МИХАИЛ ВЕЛИЧКИН - http://www.proza.ru/avtor/micasor - ПЕРВОЕ МЕСТО В 99-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Заканчивался летний день. Солнце клонилось к закату, его лучи освещали водную гладь реки, привольно разлившуюся рядом с домом сельского священника. Священник, стоявший у кромки воды, вздрогнул от налетевшего порыва холодного ветра, напоминающего, что осень уже не за горами, подобрал полы своей старой ношеной рясы и развернувшись пошел по тропинке прочь от берега. Тропинка плавно поднималась по склону пологого холма и будто бы втягивалась в густой высокий липняк, сквозь который виднелся силуэт Спасской церкви, где служил батюшка Пётр.
Привычные деревенские звуки не отвлекали его от неторопливых раздумий. Закатное ли солнце, умиротворенность природы или же силуэт колокольни, прорезавшей белым столпом голубое небо, всколыхнули воспоминания. Привиделся родительский дом, лицо отца, такого же деревенского священника как и он сам, рано отошедшего к Господу и оставившего семью на попечение деда. Перед глазами неторопливо проплывали лица родных братьев, улыбчивая сестричка Сашенька, семинарская жизнь и служба псаломщиком.
Железным ободом колеса прокатился по матушке России семнадцатый год. Прокатился и будто бы разделил людей вправо и влево. И эти разломанные чужеродным натиском части начали стремительно удаляться друг от друга, как куски льдины на реке, разломанные весеннем половодьем. "Господи, спаси и сохрани! Не ведают они, что творят", - в который раз за последние годы подумал священник.
А спасать и сохранять было за что. В угаре безвластия, в чаду безнаказанности, которую стали именовать свободой, творилось страшное. Предшествующий священник Спасской церкви Михаил был ограблен и убит в грудь выстрелом из пистолета в семнадцатом году на пороге того самого дома, где сейчас жил Пётр Николаевич. Тех денег, что взяли грабители, едва ли хватило на кружку пива в станционном буфете. Священника Михаила хоронили всем уездом.
Тропинка между тем вывела на пыльную дорогу, по которой деревенский пастух, молодой еще парень, размахивая хворостиной, гнал стадо коров. Коровы, предчувствуя вечернюю дойку, охотно разбредались в разные стороны улицы по своим закуткам. "Ну вот, опять рясу запылят", - некстати подумалось батюшке.
- Батюшка, благослови! - поравнялся с Петром Николаевичем пастух, одетый в потертые штаны, подпоясанные бечевой и неоднократно штопанную рубашку. Он стоял прямо перед священником, ветер едва заметно трепал темные кудрявые волосы и весь его вид выражал ожидание ответных слов.
- Благословляю тебя, сын мой! Иди с Богом! - кратко ответил он, будучи погруженный в свои раздумья.
На загорелом обветренном лице пастуха одновременно промелькнуло выражение благодарности и едва уловимого недоумения. Взмахнув хворостиной, он погнал стадо дальше.
- Не надо было так сухо отвечать ему, - укорил сам себя священник. - Ведь он один из немногих оставшихся молодых сельчан, кто не отрешился от Веры, кому еще не вскружил юную голову вихрь перемен, стремительно переворачивающих с ног на голову привычный деревенский уклад.
Взгляд Петра Николаевича упал вниз и запыленные полы рясы внезапно воскресили в памяти еще одну картину. Летняя ночь восемнадцатого года. Скошенное поле, освещенное светом нескольких костров, разожженных неподалеку друг от друга. Вокруг костров мелькают силуэты разгоряченных самогоном людей, опьяненных властью, доставшуюся им вместе с оружием, принесенного с германского фронта. И он, недавно рукоположённый священник, пробирающийся перелесками к дому своего зятя, земского учителя, живущего в десяти верстах поодаль.
Накануне поздно вечером прибежал к нему зажиточный крестьянин Ефим Андреевич, имевший крепкое хозяйство, да троих сыновей, вместе с которыми он и поднял его.
- Батюшка, уходить Вам надо! - стоя на пороге дома, промолвил он. - В соседнем селе священника арестовали, знать завтра поутру и до нас доберутся.
Да, был грех малодушия на нём, - не остался дожидаться представителей новой "власти", взял молитвенник, да ушёл налегке той же ночью, благо матушки Анны в доме не было – у замужней дочери гостила. И хотя уже прошло почти 10 лет с того времени, до сих пор корил себя, что не решился пойти тогда по пути страданий и лишений. А сам Ефим Андреевич сгинул потом в забайкальских лагерях, жив ли или мёртв сейчас, никто не знает.
Зять, увидев тестя рано утром на рассвете, сразу в дом завёл, сказав на улицу не показываться. Да и было с чего волноваться. Неспокойное время, беспокойный народ. Увидят рясу священническую, да учинят недоброе. Но тут уж не выдержала душа священника – не стал в доме прятаться, да облачение снимать, оставил всё на волю Божью. Но Господь как показало время иную судьбу ему уготовил, – видели Петра Николаевича прохожие люди, но не тронули. Спустя несколько дней вернулись с матушкой к себе домой.
Так в неспешных мыслях подошел он к небольшому одноэтажному дому, за которым располагался сарай для скотины и лежал огород. Бурая коровёнка привычно стояла у ворот хлева.
Молочка бы дочке в Москву отвезти. Совсем там жизнь голодная стала, внучат кормить нечем, - подумал он. Переступив порог, вздохнул - пусто в доме стало – дочери замуж повыходили, да разъехались по всей губернии, а долгожданный сын, способный продолжить дела отца и деда так и не родился.
- Аннушка, - сказал он, заходя в комнату и ласково улыбаясь жене, - завтра в Москву хочу съездить, собери, что дочке отвезти.
На рассвете Пётр Николаевич вышел из дома, держа в руках небольшой чемоданчик с поставленными в него крынками молока и корзинкой аккуратно переложенных сеном куриных яиц. На небольшой станции как всегда толпился народ, ждали поезда. Прижатый к краю перрона, в своей черной священнической рясе, он выделялся на фоне толпы своей старорежимной одеждой. За десятилетие, прошедшее со времен царской власти, люди отвыкли от мундиров чиновников и офицеров, ученических форм гимназистов, платьев воспитанниц пансионов. Священническое и монашеское облачение уже не воспринималось как что-то естественное, соответствующее месту и времени, а скорее бросалось в глаза и вызывало своим видом воспоминания о прошлом.
- Смотри поп стоит, - послышался сзади чей-то нетрезвый голос.
- Ага, недобиток остался, - подтвердил его невидимый собеседник.
Гудок приближавшегося поезда заставил Петра Николаевича привычно собраться и приготовиться к рывку в дверной проём вагона. Оставались считанные секунды до того мгновения как паровоз поравняется с тем местом, где стоял священник. Как вдруг он почувствовал, что тело его резко пришло в движение и неуклонно начало двигаться вперед к летящему прямо на него многотонному механизму.
Последнее, что увидел в своей земной жизни батюшка Пётр были широко распахнутые глаза какой-то женщины, стоявшей на противоположном перроне и её раскрытый в крике рот.
Приехавший следователь не стал разбираться в причинах случившегося инцидента. Дознаваться до причин гибели попа, которых и так сотнями и тысячами высылают подальше от столицы? Да, себе же дороже выйдет, - думал он. Слова свидетелей, будто бы видевших, как какой-то человек толкнул священника в спину в рапорт не вышли…
Грязь. Поскользнулся. Всякое бывает.
Катится-катится по Руси железный обод колеса. Сколько еще судеб поломает, сколько семей разобьёт, где остановит свой бег - никто не ведает...
Примечание: рассказ основан на реальных фактах (с авторскими домыслами) из жизни священника Московской губернии П.Н., который приходится прапрапрадедом автору рассказа.
Уважаемые читатели! Это моё первое произведение написанное и размещенное для всеобщего прочтения. Я всю свою сознательную жизнь читаю книги "запоем", но писать никогда не пробовал. Мне очень важны и интересны ваши комментарии! Если понравилось что-то - напишите, если не понравилось - тоже напишите, только укажите, что именно не понравилось.