Посвящается крестной матери.
— Па-па, ма-ма, птич-ка, люст-ра, — девочка в больничном халате сидела на кровати и водила пальцем по азбуке, — а что это за слово, дядя-доктор? — она подняла глаза на мужчину, стоящего у кровати.
Вопрос девочки, казалось, вывел его из легкого забытья. Доктор наклонился и прочитал слово по складам. Она улыбнулась и продолжила вслух изучать книгу.
— Как твоё самочувствие, Лидочка? — наконец, спросил мужчина, присев рядом.
— Всё хорошо, — произнесла девочка высоким голосом, — а скоро папа и мама приедут?
По лицу мужчины пробежала легкая дрожь.
— Скоро, Лидочка, скоро, — он осторожно потрепал её по голове, — смотри, тут тебе передали кое-что в честь твоего девятилетия.
— Что же, что же? — девочка радостно воскликнула, взмахнув руками, — родители обо мне не забыли?
Мужчина вынес из коридора пакеты с овсяным печеньем, книгами и игрушками.
— Не забыли! — воскликнула Лида, радостно хлопая в ладоши, — не забыли, не забыли, не забыл… не… за-а-а-а-были, — девочка зашлась в кашле, — кто ты? — закричала она, указывая на мужчину, — уходи! Папа, где ты? Мне страшно! Кто это? Кто они, папа?
На крики из коридора прибежала медсестра, следом за ней в палату вбежало несколько докторов. Последний вывел мужчину из комнаты, закрыв за собой дверь.
Через матовое стекло двери, не пропускающее лучи солнца, льющиеся из палаты, видны были силуэты, что держали девочку, пока медсестра делала укол.
Мужчина тяжело вздохнул и сел на стул рядом с постом медсестры. Реабилитационное отделение платной клиники щеголяло роскошным убранством. Полы блестели от чистоты, обстановка палат поражало глаз, кабинеты ломились от обилия современной техники. Мужчина снял халат, повесил на спинку стула. Оправил дорогой пиджак темного цвета, драпированный фалдами ткани, такие же штаны и лакированные туфли.
— Извините, Андрей Михайлович, не уследили, — медсестра вынырнула из палаты, — рано у неё приступ начался.
— Какие прогнозы? — спросил Андрей равнодушным голосом, глядя перед собой.
— Ваша дочь, она… она стабильна. Ничего нельзя сказать насчет ухудшения… В любом случае, регресс невозможен...
— Это главное, — Андрей пошел было к выходу, но тут же вернулся и сунул в карман девушки несколько смятых пятитысячных купюр, — вы уж проследите.
***
Дом встретил Андрея привычной тишиной и холодом. Поставив машину в гараж, он поднялся по широкой мраморной лестнице в особняк и запер дверь на все замки. Дворецкого уже давно не было — хозяин уволил всех слуг и дом окончательно опустел. Андрей занес пакеты с едой на кухню и механически включил телевизор. Экран разбавил атмосферу пустоты, пока мужчина готовил нехитрый ужин. Стрелка часов перевалила за двенадцать, когда раздался телефонный звонок.
— Слушаю, — ровным голосом отозвался Андрей Михайлович, стоя перед окном, — если они вам мешают, устраните. Устраните — значит, устраните. Меня не волнует, что скажут в прессе. Заплатите им. Объект должен быть сдан в срок, точка, — он положил трубку.
За окном мелко закапал дождь и где-то рядом сверкнула молния. Комната на секунду осветилась, но тут же канула во тьму, лишь слабое мерцание телевизора, да монотонный шепот диктора разгоняли сгустившийся мрак. Андрей вздрогнул от глухого удара грома. Обернулся, ища глазами что-то. Взгляд выхватывал из темноты широкую столовую, отделанную в стиле хай-тек, но с уклоном в роскошь. Всё кричало о состоятельности, но кричало учтиво и со вкусом.
Андрей покосился на икону в дальнем углу столовой. Встал на колени, помолился и, не раздеваясь, лег в постель.
***
— Андрей, — голос жены взволнованно дышал, — тут какие-то документы я нашла…
— Какие документы, Оля? — Андрей быстро вышел из конференц-зала, — у меня важное совещание, а через час подписание договора на несколько миллиардов, я же просил не звонить!
— Я не знаю… Тут какие-то печати, синие, гербовые! — Оля перехватила трубку, — Лида! Это ты взяла? — в трубке послышались шорохи и детский голос, — Андрей, она говорит, что вытащила это из твоего портфеля… Говорит, хотела, чтобы ты не уезжал...
Андрей Михайлович ринулся обратно и около входа в зал отыскал свой портфель. Быстро перебрав бумаги, он удостоверился, что действительно, некоторых не хватало.
— Оля, — спокойно сказал он, — ты представляешь, что это за бумаги?
— Милый, прости, я не уследила, я виновата… Что будем делать? Без них совсем никак?
— Твою мать, — Андрей выругался и тут же одернул себя, — извини. Так, сейчас двадцать минут до десяти… Такси не успеет. Значит так, берешь эти бумаги и быстро едешь ко мне. Позвони за пять минут, как подъезжать будешь, я встречу тебя.
— А куда Лиду… Ей же пять лет всего, куда я её одну дома оставлю, няню то я уже отпустила… — голос Оли сквозил растерянностью.
— Бери с собой, только не забудь пристегнуть. Всё, целую, мне нужно уходить, — Андрей бросил трубку, не дожидаясь ответа.
Следующие полчаса он провел как на иголках, хоть лицо его не выражало никаких эмоций. Вежливо, но сухо общался с представителями китайской компании, легко переходя с русского на китайский, а с китайского на английский. И только капельки пота на его голове, редкой на волосы выдавали внутреннее волнение. Андрей оттягивал подписание документов как мог, находя незамысловатые отговорки для директоров обоих компаний. Будущая коллаборация крупнейших строительных концернов двух стран обещала огромную прибыль и новые должности — сделка должна была состояться в любом случае.
Наконец, в кармане завибрировал телефон. Андрей, сдерживая дрожь, меланхолично откланялся и вышел к ресепшену, высматривая знакомую машину желтого цвета. Любила этот цвет Оля, как и мимозы. Да и шел он к лицу девушки. Андрей невольно вспомнил, как познакомился с Олей — тогда, ещё будучи простым служащим, только-только вернувшись после Афгана, комиссованный с контужием, он работал юристом. Ни о личной машине, не о роскошном особняке в те года он и не мечтал, как и не думал встретить девушку своей мечты в парикмахерской. Андрей устало присел в кресло и оно прогнулось под его весом — после войны мужчина сильно набрал в весе за счет литого тела, крепкого, как камень. Волосы уже тогда начинали выпадать, и ему приходилось с пристрастием выбирать парикмахеров — не каждый мог грамотно сделать свою работу. И вот, к нему подошла миловидная девушка с короткими светлыми волосами. Большие голубые глаза, казалось, глядели в вечном изумлении и недоверии — и этим покорили сердце колючего и холодного вояки. Это была любовь с первого взгляда — мужчина уже на завтрашний день принес желтые цветы, так подходящие к платью девушки. Оля смотрела на него широко распахнутыми глазами, не зная, как реагировать. Андрей в недоумении постоял несколько секунд, почесав затылок, так и хотел уйти, но девушка тут же бросилась к нему, схватив за руку и не нужно было слов…
Автоматическая дверь раскрылась, впуская охранника и холод — несколько дней оставалось до Нового Года и снег скрывал опасный гололед на улице. Наконец, показалась желтая машина из-за поворота и Андрей набрал телефон жены.
— Оля, смотри, заезд справа, вот, видишь там шлагбаум?
— Да, да, сейчас, — в трубке раздался приглушенный плач, — Лида, пожалуйста, успокойся, мы сейчас приедем… Я не могу поднять твою игрушку, мне не дотянуться!, — снова шорохи, — ты говоришь, вот сюда, да… черт!
В зале за спиной раздались хлопки бутылок шампанского и двери позади Андрея распахнулись, выпуская в широкий холл ликующих мужчин — контракт был подписан.
Без бумаг Андрея.
А за окном, будто в замедленной съёмке, маленькая желтая машина описала широкий полукруг на заснеженной дороге и на полном ходу влетела в бетонную будку охранника. Звонок оборвался и только лишь тихие гудки мерно колотились в такт сердца Андрея.
А за его спиной ликовали люди.
Но мира не существовало — была лишь только машина, наполовину впечатавшаяся в бетон здания.
Машина с его женой и его дочерью.
***
— Этого хватит? — Андрей угрюмо постучал ручкой по широкому списку препаратов.
— Должно хватить, — врач пристально вгляделся в бумагу, — принимаем лишь наличный расчёт.
— Как будет угодно, — Андрей развернулся и пошел к выходу из больницы.
Сев в машину, он сцепил руки над головой и пристально сжал кулаки, сдерживая дрожь.
— Влад, я перевел со счетов все накопления на мой основной, — Андрей включил громкую связь, — что с компанией? Я продал, деньги нужны были. Нет, никаких кредитов. Нет, помощь твоя не нужна. Лучше проследи, чтобы без проволочек, завтра я отправляю Лиду в Германию. Да не нужны мне твои пожелания, просто сделай свою работу хорошо. До связи.
“Двенадцать лет, — подумал он, — я поднялся от простого служащего до директора за двенадцать лет. Двенадцать лет — и вот шестизначная сумма в награду за прожитые года. Если это не поможет…”.
Через несколько месяцев, особняк Андрея стало не узнать — на стенах появились вместо картин и гобеленов детские рисунки Лиды, комнаты заполонили игрушки и книги, детская кроватка заменила столы из морского дуба, а полы покрылись коврами, скрывающими холодный мрамор.
К дому подъехала машина, груженая сложной медицинской аппаратурой. Андрей вынес на руках спящую девочку, уложил её в кроватку, и следом за ней потянулась вереница из бесчисленных металлических коробок, в которых прятались приборы и препараты, таблетки для сна и инъекции беловатой жидкости, трубки для дыхания и кислородные баллоны…
Лида редко приходила в себя и ещё реже узнавала происходящее вокруг — болезнь, душившая её мозг, отчаянно боролась с сознанием. Недавно победив деменцию вкупе с посттравматическим синдромом, новая напасть, казалось, добила, но дорогое и экспериментальное лечение если не спасло девочку, то отсрочило скорую дату.
— Я не вижу смысла держать её у вас, — Андрей неспешно подписывал бумаги, — я потерял жену в реанимации и не собираюсь оставлять дочь здесь, — он поставил последнюю подпись и отодвинул листы, — Лида будет жить у меня. К тому же, после Германии у неё намечается стабильное улучшение.
И действительно, девочка уже больше не пугалась “дядю-доктора”, хоть и не называла его отцом. Приступы прекратились, и в душе Андрея забрезжил свет надежды на выздоровление. Прошло три месяца, как девочка жила дома. Андрей скрупулезно считал каждую копейку, думал над продажей машины и о переезде в более дешевое жилье. Влад, его старый армейский друг, неоднократно предлагал помощь, но мужчина раз за разом отказывался, пока вдруг не обнаружил, что ему нечем платить за новые дозировки лекарств для Лиды. Но и тогда, Андрей предпочел самостоятельно искать работу, не полагаясь на чью-либо помощь.
Прошло четыре месяца. Отец стал пропадать на работе, поручив блюсти заботу о девочке нанятой сиделке. Она приходила утром и уходила вечером, после приезда Андрея. Вновь углубившись в бумаги, Андрей практически перестал уделять внимание дочери, считая для себя первичным долгом полностью обеспечить материальную защиту
В один из мартовских вечеров он сидел за столом, подперев лицо руками, уставившись в бумаги и вполуха слушая грозу за окном. Небо покрылось густыми тучами, наступила кромешная тьма.
— Папа? — раздался тихий голос из другой комнаты.
— Да, да, — механически отозвался Андрей, отрывая сонные глаза от бумаг.
Но тут, осознание произошедшего мигом стряхнуло с него сонливость.
Ведь отцом его девочка после аварии не называла ещё никогда.
— Лида! — Андрей ворвался в комнату и включил верхний свет, — доченька!
Девочка сидела на кровати и терла глаза.
— Папа, что со мной? — спросила она испуганным голосом, смотря на него снизу вверх, — я умираю?
— О Боже, что же ты такое говоришь, — мужчина бросился к девочке, — как ты себя чувствуешь, Лида?
— Тут много рук вокруг меня, они всё тянут, тянут за собой… Мне страшно, папа!
Андрей взял девочку на руки и прижал к себе, не веря своему счастью.
— Тихо, тихо, — говорил он, успокаивающе гладя её по голове, — это просто страшный сон… Хочешь, я поставлю тебе колыбельную?
Не дожидаясь ответа, он подошел к кукле и включил механизм. Та включилась, заиграв нехитрую мелодию.
— А за твоей спиной стоит мама!
Андрей вздрогнул. Холодная волна дрожи пробежала по его спине.
— И что она говорит? — спросил он неровным голосом.
— Она говорит, что любит тебя… Папа, я люблю тебя, — прошептала девочка и с видимым усилием приподнялась, обвив тонкие и холодные руки вокруг отцовской шеи, — она просит, чтобы ты отпустил нас, папа…
— Как, отпустил? — Андрей, казалось, не осознавал происходящего, — куда — отпустил?
— Мы тебя очень любим, — прошептала девочка, поцеловала отца и затихла.
Несколько минут Андрей стоял неподвижно, на автомате медленно поглаживая голову дочери.
— Это просто сон, Лидочка, это просто сон, тебе приснился страшный сон…
Но постепенно, до него доходило осознание.
Кукла замолчала, доиграв мелодию.
И мир вдруг стал таким пустым… Он сконцентрировался в одной точке и тут же взорвался тысячами осколков, калейдоскопом разметав эмоции, мысли и чувства. Боль и пустота вопили в каждой клеточке тела и кажется, Андрей впервые в жизни закричал.
Он кричал долго, бессмысленно, до хрипоты и сорванного голоса, до порванных связок и темноты в голове, а рядом с ним лежала десятилетняя девочка.
Лежала и улыбалась, смотря стеклянными глазами в потолок.
— Господи, за что? — он упал на колени перед иконой, — я всю жизнь зарабатывал деньги, чтобы защитить семью, чтобы она ни в чем не нуждалась и была счастлива, — Андрей заломил руки, — я не умею по-другому любить, я просто хотел, чтобы все были в достатке и всё было хорошо…
Грянул гром и сильный порыв ветра раскрыл окно, растрепав и залив бумаги на столе. В комнату ворвался свежий, грозовой и мокрый воздух. На улице неистово трепыхались деревья, ливень не щадил сил. И тут же, вслед за косыми струями, на стол мягко спикировала белая голубка. Мокрая и облезшая, она вспорхнула и тут же камнем упала рядом с свалившимся от бессилья на пол мужчиной. Подошла поближе и чуть тронула клювом ладонь человека.
Тот очнулся, смотря бессмысленными глазами на птицу.
А та прыгнула к нему на грудь.
И замерла.
***
Мужчина в серой рясе шел по площади небольшого городка. Его седая борода доставала до груди, редкие волосы на затылке давно скомкались и стали неразличимы. Мужчина шел и попутно кидал пшено спускавшимся к нему птицам — голубям, воробьям, синицам всех размеров и цветов.
И только одну птицу — белую голубку он неизменно искал в небе подслеповатыми глазами.
И каждый раз, когда она слетала к нему, из глаз мужчины скатывалась едва заметная слеза.
И только увидев и приласкав птицу, он шел дальше.
Ведь он знал, что скоро встретит всех своих близких.