Нравственность-
основное и необходимое
качество нормального человека
в любом обществе.
Потому что
безнравственный
человек- это худший
из людей.
Началась война.
Если до войны Халимат худо- бедно могла прокормить своих детей, то в войну положение ее семьи постепенно становилось катастрофическим.
Годы выдались один засушливее другого.
Трудодни в колхозе почти перестали выдавать.Нужно было помогать фронту.
Бурками теперь никто не занимался, вся шерсть отправлялась на изготовление тёплых вещей для воюющих солдат. Да и в горы идти не рисковали даже самые отчаянные;к уже имеющимся абрекам в горах добавились и дезертиры, и те, кто прятались от призыва.
Не было семьи, откуда бы на войну не ушли отец, сын или брат. Были семьи, в которых и вовсе не осталось мужчин, все воевали.
Спустя немного времени после начала войны, стали слышаться отчаянные крики и плач то в одной части села ,то в другой, а то и в нескольких сразу.Это приходили похоронки.
Анди словно накрыло чёрной, зловещей тучей.Люди были или в трауре, или в тревоге.
Халимат изводили мысли о единственном брате - фронтовике-Шишхалаве.Тревога за сына подтачивала и силы ее отца.
- Хорошо, что хоть корову успела купить перед самой войной,- радовалась Халимат.- Теперь она наша главная кормилица.
Старшие девочки облазили все окрестные пригорки в поисках выжженной солнцем травы,и даже умудрялись косить ее на кладбище, каждую минуту готовые бежать от страха,бросив все.
Но однажды их кормилица заболела и, как ни уговаривал отец, Халимат не соглашалась резать ее.
Она представить не могла, что им делать, если и коровы не станет.Несколько дней и ночей не отходила она от коровы, пытаясь выходить, но к утру пятого дня ее все же нашли мертвой.
Горе семьи, и так еле сводящей концы с концами, было большим.
Через какое- то время заболели ветряной оспой и слегли все дети Халимат.
В селе умерло много взрослых и детей, у Халимат же умерли один за другим двое- один из сыновей и старшая из дочерей- главная ее помощница во всем.
От потери детей огнём жгло все внутренности, но предаваться горю не было времени, нужно было спасать оставшихся троих.
Отец Халимат постепенно слабел и уже не мог выезжать за село.Да и особо не заработать было теперь, мало кто не бедствовал.
Все припасы в доме заканчивались и Халимат,кое- как выходив детей, собралась в дорогу.
Завтра в Ботлихе был базарный день, и была надежда продать или выменять единственное оставшееся шелковое одеяло на что- нибудь съестное.
Поодиночке так далеко ходили редко , тем более ночью,и она, далеко заполночь выйдя из дома, вскоре примкнула к группе таких же добытчиц, как и сама.
Андийки- бойкие торговки,но, как ни странно,ни у кого в нашем роду ни по маминой, ни по папиной линии нет этого качества.
Не было его и у моей бабушки.
Ее спутницы шумно торговали и торговались, а Халимат молча сидела среди них прямо на земле, поставив перед собой очень красивое шелковое одеяло .Другое такое же одеяло она уже выменяла два месяца назад на мешок картошки.
Попутчицы ее уже готовились в обратную дорогу, когда к отчаявшейся Халимат подошла местная женщина и предложила выменять одеяло на къали( 12-15 кг) яблок.
Одеяло было недешевое, шерстяное , облицованное старинным шелковым платком и сшитое лучшей мастерицей села...Халимат было безумно жалко отдавать его за какие- то яблоки, она рассчитывала получить за него хотя бы картошку или кукурузу, а если повезёт, даже пшеницу.Но возвращаться к ослабленным болезнью детям с пустыми руками она себе не могла позволить.Особенно к сыну Дибиргаджи, которого она любила без памяти.
За яблоками женщина повела ее на другой конец села и вынесла из кладовки где- то три четверти обещанных яблок, сказав, что больше яблок нет и, если не устраивает, она может уходить со своим одеялом....
А яблоки...это были самые кислые, самые дешевые зимние красные яблоки.
- Не дай Аллах тебе узнать горе и голод,- только и смогла сказать ей Халимат, подняла мешок с яблоками и отправилась догонять сельчанок.
- Иди, иди, абдал ! ... И без твоих слов проживу...-, неслось ей вслед.
Конечно, для местности, где фрукты вообще не растут, даже такие яблоки были деликатесом.Халимат их понемногу запекала в тавхане в кизячных углях вперемежку с картошкой.
Тавхан - это что- то вроде печки- камина в горской сакле,служил он и для обогревания помещения, и для приготовления еды.
Иногда, когда с продуктами бывало совсем туго и перебивались какой- нибудь мелочью всухомятку, Халимат жгла в тавхане немного соломы или сметённые крошки кизяка , чтобы соседи увидели дым из трубы и подумали, что они готовят еду.
Посылавшую к соседям за огоньком дочь она строго настрого предупреждала, чтобы не смела брать у соседей предложенный кусок хлеба или ещё что-то.
- Но у них так много хинкала было, - пыталась оправдаться дочка.
-А ты видела, сколько их человек? Если каждый возьмёт по хинкалу, там ничего не останется, помни об этом.
Халимат во всем была такая.
Я не перестаю удивляться до сих пор, откуда появился и как мог сохраниться всю ее жизнь в этой сельской женщине, которая даже читать не умела, при всей нищете, что ее окружала, этот аристократизм?
Помимо яблок, остатков картошки и саха муки( около 5 кг), в еду щедро шли любые съедобные травы, которые удавалось найти.
Теперь уже моя будущая мама-восьмилетняя Пахмеседу
во всем помогала матери.Мать ее и на поле могла отправить вместо себя.
Как- то весной на пахотном поле Пахмеседу поставили идти впереди быков, за плугом обычно шёл взрослый.Маленькая голодная девочка почти через шаг останавливалась , чтобы подобрать мелкие сладкие клубеньки(не знаю их названия),которые там и тут виднелись на уже вспаханной земле.
Она понимала, что задерживает старика, шедшего за плугом,но ничего не могла с собой поделать.
Жалея голодную девочку, старик говорил:-Ничего , дочка, подбирай, я подожду.
Вечером она, счастливая,принесла домой полный подол сладких клубней.
С образованием даже в такой глуши все было строго.
В школе работали несколько приехавших по направлению русских учительниц, были и свои местные учителя.
Если дети не ходили в школу, с родителей взыскивали штраф.
Пахмеседу с ее домашними проблемами было не до школы, но, боясь угрозы штрафа,периодически появлялась там.Просто приходила и сидела, если не засыпала от голодного головокружения.
Учитель Халид ,житель соседнего села Гунха,особенно доставал ее с уроками и однажды , вызвав к доске ,сказал:
-Дибиргаджиева, ты дочь известного и уважаемого отца. Тебе должно быть стыдно так плохо учиться и спать на уроках.Что ты можешь мне ответить?
Пахмеседу тихо ответила:
-Я слышала, что отец у меня есть, но я его не знаю, он с нами не живет. Когда готовлюсь к урокам, все мысли о еде..Хочется есть,больше ничего в голову не лезет...,- и заплакала, закрыв лицо руками.
Учитель, взяв за плечи, проводил на место девочку , и сказал, вытирая проступившие слезы:
-Садись, дочка. Обещаю больше никогда не вызывать тебя к доске.
Халимат продала или выменяла на продукты почти все, что можно было продать.Осталась расписная фарфоровая керосиновая лампа с красивым ажурным стеклом- один из подарков ее отца, которые он привозил из дальних поездок.
Лампа очень нравилась Халимат, она напоминала ей об отцовском доме и о ее беззаботной молодости , прошедшей в нем, и она берегла ее на крайний случай.
,,Вот он и настал, этот крайний случай. Ещё несколько дней, и скудным припасам придёт конец...’’,- думала Халимат, заворачивая лампу в тряпьё и укладывая в мешок.
Утром случилась беда: видно, вчера Халимат перетрудилась на колхозном сенокосе; всю ее свело судорогами и она не могла пошевелиться. Дети собрались вокруг неё и плакали. Старшая побежала за местной знахаркой.
Боли не отступали, хоть судороги и стали реже.Но Халимат о них не думала, все ее мысли были о том,каким образом теперь найти пропитание для детей .
А завтра снова в Ботлихе базарный день. И до следующего базара им никак не дотянуть... Больной отец с невесткой еле тянут свою семью , пока сын на войне, и никак нельзя дать ему понять, как ей туго сейчас...
Горестные мысли сводили женщину с ума.....
Пахмеседу уже было больше девяти лет и она считала себя совсем взрослой. Да и в самом деле, детей того времени разве можно было назвать детьми?
Вынесшие вместе со взрослыми все тяготы и лишения, они так и не увидели своего детства.
Пахмеседу заявила матери, что она уже договорилась со своими двоюродными тетями, и они завтра заберут ее с собой в Ботлих.
Безысходность вынудила Халимат согласиться.
Когда группа женщин, среди которых старательно вышагивала маленькая дочь Халимат, гордая от сознания своей ответственности, дошла до края села, забрезжил рассвет.
В хилую обувку девочки через дырочки в подошве и носке без конца попадали острые камешки и она, отряхивая башмак на ходу, шла, стараясь не задерживать спутниц.
Вдруг что- то случилось... дырявый носок башмака зацепился за выступавший из земли небольшой камень и девочка оказалась на земле...раздался звон бьющейся лампы...
Горе маленькой Пахмеседу было неизбывным, нескончаемым и самым горьким в мире.
Это был конец всему, катастрофа.Теперь всей ее семье грозила голодная смерть.
Она рыдала совсем по- взрослому, обхватив голову руками , и сквозь ее рыдания доносилось:
- Мама не встаёт... дед не встаёт... никого больше у нас нет...ничего нет.... мама сжигает солому в тавхане, чтобы никто не знал, что мы голодаем.... мы все умрем теперь....
Женщины плакали вместе с ней.
Вдруг старшая из двоюродных сестёр ее отца резко сказала:
- Как это у вас больше никого нет?! У тебя есть отец, будь он проклят! Живет в Ботлихе, в достатке, работает хакимом. Вот к нему мы тебя и отведём, и объясним ему положение его детей.
Услышав это, девочка зарыдала ещё горше.
- Мама тогда убьёт меня. Она нам всегда говорит,что никогда, даже если она умрет и мы останемся одни,мы не должны у отца ничего просить, если он сам не захочет нам помочь... Я не пойду к нему.
Но женщины кое- как уговорили девочку, обещав ничего ее матери не говорить.
И вот Пахмеседу первый раз в доме отца,сидит рядом с женщинами, которые и привели ее сюда.
Вот сидит ее отец- крупный мужчина в военном кителе и галифе, на нем блестящие чёрные сапоги...Она совсем не помнила его и со стеснением исподлобья рассматривала ,пытаясь вспомнить.Душа девочки наполнялась каким- то странным , неизвестным теплом.
А вот его молодая жена с маленьким сыном на руках... интересно, он мне кто?...брат или нет?...
А жена красивая. Белолицая и черноглазая... И платье у неё красивое, даже без заплаток...От этого факта девочке почему- то стало грустно. Ей сразу вспомнилось испещрённое ранними морщинами и высушенное проблемами лицо матери... темные костлявые руки в трещинах ,и ее единственное платье ,все в заплатках, вот- вот готовое разойтись по ниточкам...
И появилось раздражение к этой женщине, ничего еще ей не сделавшей...
Две ее тети рассказали ее отцу, как один за другим умерли двое его старших детей,и как тяжело выживают оставшиеся трое.И вот они уже рассказывают ему историю с лампой...
И вдруг маленькая Пахмеседу вздрагивает от бешеного рева нависшего над ней отца:
-Лучше бы ты свои обе ноги сломала, а не лампу,негодница!
Вы же сдохнете от голода теперь!
Да и поделом твоей мамаше- гордячке!!!
Грозный, громкий,сытый мужчина с багровым лицом ,нависший над ребёнком, изрыгая желчь,
и маленькая, худенькая ,голодная девочка, съёжившаяся и втянувшая от страха голову в плечи. Сиротка. Потому что у моей матери никогда отца не было...Вот так предстаёт мне эта картина в мыслях.
Тети были старше него и, кое- как успокоив, уговорили его дать детям хоть что- нибудь.
Он открыл перед девочкой дверь кладовки и сказал:
-Бери кукурузы, сколько сможешь донести .
И ушёл к гостям.
Она никогда не видела съестных припасов столько и в одном месте...По одну сторону стены стояли ведра и бидоны с урбечем, мёдом, топленым маслом, сыром.
С потолка свисали два больших куска сушеного мяса и курдюка.
В углу большой горкой была насыпана картошка, ближе к середине кладовки - такие же горки пшеницы и кукурузы...
У девочки , за всю дорогу ничего не евшей, от голода закружилась голова.
,, Вот бы нам хоть половину отсюда, на год бы хватило’’ горько подумала она.
-Ну ты там все?,- вывел ее из оцепенения раздраженный голос отца.
Она тотчас же бросилась к горке с кукурузой и стала своими маленькими ручками сдвигать ее к раскрытому отверстию мешка.Ей очень хотелось принести домой побольше, чтобы хватило ,пока мать и дед не встанут на ноги.
Насыпав достаточно,девочка подняла мешок и походила по кладовке, чтобы прикинуть, сможет ли нести такую ношу всю предстоявшую дорогу.Решив, что можно добавить ещё , она положила в мешок ещё немного кукурузы. Подняла мешок... Нет, не донесёт...Отсыпала. Подняла опять..Кажется, отсыпала слишком много. Насыпала обратно.Подняла...
Ее уже звали уходящие женщины- пора было в дорогу.
Уже на окраине Ботлиха Пахмеседу почувствовала, как подкашиваются ее слабенькие ножки и кляла себя за жадность .
Вдруг из- за поворота показалась арба со старой облезлой лошадью. На арбе с мешками сидела андийка Патимат , возившая за небольшую плату груз.
Увидев обессилевшую девочку,женщина пожалела ее и забрала ее мешок с собой, обещав доставить матери в целости и сохранности.
Теперь Пахмеседу ругала себя за то, что не взяла у отца кукурузы побольше.
Домой дошли почти на рассвете.
Халимат очень удивлялась , как её маленькой дочери удалось раздобыть столько кукурузы за всего лишь одну лампу, хоть и такую роскошную.
Если бы она только знала, какую главную ее заповедь нарушила дочка...