Гл.5
Чтобы мать не заметила его поникшего состояния, ведь от неё никогда ничего не скроешь, а он не артист и особо не умел притворяться, Валерка направил стопы к реке, дабы немного там успокоиться. Возможно, находясь среди природы в любимом сердцу уголке, где они, пацанятами, днями пропадали в детстве, все страсти, пылающие в его груди, постепенно утихнут, а уж потом и домой можно заявиться.
Здесь тоже долго засиживаться нельзя, надо ещё поспать маленько, потому что в два часа сон будет перебит: в это время он должен подойти ко двору Кати Малаховой. Таким было его обещание Сашке.
Потом неизвестно, сколько продлится вся эта "комедия", а вечером снова выходить в ночную.
Валерка знал, что мама ещё дома. Это раньше она уходила ни свет ни заря в поле, но нынче в овощеводческой бригаде делать нечего, весь урожай уже собран, поэтому разнорабочие перешли на свинарник, чтобы привести в порядок зимние корпуса, именно туда скоро начнут переправлять основное стадо с летних "квартир". Вот женщины и спешили с побелкой, уборкой мусора, а также покраской здания конторы, где находилась лаборатория и кабинеты ветврача с зоотехником. А плотники чинили загоны, окна, двери и всё, что за год успели привести в негодность животные.
Парень уселся в том месте, где вербы и их родственницы плакучие ивы, низко склонились над Лукавкой, вроде любовались своим очаровательным отражением. Ветерок раскачивал величественные деревья и их тонкие веточки на мгновение опускались в воду. И тут же течение их подхватывало, увлекая за собой, чтобы унести всё отвоёванное у земли в неизведанные дали. Но река не справлялась со своей задачей, ведь эти лёгкие, словно пёрышко, ветви, были прикованы ко всему дереву, являясь его неотъемлемой частью. Корень крепко держал всю основу и вода была бессильна перед вековыми исполинами.
И всё же, течение не признавало себя побеждённым, оно вновь и вновь тащило за собой свою добычу, которая послушно следовала за стремительным потоком, но через мгновение "пловцы" вдруг резко останавливались и уже никакая сила не могла их заставить следовать вперёд. Они бились о поверхность воды, вроде не против продолжить движение, но ствол выпрямлялся, отпускаемый ветром, и поросль послушно выскакивала из водоёма, не оставляя настойчивой стихии никаких шансов.
Несколько минут Валерка наблюдал за борьбой Лукавки с берегом, с горечью усмехнулся и прилёг на спину, подкладывая руки под голову. Сквозь смежившие ресницы он видел небо. Оно уже не такое голубое, как летом, а потемнело всё и как будто опустилось ниже. И облака уже не пушистые и совсем не белые, они напоминали грязно-серый туман, который неровно, а частями, покрывал всё вокруг, словно дурачился: "Вот так я хочу, пусть будет некрасиво!"
"Так и люди..." - подумал Валерка, перед глазами которого до сих пор стояла картинка, как жёлто-зелёные побеги ивы, в совокупности течения и ветра, хлестали по поверхности воды, собираясь плыть и дальше, потому что им надоела вечная зависимость от дерева, но у природы свой закон, нельзя переходить определённые границы. Если ты куст, то стой там, где взошёл, а если ты облако, то лети дальше.
"Да, у человека также... Бьётся, бьётся, как рыба об лёд, старается разбогатеть или улучшить свои жизненные условия, но выше собственного носа никогда не прыгнешь. Нет, но бывают же случаи, если сильно постараться и потрудиться не покладая рук, то тогда, возможно, и успех будет обеспечен.
Но всё дело в том, что человек не железный, а самый обыкновенный, из крови и плоти, а тело его - это пристанище различных болячек, которые раньше времени делают его старым, никуда не годным и хорошо, если живым." - размышлял юноша под стать настроению.
"Толку, что Лукашовы, тётка Полинка и дядька Сергей. Пахали, как рабы на плантации: и дома, и в совхозе. Взялись ещё и свинарник сторожить в ночное время. Их мечтой было построить большой просторный дом, обязательно кирпичный. Да, они его построили, но кому он теперь нужен? От постоянного недосыпания и непосильного труда - оба потеряли здоровье. Теперь лежит тётка Полинка в кровати, почти не встаёт, а муж её и сам едва ноги передвигает. Они добились, хоромы воздвигнуты, но приносят ли они им радость?
Да лучше бы работали, как и все, не выделялись от других, так Полинка бы, до сих пор была первым голосом на всех свадьбах и торжествах, а Сергей танцевал бы своё неизменное "Яблочко" под продолжительные аплодисменты и признание земляков.
Свои возможности всегда надо правильно рассчитывать, надёжнее выбрать себе шалаш, в котором ты будешь жить долго и счастливо, со здоровым телом и крепким духом, чем во дворце, но прикованным к постели."
Сразу представился отец, ни то, чтобы его образ, ведь Валерка его совсем не помнил, но по рассказам матери многое знал о нём. Тоже стремился заработать побольше денег, а получилось - как получилось.
Юноша тяжело вздохнул.
"Знать бы, куда упадёшь, так соломки бы подстелил." - не глупые люди составляли все эти пословицы и поговорки.
И тут же перед глазами возникла ещё одна картинка, когда однажды бабка Селиваниха, кстати, ещё живая, как-то поразилась его сходством с умершим родителем.
- Ну надо же! Ну вылитый Володька! Деточка, как же ты похож на своего отца.
- А на кого я должен быть похож, на вашего отца? Он мой батька, потому я на него и похож! - грубо выкрикнул тогда Валерка и убежал в сады, чтобы выплакаться. Понимал, что не прав, но он так мечтал, чтобы папка встал из гроба и присоединился к ним с мамкой, вроде он и не умирал. Как надоело наблюдать за сверстниками, которых отцы баловали: брали на руки, прижимали к себе, а потом вытаскивали из карманов брюк помятые рубли и передавали их своим детям на сладости.
А у Валерки никого не было, кроме матери, стремящейся заменить мальчику сразу обоих родителей. Но разве справиться хрупкой женщине с навалившимися проблемами, не имеющей поддержки ни от кого, а значит, ей всегда приходилось надеяться только на себя и свои силы.
Клавдия Михайловна заставила Валерку извиниться перед старушкой и он послушно подчинился. Бабка Селиваниха прослезилась, когда он появился у неё на пороге, а выслушав его, обняла и поцеловала в макушку.
- Прости меня, детка. Это я, старая дура, совсем голову потеряла. Зачем лишний раз напоминать, что ты сирота? - старушка дала ему большой кулёк барбарисок и пятьдесят копеек мелочью. Он растерялся, удивлённо изучая дары, даже сказать ничего не посмел, все слова в горле застряли.
- Чего стоишь, Валерик! Иди, неси домой гостинцы. Ты же не украл, я сама тебе их дала. - сказала Селиваниха, видя его нерешительность.
- А меня мамка не заругает? Она всегда мне говорит, чтобы я не попрошайничал и никому в рот не заглядывал. Если чего сильно захочется, так я должен ей об этом сказать, а она обязательно купит, когда получку им выдадут.
- Не бойся, малыш. Я твоей маме сама доложу, как всё было.
И именно тогда Валерка понял простую истину, что ни одно живое существо в этом мире не повинно в том, что у него сейчас не полная семья. Разве бабка Селиваниха заставляла Володьку Иванова лезть в ледяную воду, чтобы заработать, по тем временам, значительный куш? Нет. Тут подневольных не было, в рыбхоз приходили мужики по собственному желанию. А вот когда пенсионерки вспоминали о ком-то из умерших, иная ещё и перекрестится, то это и есть самый лучший помин для покойника, а не те богатые застолья, с дорогими яствами и бесконечной водкой. Это называется непростительным грехом.
"А бывает наоборот. Судьба предоставляет человеку шанс, чтобы облегчить его существование, но он и пальцем не пошевелит, дабы воспользоваться этим бесплатным и бесценным подношением. Из-за собственной косности.
А ведь и правда, мы словно плывём по руслу реки, влекомые течением. Схватиться за дерево, стоящее на берегу, чтобы остановиться - боимся, а вдруг, очутимся в бешеном водовороте? Пару раз взмахнуть вёслами, дабы поменять направление, тоже трусим, как бы чего не вышло. Мы всего опасаемся, а особенно перемен. Вот и живём, как живём, а трясина войн, разврата, террора, всё больше засасывает нас в это болото, откуда, как известно, нет никакого выхода и спасения. Мы прожигаем свой отведённый срок на этой земле, жалуемся на кого-то, всё нам не так, виним всех, но не себя. А между тем, каждый человек способен прислушаться к Пространству и изменить свой повседневный быт. Но мы ленимся, ждём, что это всё кто-то сделает за нас, а сами не в состоянии ни на шаг приблизиться к своему же благу, чтобы разрушить в себе плохое и начать с самого нуля и не суть важно, в каком возрасте.
Да, я тоже порой превращаюсь в одного из всех... - с грустью сделал выводы Валерка.
А года бегут, не цепляясь, уже и третий десяток разменял. Время, знай себе, торопится. А мы всё думаем, будто впереди нас ждёт что-то особенное и потому отмахиваемся от настоящего, смотрим на него сквозь пальцы, мол, у всех так, чего насильно превращать себя в альбиноса. Но чаще всего - особенного ничего не будет и лучше, всё же, на всякий случай крепко держаться за настоящее. К сожалению, этой "болезнью" болен весь мир, так было, есть и будет, пока размножается на земле человеческий род."
"Эко меня понесло! - усмехнулся про себя Валерка. - Вот так подобные стрессы, как разлад с другом, влияют на мой мозг. Я знаю, всё это сотрётся с памяти, всё когда-то забудется. Ведь с возрастом мы все меняемся и частенько для нас уже не представляется важным то, что когда-то волновало душу. Но... Чтобы не сожалеть ни о чём в будущем, надо действовать сегодня, а не надеяться на авось.
Решено: Катьку я ему не отдам, если, конечно, она не против. Друг - это всего лишь друг, просто красивые слова, если брать их отдельный случай, но личное семейное счастье в разы дороже. И будь, что будет."
Последние мысли придали ему уверенности, Валерка рывком поднялся на ноги, на ходу подхватывая свою холщовую сумку, и зашагал к дому, который стоял в каких-то тридцати метрах от Лукавки, на небольшом пригорке. Ну а как иначе? Его дед был рыбаком, потом отец. Он тоже частенько рыбачил на удочку, а иногда они с Сашкой плавали на лодке к середине реки, чтобы поставить снасти на леща и таранку, а там, что поймается. Не сказать, что ловля рыбы была его излюбленным занятием, этим он не очень походил на своих покойных близких родственников, но тем не менее, к воде его тянуло всегда. Он с рождения видел перед собой широкую гладь реки, пускал кораблики по ней, да что там говорить, он вырос тут, пропитанный запахом Лукавки, с её густыми камышами, вербами и непролазными зарослями ракитника. Валерка никогда не работал в рыбном хозяйстве, это дело заглохло, когда он ещё учился в начальных классах, но заслуженно считал себя "речным" человеком, в память о дедушке и отце.
Хоть и старался юноша выглядеть как обычно, но на его лице ещё явно читалась боль и отчаяние, что не укрылось от чуткого материнского ока.
Клавдия Михайловна стояла в коридоре возле старого зеркала и повязывала на голову выглаженную светлую косынку в синюю крапинку.
- Что-то ты долго, сынок. - встретила она его с тревогой.
- Зато мы по две нормы сегодня сделали, вот так! - храбрился Валерка, щёлкая языком. Он пытался увести мать в другое русло разговора, не признаваться ей о том, что его сильно беспокоит.
- Молодцы. - тихо похвалила Клавдия Михайловна, не переставая вглядываться в родные черты. Женщина оторвалась от зеркала и вплотную подошла к сыну.
- А чего бледный такой? - её рука легонько скользнула по его щеке. - Случилось чего?
- Да всё у меня нормально, мам! Я ж говорю, по две нормы сегодня забабахали. Сенька премию обещал. - он слишком резко отстранился от матери и чуть ли не бегом бросился в комнаты. Она последовала за ним.
- Премия, это хорошо. - певуче промолвила она мимоходом. - И если у тебя всё нормально, так зачем калитку ногой открываешь? Я в окно видела. Ты так всегда поступаешь, если не в духе.
Валерка ничего не ответил, он лёг на диван в зале и отвернулся к стенке, надеясь, что мать оставит его в покое. Но она присела рядышком.
- А может влюбился мой сыночек, а девушка ему отказала, такому пригожему, а? - она с улыбкой гладила его по спине своей маленькой, загрубевшей от работы ладошкой.
- Пока она ещё никому не отказала: ни мне, ни Сашке. Ещё ничего неизвестно. - нечаянно выпалил Валерка. Ему не хотелось мать разочаровывать, мол, вдруг кто-то посмеет отвергнуть её ненаглядное, единственное сокровище.
- Ба! - воскликнула Клавдия Михайловна. - Да ты небось с Сашкой поспорил, так? Что, дивчину какую не поделили?
Валерка развернулся и глубоко вздохнул. Не дождавшись ответа, женщина вновь напомнила о себе:
- Сынок, расскажи мне обо всём. Может и я сумею тебе чем-то помочь?
- Да, собственно, и рассказывать не о чем. - он продолжал делать беспечный вид. - Ну да, ты права, мы с Сашкой поругались. Всё равно догадаешься, ведь он больше у нас не появится. Так лучше сразу признаться. - Валерка жалобно заглянул матери в глаза, надеясь остановить её от дальнейших расспросов. Клавдия Михайловна всё это понимала, но молчаливые взывания сына на неё не подействовали. Она мельком глянула на часы. Ей надо поспеть на свинарник к девяти, пока плотники, занятые там с семи утра, а то и раньше, подготавливали для разнорабочих фронт работы. Но пока не было и восьми часов, у неё ещё имелось свободное время. Сделав короткую паузу, Клавдия Михайловна спросила: "Не голоден ли он?" - но Валерка заверил её, будто они плотно поели перед рассветом и пока он ещё не успел проголодаться.