Артезиан и мандарин императора Пу И

               
     Лорд Керзон кирзовый блиндажный блиндированный опломбированным мышьяком таможенным рифом Тасмании из Наибольшемалых прияя вырубку ближайшего лёсса и суглинка как симболический фаллос кощунственного симбиота и робота воплотившего в своих хромированных Норникелем острых и резких но веселых чертах Астульфа Бестера всю силу тщетных усилий мордастого Елона Маска сменить буквицу малую и тем прославиться на пятнадцать секунд пока тикает внутри чека тик - так тик - так рванул за рукоять витую латунной оковкой потайной двери в преисподнюю и буквально тут же сразу первым делом как самолет или матерное слово Иоанна Богуслава зашатался на пороге узрев всю непотребность творимого на скрытых просторах сознания дела доблести и чести первобытных комсомольцев уходивших на гражданственную войну между долгом и употреблением сырокопченой буженины нашего вечного дела славянского племени носастых и скуластых мордвинушек : пунктуация, бля !
     - Ё...й в рот, - кричал мохнатый Епифанцев, сидя на трубах Цоя и ожидая миссис Икс, что уже отплыла гламурной платформой школы самбы с берегов Ориноко, - опять обосрался, пудель !
     По переходу бегал пудель. Обычный пес, шаговитый, кудрявый, как минувший Немцов, черный и никакая перекись водорода уже не поможет, эта х...ня навечно, как парховизм или отчисленная за неуспеваемость в ПТУ заикастость снобястого мудака Троицкого, излечившегося Дольфом Лундгреном и электрофоресом Кротова, предательского перебежчика с Татьяны Веденеевой на Новодевичье, где он и лежал, притворяясь мертвецом, между памятником усатому Бюль - Бюль - оглы, захороненному живым, и выставленной на всеобщее обозрение мумией доцента Собчака, ставшей новым символом сопротивления девятой роте Кессельринга, проходящей первичную санобработку в стенах древнего монастыря Алекса Уилки - Керви, нашего человека помимо деепричастных словооборотов гнусного подводника Новгородцева, ненастоящего подводного шамана, на этот непростой раз закинувшего пса на переход.
     - Стой, сука, - картавил изюмом вислощекий дорожник в оранжевой робе наизнанку, вися на стакане вниз башкой, будто Муссолини, - пудель херов, мать твою, стой, кому знаю.
     - Гнида ты, - заметила плотная и коренастая тумбочкой от лакированного письменного стола ( артикул 100 ) Марта Костюк, примеряясь херякнуть по дорожнику алюминиевым дюралем, отлитым бригадой бессонных металлургов Херсона в вид и образ пассионарного мужа Витухновской, навсегдашне впавшего в память иконы ерзким и шаловливым хером, вдувавшимся соратниками строжайше в анус евреюжистой и севрюжной правдой - маткой поэтессы подвальных перегонов транзита, откуда и пошли потом вышагивать площадями Павленский, Явлинский и Троцкий, три богатыря и основателя Института Блаженных девиц, что при Остоженке Забайкальской, - Муссолини - канибал, шакал просто, а не пудель.
     Пудель бегал молча. Хули, собака. Хрена ему разговаривать ? Так и коты тоже ничего не произносят, что бы там ни гнал Кэрролл, умна божия скотинка, знает благомыслительно : стоит сказать хоть слово - тута же приспособят в караул или ворочать говно лопатой. Заставят голосовать и покупать полиэтиленовые пакеты, выстиранные креозотом на Пасху. Или еще что, столь же скучное и глупое, как и все дела - делишки двуногого племени, вечно ставящего телегу поперек лошади.
     - А мамыньки, - заорала Марта, доставая атомную бомбу, - лошадь !
     На перекресток выскочил человек в галошах, то ли Ермолай Пионтковского, то ли сам Белковский, грозный и могучий Виктором Пузо омбудсмен нечистивцев.
     И знаешь ли, моя милая сестрица, что я тебе скажу ? Вот если бы не я, то несдобровать маленькой Марте. Но я - автор. Поэтому просто пришибу на х...й хером моей Богини Бэйли Джей всех этих гадов, возьму парочку хохлушек подмышку в защиту и любовь и пойду слушать греческий треш - металл, улыбаясь до ушей славной экскурсией в этнографию снова Алекса Керви, просто убившего недосягаемым уровнем игры всех остальных несколько дней и ночей назад.