У Константина Ваншенкина есть стихи:
Вдруг озарится мгла
В каком-то странном плане:
Ахматова была
Моделью Модильяни.
До Первой мировой
Среди возможных сотен,
Рисунок перьевой
Изящен и свободен.
Об этих рисунках Анна Ахматова вспоминала:< Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами...
Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей царскосельской комнате. Они погибли в царскосельской комнате в первые годы революции. Уцелел тот, в котором меньше, чем в остальных, предчувcтвуються его будущие <ню>...
Больше всего мы говорили с ним о стихах. Мы оба знали очень много французских стихов: Верлена, Лафорга, Малларме, Бодлера.
...а вокруг бушевал недавно победивший кубизм, оставшийся чуждым Модильяни. Марк Шагал уже привёз в Париж свой волшебный Витебск.
<А далеко на севере>... в России умерли Лев Толстой, Врубель, Вера Комиссаржевская, символисты объявили объявили себя в состоянии кризиса, и Александр Блок пророчествовал: О, если б знали, дети, вы
Холод и мрак грядущих дней...
Три кита, на которых ныне покоится ХХ век, - Пруст, Джойс и Кафка - ещё не существовали как мифы, хотя и живы были как люди>.
Встречи Ахматовой с Модильяни происходили в Париже в 1911 году. После Анна Ахматова не имела от Модильяни никаких сведений, хотя и спрашивала о нём людей, посещавших Париж. И только в начале НЭПа, когда она работала в издательстве <Всемирная литература>, ей попал в руки французский художественный журнал.
<Я открыла - фотография Модильяни... крестик... Большая статья типа некролога: из неё я узнала, что он - великий художник ХХ века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нём уже есть монографии по-английски и по-итальянски>.
C рисунка Модильяни, в котором есть черты возлежащего на парапете сфинкса с головой девушки (теперь он часто воспроизводится в книгах), началась галерея портретов Анны Ахматовой. Модильяни жалел, что не мог понимать её стихи, но подозревал о таящейся в них глубине чувств.
Когда я впервые увидел в Русском музее портрет Анны Ахматовой, написанный художником Альтманом в слегка кубическом духе, я был им восхищен. Альтман чудесным образом передал полное очарование образом молодой красивой поэтессы. Недаром Блок посвятил ей строки:<Красота страшна, вам скажут>...
Вспоминая об этом, Ахматова напишет:< У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в то время < Блок бредил Кармен и испанизировал и меня. Я и красной розы, разумеется, никогда не носила. Не случайно это стихотворение написано испанской строфой романсеро. И в последнюю нашу встречу - за кулисами Большого Драматического театра весной 1921-го года - Блок подошел и спросил меня: А где испанская шаль? Это последние слова, которые я слышала от него>.
А Блок предсказал точно - <холод и мрак грядущих дней>.