Зимой, на пятом курсе мне начала сниться Юлля. Вы уже и забыли, кто это такая. Мы познакомились в лицее. Я проходил там практику, а она училась. Девочка из аристократической семьи. Папа большой художник в Казахстане. Монументалист, портретист. Дом полная чаша. Представляете, в квартире настоящий фонтан. Для СССР это роскошь. Старший брат – умница, старшая сестра – красавица, а Юлля – всё вместе и с избытком. Уроки французского, фортепиано, романсы, приемы, домашний театр. Жизнь похожая на ту, что вела интеллигенция на дачах и в поместьях перед революцией. Сплошные Чехов и Бунин.
И вдруг всё рухнуло, как почти семьдесят лет назад. Вместе со страной. Заказы закончились. Монументалисты и соцреализм вышли из моды. Золотой век не дотянул до совершеннолетия. Продали имущество за бесценок. Переехали на Алтай. Дом в деревне. Натуральное хозяйство. Отец художник ушел в город, не смог вынести этого бесконечного пленэра. Ему нужна мастерская и возможность пестовать и лелеять свою трагедию. Новорусская действительность тоже хотела украшать свои дворцы.
Любимый брат возглавил организованную преступную группировку (ОПГ тогда называли). Стрелки, оружие, рестораны, острое ощущение свободы и власти над жизнью. Хорошо, что всё закончилось не надгробием, а тюремным сроком. Старшая сестра влюбилась не в того парня. А не тот парень, вдруг решил, что она ему изменила, хотя - всё было наоборот. И по селу пошла дурная слава. И сестра уехала в город подальше, и вышла замуж за нелюбимого, назло тому, который в ней сомневался.
А Юлля попала в республиканский лицей. И тут, словно вернулись давние времена. Общежитие для иногородних. Сёстринство. Иногда оно ещё крепче, чем братство. Подружки-умницы. Педпрактика у меня была два месяца, но я не мог расстаться с этим маленьким милым кружком близких людей. Настолько среди них было хорошо и душевно. В свободные минуты я тащился через полгорода в общежитие лицея и проводил там время до отбоя. За вечер мы могли написать поэму, поставить пьесу, разложить по полочкам будущее, сыграть суперматч по женско-мужскому футболу или влюбиться до смерти. Но Юлле шестнадцать, а мне двадцать. Это же пропасть! Несмотря на все интеллектуально-духовные закидоны, романтику и возвышенные беседы, хотелось трахаться. Грубо, животно, до изнеможения, так чтобы забыть об этом желании хоть ненадолго.
Но тонкая девочка-тростинка не создана для таких жутких грёз, она для сердечных вздохов, целовальных игр и робких признаний. Но не более. А где-то там, в параллельной вселенной живут девочки-цитрусы, с которых снимаешь одежду, как кожуру (скорее, скорее), и разламываешь сочную мякоть на дольки, любуешься гранулами, из которых брызжет сок, пьешь, жрёшь, причмокивая и давясь, становясь липким и сладким. Но эти плоды не утоляют жажду, а только раззадоривают её. И ещё: ты ищешь, думая, что существуют такие плоды, которые не похожи на эти, и в них есть особенное-головокружительное свойство, опьяняющее, роскошное, женское, соблазнительное волшебство. Но вот вокруг одна кожура, а нового ничего нет. Укол разочарования. И это всё? А где счастье? Где оно?! Огромное и непосильное, как бесконечный оргазм, ведущее через радость плоти прямо в нирвану?
Секс и Юлля – вещи несовместимые! Ей можно писать стихи, можно целоваться в подъездах, можно дарить цветочки-веночки, но делать с нею что-то такое пронзающее, раскрывающее, разламывающее, упоительное – упаси боже! А вот сестра, ну да, сестра, у которой муж… зачем я её вообще увидел! Я приехал к ним летом в гости в деревню, и пропал. Да это всё описано у меня уже тут -
Но с Юллей мы продолжали оставаться друзьями, несмотря на мой недолгий роман с её сестрой. А потом Юлля резко выросла и вышла замуж. Даже немного как-то неожиданно.
И вот она мне снится. За три тыщи километров. После стольких романов и влюблённостей. После, кажется, огромной прожитой жизни. И снится все, что мы муж и жена, и у нас много-много детей. Она в платье пушкинской эпохи. С веером в руках. Невероятно манящая и прекрасная. Я просыпался в поту и от дикого желания. Ловил ртом воздух, как рыба выброшенная на берег. Но жабры прочно заросли, назад в океан дороги нет.
Я написал письмо. Практически на деревню дедушке. И она ответила. Оказалось – разводится. И мы стали вспоминать прошлое. И эпистолярно веселиться. И письма писались легко. И казалось, так же легко может сложиться наша совместная жизнь. Я рассказал всё своё прошлое отношение к ней, почему не мог с нею быть, относится к ней как к женщине. А она мне написала осторожные, но такие слова, что за ними могла скрываться бездна, и мне хотелось туда заглянуть.
В Москве у меня не складывалось. Публиковать перестали. В кино путь закрылся. Дипломный сценарий писался без энтузиазма. Надо было что-то решать. Юлля писала, что не хочет оказывать на меня никакого давления. Это моя жизнь. Я должен сам сделать выбор.
Когда-то мама мне, в минуты воспитания, после очередного проступка, цитировала без конца Новеллу Матвееву: "Сорваться — эффектнее, чем устоять, Разбить — романтичнее, чем уберечь. Отречься — приятнее, чем настоять, И самая легкая вещь — умереть". Но тут я не знал, что значит «сорваться», что легче: уехать, вернуться, или остаться? О, если бы можно было разделиться, как простейшее.
И всё-таки я вернулся. Уж слишком неуютной в тот момент показалась столица. Слишком манящими были сны. Так подсознание уже сделал выбор. Я вернулся. Мама была счастлива. Но сын долго дома не сидел. Я бегал по городу и искал Юллю. На квартире, которую она снимала, в мастерской её отца. Просто бродил по городу. Тающий июнь обжигал меня, как горящая картошка, бросал с теневой стороны улиц на солнечные. Но Юлля как сквозь землю провалилась. Сотовые телефоны в 2003 году были ещё редкостью. Вернувшись однажды домой, нашел в дверях записку: «Я знаю, ты приехал. Я рада. Правда». И всё.
А еще я не мог найти работу. Жизнь, казалось, закончилась. И самое страшное – я перестал писать. Напрочь. А зачем? Для кино я умер. А кому нужна литература в Горно-Алтайске. Ну - по большому счёту?
Но у меня есть друзья. Например, Жека.
Вернувшись домой, я впервые увидел полторашки пива. Пластиковые. До этого пиво было в стеклянных бутылках и жестяных банках. Мы забрались на большую старую раскидистую иву над рекой. И я рассказал Жеке свою печаль. И Жека сказала, что он передо мной в долгу, что чувствует себя виноватым, что вроде бы когда-то у них с Юллей тоже был роман. Вот новость! И что, может быть, вот из-за этого у нас с Юллей и не сложилось. Я не стал разубеждать Жеку. А он сказал, что он будет не он, если не найдет Юллю и не сведёт нас вместе.
В те легендарные времена держали слово. И через несколько дней Жека позвал меня в гости. Вернее на пикник. Заехал за мной. В машине сидела Юлля. То есть ещё девушка Жеки, но и Юлля.
«Привет!» «Привет!» Как будто мы расстались вчера.
Мы говорили о чем угодно, обо всём, но не о нас, не о наших отношениях, будто и не было полугодовой переписки, не было никакого прошлого. Я снова видел перед собой свою ученицу. Стена романтических отношений казалась непреодолимой.
Вечером, когда стало прохладно, и достали комары, поехали к Жеке.
-Оставайтесь! - Сказал Жека. - Поздно. Я такой пьяный, что никуда вас не повезу.
В квартире Жеки можно спрятать небольшой взвод солдат. Так что мы все разбрелись по разным углам. Наболтались, умаялись до судорог. Мне постелили в самой дальней комнате. Было так душно, что простыня прилипала к телу. Трусы казались невыносимой зимней шубой, хотелось сбросить и их.
И кто-то вдруг осуществил моё желание. Горячий и прохладный одновременно, тонкий и мягкий, жилистый и текучий. Юлля? Я, я, я.
Я почему-то только мог повторять её имя. А она обрела невероятную смелость. Мы и не целовались почти. Просто влипли друг в друга. Смешали пот. Скрутили простыни. Дождём пролились и выжались до суха.
-Мы больше никогда не потеряем друг друга?
-Никогда, - ответила темнота.
Я был такой счастливый. Будто выиграл лотерею, или нашел клад, или написал лучший роман в жизни. Не знаю. Не с чем сравнить.
-Переезжай ко мне.
-Да, только вещи заберу.
А на следующий день она исчезла. На полтора месяца. Оказалось – вернулась к мужу, с которым несколько месяцев назад развелась. Наверное, я сделал что-то не так. А может она так со мной попрощалась. Со своим прошлым. Незавершенный гештальт, он такой, коварный. Не узнать. А может, я просто её разочаровал. Бывает.
© Сергей Решетнев Фото Sergey Suhovey