13.06.18.
Ку-ку, да ку-ку,- звучало надоедливо из ближайшего леса на берегу деревенского пруда. Лес поднимаясь на взгорке, стоял мохнатой стеной, казалось ему, не было конца и краю. Пруд образовывала речка под названием Кордяга, она текла в глубоком овраге, который изготовило неумолимое время и конечно вода. Кое- где на крутых овражистых откосах была видна рыжая глина, которая составляла большой процент вятской земли. Пруд был запружен в незапамятные времена, наверно ещё первыми жителями этих краёв, место, кстати, было выбрано очень удачно, прямо на большом повороте реки. Здесь стояла когда-то большая мельница, сейчас она была разрушена временем и неразумными людьми, конечно муку сейчас мелют электричеством, кому нужны эти пережитки в виде жерновов и колёс. Но, сруб, заделанный ещё до револьющин, почти сохранился, правда, без крыши, из него сруба примерно 12 на 12 торчали колёса водяного привода и прочая деревянная механика, застывшая неизвестно когда. От этих развалин несло нестерпимой тоской и печалью, но рыба под названием Сорога, ловилась здесь хорошо, часто приходил сюда рыбачить, ведь добывать этот сорт рыбы, да ещё в прозрачной воде, весьма сложно. Я зачастую приходил с вечера порыбачу до темноты, потом закутаюсь в брезентовый тёткин плащ, покемарю до рассвета и снова ловлю, если клюёт эта капризная рыба. Сразу за развалинами мельницы был глубокий омут метров двадцать в диаметре из него, и вытекала наша Кордяга, холодная и голубая как небо этим жарким летом.
Я порыбачил до темноты, поймал пять штук этой Сороги, бросил в ведёрко, глянул на малиновый закат, который предвещал хорошую погоду и наверное неплохой клёв, стал готовиться ко сну, то есть натаскал каких-то старых досок и соломы под голову.
На реку и прибрежные луговины опускалась густая темнота, только какие-то птички ещё что-то пели своими нежными голосками. Ночь по-хозяйски вступала в свои права, недалеко на лугу вдоль речки паслись несколько лошадей, их неясные тени двигались совсем бесшумно, иногда они смешно прыгали на своих стреноженных ногах, иногда вздыхали чисто по-человечески, вечер стоял очень тихий. Я как-то незаметно задремал и мне снились почему-то бесконечные лошади, лошади…
Проснулся я в четвёртом часу утра, в природе ничего не изменилось: лес стоял на месте, река текла в прежнею сторону, лошадки также паслись на лугу, с которого иногда доносилось бряканье их ботал. Я вдруг решил порыбачить на самом пруду, быстро собрал свои рыбацкие снасти и двинулся в его сторону, по бережку. Путь мой после развалин мельницы проходил по едва заметной тропке, вдоль бережка. Иду мимо воды любуюсь синим небом и ярким восходом почти пурпурного цвета и скоро выхожу на луг, который довольно обширен, над прудом стоит утренний туман, красиво очень, кажется, в такие утренники и выходят из омутов русалки, поют свои сладкие, протяжные песни. Завлекают, заманивают окаянные, неокрепшие души в свои объятья.
Но, я отвлёкся и скоро столкнулся с неожиданным препятствием, поперёк тропинки, метрах в двух от воды валялась туша околевшей старой лошади, нелепо вытянувшей ноги в сторону воды, я тихо свистнул и разглядел на её животе штук десять налимов, которые впились в податливый, ещё наверно тёплый живот коняги. Меня чуть не вырвало от вида этих падальщиков, которые висели на лошадином животе, как гигантские пиявки. Да ещё и шевелились, извивались наверно от удовольствия, я быстро почесал дальше, чувствуя, что мне скоро будет дурно.