Уличный музыкант

               
  Анатолий со своим аккордеоном постоянно сидел на одном месте – на улице Герцеля, метрах в тридцати от её пересечения с улицей Дизенгоф. Он отличался от всех остальных уличных музыкантов города тем, что не играл отдельные короткие фрагменты различных мелодий, а постоянно пел своим приятным баритоном под собственный аккомпанемент популярные песни различных авторов на русском языке и на идиш. Когда уставал петь, просто играл популярные мелодии. Причём было видно, что это ему самому доставляет удовольствие. Жители Нетании, по крайней мере проживающие в центре города, всегда узнавали его. Многие, проходя мимо, здоровались. Некоторые останавливались и просили спеть что-то по своему вкусу. Иногда даже возникали небольшие импровизированные концерты, на которых заказчики пели вместе с Анатолием. Он стал как бы постоянным элементом улицы, как аптека, рядом с которой он сидел. Я, как и многие другие, проходя, всегда здоровался с ним, иногда на несколько минут останавливался поговорить. Как-то я увидел, что рядом с ним стоит на земле то ли миксер, то ли тостер, сейчас уже и не помню. На мой вопрос он ответил, что вот, мол, сломался, думал отремонтировать, да оказалось, что слишком дорого. Я предложил ему отремонтировать, разумеется, бесплатно. Здесь ведь часто выбрасываются различные бытовые электроприборы, требующие пустячный ремонт, из-за дороговизны ремонта. Отремонтировал.  Он ещё пару раз просил меня отремонтировать какую-то мелочёвку. Так у меня установились с Анатолием более близкие отношения. Знал я о нём очень мало, как-то неудобно было расспрашивать, отрывать его от работы (для него ведь это была работа, возможность получить хоть небольшую прибавку к скудному пособию). Был он человек уже пожилой, пенсионер. Жил в Ор Акиве. В Нетанию его привозил сын-адвокат по дороге на свою работу. До сих пор не могу простить себе, что так и не удосужился расспросить подробнее о его прошлой жизни, да и настоящей тоже. Как и все старые люди, периодически он болел, делал операции (удалял аденому простаты и др.), и всегда возвращался на своё место. Не знаю, как это делается, но во время его отсутствия ни один уличный музыкант это место (а место очень выгодное – центр, людно) не занимал.
  Но однажды Анатолий пропал надолго. Я знал, что у него есть какое-то серьёзное заболевание, о котором он не хотел распространяться. Вероятно было связано с онкологией. Несколько месяцев не было видно Анатолия. Проходя это место, я каждый раз с надеждой смотрел – а вдруг? И это «вдруг» случилось. Однажды я увидел Анатолия на привычном месте. Сильно похудевший (а он никогда не был полным), бледный, он тихонько пел что-то популярное, аккомпанируя, как всегда, на аккордеоне.
Я остановился, поздоровался, сказал, что рад его видеть. Он отставил аккордеон и рассказал, что тяжело болел, прооперирован, чувствует себя очень слабо. Я, конечно, сказал, что ему не надо спешить с этой работой, надо отлежаться, набраться сил… Он только грустно улыбнулся и сказал:
-Понимаешь, мне уже не отлежаться. Врач запретил поднимать вообще какие-нибудь тяжести. Ты видишь, что аккордеон уже другой – половинка
(я только сейчас обратил внимание, что аккордеон вдвое меньше прежнего), но и этот я поднимаю с трудом. Но это моя жизнь, это то, что ещё держит меня на этом свете. Прекращу играть – сразу конец. Я играю сейчас не ради денег, а потому, что не могу без этого жить. Сколько ещё дано, буду играть.
И продолжил свои ежедневные выступления . Я не могу это назвать работой.
  Через месяц я улетел на два месяца в Америку проведать дочь с семьёй, а когда вернулся, Анатолия на своём месте уже не было. На этом месте сидел уже другой человек и периодически что-то наигрывал на аккордеоне.
  Прошло уже два года с тех пор, но каждый раз, проходя по улице Герцеля в этом районе, я вспоминаю Анатолия – человека, для которого музыка и игра для людей были сутью его существования. Мне его не хватает.