Пурга улеглась. Разогнавший все живое северо-восточный снежный ветер, наигравшись за ночь, улегся среди снежных барханов, подняв легкую поземку. Снег заискрился. Авачинская бухта зимой была особенно манкой. Толстенный слой соленого льда завлекал обещаниями гладкого скольжения на тщательно расчищенных катках.
За сутки до событий вдоль берега прошел ледокол, прорубив ежедневно застывающую пластину льда. Труженик ледокол регулярно совершал обходы береговых линий, создавая полосу свободной воды, оберегая тем самым жизни детей от выхода на лед без присмотра взрослых. Но об этом знали только взрослые. Две маленькие Леры видели только каток. Накануне папа наточил мне мои новенькие коньки. Мама нарядила дочку в свежекупленное зимнее пальто на ватине, в сочетании с вязанными рейтузами и толстенными носками и варежками на резинке. На шапке красовался огромный помпон. И все это великолепие замыкал длиннющий шарф, призванный укутать горло двойным обмотом. Моя подружка выглядела примерно также. Если сильно постараться и умудриться наклониться вперед, то при определенном везении можно было увидеть белоснежные коньки на собственных ножках.
Выбравшись наконец на улицу, мы оказались среди стайки таких же пингвинов, пытающихся кататься на заснеженных дорожках. Дети спотыкаясь о неровности постоянно заваливались в снежную манку, что было совершенно не больно в многослойных одеждах. Поглазев немного на фигурное ныряние с коньков в сугробы, мы, не сговариваясь, развернули полозья в сторону бухты. Спуск к скованной льдом воде был не слишком разнообразным...съезд на попе не заменят ни одни коньки.
Добравшись до бухты, мы ступили коньками на тонкую прибрежную кромку льда, захватившую за ночь воду после прохода ледокола. Моя Леруська бодро шагала вперед, не испытывая не малейших подозрений в непрочности десятиметрового пути до толстого льда. Я шлепала следом...Я не помню в какой момент я остановилась и уставилась себе под ноги. Лед был совершенно прозрачный и под ним двигалась абсолютно черная вода, издавая приглушенные клокочущие звуки. Вид черной большой воды завораживает меня до сих пор.
Постояв так некоторое время, я все-таки продолжила свой путь к заветному катку. Накатавшись вволю, раскрасневшись и устав, мы двинулись в обратном направлении. На этот раз впереди шла я. Без промедления я спокойно ступила на тонкий лед и пошла в сторону берега. Оставалось всего несколько метров, когда звук живой воды вновь привлек мое внимание. Я стояла и смотрела на воду...О том, что я топнула заточенным коньком по корке льда, я вспомнила потом, а тогда я дрейфовала в прорубленной полынье и ловила ощущения от воды, пропитывающей ватиновые внутренности моего новенького пальто, рейтузы, плавающие рядом на резинке варежки. Спокойствие было железным. Меня совершенно ничего не смущало.
Наше детство не знало страха. Это потом в поликлинике врач, назначившая мне уколы от заодно пойманной двухсторонней пневмонии, сообщила моей маме, что до остановки сердца от ледяной воды оставалось меньше минуты. Эта новость оказалась для меня совершенно ничего не значащей.
Тогда же я продолжала валяться на поверхности черной воды, заглядывая в ее глубины. Что я там хотела увидеть? Я не предпринимала ни малейших попыток выбраться на прочный лед. Откуда то было знание, что это совершенно бесполезно. Вместо этого я просто посмотрела в сторону моей Леруськи. Не было сказано ни слова, впрочем как обычно...Пока я активно контактировала с океаном, моя подружка уже лежала на пузе и, как счастливый пингвин, отталкиваясь руками, скользила в мою сторону. Вскоре мне был брошен конец такого же, как у меня длиннющего шарфа, за который я успешно ухватилась и была вытянута на лед, как мелкий, но ужасно мокрый кит.
В целях облегчения возможности стоять вертикально было стянуто пропитанное морской водой пальто и подвергнуто попыткам выжать. Мы держали его за разные концы и крутили, как крутят веревку, в разные стороны. Избавив пальто от львиной доли сырости, я спокойно напялила его на себя и, мы преспокойно отправились домой.
Наши невысокие дома, в условиях суровой зимы, отапливались крайне добросовестно. До чугунных радиаторов невозможно было дотронуться рукой, до того были горячие. Но это рукой...Оказывается после купания в океане в тридцатиградусный мороз, очень даже замечательно опираться на такой радиатор спиной. Только дома я поняла, как я замерзла. Дрожь пробирала все тело. Мне казалось, что я слышу не только дробь собственных зубов, но и чечетку всех остальных костей. Отогревалась я в обнимку с радиатором часа два. Но все когда-нибудь заканчивается. Кровь наконец оттаяла и бодренько помчалась по прежним направлениям. Мозг выбрался из анабиоза и согласился с предложением основной части организма пойти погулять. По причине того, что поплававшее пальто расслаблялось на горячей батарее, была выбрана старая шубка, старые рейтузы и незаменимые валенки.
И две неразлучные подружки беззаботно штурмовали огромные сугробы, завалившие Рыбачий, рыли ходы и орали любимые частушки «подружка моя...».
Передо мной стояла растерянная мама, держа в руках мое совсем недавно новенькое пальто. Под батареей растеклась огромная лужа. Меня тогда еще удивило, что вода не черная, а коричневая под цвет пола. На резонный вопрос мамы, почему пальто такое мокрое, я сказала, что промокла...и все. И это было совершенной правдой. Я действительно промокла. И я всегда говорила правду.
Только утром, идя на работу, к маме подошли люди, видевшие происшествие издалека и не успевшие прийти на помощь, и рассказали, каким образом промокла ее дочь...На папином сыромятном ремне был якорь...
Нам было по шесть лет...и да, это было лишь одно рядовое событие нашего детства...