39. Зима. Один - вы танцуете?

Гидранович Ксения
Антон закурил сигарету и ещё раз выслушал то, что Пётр уже рассказывал ему во сне. Пётр взял роман, который Антон всё это время держал под мышкой, и взвесил его, покачивая на ладони.

– Внушает уважение, – заметил он. – Ну-с. Роман о любви?

– Нет, – ответил Антон.

Пётр засмеялся:

– Я прочту. А ты пока подумай, готов ли ты принести этот роман в жертву своей популярности? Все что я смогу с него заработать причитается мне. С остальных твоих книг, когда ты уже будешь популярен, только 10 %. Ты же понимаешь, что не получишь ни одного ответа ни из одного издательства?

Антон пожал плечами.

– Не ответят! – ещё раз повторил Пётр, – Они все хотят, чтобы ты сам себя в соц.сетях распиарил, а они потом твоим же подписчикам книги и продадут. Которые, кстати. ты за свой счет же и напечатаешь. Но главное, ты с них почти ничего не получишь, потому что роялти у них мизерное!

– А разве можно себя распиарить? – недоверчиво проговорил Антон.

– Конечно, можно. Даже нужно! – воодушевился Пётр, – но ты, ввиду своей тонкой душевной организации, не станешь. Поэтому у тебя только один шанс – я.

– Но ведь есть ещё шанс, что кто-нибудь заметит, или талант сам пробьёт себе дорогу, разве нет? – спросил Антон.

– Да, конечно, кто-нибудь заметит и разрекламирует тебя, дабы гений не пачкал ручек! Зачем? Если, конечно, не за процент. А талант, как ты выразился, сам дорогу тем более не пробьёт, толстовата для него интернет-броня.

Пётр смеялся.

– Вот я тебя заметил, – сказал он, сквозь смех, – мой проект совершенно точно выгорит. Я рекламирую себя сам без зазрения совести! И рекламирую качественно. Ты еще не был на моих театральных постановках. Это поэты у меня так себе, а писатели – что надо. К твоим сорока-пятидесяти, – продолжал он уже серьезно, – я верну тебе все права, и ты будешь упиваться обрушившейся вдруг на тебя славой. Ты можешь спокойно писать дальше, и как угодно продвигать своё творчество. Всё что ты заработаешь до того, как я объявлю имена настоящих авторов, можешь забрать себе! Более того, если ты продашь хотя бы тысячный тираж, то я не потребую у тебя ни копейки и впредь. За исключением, конечно, романа. Только ни черта ты не продашь! – добавил он и снова залился смехом.

Антон ничего не ответил.

– Ну да, это хоть и призрачный, но все-таки риск. Я могу и не продать твой роман, если он настолько уж плох. Но это всё очень и очень вряд ли.

– Ну, ты не спеши, сначала роман прочти, – сказал Антон.

– Да я считай, уже прочёл! – весело проговорил Пётр, – ну что замутим дельце?
Антон усмехнулся. Он действительно не собирался себя пиарить. И даже если этот роман гениален, скорее всего, его мало кто прочтет. Он ничего не терял, потому что самое главное он уже сделал. Он написал роман.

Пётр налил ещё виски, и они, чокнувшись, выпили:

– Мне надо идти. Тося совсем уже заждалась, наверное, – сказал Антон. Часов у них не было, поэтому он совершенно потерялся во времени.

– Да она занята сейчас, – улыбаясь, проговорил Пётр.

– Откуда ты знаешь? – спросил Антон.

– Я видел её свекровь, она её искала. И наверняка нашла уже.

Пётр снова наполнил бокалы.

– Ты наводил справки о Тосе? – Антону хоть и было неприятно, что Пётр так нахально влезает в его личную жизнь, но всё-таки сейчас он был рад, что ему известно о встрече Тоси и Марии Николаевны. Он не хотел ставить никого в неловкое положение своим появлением, а тем более разыгрывать роль постороннего человека, старого знакомого или одноклассника.

– Ну, да. Мне же надо было знать, в какой роли будет выступать Тося и сколько ей можно показывать, – Пётр сказал это таким тоном, будто считал вопрос глупым. – Я даже пытался затащить её подругу Лидию сюда, чтобы поиздеваться. Не над Лидией, конечно. Тосе твоей не мешало бы понять, наконец, что мозги не резиновые, чтобы захламлять их пустой болтовней с пустыми людьми. Как там? «Некоторые люди не заслуживают, чтобы с ними разговаривали». У меня целый план был. Но Лида тут же спалила меня, хоть я и просил никому не говорить об этом, – Петр развел руками, мол, что уж говорить. – Мы можем пока прогуляться. Я покажу тебе местные достопримечательности.

Антон докурил третью сигарету подряд с одной только целью – чтобы помещение оставалось освещенным. К этому времени Пётр стоял уже у дальней от входа стены. Свет погас, и он открыл массивную дверь, ведущую в туннель.

– Не могу больше тут находиться, – сказал он. – Сейчас почти никто не курит. Все берегут свое астральное тело, – Пётр снова громко засмеялся. – А эти вот курилки! Покурил – на выход. Некоторые и курящие сюда не ходят. Не любят этого адского освещения.

Свет в туннеле был тусклым. Кругом светились различные вывески и указатели. На проекторах тянулись ряды рисованных деревьев и фонарей.

– Это музей морали и нравственности, – произнес Пётр и указал на одну дверь. – А это музей сексуальной революции, – указал он на дверь напротив. – Что ты ответил на вопрос об умении контролировать свою сексуальную энергию? – неожиданно спросил он.

– Контролировать умею, – ответил Антон. – Вопрос: хочу ли?

– О, да. Это главный вопрос. И надо ли? – Пётр указал на ещё одну дверь. В отличие от всех остальных она была не такая большая, другой формы и цвета. Было похоже, что она ведет в подсобное помещение или в тайную комнату. – Вот мы и пришли, – сказал Петр.

Антон вошёл вслед за Петром в небольшое помещение, заставленное длинными стеклянными колбами, в которых находились обнаженные люди. Они все вели себя по-разному. Кто-то читал, кто-то ел, кто-то лежал связанный, кто-то пытался скрыть наготу, кто-то мастурбировал.

– Куда ты меня привел? – спросил Антон, стараясь не смотреть на женщину, которая облизывала стекло и прилипала к нему голой грудью.

– Это музей эротической фантазии! – с каким-то триумфом в голосе произнёс Пётр. – Вот: падение нравов, разложение морали, извращение вкусов! – говоря это он по очереди указывал ладонью на колбы, – Это всё тут. – вдруг постучал он по своей голове, – В нашем подсознании. Представь, если бы все твои фантазии сейчас материализовались и предстали в виде фильма. Неплохая порнушка бы получилась, согласись? – Пётр подмигнул.

– А что это за анкета, которую мы заполняли на входе? – вспомнил Антон, стараясь ни одним мускулом не дать ответа на заданный вопрос.

– Что-то вроде теоретического теста, – ответил Пётр.

– А это, – Антон обвел помещение рукой, – его практическая часть?

– Что-то вроде того. – ухмыльнулся Петр, – Это не публичный дом. Но при этом никто не запрещает тебе здесь вступить в сексуальный контакт с кем угодно при условии, что это желание будет обоюдным. Ты можешь пообщаться с ними. Но на языке жестов. Они нас не слышат. Как и мы их.

Антон посмотрел на людей в стеклянных колбах. Девушка, которая облизывала стекло, подмигнула ему:

– Но как же вопрос о контроле над своей сексуальной энергией? – спросил он.

– Если ты принимаешь решение вступить в сексуальный контакт, ты можешь выставить себя на обозрение здесь. Или прийти в музей сексуальных фантазий и выбрать из тех, кто предлагает себя, так сказать, в витрине. Это тоже контроль. Ты отдаешь себе полный отчёт, зачем ты здесь.

– То есть проявлять свою симпатию в других местах нельзя? – спросил Антон.

– Хм... – Пётр задумался. – Понимаешь, ты пытаешься угадать правильный ответ, а между тем надо просто быть честным. Нет хорошего, нет плохого.  Есть только да или нет.

– То есть можно? – Антон засмеялся.

– Ты что задумал? – Пётр похлопал его по плечу. – А если серьезно, здесь действуют обычные правила этикета. Если твои пусть даже скромные намеки получили отказ, следует отступить. Все сексуальные фантазии всегда можно донести сюда. А если тебе повезло, и предмет вожделения не против развлечься, здесь есть специально отведенные места. Вы были в них с Антониной. Что-то вроде гостиничных номеров. Ну, или здесь же, в колбе, например. Хотя это, наверное, неудобно. У нас бывают случаи скандалов, потому что если ты влюбился в кого-то, то, вероятнее всего, следующая встреча состоится через четыре года. Многие в жизни ведут затворнический образ жизни. Ну, ты понимаешь, люди творческие. Поэтому бывали случаи, когда кто-то, чаще новички, боясь, что такой шанс может и не выпасть больше, пытаются правдой и неправдой заполучить желаемое, отчего нарываются на неприятности. Чаще всего этот человек не получает спустя четыре года очередного предложения попасть сюда.  Обрати внимание: каждый присутствующий здесь человек словно окутан какой-то манящей притягательностью. Несложно потерять голову, – Петр заговорщицки посмотрел на Антона. – По правде говоря, многие здесь были предметом моих будничных грез. Останемся ненадолго? Или пойдем дальше? Там наверху сейчас концерт начинается.

Антон снова огляделся по сторонам. В помещение зашёл высокий мужчина, блондин. Он подошел к девушке с темными волосами и черными глазами, которая до этого сидела и читала книгу. Увидев направляющегося к ней мужчину, она отложила книгу, посмотрела на него пристально и встала, придерживая грудь одной рукой, а другой прикрывая лобок. Мужчина прильнул к колбе. Его вспотевшее тело со скрипом скользнуло по стеклу. Девушка повернулась спиной и прижалась ягодицами  к месту, где находился торс мужчины.

Антону стало неловко оттого, что он стал свидетелем такой сцены, и он быстро отвел взгляд.

– Пойдем, – сказал он.

Петр открыл дверь, и мужчина, который ещё минуту назад пришел с явным желанием «развлечься», вдруг быстрым шагом бросился на выход. Пётр придержал дверь, пропустив молодого человека.

– Борьба двух начал. Классика! – с пафосом проговорил он.

Антон вышел следом, и Пётр закрыл дверь.

– Немного же посетителей в музее сексуальных фантазий. Одни экспонаты, – сделал вывод Антон.

– Не только же за сексуальными утехами сюда приходят, – с иронией в голосе произнёс Пётр. И тут же, предвосхищая вопрос, ответил: – А экспонаты – это уже другое. Здесь, кстати, можно встретить основателя «Частной психиатрической клиники имени Себя» в Америке, Леонида Сергеевича Бельчинского. Я тебя с ним познакомлю. Колбы – это его ноу-хау. Его основной принцип помощи пациентам заключается в принятии себя. Голого. Леонид Сергеевич считает, что большинство проблем кроется в неумении сексуально раскрепощаться. Это такая практика. В Америке они выставляют себя прямо на улице. То есть тебя при роковом стечении обстоятельств может увидеть начальник или, еще хуже, подчиненный. При всём этом у Бельчинского нет отбоя от клиентов. Американский дух свободы!

Антон шёл по туннелю и слушал. Ему всё это казалось какой-то дикостью. Варварством. «Действительно, мы ещё не готовы к демократии. К такой демократии», – думал он.

– А как же дети?

– А что дети письку не видели? – Петр захохотал. – Все всё давно уже видели в интернете. Ну и это все-таки не на детской площадке демонстрируется.

Антон презрительно хмыкнул.

– Да, России далеко еще до такого, – сказал Петр, заметив взгляд Антона, – здесь другое дело. Вероятность утечки информации нулевая, поэтому люди легче идут на эксперимент Бельчинского. Хотя в основном это одни и те же люди. Это же ещё и распространенная сексуальная фантазия. Понимаешь, о чем я?

Тем временем они вошли в курилку и, чиркнув зажигалкой и осветив комнату, прошли к выходу.

– Об этой комнате не узнают так просто. Некоторые не подозревают даже о её существовании, – как бы остерегая, произнес Пётр. – Нет в мыслях – нет в реальности.

– Зачем же ты мне показал её? – удивился Антон.

– Ты писатель, – сказал Пётр. – Ты всё это уже видел.

Пётр открыл дверь. Вступительная композиция уже была отыграна. Тёмные панели излучали слабое свечение, отчего сложно было разглядеть лица людей и предметы. Антон поискал глазами Тосю, не зная, куда идти. Вдруг заиграла какая-то медленная композиция. Антон остановился недалеко от сцены, решив, что тут будет проще всего обнаружить друг друга, как на концертах в юности.

К нему подошла высокая девушка в коротком сером платье с длинными прямыми волосами темного цвета. Антону на мгновение показалось, что это та самая женщина, которая только что облизывала стекло колбы, в музее эротической фантазии.

– Вы танцуете? – спросила она. – Это моя любимая песня.

– Наверное, невежливо отказывать девушке, пригласившей вас танцевать, – сказал Антон.

Девушка улыбнулась и протянула руку.