После окончания производственной практики в Ленинграда, я возвращался домой в сентябре. Погода была хмурая, но без дождя. А настроение находилось в высшей точке, я чувствовал себя счастливым. Во-первых, потому что мне повезло полтора месяца пожить в Ленинграде, познакомиться с городом и его пригородами. Во-вторых, практика оказалась очень успешной, я получил бесценный опыт практической работы. В-третьих, за исполнение обязанностей мастера мне заплатили полноценную зарплату – более ста рублей. Эта сумма в три раза превышала студенческую стипендию. Пачка денег лежала теперь в нагрудном кармане пиджака и придавала мне ощущение состоятельного человека.
Закончив все дела, я приехал на Московский вокзал. Мне предстояло ехать поездом до Москвы, там перейти с Ленинградского вокзала на Казанский, а оттуда, другим поездом, до своего города. Билета на вечерние поезда мне не досталось, купил на ночной. Коротал время ожидания, знакомясь с вокзалом и его окрестностями. Может быть оттого, что я был счастлив, все, кого я видел вокруг, казались счастливыми, их лица были приветливы и светились радостью.
Подошло время, я вышел на посадку. Поезд уже стоял у платформы. Мой вагон где-то в средине состава. Не спеша я пробирался сквозь суетливую толпу пассажиров и провожающих. Около своего вагона на минуту остановился, чтобы сверить его номер с тем, что записано в билете. В это время чья-то рука опустилась сзади на моё плечо. Я обернулся.
Передо мной стоял мужчина: высокий, широкий в плечах, полноватый. Одет небрежно. Пиджак из грубого сукна, сшитый неопытной рукой, был давно не стиран и, видимо, никогда не знал утюга. К тому же он был явно маловат для незнакомца. Рубаха в крупную клетку тоже не отличалась ухоженностью. На голове одета, даже не одета, а небрежно нахлобучена, фетровая шляпа с обвислыми полями и грязным верхом. Обут в какие-то старые, не помнящие обувной щётки, полуботинки. Только брюки незнакомца не укладывались в общий стиль его одежды: сшиты из хорошей ткани, стрелки тщательно отутюжены. Поддерживаются брюки широким ремнём, в котором чувствуется какой-то изыск, совершенно инородный для одежды мужчины.
Из-под низко опущенной шляпы он смотрел на меня и его взгляд мне показался сердитым, угрожающим.
- Дай мне пятнадцать рублей, - попросил, а скорее потребовал незнакомец. – В Москве я тебе их верну.
Его крупная рука по-прежнему лежала на моём плече и чувствительно его сжимала. Я растерялся от неожиданности и второпях подумал: «С какой радости я должен отдать тебе свои кровные пятнадцать рублей?». Но его взгляд не обещал мне мирного исхода переговоров. К тому же я заметил, что стою у самого края платформы, повернувшись к рельсам спиной. Если мужчина хотя бы не очень сильно толкнёт меня, загремлю я вместе со своим чемоданом под платформу, спиной на железнодорожные пути. «Что делать?» - в растерянности думал я: «Дать ему деньги – жалко; не дать - хуже будет, не отстанет мужик».
Открытая дверь вагона – соблазнительно звала в дорогу домой.
- Не бойся, я тебе их отдам, - строго повторил незнакомец.
И я решился на меньшее зло. Достал из кармана несколько купюр, выбрал из них десятку и пятёрку, протянул мужику. Пока я доставал деньги и выбирал две нужные бумажки, мужчина внимательно смотрел на мои руки. Деньги взял без торопливости. Взял, не сказал больше ни слова, повернулся и пошёл в сторону первого вагона. Шагов через пять обернулся и с полуулыбкой бросил:
- Не дрейфь, верну, - и пошёл дальше.
Глядя ему вслед, я наблюдал, как уплывают мои денежки. Скоро его обвислая фигура затерялась в людской толчее, и я простился со своими пятнадцатью рублями.
Настроение моё пригнулось, но не сильно. Предыдущий счастливый настрой и радость предстоящего возвращения домой скоро вытеснили горечь утраты, и я больше к ней не возвращался.
В вагоне, не мешкая, улёгся на свою верхнюю полку и заснул крепким сном, каким он бывает только в юности. Проснулся уже в Москве. Замедляя ход, поезд причаливал к платформе Ленинградского вокзала. У двери вагона очередь пассажиров, заранее приготовившихся к выходу. Я не спешил, вышел из вагона одним из последних. Шагнул на платформу, огляделся и вздохнул с облегчением - до дома осталось полпути.
Придерживая свой студенческий фибровый чемоданчик, направился по платформе в сторону вокзала. Шага через два-три на моё плечо опустилась чья-то рука.
В знакомой фигуре я не сразу узнал незнакомца. Теперь он казался выше, стройнее. Из прежней одежды на нём остались только брюки. Вместо малоразмерного суконного пиджака, одет строгий пиджак, служивший парой к его брюкам. Светлая рубашка увенчана тёмным галстуком в полоску. Полуботинки тускло отсвечивали полированным блеском. На голове – шляпа, строгие очертания которой свидетельствовали о малой изношенности. В том, как была одета шляпа, чувствовалось какое-то неуловимое изящество, которое придавало его лицу уверенность и снисходительность. Лицо чисто выбрито. Вместе со щетиной исчезла и сердитость его выражения.
Незнакомец смотрел молча, давая мне время сообразить, кто перед ним. Первой моей мыслью был полуиспуг: «Что ещё ему от меня надо?»
- На, возьми свои пятнадцать рублей, - он протянул мне деньги. – Я же говорил тебе, что отдам. Выиграю и отдам. Бери, не бойся.
Неуверенно я взял две бумажки. Незнакомец слегка подтолкнул меня в сторону вокзала и добавил:
- Иди.
Я уходил, держа в одной руке чемодан, а в другой возвращённый долг. На мгновение оглянулся, но незнакомца на месте уже не было. Больше я его не видел. Никогда.