И жизнь, и слезы, и любовь Киры I

               
               

                Пролог
               
   После похорон все разошлись. У свежего могильного холмика остались четверо: молодая женщина и трое пожилого возраста мужчин.
     У женщины из-под повязанной вокруг головы узкой черной косынки пробивались пышные, ещё не тронутые сединой, каштановые волосы. Черное обтягивающее платье как-то не ко времени, и не к месту, подчеркивало её высокую грудь и стройную фигуру.      
    Один мужчина был высокого роста, несмотря на годы, выглядел молодцевато. В его осанке и руках ещё чувствовалась сила и уверенность. В поредевших седых волосах выделялись едва заметные каштановые пряди. Изредка он украдкой бросал восхищенные взгляды на женщину.
      Другой – был среднего роста, не в меру располневший и обрюзгший. Короткая шея почти срослась с плечами, над которыми возвышалась большая лысая голова с большими оттопыренными ушами.  Вместе с тем его лицо с несколько выпуклыми глазами, охраняемые линзами очков, полными губами и курносым носом олицетворяли саму доброту и кротость. Его опущенные плечи вздрагивали. Он все время всхлипывал и, вытирая слезы, громко сморкался в носовой платок.
      Третий мужчина был выше среднего роста, как и первый: стройный и подтянутый. У него были правильные черты лица, сохранившие с годами признаки былой красоты. Над высоким лбом белые, как лунь, волнистые волосы открывали глубокие залысины. Он стоял в стороне от всех, поникший и, не моргая, затаив дыхание, смотрел на могильный холмик.
        Первый и второй были между собою знакомы. Третьего оба видели впервые. До сегодняшнего дня их дороги никогда и нигде не пересекались.  В этот горький миг их объединила невосполнимая для каждого из них утрата и непоправимое горе.
        А та, которая навсегда упокоилась под этим могильным холмиком, покрытым многочисленными венками и букетами живых цветов, при жизни каждому из них отдала частицу своего сердца и тела, а, уйдя, унесла с собой память о каждом из них.
     Дочь покойной хорошо знала двоих -  отца и отчима. Третьего она тоже видела впервые. Доверившись дочери, мать незадолго до своей кончины поведала ей историю своей жизни и открыла свою тайну…

                Глава первая

                1                1

    К пятнадцати годам Кира Грановская в кругу своих сверстниц видела себя гадким утёнком. Она была излишне худощава с торчащими лопатками и угловатыми плечами. На груди сквозь школьное платьице, в отличие от одноклассниц, едва проглядывались,
 затаившиеся девичьи бугорки. 
     Не с завистью, а скорее с легкой грустью, она смотрела на подруг и её обижали, хотя и незлобивые, но, как ей казалось, их снисходительные взгляды. Но, когда в классе стали зарождаться романтические отношения между мальчиками и девочками её огорчало то, что мальчишки не только не интересовались ею, но позволяли в её сторону бросать ироничные словечки.
       Она стыдилась своей внешности, даже недолюбливала себя, и никто в классе почему-то не замечал, или делали вид, что не замечают её карих глаз с длинными ресницами, и, как будто подведенными рукой театрального гримера, бровями.  А ещё у неё были полные, цвета вишенок, губы, но самым примечательным в её девичьей внешности была тяжелая, напоминающая отрезок корабельного каната, русая, до пояса, коса.   
    И первым на её глаза, губы и, особенно, косу, обратил внимание новый одноклассник Коля Грачев. Он появился в их классе в последней четверти восьмого класса. Был он небольшого роста, ниже всех мальчиков и девочек, но производил впечатление ладно скроенного подростка. У него были мускулистые руки, развитая грудь и широкие плечи.
Сын боевого кадрового офицера Коля уже несколько лет серьезно занимался спортом. Вместе с тем был тихим, не очень общительным, но необыкновенно красивым мальчиком. У него были правильные черты лица, как будто нарисованные губы, серо-голубые глаза, а на голове русые волнистые волосы. Одноклассники прониклись к нему с симпатией: мальчики за его спортивную стать, а девочки за необыкновенную красоту. И только!   Так совпало - Колю посадили на свободное место рядом с Кирой. После первого робкого знакомства оба были напряжены. Немного освоившись в незнакомом классе, Коля, осмелев, бросал короткие взгляды в сторону Киры. Впервые, встретившись с его взглядом, Кира смутилась - на неё еще ни один мальчик не смотрел такими теплыми глазами.
     Первую неделю они почти не общались, молча, переглядываясь, иногда перебрасывались короткими фразами. Кира испытывала неловкость, особенно, когда им вместе приходилось подниматься за партой - она была на полголовы выше Коли.
     После уроков, по дороге домой, не сговариваясь, шли рядом. Как, оказалось, они жили не только на одной улице, но в соседних домах.
     Одноклассники и подружки Киры, провожали их с улыбками и вопросительными взглядами, особенно после того, как увидели, что Коля, шагая рядом с Кирой, ежедневно носит её тяжелый портфель. Свои учебники и все школьные принадлежности он носил в полевом кожаном офицерском планшете, на ремне через плечо.
    И, хотя Киру продолжало смущать то, какими глазами он постоянно на неё смотрел, она относилась к нему, как к младшему брату. Вместе с тем общаться с ним ей было очень интересно: он был начитан, много знал и многое повидал, переезжая с отцом, командиром Красной Армии, из одного гарнизона в другой: с Бреста в Уссурийский край или с полуострова Таймыр на самую южную точку Советского Союза – Кушку.

    Вскоре Кира поняла, что нравится Коле, как девочка, и это заставило её посмотреть на него другими глазами. В ней просыпалось теплое чувство симпатии к мальчику, которому она не безразлична.  Её перестало смущать, что ей приходится смотреть на него несколько сверху вниз, в отличие от Коли, который с первых минут знакомства  не испытывал никакой неловкости в том, что ему приходится смотреть на неё снизу вверх. Вспыхнувшее в его душе подростковое чувство оказалось выше этого предрассудка.
    Кроме общения в школе и по дороге к ней и обратно, они начали проводить много времени вдвоем: вместе делали уроки, ходили в кино, в парк на аттракционы. До знакомства с Колей она боялась к ним подходить, особенно к качелям и лодочкам.
С Колей ей было не страшно: ей нравилось, с какой ловкостью и сноровкой он их раскачивал, как они парят в воздухе, а в высших точках захватывает дух. В тире Коля учил Киру стрелять. Сам он стрелял без единого промаха по фигуркам, а по мишеням, к ее удовольствию и гордости за него, чаще попадал, в «десятку».

   Закончился восьмой класс, подходил к концу девятый. Коля продолжал носить портфель Киры. Им вместе было хорошо. Может показаться странным, но они сами не сразу обратили внимание на то, что почти сравнялись ростом. Зато, когда после каникул первый раз пришли в школу уже в десятый класс, все одноклассницы с удивлением увидели, что Коля перерос всех девчонок на четверть головы. В глазах большинства из них он стал просто неотразимым, и они, к огорчению Киры, наперебой стали уделять ему знаки повышенного внимания: строить глазки, писать записки, откровенно привлекая округлившимися формами.
     Но Коля был кремень – как и прежде, кроме Киры, никого не замечал. Её облик  тоже заметно изменился: покатые лечи, тонкая талия, стройные ноги, проснувшиеся груди и до пояса коса, придавали ей приметную привлекательность. И мальчишки -  одноклассники, которые ещё совсем недавно не только её не замечали и могли обидеть неосторожным словом, стали смотреть на неё другими глазами и искать с ней встреч. Но она, смущенно улыбаясь, думала только о Коле.

      Коля рос без матери - её не стало, когда он лежал ещё в колыбели.
Для Киры тема отца была закрытой. В своих отношениях они как будто компенсировали друг другу недополученные в детстве чувства: он материнские – женские, нежные и трепетные, а она отцовские – мужские, уверенность и надежность.

   Скоро они ощутили, что детство безвозвратно ушло и теперь их объединяет не просто детская привязанность и детская дружба, а нечто более полное и глубокое.
Они растворились в этом чувстве и без слов поняли, что отныне их жизни неотделимы одна от другой. Их отношения повзрослели вместе с ними и из детских переросли в юношеские. Их непреодолимо влекло друг к другу. Киру восхищала мужская воля,и удивляла выдержка Коли, но с каждым днем она чувствовала в его объятиях, как трудно ему противостоять пробуждающемуся желанию. Она была уверена, что прояви Коля, хотя бы чуточку настойчивости, и у неё не хватит силы уклониться, несмотря на настойчивые увещевания и нравоучения матери. Вместе с тем с замиранием сердца Кира ждала этого момента, неведомого, но такого влекущего и волнующего…
      Она знала, что некоторые её одноклассницы давно переступили со своими парнями эту, как им казалось, тонкую грань. При этом, ей были неприятны их недвусмысленные, с усмешками, намеки.

                2               

    Выпускные экзамены остались позади. Счастливые обладатели аттестатов зрелости по традиции после выпускного бала последний раз всю ночь гуляли всем классом по знакомым улицам, площадям и паркам. С рассветом стали расходиться…
Предрассветный воздух напоен утренней прохладой. Коля накинул на плечи Кире свой костюмный пиджак. По дороге домой присели в сквере на садовую скамейку, молча прижавшись, друг к другу. Сквозь тонкую ткань его белой рубашки Кира чувствует его мускулистую грудь. Послезавтра разлука: он уезжает из Свердловска в далекий Крым, под Севастополь, в училище военных летчиков. До сегодняшнего дня они прежде никогда не произносили вслух слов признания в любви. Их взаимные чувства, рожденные в их сердцах, были настолько естественны, искренни, и чисты - слова были излишни. Но сегодня слова вырвались наружу. Не сдержав слезы, Кира спросила:
    - Коля, милый, мой родной, как же мы так долго будем жить друг без друга в разлуке?
    - Кира, любимая, ты не права, - голос его срывался, - Что значит друг без друга. Даже в разлуке мы будем чувствовать друг друга. А иначе, какая же это любовь? Она с детства соединила нас навеки, и никакая разлука не сможет нас разъединить.
    - Но послезавтра ты уезжаешь так далеко и мы, даже не знаем, когда мы снова будем вместе. Её душили рыдания.
    - Прошу тебя, не надо плакать. Мне тоже очень тяжело. Но отец меня учил, ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа и не раскисать. Я уверен - мы справимся с разлукой. Любовь нам поможет с ней справиться.
    Кира прижалась головой к его груди. Он поцеловал её щеки и глаза. На губах остался солоноватый вкус слез. Губы её вздрагивали. Он прижался к ним долгим поцелуем. Сердце Киры, затрепетав, готово было выскочить из груди. Зардевшись, она подумала - завтрашний день, накануне его отъезда, они обязательно проведут вместе, и случится, наконец, то, что должно было случиться…

                3                2

В полдень Колю разбудил настойчивый голос отца:
  - Николай! Подъем! – по установившейся многолетней привычке, Коля быстро соскочил с кровати и, переминаясь с ноги на ногу, уставился сонными глазами на отца:
  - Папа, что случилось? Почему ты меня поднимаешь?  Сегодня же воскресенье. Я только под утро лег спать.
  - Коля, - голос его осекся, -  война, сынок… Война…Только что по радио выступал Молотов. Немцы вероломно нарушили границу в районе Бреста. Этой ночью бомбили Киев, Севастополь, Минск и другие города. Облокотившись двумя руками на рукоять инвалидной палочки, он тяжело дышал. Коля впервые в жизни видел отца таким растерянным…

     Полковник Арсений Грачев был человеком стойким, далеко не робкого десятка. С Первой Мировой двадцатилетний унтер-офицер вернулся домой с двумя Георгиевскими крестами. Без раздумий, став на сторону революции, он самоотверженно защищал её на фронтах Гражданской войны. После её окончания курсант военных курсов ходил на занятия с боевым орденом «Красного Знамени» на груди. В мирное время командир Красной Армии Арсений Грачев оставался на боевом посту, как на войне. Возглавляемые им погранзаставы находились на самых опасных и ответственных участках государственной границы на западе и востоке, севере и юге. Когда в конце 30-х годов участились пограничные конфликты на границе Монголии и Маньчжурии, оккупированной японцами, и назревала опасность безопасности не только Монголии, но и Советского Союза, полковника Грачева откомандировали в Монголию, как военспеца.
В конце мая 1939 года в преддверии основных военных событий на Халхин-Голе, Грачев
находился на одном из важнейших участков монголо-маньчжурской границы. В тот день японская пехота большой численностью при поддержке бронетехники, артиллерии и авиации нарушила границу. Завязался неравный бой, участником которого был Грачев. Застава почти вся погибла. Оставшиеся в живых монгольские пограничники сумели вынести с поля боя, тяжело раненного советского офицера и переправить его в госпиталь.
Из госпиталя полковник А.Н. Грачев вернулся в Союз с монгольским орденом «Боевого Красного Знамени» и без одной ступни.

    Коля смотрел на отца, ещё не сознавая в полной мере смысла и трагизма, происшедшего события. 
    - Война – это жестокая, правда, - глубоко вздохнув, продолжил отец. - Её зловещая тень давно висела над нашей Родиной. Фашистская Германия легко оккупировала большую часть Европы и уверенна в быстрой победе над Советским Союзом. Но фашисты глубоко ошибаются. Прав Молотов, говоря, что враг будет разбит и победа будет за нами.
Но за неё придется заплатить очень высокую цену.  Очень!
 Слушая, затаив дыхание, Коля начал понимать, что с сегодняшнего дня в его жизни и в жизни Киры, отца и всей страны все изменится. И как бы в подтверждение его мыслей, отец сказал:
    - Намеченный на завтра твой отъезд в летное училище, придется отменить.
Уверен, что уже сегодня будет объявлена всеобщая мобилизация - тебе придется явиться на мобилизационный пункт. Коля растерянно посмотрел на отца:
   -  Но я столько лет мечтал стать военным летчиком, - выпалил он.
    - В военкомате об этом известно. Сочтут нужным, отправят в летное училище. Но будь готов к тому, что могут направить в любое другое военное училище, бойцом в пехоту или матросом на флот. Война диктует свои законы.
Опираясь на инвалидную палочку, он подошел к оторопевшему Николаю:
   -  Запомни, сынок, с получением аттестата зрелости, ты стал взрослым мужчиной, а с сегодняшнего дня становишься защитником отечества. Надеюсь, ты осознаешь, что для меня это не громкие слова, это моя профессия - смысл моей жизни. Война – это тяжелое, кровавое испытание и очень жаль, что в начале жизненного пути вашего поколения, она тяжелым бременем ложится на ваши юные, ещё не окрепшие, плечи.

                * * *               

    В полдень, 22 июня 1941 года, Кира спала сладким безмятежным сном. Расставшись с Колей, она под утро пришла домой и засыпала с мыслью о нем. Она была уверена, что уже завтра, накануне его отъезда они проведут вместе, и в её и его жизни произойдет что-то очень важное. А после его отъезда она сдаст документы в Педагогический институт. И все годы разлуки будет хранить верность ему и их любви.

     Услышав на коммунальной кухне по радио заявление Молотова о начале войны, все женщины – соседки начали плакать навзрыд, а мать Киры, как будто окаменела. Она вошла в свою комнату, села на стул рядом с кроватью дочери и, боясь потревожить её сон, глядя на неё, с каким-то исступлением, молча, раскачивалась из стороны в сторону.  Увидев, как дочь во сне улыбается, лицо матери на миг просветлело: «Как она за этот год похорошела». Не сдержавшись, разрыдалась вслух.
     Неожиданно проснувшись, Кира села на кровати, свесив ноги:
    - Мама, который час? Почему ты меня не разбудила?  Мы должны были встретиться с Колей…. Погоди, а что случилось? Почему ты плачешь?
   -  В…в…война…- рыдание прерывало речь, -  война, доченька, - собравшись с силами, выговорила она…

                4                3

     Кира бежала к дому Коли, не чувствуя ног. В подъезде она перевела дыхание, быстро поднялась на второй этаж и нажала на кнопку звонка. Она любила здесь бывать. Ей нравилась их отдельная двухкомнатная квартира.  И, хотя чувствовалось, что в ней недостает женских рук, тем не менее, всегда было чисто и опрятно, все лежало на своих местах, а на кухне Кира ни разу не видела скопления грязной посуды.
    Двери открыл Колин отец.
Киру поразили происшедшие в нем перемены: Он как-то сник и осунулся, на щеках обозначились скорбные линии, глаза поблекли.
    - Здравствуйте, Арсений Николаевич! Что же теперь будет?
    - Здравствуй, девочка, - он обнял её за плечи, глаза его потеплели, - заходи, заходи. Коля говорил, что ты должна прийти.
     - А где он сам?
     - Он сейчас на кухне ищет на антресолях мой старый армейский вещмешок.
Скрипнула кухонная дверь и в её проеме показался Коля. В руках у него был залежавшийся, повидавший виды, выгоревший вещмешок. Увидев Киру, его лицо на мгновенье озарилось радостной улыбкой и тут же погасло:
     - Привет, Кира. Вот собираю необходимые в дорогу вещи.
     - Когда у тебя завтра поезд? - тихо спросила Кира. Коля подошел к Кире, взял двумя руками её руки и посмотрел в глаза, затем, потупив взгляд, опустил голову. Кира тревожно повторила вопрос:
     - Коля, когда у тебя завтра поезд? - Губы её дрожали. В наступившей тишине прозвучал прерывающийся голос Арсения Николаевича:
     - Коля уезжает не завтра, а сегодня. Объявлена всеобщая мобилизация.
Коля обязан явиться на призывной пункт, откуда большинство мобилизованных сразу отправят на фронт. Может быть, Колю, с аттестатом зрелости вначале отправят в летное или другое военное училище. Надо осознать то, что с началом войны, нам придется жить по законам военного времени.
    Киру как будто оглушили. Не в силах сдержать, подступивших слез, она, разрыдавшись, прижалась головой к Колиной груди. Растерянно, поглядывая на отца, Коля гладил её волосы. Увидев их, прижавшихся друг к другу, у Арсения Николаевича екнуло сердце.  Он подошел к ним и своими крепкими руками обнял обоих, услышав, как гулко стучат их сердца. Едва, сдерживая волнение, обратился к ним:
     -  Сейчас, ребята, как никогда, мы должны быть стойкими и не раскисать. Надо верить в нашу победу. А для этого каждый из нас должен внести свою лепту: будь то на фронте или в тылу. Я сегодня же пошлю рапорт в Наркомат Обороны с просьбой призвать меня, невзирая на инвалидность, и направить туда, где больше всего может пригодиться мой боевой армейский опыт. Тяжело вздохнув, Арсений Николаевич замолк и, собравшись с мыслями, произнес:
      - А когда разобьем фашистов и с победой вернемся домой, вы опять будете вместе, - голос его стал заметно теплей. Подмигнув, он, несколько лукаво, улыбнулся, -  непременно сыграем веселую свадьбу, и я очень надеюсь, подарите мне внуков… Даже только ради этого, мы должны обязательно победить…
   Кира и Коля продолжали, молча стоять друг перед другом. Обрушившаяся на их юные плечи страшное известие и предстоящая уже через час разлука притупили на какой-то миг их сознание.
      - Николай! – Прозвучал твердый голос Арсения Николаевича, - тебе пора собрать вещмешок, а мы с Кирой пойдем на кухню и поставим чайник. Когда уже сидели за столом, Арсений Николаевич открыл бутылку Шампанского:
      - Вот думал, – отметим окончание вами средней школы. Кто мог предвидеть, что так получится. Вместе с тем, невзирая ни на что, жизнь продолжается, - он наполнил три бокала, - выпьем за ваши аттестаты зрелости и за нашу победу…
     Сидя за столом, Арсений Николаевич несколько раз бросал тревожные взгляды на настенные часы, потом коротко сказал:
    - Пора, Николай! Пора! Кира  проводит тебя до военкомата, а мы с тобой, сынок, попрощаемся  дома. Он был уверен, что в эти последние мгновения, перед расставанием, им, наверняка, хочется побыть одним. Когда Коля взял в руки вещмешок, по традиции, молча, присели на дорожку…
 Прихрамывая, отец проводил их до входной двери, похлопал Колю по плечу и крепко по-мужски пожал руку. Но, когда Коля прижался головой к его груди, обнял его двумя руками и, сдерживая волнение, тихо сказал:
  - Я хочу, Николай, чтобы на фронте, в какой бы ситуации ты   не оказался, всегда помнил, что ты сын боевого командира Красной Армии, героя Гражданской войны.
И опять Коля впервые в жизни увидел -  глаза отца увлажнились. Полковник Грачев лучше многих сознавал: что значит отправлять на войну единственного сына…

Выйдя из подъезда дома, Коля, как всегда, по привычке, повернулся и помахал рукой, стоящему у окна отцу. Арсений Николаевич, кивнув головой, тоже махнул ему вслед.  Увидев, как сын забросил одной рукой за спину вещмешок, а другой обнял Киру- защемило сердце. Стоя у окна и, глядя на улицу, подумал:
      «Как изменилась жизнь улицы всего за несколько часов. Еще с утра по ней ходили пешеходы, озабоченные только мирными, житейскими заботами. Сейчас по ней уходят, может быть безвозвратно, вчерашние школьники, полные сил и здоровья молодые и средних лет мужчины. Их провожают со слезами матери, жены, невесты, с затаенной надеждой на их возвращение»
.
    Кира и Коля, обнявшись, молча, дошли до военкомата. На площади, примыкающей к нему, скопилось много людей с вещмешками, котомками и маленькими фибровыми чемоданчиками. В знойном вечернем воздухе окрики коротких команд, женских причитаний и рыданий, звуки песен и гармони сливались в один тревожный гул. На мгновенье, отпрянув от Коли, Кира, всхлипывая, не моргая, смотрела на его лицо, такое родное и прекрасное, будто хотела его запомнить. Прощаясь, прильнула к его груди:
       - Береги себя, мой любимый. Я буду ждать тебя, - её стали душить слезы. Справившись с рыданием, прошептала бескровными губами:
       - Коля, почему мы так и не стали мужем и женой?..- Коля обнял её:
       - У нас с тобой, Кира, вся жизнь впереди. Наша любовь будет на фронте моим талисманом. Я обязательно вернусь.   
В этот момент прозвучала настойчивая команда:
       - Всем мобилизованным стать в строй!
       - Слышишь, Кира! Я обязательно вернусь! – Покричал, становясь в строй, Коля.
               
                5
 
Коля не вернулся – он пропал без вести…

     Со слезами на глазах Кира перечитывает все его письма – фронтовые «треугольники». Сбылась его юношеская заветная мечта – он курсант летного училища. В каждом письме она видит Колю и слышит его голос. Он произносит слова, которых она раньше никогда от него не слышала. Она читает эти письма с замиранием сердца, целует и прижимает к груди, затем с трепетом вспоминает слова своих ответных писем. А это письмо уже с фронта. В нем Коля с чисто юношеским, почти детским восторгом, описывает свой первый воздушный бой под Ржевом. После разгрома немцев под Москвой молодой летчик лейтенант Николай Грачев в апреле 1942 года был представлен к первой боевой награде... Это было последнее письмо. И вот уже несколько месяцев от него нет никаких вестей.
      Кира не находила себе места. Арсений Николаевич, потупив глаза, успокаивал её:
        - Девочка, моя! Идет война. А на войне всякое может случиться. Но мы должны думать о лучшем. Верить и надеяться. - Так говорил полковник Грачев, а у отца Грачева сердце сжималось от боли за судьбу единственного сына… Он уже знал, что Коля считается пропавшим без вести. Но сказать об этом Кире не решался.

Несмотря на то, что Свердловск расположен далеко от линии фронта, он приобрел черты прифронтового города, его заполонили тысячи эвакуированных и беженцев. Небо над ним заволокли тучи войны, а в воздухе витает её зловещий призрак: почтальоны все чаще и чаще приносят «похоронки».
   Сердце Киры терзают тяжелые предчувствия. Она думает, что отец Коли скрывает от неё самую горькую правду. Он дает ей прочесть письмо командира авиаполка, в котором тот пишет, что лейтенант Николай Грачев проявил лучшие качества советского летчика, храбро сражался в воздушных боях, имеет боевую награду, на его счету два сбитых вражеских самолета. Полковник Грачев может гордиться своим сыном. С последнего боевого вылета он не вернулся на базу. По положению считается без вести пропавшим.
 Кира долго и безутешно рыдает. Не зная, как её успокоить, Арсений Николаевич, молча гладит своей широкой ладонью её голову, прильнувшую к его груди.

 Кире кажется, что жизнь потеряла всякий смысл. Она рвется на фронт. Её призывают и направляют в училище связи на курсы радиотелеграфистов. Перед отправкой на фронт она зашла попрощаться с Арсением Николаевичем. Увидев её, он невольно залюбовался ею. Ей к лицу короткая стрижка – косу пришлось отрезать. Несмотря на то, что глаза были печальные, они излучали какое-то особое девичье обаяние. Он с грустью подумал: «Ох, не ко времени девушка стала такой привлекательной. Если бы она только знала, что ждет её в суровой армейской фронтовой действительности, особенно в окружении одиноких мужчин. Дай ей силы выстоять».

                Глава вторая


                1               

  Третий год всполохами огненных пожарищ война разрывает небосвод. Время, сжатое судьбами миллионов людей, вздрогнув, замерло, как перед Ссудным Днем, определяющим кому остаться жить, а кому умереть. Потери на полях сражений неизбежны и потому на войне само понятие смерти, при всем трагизме, становится обыденным и, даже будничным. И все-таки жизнь всегда побеждает смерть потому, что упавшие на войне, отдают свои жизни, во имя тех, кому суждено остаться жить и дать родиться новым жизням. Фронтовики живут сегодняшним днем - завтра может не наступить. И этим во многом определяются присущие людям поступки, чаяния, чувства и, даже любовь.

      Блиндаж, в котором располагался узел связи полка, находился на опушке небольшой березовой рощицы в нескольких десятках километров от города Луга Ленинградской области. Рядом с блиндажом росла высокая повислая береза с густой раскидистой кроной. Разорвавшийся поблизости фугасный снаряд нанес березе тяжелые увечья: большая часть веток кроны были обожжены и изломаны. В лютые зимние вихревые бури едва живая крона, извиваясь, стонала, как от невыносимой боли и, казалось, березе не суждено выжить и вернуть свою грациозную стать.
     Каждый раз, проходя мимо березы, Кира испытывала чувство внутренней душевной тревоги и сердечной боли. «Наверное, она тоже больше никогда не сможет так же, как и эта обожженная береза, радоваться жизни и дышать полной грудью», - думала она.

   Уже второй год Кира на фронте служит в штабе полка радио телеграфисткой.   Среди сослуживцев за ней закрепилась кличка: радистка Несмеяна – за весь год никому не довелось увидеть на её лице, даже намека на улыбку.  Её карие под длинными ресницами глаза, с погасшим блеском, были зеркалом её глубокой печали. При этом, даже армейское обмундирование не могло скрыть её девичьей привлекательности.  С первого дня, особенно молодые штабные офицеры, уделяли ей знаки повышенного внимания: одни робко, другие более настойчиво с откровенно недвусмысленными намеками. Насколько это было возможно, Кира хмуро отшучивалась, не оставляя никому никакой надежды.
Девушки -  сослуживицы подтрунивали над ней и называли «недотрогой». Они проще смотрели на ухаживания армейских кавалеров:
    - Идет война, завтра любого из них могут убить. Да и наша молодость пройдет и что останется?
Кире претили их разговоры, вызывая чувство смущения. Она не была готова к таким неразборчивым легким отношениям. Ей трудно было представить, что кто-то другой, кроме Коли, впервые приблизится к ней и разбудит в ней женщину. Она вспоминала, с каким волнением и непонятной тревогой ждала этого момента с ним. Раньше она, даже представить не могла, что близкие отношения между мужчинами и женщинами могут быть без любви. К тому же ей искренне было невдомек как на фронте, где столько горя и страданий, и на каждом шагу подстерегает смерть можно, даже думать об этом. Своими сомнениями Кира поделилась с командиром подразделения связи полка старшим сержантом Ириной Константиновной Черных, женщиной 35 лет с удивительно открытым и добрым взглядом и непростой судьбой.  Кира любовалась её ладной фигурой - до войны она была тренером художественной гимнастики. Муж командир Красной Армии погиб в первый день войны в Бресте. Ей с десятилетним сыном чудом удалось эвакуироваться в город Ярославль к родителям мужа. Оставив сына на попечении бабушки и дедушки, она добровольцем отправилась на фронт.
Выслушав с улыбкой Киру, обняла её за плечи:
     - Девочка моя, ты ещё слишком молода и многих вещей не понимаешь. Да! Идет война. На фронте многие наши чувства притупляются. Я повторяю, притупляются, но не умирают. У человека в самых трудных испытаниях обязательно должны быть проблески радости, они исцеляют и помогают выжить. Может быть тому, кто завтра может погибнуть, прикосновение сегодня к горячему женскому телу, станет подарком судьбы, как букет цветов. И запомни, даже на фронте, ничто человеческое не чуждо, особенно любовь среди вас молодых. А тебе, Кира, мне кажется, давно пора снять маску страдалицы. Этим Колю твоего не вернёшь, даже притом, что ты не веришь в его гибель. Тебе всего двадцать – вся жизнь впереди. Ты красивая привлекательная девушка, но никто не видел твоей улыбки. Все молодые лейтенанты на тебя заглядываются. Но больше всех Кирилл Долгалев из разведдивизиона. На него все девчонки засматриваются, а он тебе одной из каждого задания приносит букетики фиалок или подснежников. Молча, кладет их на радиопередатчик и также молча, уходит с надеждой на твою благосклонность. Неужели ты этого не замечаешь?

    Слова Ирины Константиновны запали в душу Киры. Она стала многое переосмысливать и замечать то, на что раньше просто не обращала внимание. Как-то она услышала разговор двух радисток Светы и Милы, чем-то похожих, двадцатидвухлетних круглолицых девушек, простушек-хохотушек.
   - Тебе не кажется? - Спросила Света, - что у нашей Ирины Константиновны роман с командиром полка?
   - Ты это называешь романом? А мне сдается, она просто стала его ППЖ.
   -  Ей можно позавидовать. Теперь она под надежным крылом, во всяком случае, никто больше не будет приставать.
    - И то, правда. Не то, что мы с тобой скакалочки – выручалочки, - и обе непринужденно засмеялись.
     - Угомонитесь, вертихвостки, - вмешалась радистка Соня, девушка 23 лет с пышными формами: выдающейся грудью, полными губами и приметными румяными щеками, - нашли, чем хвалиться.
     - А тебе сдается и нечем хвалиться? – Хохотнув, спросила Мила, - будто мы не догадываемся, на какой такой «инструктаж» приглашает тебя к себе по ночам начальник штаба полка,-в её голосе звучала насмешка.
У Сони перехватило дыхание, из глаз брызнули слезы, и она выбежала из блиндажа.
     - Девочки, ну зачем вы так на неё набросились, - заступилась за Соню Кира.
     - А ты, Кирка, - сверкнув черными глазами, выпалила Света, - в наши разговоры лучше не встревай. Ты у нас чистая, не порченная. Надеешься всю войну такой остаться. Ну и дура!
     -  Ох, смотри, ты красотка приметная, бросит на тебя глаз какой-нибудь генерал или полковник – не отвертишься. Сломает тебе не только целку, но и жизнь. У них в тылу жены, дети. К концу войны останешься с носом или, ещё хуже, с брюхом.

Уходя на фронт, Кира представляла себе какая смертельная опасность её будет подстерегать на войне, но то, что она может столкнуться в фронтовых условиях и с такой проблемой, ей, по наивности, не приходило в голову.
Ей надоели назойливые ухаживания молодых офицеров штаба полка с прозрачными намеками.  Был бы рядом с ней такой друг, как Коля, он оградил бы её от них. Был бы? Она поймала себя на мысли, что с недавних пор после разговора с Ириной Константиновной нет-нет, да и вспоминает Кирилла Долгалева, который чем-то напоминает ей Колю. Но чем?
               
                2


      Долгалев был известным в полку разведчиком, отличался бесстрашием и находчивостью. Много раз, возглавляя разведгруппы, пересекал линию фронта и всегда благополучно возвращался с «языком» или с очень ценными разведданными.
У него была приметная привлекательная внешность: высокий рост, статная мужская фигура, добрый взгляд карих глаз, гармонирующий с редким для мужчин каштановым цветом волос. Многие женщины, очарованные его мужским обаянием, легко оказывались в его объятьях.  Кира запала ему в сердце с первого взгляда, хотя с тех пор она ему ни разу не улыбнулась, отрезая пути к дальнейшему знакомству. Мимолетные флирты и легкие победы не оставили в его душе никакого следа. Сейчас он понял, что по-настоящему влюбился. В свои 24 года он впервые испытывал такое чувство…

     Отправив «морзянкой» очередную радиограмму, выключив тумблер и, задержав руку на телеграфном ключе, Кира, опустив голову, глубоко вздохнув, поймала себя на мысли, что опять вспоминает Кирилла.  «Почему он так давно не заходил к ним в блиндаж? – едва подумала она, как в то же самое мгновение, скрипнув, отворилась дверь блиндажа, приподнялся край брезентового полога и, пригнув голову, вошел внутрь, сияя белозубой улыбкой, лейтенант Долгалев. Подойдя к Кире, он протянул ей букетик подснежников. Она подняла голову и их глаза встретились. Она вспомнила, чем Кирилл напоминает Колю: он смотрит на неё такими же теплыми глазами, какими смотрел Коля. Взяв из его рук, букетик хрупких и нежных цветов она прижала их к своей груди. И тут к изумлению Ирины Константиновны, девчонок-радисток, и к счастью Кирилла, её лицо впервые за много месяцев озарилось  радостной улыбкой, в которой было столько света и затаенной надежды.
     -  Девчонки!  - Заговорщически моргнув, поднялась Ирина Константиновна, -  айда на воздух – покурим.
Как только за ними, скрипнув, закрылась дверь, Кирилл порывисто обнял Киру:
     -  У меня мало времени, меня уже ждут. Я прямо сейчас ухожу на новое боевое задание и хочу, если я не вернусь, чтобы ты знала: «Я люблю тебя!» Он поцеловал её в сухие безответные губы и быстро, направившись к выходу, юркнул под полог. Кира была растеряна и оглушена его признанием и поцелуем.  Не столько ему, сколько себе, она   прошептала вдогонку пересохшими губами:
      - Возвращайся, Кирилл! Я буду ждать тебя…

                3               

В результате наступательной операции «Искра» в январе 1943 года войсками Ленинградского и Волховского фронтов была прорвана блокада Ленинграда. Для закрепления успеха советских войск и планирования последующего наступления по окончательному снятию блокады Ленинграда потребовались новые разведданные о наиболее слабых и уязвимых участках в линии обороны противника. С этой целью в конце февраля 1943 года за линию фронта в тыл врага отправились несколько разведгрупп, одну из которых возглавлял лейтенант Долгалев.

Двое суток дежурные телеграфистки связи полка день и ночь прослушивали радиоэфир.
Наконец, на третий день, дежурившая Кира приняла шифрограмму: «Звезда» докладывает «Заре»: «Перешли линию фронта. Приступаем к выполнению задания».
Сердце её учащенно забилось. За время службы ей доводилось принимать множество шифрограмм, в том числе от разведчиков, но она была спокойна и беспристрастна – это была её работа. А сегодня она почувствовала, что это послание не только командованию, но и весточка от Кирилла лично ей. Представив себе, какая смертельная опасность подстерегает его на каждом шагу в тылу у врага, Кира ещё, до конца, не разобравшись в своих чувствам к нему, поняла насколько его судьба стала ей не безразлична.  Заполненное глубокой тревогой, время тянулось очень долго. Все эти дни она постоянно думала о нем, ждала его возвращения, не представляя себе встречу с ним…

Разведгруппа Долгалева к предполагаемому сроку не вернулась и не выходила на связь. Командование полка, тревожась, строит разные догадки.  Каждую смену Кира, не снимая пальцы с телеграфного ключа, посылает в эфир позывные:               
«Звезда! Звезда! …Ответьте Заре… Ответьте Заре…Сообщите ваши координаты…
Звезда! Звезда…»  Но радиоэфир безмолвствует. Кира едва сдерживает слезы, продолжая отбивать «морзянкой» позывные. И, когда, казалось не осталось никакой надежды, на коммутаторе прямой связи штаба полка с командирами батальонов настойчиво загудел зуммер. Командир первого батальона, из расположения которого разведчики переходили линию фронта, просил срочно связать его с командиром полка. Дежурившая у коммутатора радистка Соня, услышала в наушниках, как по этому телефону лейтенант Долгалев докладывал командиру полка о выполнении задания. Мясистые губы Сони расплылись в широкой улыбке:
      - Заканчивай, Кира, отбивать свою «морзянку». Пляши! Вернулся твой Долгалев…

Наверное, если бы Кирилл в это мгновение вошел в блиндаж, Кира, после пережитых волнений, увидев его, в порыве радости, интуитивно кинулась бы ему на шею.
Но встретились они лишь через неделю…

                4

 Из расположения первого батальона разведгруппа Долгалёва вместе с захваченным «языком», офицером штаба немецкой дивизии армии «Север» и, находящимися при нем важнейшими секретными документами, была доставлена в штаб дивизии. После допроса «языка» и отчета Долгалева, изможденных разведчиков   направили в дивизионный лазарет на медосмотр и неделю отдыха.

Всю эту неделю Кира, думая о Кирилле, пыталась разобраться в своих чувствах к нему, ждала встречи с ним и, вместе с тем пугалась её.  Его скоропалительное признание в любви явилось для неё неожиданным и озадачивало, согрев сердце чисто женским тщеславием. «Готова ли она откликнуться на его чувства?», - спрашивала она себя.
И от того, что возникал этот вопрос, она сама себе отвечала - не готова. Сердце её по-прежнему принадлежало Коле.  «Пропал без вести» оставляет пусть маленькую, но надежду. Ей хотелось в неё верить. Но Кирилл, наверняка, как и прежде, будет уделять ей знаки внимания, и искать с ней встреч.
«Сможет ли она теперь отшучиваться и отказывать ему в свидании? Наверное, не сможет», - думала она. Девчонки, видя её постоянную задумчивость, продолжали подтрунивать над ней, а Соня прямо говорила:
    - Кира, ты будешь дурой, если упустишь такого парня, как Кирилл.
Не ускользнуло настроение Киры и от внимания Ирины Константиновны.
 Как-то, когда они оказались в блиндаже одни, она подсела к ней:
    - Мне кажется, девочка, моя - ты на распутье и не можешь разобраться в своих чувствах к Долгалеву. Но то, что ты начала думать о нем - признак того, что он стал тебе не безразличен.
    - Это правда, Кира Константиновна, он мне симпатичен, хотя мы едва знакомы.   
     - Будете встречаться, присмотритесь друг к другу. Он влюблен в тебя. А ты продолжаешь любить Колю и не уверенна, что сможешь ответить взаимностью Кириллу. Или я ошибаюсь?
     -  Я ещё сама не знаю, - потупив взгляд, робко произнесла Кира.
     -  Во всяком случае, будь к нему благосклонна, дай ему шанс надеяться. Влюбленный мужчина может быть счастливым, когда у него есть надежда. Если у тебя к нему, даже только симпатия – не отталкивай его. Время все расставит на свои места. К тому же война продолжается, и не все доживут до победы. Подумай об этом.

Находясь в лазарете, Кирилл тоже думал о Кире и предстоящей встрече с ней. Её, так нежданно вспыхнувшая улыбка, вселила в него надежду. Она согревала его сердце в самые тяжелые моменты пребывания в тылу врага, особенно когда им приходилось, чтобы не быть обнаруженными, по много часов, не поднимая головы, лежать в промозглой снежной жижице. С особым чувством он возвращался из-за линии фронта в расположение своего полка, надеясь, что его ждут не только в штабе дивизии, но и в блиндаже связи полка…
                5               

   Увидев, при встрече, осунувшегося Кирилла, кровь прилила к голове Киры до самых кончиков волос, и она прошептала:
      - Я рада твоему возвращению, Кирилл. – Выступивший на щеках румянец и увлажнившиеся глаза, выдали её волнение. Он обнял её:
       - Я все время думал о тебе, - голос его прерывался, - я влюбился в тебя с первого взгляда, но ты была неприступна… Твоя улыбка подарила мне надежду… С ней я жил, находясь за линией фронта, - Кира почувствовала, как его сильные, теплые руки тесней прижали её к  груди. Не отстранившись от него, она, вместе с тем, чтобы не омрачать, охватившей его радости, не смогла сказать ему, что любит другого…
               
Они стояли, прижавшись, молча, забыв о войне, не слыша гула, пролетающих над головой самолетов, далекой артиллерийской канонады, скрежета гусениц, проходящей мимо танковой колоны. Переведя дыхание, Кира посмотрела на Кирилла и подумала: теперь у неё появился человек, который в суровой военной действительности сможет её поддержать и защитить.  Давно у неё на душе не было так спокойно и тепло…

После встречи с Кириллом, возвращаясь на дежурство, Кира бросила взгляд на растущую рядом с блиндажом березу и замерла: на всех сохранившихся ветках, обожженной кроны, проклюнулись, напоминающие зеленые комочки, весенние почки.  «Моя хорошая, - подумала Кира, - ты, ожила и, скоро молодыми зелеными побегами и буйной листвой, будешь радоваться жизни. Есть что-то общее между нами, - мелькнула мысль».

Между тем её продолжали терзать сомнения. С каждой встречей Кирилл все больше нравился ей, но между ними стоял Коля, которого она продолжала любить и не могла вычеркнуть из своего сердца. Проявляя к Кириллу свою благосклонность, не противясь его объятиям и поцелуям, Кира, вместе с тем, была весьма сдержанна в проявлении своих чувств, не готовая откликнуться на его любовь: «Может быть со временем?», - думала она.
Но на войне нет такого времени. И потому в тот вечер не из любви к нему, а скорее из жалости к его непреодолимому желанию, и его настойчивости, она позволила ему овладеть собой.

Он припал к ней, как утоляющий жажду, к роднику. Он пил с жадностью и не мог напиться. Он был на вершине блаженства – это была первая в его жизни близость с любимой и желанной женщиной…
Она лежала в заброшенной землянке, на офицерской шинели, откинув голову с закрытыми глазами, прикусив губу, со смешанными чувствами страха, стыда и боли, терпеливо ожидая, когда он утолит свою жажду.
   Вспоминая с содроганием ту ночь, Кира стала избегать встреч с Кириллом.

                6

Скоро полк, в котором служили Кира и Кирилл, должен был покинуть обжитые за время обороны Ленинграда «зимние квартиры» и принять участие в наступлении войск Ленинградского фронта по окончательному снятию блокады Ленинграда.
Незадолго до начала наступления Кира стала чувствовать, что с ней происходит что-то необычное. По утрам иногда появлялось головокружение, она становилась бледной, а сегодня и вовсе, едва успев зажать рот рукой, выскочила на улицу.
Первыми на это, как обычно, обратили внимание вездесущие Мила и Света:
        - А наша Кира никак подзалетела, - усмехнувшись, предположила Мила.
        - Вот тебе и… недотрога, - растягивая слова, произнесла Света, - айда Долгалев, добился -таки своего.
О своих подозрениях они рассказали Ирине Константиновне. Попросив их никому об этом не говорить, она начала сама присматриваться к Кире и очень скоро тоже пришла к этой же мысли. «Бедная девочка, - подумала она, - по молодости и неопытности. Да и Долгалев хорош! А я? Разве я лучше. Почему по-женски не поговорила с ней, как старшая сестра, не насторожила и не предостерегла».
Улучив момент, Ирина Константиновна вызвала Киру на откровенный разговор:
      - Кира, девочка моя, ты ничего не хочешь мне сказать?
      - А почему вы спрашиваете?
      - Я стала замечать, что в последнее время с тобой что-то происходит? – Кира, встрепенувшись, вся напряглась и, опустив веки, притупила глаза.         
      - Прости меня, - Ирина Константиновна, запнувшись, подбирала слова, - у тебя была… близость с Кириллом? – Лицо Киры покрылось пятнами и, утвердительно кивнув, она опустила голову.
      - Ещё раз прости, а после этого у тебя были критические дни?      
      - Не было, - смутившись, беззвучными губами прошептала Кира.
      - Давно?
      - Почти два месяца.
      - Очень похоже, что ты беременна.  - Кира вся зарделась, на лбу выступила испарина. Тяжело вздохнув, она, сдерживая подступившее рыдание, прижавшись к Ирине Константиновне, начала всхлипывать. Ирина погладила её голову:
        - Скажи, Кира, когда у тебя с Кириллом это случилось, ты не подумала, что можешь забеременеть?
        -  Я об этом не успела подумать - он был так нетерпелив и настойчив… Я его пожалела.
        -  Вы продолжаете встречаться? – Кира отрицательно покачала головой.
        -  Нет! Почему?
        -  Я поняла, что не люблю его и мне неприятно вспоминать о том, что произошло.
        -  А как же Кирилл? Тоже не ищет встреч?
        -  Наоборот. Он не дает мне прохода, даже после того, что я сказала ему, что люблю другого. - Ирина Константиновна покачала головой:
        -  Кира! Кира! Что же вы с Кириллом натворили! - Киру стало душить рыдание. Ирина Константиновна крепко прижала её к своей груди и поцеловала в лоб:
        -  Успокойся, Кира, тем более слезами не поможешь. – Ирина глубоко вздохнула:
         - Не сегодня-завтра начнется наступление. Нам связистам придется работать в походно- фронтовых условиях, а возможно принимать участие в боевых действиях.
Тебе, Кира, в твоем положении это не только противопоказано, но и чисто физически ты не в состоянии будешь выполнять свои служебные обязанности.
Ирина Константиновна задумалась, а Кира ещё больше залилась слезами.
         - Вот что, Кира, пока не началось наступление тебе надо уволиться из армии и уехать в тыл. Встрепенувшись, Кира пыталась возразить, но Ирина её прервала:
         - Это будет самым правильным решением потому, что если твоя беременность станет известной командованию, тебя комиссуют с позором без аттестата и без каких-либо средств существования. К сожалению, такая несправедливость по отношению к нам, женщинам-фронтовикам, попавшим в такие обстоятельства, как это не прискорбно, стало почти нормой.
Продолжая всхлипывать, Кира напряженно прислушивалась к Ирине Константиновне.
       - Но, чтобы этого избежать есть один-единственный выход: вам с Кириллом надо пожениться. - От неожиданности Кира вздрогнула, у неё прервалось дыхание. Откашлявшись, она прошептала:
        - Но я не люблю Кирилла!
        - Зато он тебя любит. В данной ситуации это самое главное, а когда он узнает, что ты ждешь от него ребенка, он будет вдвойне счастлив. Ты сегодня же должна ему об этом сказать. Думаю, он будет только рад.
Не в силах вымолвить слово, Кира продолжала растеряно смотреть на Ирину Константиновну.
       - А я, - продолжила Ирина, - тоже поговорю с ним и заодно с командиром полка. Долгалев – любимец полка и я уверенна, что командир пойдет вам навстречу и выдаст вам справку о вступлении в брак, особенно когда узнает, что у вас будет ребенок.

Последняя фраза заставила Киру содрогнуться: " Что обо мне начнут думать?" - лицо покрылось краской стыда,  она вспомнила последнее письмо матери, которая с присущей ей прямотой написала: "Больше всего, Кира, я бы не хотела, чтобы ты возвратилась с фронта домой, как некоторые, с ребенком в подоле».
«Мама, как в зеркало смотрела, подумала Кира, - и тут же мелькнула мысль: а как я покажусь на глаза Арсению Николаевичу?». Она уже не могла сдерживать рыдание.
      - Успокойся, Кира, и прекрати рыдать, - несколько повысила голос Ирина Константиновна, и тут же более мягко добавила, - ребенку это тоже вредно.
Она прижала голову Киры к своей груди, погладила волосы, и, как будто читая её мысли, продолжила:
      -  Чтобы в тылу на тебя никто не посмел показывать пальцем ты должна вернуться с фронта домой женой боевого офицера, и с его аттестатом. Так что выше голову. Помнишь – я когда-то тебе говорила, что на войне наши чувства не умирают. Главное, чтобы к концу войны Кирилл остался жив, тогда у тебя будет любящий муж, а у ребенка отец. А со своими чувствами, я думаю, у тебя будет время разобраться. К тому же у вас будет ребенок, а это, поверь мне, такое счастье.

                7

События последующих двух дней развивались, как в калейдоскопе: Кирилл был счастлив, Кира растеряна. Командование полка отнеслось более, чем благосклонно к вступлению в брак старшего лейтенанта Кирилла Долгалева и рядовой Киры Грановской и выдало им справку. В этот же вечер Ирина Константиновна организовала небольшой свадебный ужин, на который были приглашены все девочки радистки и разведчики из группы Долгалева. Поздравить новобрачных пришли командир и начальник штаба полка. Было по-фронтовому скромно и вместе с тем очень трогательно и тепло. В роли посаженных родителей невесты выступили Ирина Константиновна и командир полка. Она вся светилась, а он, не таясь, бросал не неё восхищенные взгляды. Соня громко всхлипывала и по её румяным щекам текли слезы.  Света и Мила без устали балаболили и хохотали - они явно завидовали Кире и не очень умело скрывали свою досаду. Слегка захмелевшие разведчики, в угоду своему командиру, после каждого тоста требовательно скандировали:
     - Горько! Горько! Горько!
Командир охотно «сластил» их призывы, припадая к губам-вишенкам Киры, которая, не уклоняясь от Кирилла, вместе с тем не отвечала на его поцелуи. Несмотря на общее смятение на душе Киры осталось ощущение праздника и потому, когда они остались в землянке одни, она, по-прежнему, оставаясь безучастной, снова без сопротивления полностью оказалась во власти Кирилла.
Он, как и в первый раз был пылким, нежным и нетерпеливым, а её мучила досада, что она не может ответить ему тем же – Коля продолжал стоять между ними. В порыве страсти Кирилл пока этого ещё не чувствовал, а её настораживало…
Впервые в жизни она проснулась в объятиях мужчины, которому принадлежала и от которого у неё будет ребенок. Мысли путались в её голове. Все случилось так неожиданно и быстро.
      Кирилл спал сладким безмятежным сном. И даже во сне в его лице было столько радости и счастья. Кира невольно залюбовалась им и тут же тень тревоги пробежала по её лицу - сумеет ли она со временем ответить на его чувства?  Этот вопрос не переставал сверлить её сознание. Боясь пошевелиться, чтобы его не разбудить, Кира продолжала лежать в его объятиях. В землянке был полумрак, едва просматривались неотесанные бревна потолочного настила, глухим эхом в лесу отдавались раскаты далекой артиллерийской канонады.  «Война продолжается и не все доживут до победы, - вспомнила Кира слова Ирины Константиновны». Она посмотрела на Кирилла и у неё холодок пробежал под сердцем. Из груди готов был вырваться стон. Ей захотелось погладить голову Кирилла. Она высвободила руку. И от этого движения, очнувшись, он, осыпав её всю градом поцелуев, снова с жадностью прильнул к ней. У неё перехватило дыхание, сердце начало так гулко стучать, что готово было выскочить из груди. Кира не сразу поняла, что в это раннее утро в ней впервые проснулась женщина…

                8
               
  Накануне в штабе полка Кире объяснили, что ехать из зоны военных действий в тыл на большую землю в город Свердловск пока невозможно...               

 Утром, после свадебного вечера, Кирилл впервые рассказал Кире о том, что он коренной ленинградец, поздний сын достаточно пожилых родителей, которые умерли в первую блокадную зиму. О их смерти он узнал совсем недавно, сразу после прорыва блокады. Он передал Кире, сохранившиеся у него, ключи от комнаты в ленинградской коммунальной квартире, расположенной на втором этаже дома в Фонарном переулке, примыкающем к знаменитому Каналу Грибоедова…
Они очень тепло расстались. Не сдержав слез, Кира первая прильнула к нему, обвила его шею руками и поцеловала в губы.

                * * *

  Дорога в Ленинград оказалась непростой. Более трех недель из прифронтовой зоны Кире пришлось окольными путями на попутном автомобильном и гужевом транспорте добираться к сухопутному коридору, соединяющем Ленинград с Большой Землей.
   В дороге у неё было время о многом подумать и многое переосмыслить. Она не могла ещё свыкнуться с мыслью, что у неё будет ребенок. Вместе с тем она начала понимать, что вместе с Кириллом ребёнок становится частью её самой. Как-то сами по себе мысли о Коле приобрели виртуальный оттенок и отодвигались в прошлую жизнь, а сегодняшняя явь - это Кирилл, отец их будущего ребенка.
Постоянно думая о нем, Кира стала чувствовать, как сердце её наполняется одновременно теплотой, тоской и тревогой...

                9

Обитатели коммунальной квартиры в Фонарном переулке Ленинграда встретили в прихожей привлекательную девушку в солдатской шинели, шапке ушанке и вещмешком за спиной настороженно, с нескрываемым любопытством. А, когда узнали, что она жена Кирилла, славного мальчика, которого они знают с рождения, прониклись к ней неподдельной теплотой и вниманием. Тут же всплакнули, что родители Кирилла не дожили до того счастливого дня, когда Кирилл привел к ним в дом такую красавицу-жену. Увидев на груди Киры медаль «За оборону Ленинграда» они, пережившие блокаду, стали относиться к ней с особым почтением.
Они помогли Кире убрать и навести порядок в квартире, сетовали на то, что во время блокады, особенно в первую зиму, когда ещё были живы родители Кирилла, пришлось сжечь в "буржуйке" почти всю деревянную мебель и богатую библиотеку. Родители Кирилла были глубоко интеллигентные и образованные люди.
 
В Ленинград Кира приехала в тот день, когда залпы победного салюта известили всю страну и прежде всего ленинградцев об окончательном снятии блокады Ленинграда.
В эти ликующие мгновенья Киру с особой силой тревожили судьба Кирилла, Ирины Константиновны и всех её сослуживцев. Полк, в котором они воевали находился в авангарде наступления войск Ленинградского Фронта. У неё замирало сердце, когда она слушала радиосводки о потерях на полях сражений.

С трепетным волнением она достала из почтового ящика фронтовое письмо-треугольник с знакомым номером полевой почты, написанным незнакомым почерком - она впервые видела руку Кирилла. «Живой!..Живой!»..- С радостью прошептал её губы. Она развернула письмо, всего одна страничка, заполненная наспех химическим карандашом убористым почерком.
У Киры выработалась фронтовая привычка, открывая письма, пробегать их глазами, а затем внимательно вчитываться в каждое слово. В средине письма она бегло прочитала фразу, от которой у её потемнело в глазах и сковало виски:
«На вторые сутки после начала наступления нашего полка по трагической и нелепой случайности погибли Ирина Константиновна Черных, девушки – радистки Света, Мила и несколько солдат – связистов. Связистка Соня получила тяжелые увечья, но осталась живой. В блиндаж, в котором разместилась на новых позициях команда связистов, ночью провалился танк, наехавший на маскировочное покрытие блиндажа.»

Кира еще раз прочитала эти строки и её пронзил ужас, но не потому, что она представила себя в этом блиндаже. За время, проведенное на фронте, она видела много смертей, но они воспринимались как суровая данность войны, её жестокие будни. А эта смерть коснулись непосредственно её самой, близких ей людей.
Она не могла себе представить, что больше нет  Ирины Константиновны, такой милой и славной, которая в её глазах была олицетворением женственности, сумевшей в условиях суровой военной действительности  сохранить лучшие человеческие черты: доброту и душевную чуткость. Она вспомнила ее слова: «У человека в самых трудных испытаниях обязательно должны быть проблески радости. Они исцеляют и помогают выжить.» «Она меня вернула к жизни, - с теплотой подумала Кира, - вернула мне надежду и помогла увидеть будущее». Её начали душить слезы. Она опустила письмо на колени, не в силах просмотреть его до конца. И, вдруг, встрепенувшись, как будто что-то вспомнив, опять приковала свой взгляд к этим страшным словам Кирилла:
«…погибли Ирина Константиновна Черных, девушки-радистки Света, Мила и…»
Кира уже не в силах была сдерживать рыдание: «Бедные, милые девочки, хохотушки, с душой нараспашку», Ей стало стыдно за то, что относилась к ним с некоторым предубеждением из-за слов, которыми они себя называли - «скакалочки-выручалочки».  «Идет война,- говорили они, - завтра любого могут убить. Да и наша молодость пройдет. И что останется?»  «Молодость Светы и Милы не прошла, - с горечью подумала Кира, - они навечно останутся молодыми"...

                (Продолжение следует)

      
    
.