Вдоль дамбы шлюза простирались болотистые пустыри. Там были водосборные каналы, похожие на длинные протоки или озера. Они были не глубокими, метра два не более, но вот обойти их было просто не реально. Они были очень длинными.
Если мы с пацанами выбирали один из берегов, то вдоль него могли гулять весь день, и никак не смогли бы перебраться на другую сторону этого озера - протоки. Мы их так и называли - первая протока, вторая... Путешествовать по пустошам вдоль берегов мы очень любили. Если идти по дороге, на верху дамбы канала и не сворачивать в промежуток между этими протоками, то грунтовая дорога выводила к дачным домикам, построенным самозахватом в непроходимой чаще таловых зарослей. Там был небольшой участок и нашей семьи и, как в сказке про трех поросят, на нем стоял соломенный домик.
На нашем участке мы с мамой выкорчевывали корни кустов, копали землю под грядки, выкашивали траву и построили из этих палок и травы домик - шалаш.
Отец ещё только заготавливал материалы для другого домика - из фанеры. Запасал бруски и доски. А в шалаше, который в основном строил я, было сухо и уютно. Именно там хранились инструменты, лопаты, топор, и я прятал свой лук, стрелы и ножик.
По телевизору показывали фильмы про индейцев Америки. В главной роли был Гойко Митич. Он так ловко сражался с бледнолицыми, управлялся с луком, со стрелами, умел бросать нож в цель и никогда не промахивался. Он был очень смелым и ловким. Мне тоже хотелось всё делать так же ловко, как он это делал на экране.
У меня был свой настоящий нож складишок. На его ручке были накладки из пластмассы в виде двух пантер - на одной стороне и на другой. На нем не было написано, но я точно знал, что он называется "Пума". Это был действительно хороший нож. Он был крепкий и острый. Его можно было бросать в толстый ствол сосны, и он втыкался, если я правильно всё делал во время броска. Это было почти как в фильме.
Я ухаживал за ножом, точил его лезвие и периодически подстукивал - расклепывал поворотное крепление на лезвии. От неудачных бросков заклепка ослабевала и лезвие начинало болтаться из стороны в сторону. Но всё равно, этот нож мне очень нравился. Он был большим, но когда я его складывал, то он очень удобно помещался в моем нагрудном кармане куртки.
Именно с его помощью я смастерил свой первый настоящий охотничий лук. Он получился большой и крепкий. Тетиву мне помогла изготовить бабушка. Она научила меня скручивать веревку из толстый швейных ниток.
Все веревки которые продавались в магазине никак не подходили для этой цели. Они растягивались или просто были толстыми.
Скрученную из ниток тетиву с одного конца приходилось завязывать хитрым узлом, чтобы она не расплеталась, А с другой стороны я делал затягивающуюся петлю, чтобы можно было снимать тетиву во время хранения лука. Я перепробовал много разных вариантов изготовления тетивы, и по толщине, и по длине. Пробовал её смазывать маслом и парафином, натирал смолой. Очень обидно было когда веревка перетиралась от частого использования.
Стрелы были самодельными и к ним тоже приходилось применять разные варианты усовершенствования. В творческих поисках, даже само дерево, из которого я изготовил дугу лука, претерпело множество изменений и усовершенствований. И форму я выравнивал с помощью ножа, и толщину подбирал опытным путем, и сорт дерева тоже имел значение. Наконец-то лук был доведен до такого состояния, что в нем усовершенствовать я больше ничего не мог.
Почти такие же луки были и у моих друзей. Я щедро делился секретами своих достижений и помогал им в изготовлении.
Лето пролетело незаметно. Наступила осень, и все охотничьи заготовки, приспособления и инструменты отправились на зимовку на самый верх платяного шкафа, в компанию к летними ботинкам и чемоданам.
Зимой я периодически доставал лук, проверял его свойства. Изготовил из старого маминого сапога колчан для стрел и, сами стрелы довёл до совершенства. Они были оснащены опушкой из меха песца, доставшегося мне от воротника старого маминого пальто.
Наконечники у стрел были самые настоящие. Я их выковывал из толстой алюминиевой проволоки, которую случайно нашли на задворках. Они точно соответствовали формой наконечникам из учебника по истории древнего мира. Вставлялись внутрь древка стрелы. На конце стрелы нитками было обмотано укрепляющее седло для тетивы и опушка из меха песца тоже была примотана к древку с помощью ниток и клея.
Школьная учеба шла своим чередом, но как всегда неожиданно наступила весна. Стало тепло, и сидеть дома было уже просто невозможно.
Наша дружная компания в составе соседа Сережки с братом Игорем, меня и моего брата снова была готова к подвигам и путешествиям.
В свободное от школы время мы отправлялись к протокам и осматривали изменения в природе, с каждым днем все более и более радующие нас.
Снег в пустошах почти растаял. Протоки вспучились и льдины которые в них теперь плавали как громадные корабли притягивали нас своими размерами и возможностью на них покататься. Теперь мы могли пересекать водные преграды и побывать в тех уголках островов, куда прошлым летом добраться даже не помышляли.
Никому, и в особенности родителям, мы не рассказывали о своих путешествиях. У каждого была с собой самодельная торба из мешковины. В ней был хлеб и другая еда.
В это время, мы увидели первых уток, прилетевших на озеро. Мы могли в полной мере воспользоваться прошлогодним опытом и, используя лук и стрелы, по настоящему охотиться на уток в камышах.
Мы много тренировались в стрельбе. Каждый пенек, кочка, пригорок с открытой землей становились мишенью, и мы наслаждались правильно сделанными стрелами и тугим - "настоящим" луком. Лук и стрелы были у каждого. Ещё мы изготовили по технологии древних людей копья из молодых стволов сосенок росших на пустыре. Обожгли их заостренную часть на костре, для пущей твердости, и выстругали само древко до гладкой поверхности.
Попадать копьем в цель было гораздо труднее, и на большое расстояние оно летело долго. Ни о какой охоте на уток с копьем не могло быть и речи. А стрелы - это было само совершенство.
Мы настолько приспособились к своему оружию, что на расстоянии двадцати шагов могли спокойно прицелившись попадать в консервную банку и стрела пролетала насквозь через неё, оставляя аккуратное отверстие в виде ромбика. Опушка стрелы ярко выделялась белым кружком на фоне пожухлой прошлогодней травы или ствола дерева, и отыскать эту стрелу было легко.
Тем не менее мы очень бережливо выбирали цель. Если бы стрела попала в камыши или в воду, то мы бы её потеряли. И заросли кустарника были губительны для стрел.
На обгорелых от весеннего пала пустошах нам нравилось стрелять вверх. Главное было очень внимательно смотреть под каким наклоном стрела улетала к облакам. Возвращаясь, она могла спокойно попасть в любого из нас. И такое бывало. Но дело в том, что возвращаясь, легкая стрела тормозилась своим опушением, и уже не так страшно было её попадание в плечо или в ногу. Мы даже пробовали на лету ловить стрелы при падении. Иногда получалось.
Каждый раз, идя вдоль протоки, мы внимательно, как настоящие охотники, следили за поверхностью воды у самого берега, и передвигались очень осторожно. Искали уток.
Несколько раз мы их спугивали. Они, почему-то, обнаруживали нас раньше чем мы их. Вдогонку им сразу же летели наши боевые стрелы, но удача, всё никак не поворачивалась к нам. Утки улетали.
Для тренировки мы стреляли по любой цели в направлении своего движения. Будь то пенёк, кустик, дерево или просто бугорок на дороге.
Мы все себя считали настоящими охотниками, индейцами. Даже вслух оговаривали выбранную мишень, чтобы не казалось, будто выстрел достигал цели случайно.
Перед выстрелом, сначала называли цель, потом выпускали стрелу. Радость и гордость была особенно большой когда всё получалось по честному.
Идя по дороге в очередной раз, я увидел стайку скворцов. Поддавшись азарту, я по привычке выкрикнул - " птичка на кочке...", и выпустил стрелу...
По птичкам мы стреляли и раньше, но в силу обстоятельств мы не целились именно в них и когда стрела втыкалась в землю рядом с ними стайка улетала.
Обычно, было по другому. Стайка сначала улетала, а потом стрела втыкалась в землю. Птички были для нас трудной мишенью.
Но не в этот раз. Проведенные в тренировках дни не прошли даром. Стрела очень точно поразила цель.
Черный с блестящими перьями на хвосте скворец несколько раз трепыхнул крыльями и затих. Его глаза - черные бусинки остались открытыми. Он был неподвижен.
Мы все остановились возле него и замолчали. Стрела прошла насквозь через птичье тельце. Она немного испачкалась в крови. клювик скворца был открыт.
Остальная стая улетела, а мы молча стояли и смотрели на мертвую птицу. Использовать скворца для еды было бессмысленно и, насколько мы знали скворцов никто никогда не ел. Даже кошки.
Скворцам радовались, как первенцам весны, и готовили для них домики у себя на огородах. Если бы это была утка, мы бы наверное даже обрадовались. Утка - это добыча. А так мы просто растерялись. Было обидно и горько.
Тот певун, который каждую весну, у каждого на даче радовал своей песней нас и наших родителей, лежал перед нами мертвый, и мы были в этом виноваты. В этом был виноват я.
Вытащив стрелу, я убрал её в колчан. Положил его рядом с луком на землю, и ножом стал копать ямку.
Когда мы похоронили скворца, и поставили над его могилкой крестик из прутиков, мы долго молчали. Сказать было нечего. Нам почему-то расхотелось идти дальше вдоль протоки. Мы убрали свои стрелы и луки за спину и пошли домой.
Теперь я уже не помню куда делись потом мой лук и стрелы, вместе с колчаном и заготовками наконечников. Это незаметно ушло из моей жизни. Я прекрасно знаю, как всё это делать и сейчас, в любой момент могу восстановить и, тот лук и, те стрелы. Я отлично стреляю из винтовки и ружья, но больше никогда я не прицеливался в живое существо. И тех людей которые любят ездить на охоту, что бы добывать дичь, я в душе осуждаю. Ведь оказывается, так легко убить, даже случайно, а оживить уже не получится никогда.