что будь на их месте люди, у них сделалось бы сотрясение мозга. А уж что говорить о дятлах! Но птицам было нипочём, Они всю свою короткую жизнь только и делали, что кланялись своими маленькими головками туда и сюда, и ничего им от этого не делалось. Им было хорошо.
И я подумал, что мог бы оказаться на их месте, родиться голубем, и мне было бы ничуть не хуже, чем теперь в человеческом облике. И я, голубь, был бы нисколько не ниже, чем всякое другое живое существо на земле.