Шесть миниатюр
1
Густой и дышащий сад. К нему вела тонкая тропа, и путь по ней вился и срывался, будто хладнокровно играл с любым заблудшим.
Не со мной. Я быстро привык к острому характеру тех зарослей. Все же, любое препятствие было ничем - за ним ждал сад.
Меня встречал поющий звон капель и шорох малахитовой травы. Дикие изгибы кустов и благородство древесного свода. Я проходил дальше - мне кивали цветы. Затем, повсюду - пляска теней и феерия света. Медленно накатывалась ночь, разливая ледяное серебро и темный бархат. Все время сад шептал, напевал, убаюкивал...
Я помню его чудовищно хорошо. Я ведь никогда в нем не был.
2
Одинокий замок на утесе, давно покинутый и глухо-пустой.
Она бродила по нему долго и всегда одна. Замок научил ее терпеливому шагу и особой внимательности. Часами она вглядывалась в море, опершись на парапеты гордых башен; неделями изучала коридоры, своды, подбирала брошенные книги. Свист ветра и завывающий прибой скоро стали ей ближе голоса матери.
Проходили месяцы - она посадила во внутреннем дворе цветы. Замок стал родным, она приходила беспечно, строила ему собратьев из песка и редко, когда в старых книгах находилась милая строчка, аркады звенели ее смехом.
Зимой цветам пришел конец. У нее, конечно, были планы вдохнуть пламя в древние камины; она мечтала о новом саде, который непременно сотворит весной.
Уходя в один январский вечер, она не знала, что больше не сможет вернуться.
3
Илоне Огинской
Второй день я жадно пережидаю дожди в крытой террасе постоялого двора. Плотная стена воды рисует серо-голубые миражи, и в штормовой дали рассеивается призрачное эхо каких-то неведомых звуков.
Со мной говорит молодая женщина, ее голос низок и порывист. Застигнутые врасплох природой, мы ждем; нас уносит волной долгого разговора. Словами мы плетем что-то бесконечно далекое, похожее на калейдоскоп, куда складываем кусочки разделенных чувств, цвета вспыхивающих мыслей. Угловатые узоры переливаются, и ход времени расплавляется в наших голосах. Вечер, ночь, утро…
Дождь стихает, его фантомный замок рушится, я молча уезжаю верхом. Ее имя мне неизвестно. Думаю, оно и не было нужно.
4
Тугое, мерцающее утро; голубь клюет уличные крошки.
Девочка открывает окно, довольно дышит, любуется еще дремлющим городом.
Голубь клюет уличные крошки.
Развешенное белье парусится, юный ветер приносит дух жизни и первых прохожих.
Голубь клюет.
На площади свое дело подхватывают музыканты, и к ним сбегаются дети, босые и обутые; на углу спотыкается лошадь - извозчик брызжет руганью; в балконах слышно чью-то беззаботную песню.
Голубь клюет.
Несется ловкий воришка, городская стража громыхает по следам. Разносится бой башенных часов.
Крошки кончаются, и голубя уже не видно.
5
Бездна.
Огромная, безнадежно черная пропасть. Я ожидал встретить на пути все, но только не это. Пускай я не знал, куда шел и почему нужно было идти.
Утягивающий тоннель воющей пустоты. Я судорожно бросаю камешки - они не находят дна, подаю голос - эха не слышно. Мне теперь все ясно. Придется идти назад. Свист черноты становится невыносимым, закрыть уши и повернуть обратно...
Я пытаюсь отшагнуть, и понимаю, наконец. Она не передо мной, даже не вокруг. Она внутри.
6
Не храм, но мастерская. Хотя, полагаю, для меня - и то, и другое.
Большое, широкое окно и крылья занавесок, ария соловья и тремоло сверчков - все для тихой, но вдохновенной работы. Фигурки, статуэтки, игрушки, свистки и посохи из дерева, камня, глины и костей не всегда известных мне животных. Иногда достается нечто более редкое - жемчуг или самоцветы - и выходят непрактичные и пронзительно красивые кольца. Правда, на них уходит металл и много сил.
Все же странно называть это работой: никто мне не заказчик, и все изделия стоят на полках или спят в сундуке. Только редкие, наиболее странные из них я дарю. Что с остальными - не знаю. И с каждым новым, живым творением стараюсь понять.
июнь 2018