ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ
- Что день грядущий мне готовит? - устами Ленского риторически вопросил великий Пушкин.
- Что день грядущий мне готовит? - очень гнусно и въедливо поинтересовались наушники, черневшие у изголовья Ильи Афанасьевича.
- Что день грядущий мне готовит? - весело пропел Иван Петрович, намыливая подбородок перед зеркалом.
Настроение у него сегодня было самое лучшее за весь период пребывания в больнице. Ну как же: кончался срок заключения! Он столько вытерпел, столько выстрадал, так намучился и вот теперь наконец-то всё позади! Завтра предстояла желанная выписка - поездка в санаторий. Правда ещё побаливает иногда где-то с левой стороны внутри, особенно если глубоко вдохнуть. Но это уже мелочи! В санатории подкрепим так сильно пошатнувшееся здоровье, наберёмся сил, развеемся. А там посмотрим! От инвалидности, конечно, никуда не денешься, но может всё-таки разрешат работать - на заводе много таких мест, где можно перебирать бумажки. Нет-нет, ещё не всё потеряно! Поживё-ом!
Анальгин суетился рядом. Он тоже радовался за своего любимца. Конечно, старику не хотелось расставаться с Иваном Петровичем, но куда денешься!
- Вань, ты мой телефон запиши, может когда и вспомнишь старика, - жалостливо пропел он.
- Да ты что, Кузьмич! - весело воскликнул Иван Петрович. - Да разве ж я тебя забуду? Обязательно позвоню! Мы ещё с тобой у меня отметимся!
- Ой, ловлю на слове! - внешне обрадовался Анальгин, оставаясь всё же грустным.
Завтрак и обед прошли легко и непринужденно. Всё вокруг радовало и вселяло надежду. Даже халаты на медицинских сестрах казались не такими серыми и мятыми, как обычно.
В конце рабочего дня в палату зашла Юлия Ефимовна и вручила Ивану Петровичу выписку из истории болезни, две электрокардиограммы и заполненную, приятного светло-салатового цвета путёвку, густо усеянную разной формы фиолетовыми печатями.
- О! «Михайловское»! - воскликнул Анальгин и громко прочитал: - «Для долечивания больных, перенесших острый инфаркт миокарда»! Во многих больницах лежал, а вот в санатории побывать не довелось.
- Мне - тоже... - сказал директор.
- И я не был, - добавил Илья Афанасьевич.
- Счастливчик! - позавидовал Гарик.
- Вань, - посоветовал Анальгин, - ты выписку-то прочти. Чего они там тебе написали?
- Да что я, понимаю чего! - возразил Иван Петрович.
- Нет-нет, обязательно прочти. Свой приговор надо знать досконально. Я, например, очень люблю читать свои выписки. Такое про себя узнаешь! Мне как-то раз, помню, в одной больнице написали, что у меня, как это... как его... а! «Астено-невротический синдром на фоне основного заболевания», - Анальгин продекламировал это с поднятой рукой, стоя как памятник вождю мирового пролетариата! - Вы только представьте себе, какое у меня основное заболевание, если на его фоне возникла такая жуть!
- Ну, давай поглядим, - согласился Иван Петрович, - так, фамилия, адрес, номер больничного... Вот: «ИБС...»
- Ишемическая болезнь сердца, - тотчас с готовностью перевёл Анальгин. Все остальные внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова.
- «...Острый, трансмуральный инфаркт миокарда...»
- Какой, какой? - переспросил директор.
- Тран-с-му-раль-ный, - по слогам повторил Иван Петрович.
- Ну, это фигня! - махнул рукой Илья Афанасьевич. - Я их перенёс штуки три или четыре...
- Да нет, - озабоченно протянул Анальгин, - это как раз не фигня! А ты не перепутал? - вопрос адресовался Ивану Петровичу.
- Нет, - почему-то с тревогой сказал тот, - на, смотри сам.
Анальгин вооружился очками и взял переданный ему лист А4.
- Та-ак, - он очень внимательно стал читать и даже от натуги шевелил губами, - значит... «с переходом на боковую стенку левого желудочка... Стенокардия...»
- Стенокардия? - снова переспросил директор.
- Ну да! Здесь так и написано - стенокардия, - Анальгин взмахнул выпиской. - Ага, лечение - гепарин, изоптин, так... ЛФК, для долечивания - в кардиологический санаторий... Вот что, Вань, ты, конечно, человек непьющий и неверующий, но я тебе искренне советую - пойдём-ка к Инессе сходим.
- Куда?
- На женскую половину. К Инессе...
- А кто это - Инесса? - Иван Петрович спросил с дрожью в голосе.
- Это одна моя старая знакомая, - Анальгин хмыкнул. - Оч-чень старая и оч-чень знакомая, из серии Пелагеюшка-Виолетта. Она только вчера поступила. Я её уже навестил. Бабка древняя, с придурью, карга старая, но гадает исключительно. Надо тебе с ней посоветоваться. Всю жизнь распишет как по нотам, она в этом мастер - высший класс! Поломается, конечно, не без этого, но мне, думаю, не откажет. Пошли прямо сейчас.
Иван Петрович хотел послать Анальгина куда подальше с его старухами и гаданием, но сдержался - о нём заботились и это подкупало. К тому же Кузьмича в этой выписке что-то явно насторожило, хитрый старик что-то скрывал. Иван Петрович кожей чувствовал это и ему, конечно, хотелось узнать, что там на самом деле, очень уж страшное, или ещё поживём.
* * *
Хотели пойти сразу, но потом вдруг вспомнили, что настало время тихого часа. Из-за этого решили поход временно отложить. Но и в половину пятого аудиенция сорвалась - Анальгин, ушедший на разведку, вернулся ни с чем - Инессочка, как он нежно называл неведомую гадалку, куда-то «слиняла». Ужин прошёл в нервозной обстановке. Иван Петрович сердился и на себя, и на своих друзей по несчастью. На себя - за то, что последовал совету Анальгина и стал читать выписку, эту заумную муру! И ещё за то, что согласился идти к гадалке - нечего сказать, чокнулся на старости лет! На Анальгина - за то, что тот чего-то скрывал, на директора - вроде не за что, но всё равно сердился.
- Ты чего нос повесил? - вывел его из состояния оцепенения Анальгин. - Всё будет нормально, не боись! Мы её вычислим и из-под земли достанем. Ты, давай, рубай тут, а я пойду посмотрю.
Иван Петрович вздохнул и принялся за пустую солянку. Минут через десять появился Анальгин и тоном заговорщика прошептал:
- Птичка в клетке! Идём!
...На женской половине царили мир и спокойствие. Создавалось впечатление, что эта часть отделения вообще пустая - настолько здесь было тихо. Впрочем, объяснялось это просто - народ ужинал.
- Ты поскучай здесь, а я пойду договариваться. Если задержусь - подожди, не волнуйся и не уходи - начну издалека. Она любит когда не сразу, а с глубокой прелюдией... - с этими словами старик расплылся в улыбке, закатил глаза и юркнул в легендарную палату номер двести восемьдесят семь «Ж».
Иван Петрович немного постоял, огляделся и направился к красочному санпросветбюллетеню под впечатляющим названием «Ваше здоровье». Здесь он прочитал сначала о том, как быть умеренным в еде и наконец-то выяснил для себя, что надо чаще употреблять в пищу: растительное или мучное. Потом перелопатил массу информации о клинических симптомах ИБС и о первой помощи при развитии стенокардии. Оказалось, что делает он всё совершенно правильно - а именно, принимает нитроглицерин, сначала одну таблетку под язык, а при недостаточном эффекте - и вторую. Раздел о гипертонической болезни представили очень скупо, но основных врагов на чистую воду всё-таки вывели: соль, вода, эмоции, переедание и, конечно же, алкоголизм!
Подробно изучив основные причины избыточного веса - здесь в качестве сермяжной правды выступали те же переедание и алкоголизм [1] - Иван Петрович перешёл к изучению устройства пенного огнетушителя. Это оказалось особенно актуально, тем более, что прямо над схемой висел огнетушитель углекислотный! Подробно изучив инструкцию по пожарной безопасности, разобрав по звеньям весь пожарный расчёт и выяснив, что при пожаре первым делом необходимо позвонить по телефону 01 и только потом уже крутить ручку на головке красного баллона, а ни в коем случае не наоборот, он огляделся, прислушался и посмотрел на часы. Вокруг стояла тишина. Анальгин, по-видимому, здорово увлёкся прелюдией - он отсутствовал уже минут двадцать!
____________________
[1] Разве мог Иван Петрович хоть на миг представить себе, что через каких-нибудь 10 - 12 лет руководство великой державы вплотную займется оздоровлением своих граждан, одним махом покончив не только с выпивкой, но и с закуской!
Наш герой заскучал и подумал, что зря он всё это затеял. Находиться на женской половине ему было почему-то неудобно, словно его вынуждали подсматривать за кем-то. Осторожно ступая, чтобы не нарушать царившей здесь тишины, он тихонько прошел вглубь холла, сел на маленький диванчик и остался один на один со своими мыслями и переживаниями. С чем он подошёл к сегодняшнему дню?
Во-первых, теперь это совершенно точно следовало признать, он перенёс инфаркт миокарда. Сомнений на этот счёт уже не оставалось. После разговора с представительной комиссией, рекомендовавшей его для долечивания в санатории, вопрос о наличии инфаркта миокарда уже не возникал. И всё это, конечно, большой минус.
Во-вторых, не смотря на то, что вроде бы рубец схватился как следует, но от инфаркта осталась стенокардия. Это когда появляются боли в груди, особенно если глубоко вздохнуть или неловко повернуться. [2] Это опять минус. Правда он научился с этой болью справляться - надо или замереть и некоторое время глубоко не дышать и в дальнейшем не делать резких движений, или, уже на худой конец, принять нитроглицерин. Правда от него здорово стучит в висках и затылке, но все в один голос говорят, что это со временем пройдёт.
___________________
[2] На самом деле клиническая симптоматика стенокардии совершенно иная.
В-третьих, завтра - в санаторий. Это уже плюс, спасибо всем, кто его лечил и заботился о нём. Конечно, он здорово соскучился по своим домочадцам, но ехать надо обязательно. Раз врачи говорят, надо выполнять. Зря не скажут... И потом, в санатории он будет под присмотром. Не дай бог что случится - медицина под боком.
В четвертых, на горизонте маячит ВТЭК2 и вторая группа. Это уже решено, поэтому рыпаться нет смысла. Как ни крути - инвалид, со всеми вытекающими отсюда последствиями: прощай родной завод, прощай любимый цех, прощай пахнущий маслом и стальной стружкой старенький ге-эф![3] Всё это огромный минус. Ну, ничего, кошка есть, придётся завести ещё собаку и вечерами с ней гулять.
_________________
[3] Фрезерный станок ГФ-300.
Иван Петрович так увлекся разбором своих мыслей и сортировкой плюсов и минусов, что не заметил даже, как его потянуло в сон. Однако едва он клюнул носом, как дверь легендарной палаты тихонько отворилась, и оттуда вышел сияющий Анальгин. Под руку он вёл полную, среднего роста и очень на вид пожилую женщину в тёмно-зелёном атласном халате и высоких, пестрых носках.
Дойдя до середины холла, парочка остановилась, и начала о чём-то тихо шептаться. Неожиданно старуха повернулась в сторону всё также мирно сидевшего на диванчике Ивана Петровича и погрузилась в него взглядом. Сонное оцепенение тотчас прошло, но на смену ему появилось какое-то странное ощущение: словно какая-то мощная, могущественная сила спеленала нашего героя, обдала жаром и полностью захватила его. Непонятное волнение наполнило Ивана Петровича всего, от головы до пяток. Он вытянул шею и никак не мог оторвать взгляда от лица старухи: она молча взирала на него чем-то из области колюще-режущего... Точно! Её глаза сверкали так, как блестят на свету грани остро заточенного сверла!
Ивану Петровичу показалось, что его рассматривали вечно. На самом же деле старуха бросила на него лишь мимолетный взгляд и, повернувшись к Анальгину, что-то быстро сказала ему. Тот в ответ кивнул головой, немного поднял плечи и развёл руки в стороны. Жест его как бы говорил:
- Ну конечно! Что за вопрос? Само собой!
Совершенно неосознанно Иван Петрович встал и подошёл к беседующим.
- Вот он, мой Ванечка! - с удовольствием сказал Анальгин и, немного подтолкнув Ивана Петровича, добавил. - А это - Инесса Рудольфовна. Большой души человек и мой давний друг.
Вблизи лицо старухи оказалось жёлтым, морщинистым и производило на редкость отталкивающее впечатление.
Инесса Рудольфовна ещё раз оглядела желающего выяснить свою судьбу и неожиданно низким и сильным голосом сказала:
- Ладно уж, ищите место, а я пойду за картами.
* * *
Сначала Анальгин с Иваном Петровичем побродили по отделению в поисках укромного уголка, подальше от посторонних взглядов и лишних вопросов. Но в обоих холлах - на мужской и женской половинах - толпилось полно больных и посетителей, ординаторскую занял дежурный врач, а обстановка клизменной для занятия чёрно-белой магией совершенно не подходила. В конце концов, приютились в буфете. Санитарка-буфетчица поначалу заартачилась, но Анальгин мастерски уговорил её, и она отдала ему ключ, не забыв проворчать, правда, что, смотри, мол, держи при себе, никому не давай, и не дай бог не потеряй.
Расположились за двумя приставленными друг к другу столами. Инесса Рудольфовна расстелила принесённую с собой простыню, которая, будучи без единой печати, смотрелась дико, тщательно разгладила её руками и поставила слева от себя блюдечко со стоявшей посередине свечкой. Анальгин чиркнул спичкой и маленькое пламя, словно продрогнув, мелко задрожало на тоненьком фитильке.
- Задёрни шторы и потуши свет! - на этот раз голос Инессы Рудольфовны стал высоким и въедливым. Анальгин мухой полетел выполнять приказ.
- Так, садитесь вот сюда, - гадалка царственным жестом указала Ивану Петровичу на стул, - и расскажи-ка мне, мил человек, малость о себе.
Иван Петрович покорно сел напротив Инессы Рудольфовны и приготовился отвечать на вопросы. Всё это действо его немного забавляло.
- Когда ты родился? Меня интересует год, месяц и число. Желательно ещё время суток... - гадалка при этом посмотрела на Ивана Петровича таким пронзительным взглядом, что у того по телу пробежала позёмка. - Кроме этого, постарайтесь вспомнить когда ты женился. Впервые...
- А я всего один раз женат! - с готовностью ответил Иван Петрович.
- Вы меня не поняли! - резко взвизгнула гадалка, неожиданно переходя на вы. Пламя свечи мерцало, и свет от него метался по её старому, испещренному морщинами лицу, отчего казалось, что на нём играет злобная усмешка. - Я имею в виду - когда вы впервые... День был или ночь? Утро или вечер? Если можно - год и месяц! А ваша теперешняя жена, - она чуть заметно усмехнулась, - меня совершенно не интересует!
- Вань, ты не стесняйся, говори как есть, - тихо, но очень отчетливо молвил Анальгин. - Это для гадания - очень важно...
- Да я и стесняюсь, - твёрдо сказал Иван Петрович. Он неожиданно осознал, что все эти свечи и простыни - не просто дань моде. И вопросы на первый взгляд дурацкие - тоже неспроста! Всё это очень, очень серьёзно! Поэтому он откашлялся и чётко и ясно изложил всё относящееся к факту своего появления на свет.
- А тогда... - добавил он, несколько смутившись, - конец августа... Ночь, естественно... Луна светила, звезды...
- Пахло сеном... У-ой! - простонал Анальгин.
- Точно, - подтвердил Иван Петрович, - в стогу... Как сейчас помню!
- Это хорошо, что помнишь, - жёстко сказала Инесса Рудольфовна. - Обычно мужчины многое забывают! Ну ладно, расскажи о семье.
Иван Петрович рассказал.
- О работе, о привычках. Что читаешь?
И эти вопросы наш герой осветил достаточно подробно.
- Так, - гадалка закрыла глаза, и Ивану Петровичу показалось, что вместе с этим с него спало какое-то оцепенение, - приступим.
Она достала из кармана своего халата колоду карт, тщательно перетасовала их и со словами: - На-ка, у тебя рука лёгкая! - дала Анальгину снять.
- Будем гадать на червонного короля. Жена у тебя крашенная?
- Бог с тобой, Инессушка! - воскликнул Анальгин. - Родная блондинка, красавица!
Инесса Рудольфовна посмотрела на Анальгина с едва уловимой усмешкой и перевела взгляд на Ивана Петровича.
- Да, да, - поспешно ответил тот, - что правда, то правда.
- Кузьмич! - сказала гадалка, обращаясь к Анальгину, но внимательно глядя Ивану Петровичу в глаза. - Тебя ничего не берёт! Каким был сорок лет назад, таким и остался.
- Виноват, - потупил взор Анальгин и добавил: - Я рад, что ещё кто-то помнит, каким я был сорок лет назад. Жаль только вот теперь сравнить не с чем...
- Помню, помню... - отрешённо прошептала Инесса Рудольфовна - она медленно закатила глаза и, казалось, стала осторожно входить в какое-то другое измерение.
- Пелагеюшка-то наша, померла... Знаешь? - с грустью сказал Анальгин.
- Знаю, была на похоронах, - голос гадалки звучал откуда-то сверху тихо, монотонно и скрипуче. - Племянница её учудила: фотографию увеличила, где Пелагее лет восемнадцать... А в гробу - баба Яга!
- Ох, какая же она в молодости красавица была! - с сожалением покачал головой старик. - Девка - огонь!
- Господи, да у тебя все девки - огонь! - Инесса Рудольфовна медленно перевела взгляд на пламя свечи. - Я-то что, хуже что ли?
- Ну, ты... - Анальгин выпрямился и томно закатил глаза. - Ты - особая статья!
- Да будет брехать-то - особая статья! Тебе ж верить... - и тут Инесса Рудольфовна вдруг очнулась от полузабытья и, выхватив из рук Анальгина карты, мгновенно раскидала их на столе.
Взмахивая крылышками, как бабочки-капустницы, завертелись в разноцветном хороводе легкомысленные семерки-восьмерки-девятки, запестрели серьёзно-весомые десятки, обещая огромные блага и недвусмысленно намекая на солидные взятки. Здесь же, словно падающая средь бездонной черноты неба звезда, попадались загадочно мерцавшие гербами одинокие гордые тузы, неподкупные и молчаливые в своём абсолютном над всеми превосходстве. Склеротичные короли, казалось, уже не существовали на грешной земле. Закованные в кандалы собственного величия, без малейшего оттенка мысли во взоре, монархи - все четверо - взирали в пространство перед собой столь же сурово, сколь и бесперспективно. И лишь дамы, эта вечная и самая мощная движущая сила любого прогресса, жили и страстно желали жизни! Они, томные, полногрудые, явно истосковавшиеся по интимному общению, все как одна, косили кто налево, кто направо, натыкаясь взглядами, полными надежд и сожаления, на холёных, ухоженных, имевших слащавые лица глубоких импотентов, вальтов.
А Инесса Рудольфовна продолжала работать - она приблизилась вплотную к столу, развела руки в стороны и около минуты простояла так с закрытыми глазами, шевеля губами и гримасничая. Потом грузно села и уставилась в разноцветные картинки. Прошло минут десять, прежде чем она тихо молвила:
- Не пойму я что-то... Наверчено много, а что к чему?
- Да? - встрепенулся Иван Петрович и весело добавил: - Что же тут не ясно? Помру что ли?
Но лицо гадалки выглядело серьёзным и непроницаемым.
- Не спеши! - коротко выдохнул Анальгин.
- Так, - не обращая внимания на реплики, проговорила Инесса Рудольфовна, - вижу изменения в судьбе. Перемена хорошая, добрая, но неожиданная... Вот! - она щёлкнула пальцем по винновой десятке. - Дорога в казённый дом закрыта, крестовый валет пути не дает. Вокруг тебя какие-то слухи, может женщины, не знаю - вот, три девятки! Но что они - не пойму. Вообще какой-то очень странный расклад...
- Говоришь, в казённый дом дороги нет? - тихо и серьёзно уточнил Анальгин.
- Нет! - повысила голос гадалка.
- Точно? - допытывался старик.
- Точно! Дорога закрыта! Говорю, крестовый валет на пути. Не веришь - смотри сам!
Анальгин быстро обошёл стол, наклонился над картами и стал внимательно их рассматривать.
- Да, похоже, - сказал он через некоторое время и закусил губу. - А что это за король с дамой?
- Вот они-то и норовят твоего Ванечку в казённый дом упрятать, а валет не даёт. И помяни мое слово - этот крестовый чёрт своего добьётся! Карты мне ещё ни разу в жизни не соврали, - гадалка грузно села и откинулась на спинку стула.
- Благодарю вас! - Анальгин преклонил колено и очень эффектно поцеловал старухе руку. - С меня причитается.
- Спасибо, - сказал Иван Петрович и поднялся.
- Не за что... - тихо ответила Инесса Рудольфовна. - Только я ещё не закончила, сядь и послушай! Жить будешь долго, счастливо, - она, похоже, очень уставшая, говорила медленно, закрыв глаза, но в то же время уверенно, - зятьёв обретёшь непьющих, троих внуков тебе подарят. Большой клад тебе откроется - может машину купишь, может дачу отстроишь. Не сразу, конечно, но всё это придёт. Какой-то король бубновый к тебе пристанет... И ты его не бросишь! - она погладила по жидким волосам всё ещё стоявшего перед ней на преклонённом колене Анальгина. - Но поворот в судьбе совсем скоро. Может завтра, а может быть уже и сегодня!
* * *
Сразу после ужина неожиданно «схужел» директор. Сначала он пожаловался на головную боль и тошноту, а потом вдруг у него фонтаном пошла носом кровь. Все сразу забегали, Иван Петрович поставил к раковине стул, осторожно усадил несчастного, Анальгин намочил полотенце и приложил его к лицу истекающего кровью руководителя. Вызванная по тревоге медсестра измерила давление и ахнула - было 260 на 120!
- У тебя раньше-то так бывало? - испуганно поинтересовался Иван Петрович.
- Два раза! - прогундосил директор, фыркая и отплевываясь. - Первый раз в семьдесят шестом, когда семидесятилетие справляли. Всё шло тихо, а за неделю до Николы [4] прорвало - все вдруг вспомнили, что поздравлять надо! И началось... Вот тогда меня первый раз и схватило. А потом через год, на ноябрьские, такая же петрушка. А сегодня - это уже третий. Может последний, а?
_________________
[4] День рождения Л.И.Брежнева (19 декабря) совпадает с престольным праздником Hиколой.
- Да брось болтать-то! - оборвал его Анальгин. - Вон лучше с Изи нашего бери пример. Четыре инфаркта перенёс, а посмотри - как огурчик!
Через некоторое время в палату вбежала врач, очень похожая на нечто среднее между продававшимися в кулинарии половинками цыплят табака и куском поджаренного леща. Вся она смотрелась какой-то угловатой, худой и костистой...
Докторица сама измерила давление, очень испугалась при этом, и велела сделать какой-то укол. Друзья по несчастью осторожно уложили директора на кровать, а сестра мгновенно выполнила назначение. Минут через двадцать несчастный стонал уже не только от головной боли, но ещё и от ломоты и жжения в совсем противоположном месте.
Анальгин сжалился и снова сходил за врачом. Минут через десять в палату во второй раз влетела та же рыбка-пташка и сходу повелела сделать ещё какой-то укол. Сестра снова безукоризненно выполнила порученное ей дело, отчего примерно через полчаса директор превратился в совершеннейшее бревно и всё норовил зачем-то упасть с кровати головой об пол. После того, как это ему пару раз удалось, он неожиданно для себя и для всех окружающих успокоился и мощно захрапел.
Вечером, примерно часов в девять, когда все наши герои отдыхали после чая с бутербродами и пирогами, а директор только-только выпал из дебильности, в которой с переменным успехом пребывал с момента получения второго укола, неожиданно открылась дверь и на пороге в сопровождении медсестры появился высокий, довольно молодой доктор.
- Добрый вечер! - громко и приветливо сказал он. - Кто тут захворал?
Медсестра указала на директора и сразу вышла. Врач подошёл к кровати больного, не спеша присел и несколько секунд внимательно смотрел директору в лицо. Потом осторожно взял руку больного и, видимо, стал считать пульс. Анальгин лежал совсем рядом на своем ложе с независимым лицом, уперевшись взглядом в потолок. Уши старика скрывала подушка, но скорее всего они были прижаты к голове и развернуты назад, как у рассерженного кота!
А доктор тем временем достал из кармана тонометр и измерил больному давление.
- Сто тридцать на восемьдесят... - сказал он и тихо спросил. - Как вы сейчас себя чувствуете?
- Не пойму даже... - после лечения директор соображал ещё совсем плохо, лежал тихо, закрыв глаза и немного сморщившись.
- Голова не болит?
- Нет... Но дурная какая-то...
- Ну, это не страшно... А что вы получаете? - доктор медленно снял с руки директора манжетку.
- Папазол - три раза в день по таблетке и четвертушку амитриптилина, - выдержав паузу и не поворачивая головы, медленно и как-то нехотя проскрипел Анальгин.
- И всё? - вскинул брови доктор.
- Всё... - ответил ушлый старик и, сардонически усмехнувшись, добавил: - Всё как доктор прописал: день - адонис, день - верналис... [5]
- А кто у вас палатный врач? - поинтересовался доктор.
[5] Упомянутый в тексте Adonis Vernalis (горицвет весенний) - довольно распространённое и широко используемое в медицинской практике растение.
Здесь же следует заметить, что в латинском языке большинство названий, относящихся к биологии, ботанике и медицине, состоят из двух слов - существительного и прилагательного и раздельно не употребляются. Например: Brassica Oleraceae - капуста белокочанная, Pinus Sylvestris - сосна обыкновенная, Homo Sapiens - человек разумный и т.д. Таким образом, сказанная Анальгином фраза - «День - адонис, день - верналис» с медицинской точки зрения бессмысленна. В иносказательном плане - лечения нет.
- Юлия Ефимовна, - сморщившись как от целого лимона, прогугнявил Анальгин.
- О! Женщина в широкополой шляпе! - восторженно и одновременно весело воскликнул доктор. - Тогда - наше почтение! - и снова посмотрев на директора, добавил: - Я тут вам кое-что добавлю к назначениям.
Он раскрыл историю болезни и стал там что-то быстро записывать.
- Простите доктор, - неожиданно вкрадчиво и елейно молвил Анальгин. - А можно мне задать вам один любопытный вопрос?
- Конечно можно, - ответил врач, продолжая писать. - Спрашивайте.
- Понимаете, доктор, - старик сделал ударение на втором слове, - тут такое дело: есть у нас один товарищ, молодой и очень стеснительный. Переболел недавно, этот, как его... Транс-му-раль-ный инфаркт! Во!
При последних словах старика врач перестал писать.
- Так вот я и говорю, вопрос интимный... У него жена - красавица, он, конечно, интересуется, но спросить робеет. Меня попросил узнать. Мне-то старику ничего не страшно - о таких вещах думать уже поздно! Вот вы посоветуйте, как ему себя дома вести, чтобы с одной стороны здоровье не подорвать, а с другой - жену не обидеть?
- Вы задаёте очень интересный вопрос, - доктор повернулся к Анальгину. - Во всём мире об этом говорят открыто и без стеснения. Только у нас всё ещё темнят и скрывают. Но давать рекомендации вслепую не берусь. Где сам больной-то?
- Да вот он, горе моё! - Анальгин махнул рукой в правый угол палаты.
Доктор обернулся и посмотрел в указанном направлении. Потом встал, поправил халат и подошёл ближе.
Иван Петрович как загипнотизированный сел в кровати, бросил быстрый, затравленный взгляд на высокую фигуру врача, почему-то сразу заволновался и покраснел до корней волос.
Он ещё не знал, что ему явился тот самый, наглухо закрывавший дорогу в казённый дом, крестовый валет!
* * *
- Как вы себя чувствуете? - спросил доктор и сел на стул, внимательно вглядываясь Ивану Петровичу в лицо.
- Да по-разному, - ответил тот. - Бывает и побаливает. Вот, пользуюсь, - он ловко извлёк из кармана стеклянную трубочку с нитроглицерином и добавил: - Рубец, наверное, ещё не схватился как следует.
- Будьте добры, - доктор обратился к Гарику, - позовите сестру и, повернувшись к Ивану Петровичу, продолжил, - Ваш вопрос очень важный и нужный. Только задают его очень редко - не то стесняются, не то боятся! А, между прочим, от этого напрямую зависит прогноз. Вы давно здесь?
- Уже ровно 39 дней! - с гордостью ответил передовик, отец и гроза заводских свалок. - Завтра еду в санаторий.
- Инфаркт у вас первый или уже были раньше?
В этот момент дверь открылась и в палату заглянула медсестра.
- Дмитрий Петрович, я нужна?
- Да, принесите мне историю вот этого пациента, - доктор указал на Ивана Петровича, пунцового до корне волос. - Так, значит, инфаркт у вас первичный или повторный?
Вопрос этот снова остался без ответа, так как появившаяся словно из-под земли санитарка Валя передала доктору пухлую зелёную папку.
- Первый у меня инфаркт, - сказал наконец Иван Петрович. - Зато - транс-му-ральный!.. - добавил он с плохо скрываемой гордостью.
Доктор развернул электрокардиограммы, мельком заглянул в них и вдруг воскликнул:
- Трансмуральный?! Вы не ошиблись?
- Трансмуральный! - уверенно повторил Иван Петрович. - Вот и в выписке так написано...
- Дайте-ка взглянуть, - доктор взял выписку, быстро охватил её взором и задумчиво протянул: - М-да-а...
Потом вытащил из пухлой папки пачку кардиограмм и стал не спеша раскладывать их прямо на кровати Ивана Петровича, тщательно сверяя даты.
Анальгин перестал быть безучастным. Даже наоборот. Он сел, надел тапочки, водрузил на нос очки и стал с интересом наблюдать за доктором. А тот продолжал сортировать кардиограммы, которые через несколько минут устлали всю кровать. На подушке нежились серые ленты с чёрными прыгающими линиями, в ногах оказались узкие красные полоски с зелёными загогулинами, середину заняли широкие розовые листы, которые снимали в отделении функциональной диагностики большим, голубым, сверкавшим никелем и по- комариному пищавшим аппаратом.
Разложив все кардиограммы, доктор наклонился над ними и стал внимательно их рассматривать. По его лицу было видно: ничего кроме этих разноцветных лент в этот момент для него просто не существовало!
- Так, расскажите-ка мне, - он заглянул в историю болезни, - Иван Петрович, как вы заболели.
Этот простой и совершенно логичный вопрос поставил нашего героя в тупик. Он вдруг осознал, что никто раньше его об этом не спрашивал! И раз спрашивают сейчас, значит что-то там не так, или очень плохое, или... А впрочем, что могло быть хорошего-то? Конечно плохое!
- Ну как, - Иван Петрович смутился, - заболело сердце, упал на ковёр. Вызвали «скорую» и сюда!
- Как заболело: внезапно или постепенно?
- Внезапно. И очень сильно.
- Понятно. А что вы в этот момент делали?
- Ничего. Пил чай.
- Значит среди полного здоровья, сидели за столом и вдруг почувствовали сильную боль?
- Да! Именно так! - Иван Петрович нахмурился и немного тише продолжил: - То есть, не совсем… Понимаете, доктор, мы месяца полтора назад большой ковёр купили, ну и постелили в гостиной. А тут, за чаем, я случайно уронил на него ложку с вареньем... Ну и хотел поднять, так, незаметно...
- А то знаете, женщины - народ эмоциональный! - буркнул Анальгин, старательно прислушиваясь к разговору.
- Ну да, - чуть громче продолжил Иван Петрович, ощутив вовремя подставленное крепкое плечо Кузьмича, - в общем, я нагнулся, и в этот момент меня словно прострелили!
- Так-так, - настороженно сказал доктор, ловя каждое слово, - значит, боль возникла при резком движении? Правильно?
- Вроде так...
- А где локализовалась эта боль?
- Где-то внутри. И знаете, такая сильная, ну как... - Иван Петрович даже закусил губу, подыскивая сравнение. - Как стрела! Точно! Прямо как стрелой насквозь!
- Понятно, скажите, а по «скорой» ЭКГ снимали?
- Нет, они сказали «инфаркт» и сделали какой-то укол.
- А что вы делали днём?
- Днём? Да ничего... Только утром занимался «четвертованием». Мыл окна - у меня их четыре!
- А до этого, за неделю, дня за три, на работе скажем, ничего тяжёлого не поднимали?
- Да нет вроде... - неопределенно протянул Иван Петрович. - А вообще-то... - и тут он неожиданно вспомнил, что именно за три дня до болезни в их цех привезли партию алюминиевых заготовок. Ящиков триста. Грузчики к тому времени выглядели хорошо «по шоколадному» [6], водитель само собой торопился, поэтому пришлось помогать. И ящики-то вроде небольшие, килограмм по 20 - 25, но очень неудобные, без ручек. И носить их пришлось на плечах.
___________________
[6] То есть хорошо выпивши.
- Понятно, - спокойно сказал доктор. - А раньше, за месяц, за два, руки никогда не немели? Вот эти два пальца, - он показал на мизинец и безымянный, - ночью или под утро.
- Вроде было... - неуверенно сказал Иван Петрович и вдруг припомнил, что да, как же, конечно немели! Только ни месяц, ни два назад, а года полтора, действительно, сводило пальцы по ночам. Ему тогда ещё кто-то из токарей посоветовал лимонов наесться и в баню сходить. До лимонов, правда, дело не дошло, а вот после бани сразу отпустило.
- Понятно, а сюда вас привезли ночью?
- Ночью. Сказали «инфаркт» и сразу в реанимацию!
- Реанимация, - иронично, даже скорее насмешливо подхватил доктор, - это вещь серьёзная! Там вас, наверное, сам Александр Васильевич по запаху вычислил?
- Ну почему по запаху? - с некоторым вызовом ответил Иван Петрович. - Не он один! Тут и доктор лечащий, и заведующий, и профессор - все осматривали. И в один голос - инфаркт! В санаторий-то зря, что ли, посылают?
- Похоже, зря... - протянул доктор, сразу став серьёзным. Он ещё раз окинул взглядом электрокардиограммы и твёрдо добавил. - Могу вас поздравить, только не знаю, обрадуетесь вы или нет, но инфаркта у вас не было!
- «Хамничает»! - вздрогнув, подумал Иван Петрович. - Над больным человеком воздивляется! - а вслух пролепетал: - Как это - не было? Вы что? Все же говорили...
- Я не несу ответственность за всех, - жёстко сказал доктор. - Я отвечаю только за свои слова.
- Вы, наверное, шутите? Да? - почему-то заметался Иван Петрович. - Ну, только честно, а? Шутите?
Но доктор и не думал шутить. Глаза его, большие, серые, цвета отпескоструенного титана, смотрели строго и холодно.
- У вас инфаркта не было, и нет! - повторил он отчетливо и громко. - И я берусь доказать это! Хотите?
В своем углу неожиданно заворочался Анальгин.
- Тут не поймешь! Один кричит «Не вставай!», другой - «В покое - ваша жизнь!», а вас послушать - так я вообще симулянт! А в реанимации, между прочим, - Иван Петрович неожиданно сиренево вспомнил экстренный блок и затекшую поясницу, и от этого сразу разволновался, - говорили «задняя стенка»! О промежуточном этапе на пути от коммунизма до онанизма он умолчал - просто не помнил, как это точно называется.
- Задняя стенка? - искренне удивился доктор, снова посмотрев на разноцветные ленты ЭКГ.
- Там двенадцать дней мучили, крови одной попили - море, и здесь жизни не давали! Мочись - в утку, по-большому - в судно, срам один!
- Вы правы, - согласился доктор, - постельный режим не для хлюпиков. Его выдерживают только настоящие мужчины! А там ещё уколы в живот, анализы, ЛФК...
- Нет, доктор, вы, наверное, ошибаетесь. Я ведь не говорю, что у меня инфаркт большой, нет... Но он был, маленький такой, транс-му-раль-ный...
- Трансмуральный - это самый большой. Потом идёт крупноочаговый - этот поменьше, и самый маленький, мелкоочаговый. Но у вас нет даже намека на инфаркт! - доктор говорил медленно и отчетливо.
- Да кому ж мне верить-то? - неожиданно громко вскричал Иван Петрович. Поначалу, как только его поместили в отдельный аквариум в реанимации, он категорически отказывался верить в то, что у него инфаркт. Но его убедили, он смирился с этой тяжёлой болезнью. Он с таким трудом переносил все больничные испытания и лишения, он старался, он делал всё, чтобы рубец «как следует схватился»! И вот теперь, когда всё уже позади и остался всего один санаторий, у него совершенно бесцеремонно отнимают - вот просто так, мимоходом, вечером, между делом - его тяжёлую, выстраданную им болезнь! - Кому ж мне верить-то?!
- Фактам! - неожиданно резко воскликнул доктор. - Где у вас болит?
- Вот здесь, - также громко, с вызовом ответил Иван Петрович и коснулся указательным пальцем груди чуть ниже соска.
- А как болит? - несколько тише, но очень иронично спросил доктор, посмотрев на жест Ивана Петровича.
- Что значит как? - чуть было не рассвирепел Иван Петрович.
- Боли-то бывают разными, - сказал доктор и начал перечислять, - колет, печёт, давит, режет, жмёт, стреляет. Боли сильные, слабые, постоянные...
- Не знаю я! - замотал головой ветеран постельного режима. - Одышка мучает! Дышать не могу!
- Глубоко?
- Глубоко!
- Понятно... - ещё ироничнее ответил доктор и добавил: - И на левом боку - тоже болит! - это он уже не спросил, а сказал утвердительно.
- И на левом боку... - как эхо повторил Иван Петрович.
- И нитроглицерин, кроме головной боли да сердцебиения, ничего не даёт... Да?
- Ну, когда - как...
- Понятно, а вот так? - доктор неожиданно положил одну ладонь недоверчивому пациенту спереди, на область сердца, вторую сзади, на лопатку, и резко сжал ему грудную клетку. Иван Петрович вскрикнул и замер - боль была точно такая же, как тогда, дома! Словно выпущенная кем-то стрела снова пронзила его насквозь!
- И это, значит, инфаркт? - покачав головой, поинтересовался доктор и вдруг неожиданно переменил тему. - Вы, простите, по специальности - кто?
- Ф-ф-ф-резе-ровщик, - хватая воздух ртом, ответил начавший немного приходить в себя представитель передового отряда тружеников.
- Вот вам и надо к своим железякам. Понимаете? На завод! А не в этот пансионат к благородным девицам. Вам надо работать, а не сидеть на инвалидности! А первым делом - в баню! Вы здоровый человек!!! - доктор снова наклонился над электрокардиограммами. - Ну, как вам объяснить, для инфаркта характерна особая динамика, изменение ЭКГ во времени, а у вас они все похожи друг на друга как родные сёстры! Не верите - смотрите сами! Этот феномен называется синдром преждевременной реполяризации желудочков. На западе он описан ещё в 1936 году! [7]
- Это когда у нас в стране социализм в первый раз построили... - тихо прошипел из своего угла Анальгин.
_____________________
[7] Доктор совершенно прав. Кто не верит - см. Shipley R.A. & Hallaran W.R. American Heart Journal, 1936, v.11, р. 325 - 345.
- Совершенно верно! - доктор быстро обернулся на голос старика. - И встречается он в 0,6% случаев. То есть примерно у одного больного из двухсот.
- И что же, вы над каждым этим одним из двухсот так из-из-деваетесь? - Иван Петрович оглядел палату, ища поддержки. Но надеяться было не на кого: директор пребывал ещё между небом и землёй и опорой конечно не являлся, Илья Афанасьевич что-то внимательно слушал в наушниках и тоже ситуацией не владел, а Гарик и Анальгин во все глаза таращились на доктора, стараясь не пропустить ни одного его слова.
- К сожалению, бывает, - доктор встал и спрятал фонендоскоп в карман. - В нашей работе от ошибок никто не застрахован, как впрочем и в любом деле. Я вот тут на одном заводе, очень кстати уважаемое учреждение, делают детские коляски космического базирования, заказал пять гаек. Вы специалист, поймете, с резьбой восемь шаг один. Только попросил, чтобы шестигранник, из которого будут точить, был двенадцатимиллиметровым. И что? Через неделю приносят - наружный размер у трех - четырнадцать, у двух - пятнадцать! Как же, спрашиваю, у вас ракеты-то летают? Ничего, говорят, нормально, только в цель каждая десятая попадает... Так-то!
- То - железо, а то - человек. И потом, здорово у вас всё это получается, - Иван Петрович натянуто рассмеялся, - все не в ногу, один вы... - он вскинул глаза на врача и осёкся. Тот смотрел на него прямо, строго и спокойно.
- Мне думается, предъявлять претензии не стоит. Все мы из одного теста, - доктор аккуратно собрал все электрокардиограммы и сложил их в папку. - Можете не верить мне, но, повторяю, вы здоровый человек. Если хотите, можно проверить прямо сейчас. У меня на пятом этаже аппарат. Одевайтесь и пошли!
- Пошли! - решительно сказал Иван Петрович и стал натягивать пижаму.
- Вань, подожди, я с тобой! - воскликнул Анальгин.
Через несколько минут Иван Петрович в сопровождении доктора и Анальгина вышли в коридор и приблизились к лифту. Доктор нажал на кнопку, однако привычного звонка ни внизу, ни на верху не раздалось.
- Вы вызывайте, - обратился он к Анальгину, - и поднимайтесь на пятый этаж, а мы пойдём пешком.
С этими словами он толкнул дверь и вышел из отделения, увлекая за собой испытуемого. Потом взялся одной рукой за перила и неожиданно помчался через две ступеньки наверх. Иван Петрович двинул следом. Замелькали, словно в сиреневом сне, лестничные клетки, одиноко и группами курившие больные, урны, вывески на дверях с названиями отделений и красные, словно от натуги, таблички категорически запрещавшие курить. Доктор летел как комета, только полы халата развевались, образуя хвост. Иван Петрович не отставал, шёл чуть ли не ноздря в ноздрю! На площадке пятого этажа доктор неожиданно остановился и обернулся, так, что Иван Петрович по инерции врезался в него!
- Так вот, - доктор с трудом переводил дыхание, - завтра я доложу на конференции, что вы здоровый человек!
- Как? - Иван Петрович тоже тяжело дышал, но по самочувствию мог бы свободно преодолеть ещё пару-тройку этажей.
- Мне совершенно ясно - нет у вас никакой ИБС, а инфаркта уж и подавно. Поверьте, будь у вас стенокардия - вы бы уже на первом марше остановились и как рыба хватали бы воздух ртом! Поздравляю вас! - с этими словами доктор повернулся и также быстро помчался по лестнице вниз. Через несколько секунд звук его шагов затих.
Иван Петрович посмотрел вокруг, неосознанно прочитал на двери вывеску
«ВТОРАЯ НЕВРОЛОГИЯ»
и его неожиданно охватило странное чувство. Здесь одновременно было всё - и радость, и лёгкость, и озарение с внезапным осознанием какой-то колоссальной, доселе неведомой свободы. Он ясно и отчетливо почувствовал себя совершенно здоровым! От этого голова пошла кругом, всё завертелось и поплыло перед глазами. Он закачался, опустился прямо на ступеньки, прислонился к стене и, нашёптывая:
- Я здоров, я здоров, я здоров... - заплакал.
Неожиданно дверь с надписью «ВТОРАЯ НЕВРОЛОГИЯ» со скрипом отворилась, и из духовитого нутра показался Анальгин.
- Ваня, Ванечка! - крикнул старик. - Ну что?!
Иван Петрович повернулся к Анальгину, всё продолжая повторять:
- Я здоров... я здоров...
- Господи! Как я за тебя рад! - старик сел рядом и обнял несостоявшегося инфарктника. - Как я рад! Как я рад!
- Кузьмич, - прошептал Иван Петрович, - а ты представляешь, как бы я жил, не повстречайся мне этот сероглазый чёрт?!
На пятом этаже терапевтического корпуса, на лестнице, прямо на ступеньках сидели два мужика, один молодой, другой старый и по лицам обоих текли слёзы.
* * *