Прочитав эту книгу в Интернете, я направил сыну автора Павлу Марченко такое письмо:
"Дорогой и уважаемый Павел!
Только что я окончил читать книгу Вашего отца «Мои показания»
Это замечательная книга. От первого до последнего слова – чистая правда. Я написал было «чистая и страшная», но второе слово немедленно вычеркнул: ведь там не только страшное – есть и много прекрасного и святого. В ней рассказано и о верности, дружбе, стойкости, о том, как порою нельзя победить в человеке лучшее, светлое, о том, как человек умеет противостоять злу вопреки невероятным мукам и опасностям.
Для меня чтение это – особое: ведь именно там, в Дубровлаге, 5 долгих лет «тянула срок» моя мать. И ведь ей ещё повезло: должна была, по приговору Особого совещания, отсидеть все десять.
Её, в один день с мужем (нашим, с сестрой Марленой, отцом) арестовали в 1950 году, а осудили за «преступление», совершённое в 1927-м. Оно заключалось в том, что, будучи студенткой «коммунистического университета имени Григория Зиновьева» в Ленинграде, она, по призыву ректора, вместе с большинством других студентов и преподавателей ушла с партсобрания, созванного по инициативе группы коммунистов - противников «новой оппозиции», возглавляемой Г.Зиновьевым. Ректор был зиновьевец, сторонник оппозиции, и он сослался на Устав ВУП(б), по которому внеочередное партсобрание может быть созвано лишь по требованию большинства членов парторганизации. Коммунист обязан соблюдать Устав. К этому и призвал ректор. Хотя он был оппозиционер, но с точки зрения партийного устава оказался прав. Но, оказывается, с точки зрения генерального секретаря ВКП(б) т. Сталина с оппозицией надо было бороться даже нарушая Устав.
И нашу маму почти через четверть века посадили в тюрьму, а потом и в лагерь (сперва свезли в Воркуту, в тамошний особый Речлаг, а уж потом – этапом, в столыпинском вагоне – в Дубровлаг, тоже особый…
Там я у неё побывал. Но при великом и мудром отце народов это было невозможно. С момента ареста ни мамы, ни папы мы не видели ни разу. Вплоть до июля 1954 года, когда, благодаря тому, что в марте 1953 отец народов откинул копыта, настала «оттепель» им. И.Г.Эренбурга.
А настала потому, что ещё при жизни Вождя доведённые «до ручки» зэки стали поднимать (и даже в особых лагерях) восстания, с которыми не могли совладать даже доблестные органы внутренней секреции советской страны, и осиротевшие без отца народов дяди и тёти тех же народов вынуждены были ослабить гайки угнетения. Вдруг, почти одновременно, из Воркуты – от нашего папы – и из Мордовии – от мамы – прибыло сообщение: можно приехать на свидание!
К этому времени сестра с мужем и первенцем сыном жили в Сумской области, куда его как молодого специалиста отправили на спасение оказавшегося при издыхании самого передового в мире социалистического сельского хозяйства: в добровольно-принудительном порядке назначили главным инженером межколхозной МТС (машино-тракторной станции). Я как раз окончил пединститут и в августе должен был приступить к работе в сельской школе вместе с коллегой-женой (тоже начинающим учителем). Ехать на свидания с родителями как бездетному и пока свободному от работы выпало мне. Вот я и побывал: сначала – у папы в Речлаге ( см.: http://www.proza.ru/2011/06/21/1754 ), потом – у мамы ( см.: http://www.proza.ru/2011/09/20/1195 ).
По этим ссылкам – описания моих свиданий: по первой (из нашей с ним книги «Рукопись») - с отцом (оно продолжалось пять суток и могло бы ещё длиться, но я спешил к маме, которая меня ждала) и по – второй ссылке – с нею: это воспитательно-издевательское мероприятие продолжалось 2 часа и стало в моей жизни одним из самых ужасных событий. Отсюда понятно, отчего я с таким особым и мучительным интересом читал книгу Вашего отца.
Мне 87 лет, я доживаю жизнь. И вряд ли уже пойму, как и почему из самых прекраснодушных народных мечтаний и стремлений могла сляпаться такая дикая, фантасмагорическая реальность, как пережитый мною с 13 апреля 1931 г. (день моего появления на свет Божий) и по 6 мая 1990 (день выезда из страны-родины) ужас и мешанина всего-всего… Ни на секунду не забываю: ведь мы с Марленой родились в семье пусть самых рядовых, но активных и преданных идеям своей партии коммунистов. Мать наша – одна из первых в стране комсомолок, вступивших в эту организацию ещё когда она называлась иначе, а именно: «Союз коммунистической молодёжи “III Интернационал”». Они верили в «Светлое царство социализма» - и что же получили в итоге! И кто воспользовался их (ручаюсь!) чистыми, бескорыстными порывами, их участием в бойне гражданской войны… Мать, например, принимала участие в подавлении «антоновского мятежа» на Тамбовщине. Сама – из несчастной бедноты, голь перекатная с житомирской еврейской окраины, принятая в царские времена без обследования на бесплатное обучение в еврейскую профессиональную школу (всем и без комиссии было известно, как живёт её мать, батрачка-вдова, с тремя малютками-дочками на грошовые заработки от постирушек и приборок в чужих и богатых домах) – мама ГОВОРИЛА МНЕ в старости: «Какая беспросветная нищета была в этих тамбовских деревнях!» И ведь служила в Москве на Лубянке в аппарате Дзержинского – не случайно же я ношу его имя… Когда мне его дали, отец (по свидетельству родственника) произнёс фразу: «Пусть растёт борцом»!- С кем?! :Если мне и пришлось бороться, то с охранявшей родителей сворой, победить которую я не мог, - разве что приспособиться и надуть, чуть обхитрить…
Почему мы оказались (говорю и о себе, и о множестве других) такими поразительно легковерными дураками? Ведь я в самом деде верил Хрущёву, что в СССР в 60-е годы не стало политзаключённых. Ведь под влиянием вернувшихся родителей (ну, и при ряде сопутствовавших обстоятельств) сам, добровольно вступил в их партию! Пошёл «по второму кругу!» Только после ареста и процесса Юлика Даниэля и Синявского (с ним –знаком не был) стал что-то понимать…
С особенно большим интересом читал в книге сцены знакомства с Юликом, вообще его характеристику. Юлик бывал у нас в тот единственный год своей учёбы в Харькове – и как много уже тогда успел! Он ведь и женился (первым браком – на Вашей маме) в Харькове, тогда же в него влюбилась и Марленка, именно из-за этого она так и не соединила судьбу с Бориом Чичибабиным, именно это стало причиной её счастливого брака с Фимой Захаровым – отцом Жени и Саши (Вам, надеюсь, памятных)… Но он стал и другом харьковчан Воронелей, и Рены Мухи, и (оказывается) Мирона Черненко – известного впоследствии киноведа, моего старинного друга, ныне покойного…
Я, бывая в Москве с пустыми хлопотами о родителях, по Марленкиным просьбам заходил к Даниэлям на Маросейку, когда он лежал, как оказалось, в больнице с болевшей раненой рукой, проведывал его там (в памяти – коридор какой-то из старинных московских больниц)… Он на всю жизнь запомнил и вспоминал уже и после лагеря, как мы с ним в Харькове, у нас дома, шалили: намазали Марлениной помадой морду коту, я ему (Юлику) по его же заказу показывал (особой гримасой) «гусара», пьющего «за Русь»…
Это было в 50-е. А лет через 10 мне случилось пожить у него на Ленинском просп. Несколько дней во время одной дурацкой московской командировки (описанной в моём мемуарном очерке (http://www.proza.ru/2011/06/17/1470 ) - это уже буквально года за два до его ареста. А буквально за неделю или две до ареста он приехал чуть ли не прямо с вокзала, с поезда, на Марленин день рождения, и я хорошо помню, как он вошёл в комнату, полную гостей (я сидел как раз лицом к двери) и как он морщился на ясный свет после тускло освещённого коридора. Через неделю или две стало известно о его аресте, а из газет – и об обвинении… В газетах имена А.Терца и Н.Аржака уже давно были окружены обычной в таких случаях советской бранью… Совершенно ещё и не догадываясь, кто за ними, я запомнил его рассказы в тот вечер о московской атмосфере, его заботившей: ожидания реабилитации Сталина ещё новой тогда, брежневской властью… Если захотите, в моих воспоминаниях о Марлене есть, кажется, и о том, как эти годы переживались в нашей семье. Вот ссылка: http://www.proza.ru/2011/06/18/131
А вот – о юности Юлика: http://www.proza.ru/2011/06/12/86
Трудно передать (да и надо ли?), какое огромное впечатление осталось у меня от личности автора книги «Мои показания» Вашего отца, Анатолия Марченко, – человека на диво цельного, чистого, справедливого. Какая потеря для страны и для мира – его ранняя смерть!
Привет Вашему брату Сане Даниэлю. Извините меня, если много наболтал.
Ваш Феликс Рахлин, г. Афула, Израиль. 3 июня 2018.