Дважды в одну реку

              Альберт остановился, с удивлением посмотрел по сторонам. Где он? Куда идет? Как оказался здесь, на пустынной улице, ночью, в самом центре старой Москвы? Надо срочно позвонить домой, предупредить, успокоить, но телефон почему-то почти разряжен. Дисплея хватало лишь на то, чтобы сообщить точное время — ноль два, ноль, ноль после полуночи. «Интересно и где меня носило целых три часа? Ведь из метро я вышел около одиннадцати. Правда, немного постоял в переходе. Слушал девушку, которая красиво пела и аккомпанировала себе на гитаре...»
 
             Хотелось увидеть ее глаза, но она упорно прятала их за широкими полями черной шляпы. На несколько монет, брошенных в раскрытый футляр, девушка не отреагировала. А вот после сотенной купюры голову всё же подняла и даже улыбнулась. Милое личико, лет двадцать, не больше. Наверное, — приезжая.
— Что для вас спеть?
             Вопрос прозвучал неожиданно. Альберт растерялся, ответил стандартно:
— Спой то, что тебе самой нравится.
             Девушка стала перебирать струны, и он сразу узнал до боли знакомое вступление к песни «Отель Калифорния» Композиция впервые прозвучала в конце семидесятых и вот уже двадцать пять лет остается одной из самых популярных песен среди музыкантов. Слова певица немного путала, к тому же, она упорно пропускала один очень важный аккорд, отчего песня звучала не совсем обычно. Альберт дождался, когда она закончит, хотел подойти, поблагодарить, еще раз взглянуть в глаза, но, к сожалению, не смог. Помешал очередной наплыв пассажиров, вышедших из метро. Девушка, как-то очень быстро собралась и растворилась в толпе.

              Броситься следом, догнать, остановить, а зачем? Что он может ей предложить? Дать пару бесплатных уроков игры на гитаре? Но нужно ли ей это, ведь у нее наверняка есть свои учителя. Зачем ей мужчина, пусть и бывший музыкант, который давно уже разменял четвертый десяток?
      
              Альберт вышел в город. Ему вдруг нестерпимо захотелось прогуляться, подышать летним вечерним воздухом,  побродить просто так, бесцельно, по этим бесконечным узким улочкам. Заглянуть в темные окна стареньких домов, представить, кто же обитает там, за этими плотными шторами: старожилы, родившиеся еще в прошлом веке, или гастарбайтеры, снимающие комнаты в помещениях, предназначенных под снос? Поворот, еще поворот и снова длинная пустынная улочка... Бывал ли он здесь когда-нибудь раньше? Вряд ли, и если бы не эта авария, в которую он сегодня попал…

            Странно. Столько лет за рулем и вдруг не вписаться в элементарный поворот! Машину понесло на бордюр, нога машинально надавила на тормоз и в следующее мгновение — сильный удар сзади. Чтобы прийти в себя потребовалось несколько секунд. Дальше все на автомате. Аварийка, звонок в ГАИ, перцовый баллончик на случай, если потребуется остудить пыл слишком возбужденных автолюбителей.

            Прежде чем выйти — глубокий вдох, но что это? Двери в машине открыты, внутри никого. Где же водитель, неужели сбежал? Бывает... Некоторые, попав в аварию, сразу заявляют о том, что машина в угоне, надеясь таким способом избежать ответственности. Но, как бы там ни было, а наряд пришлось ждать три с половиной часа, потом — долгое оформление, эвакуатор, автосервис, несговорчивый механик и, конечно, — испорченный день.
            Испорченный? Возможно, но зато какой вечер!

            Наконец, Альберт вышел на одну из центральных улиц. И вновь — никого. Люди, ау, где вы? Разъехались по спальным районам? Неудивительно,  но где же машины? Может, движение перекрыли для ремонтных работ, или город готовится к какому-то празднику, и сейчас по улице поедут колонны военной техники?

            Альберт присел на ближайшую скамейку. С непривычки, от долгой ходьбы ноги гудели. В сумочке среди ценных вещей, которые он забрал из автомобиля, должен быть термос с зеленым чаем. Точно, вот он. Достал, Взболтал. Вылил остатки в алюминиевый стаканчик, начал пить маленькими глотками и в голове немного прояснилось.

            Поменяло свой цвет и небо. Неужели скоро рассвет?
Дисплей телефона показывал странные цифры — четыре утра. Может современная японская техника ошибается? В начале нулевых похвастаться наличием мобильного телефона мог далеко не каждый. Альберт был в числе счастливчиков. Нет-нет, новенькая «Нокия» не могла ошибаться. Но тогда получается, что он просидел на этой лавочке без малого два часа? Невероятно! Время этой ночью, кажется, решило лететь со скоростью звука. А где-то вдалеке нарастал незнакомый странный гул. Неужели и вправду — танки?
 
             Альберт присмотрелся. Нет, кажется, — просто трамвай. Но откуда он здесь? Все трамвайные маршруты сняли лет пятнадцать назад. Центр города, машинам проехать негде, какие уж тут трамваи. И, тем не менее, не верить своим глазам он тоже не мог. К тому же, теперь отчетливо слышался не только стук колес, но и веселая музыка, громкие крики и смех.

           Может, снимают кино? Эпизод на фоне старой Москвы, а что? Одно–двух этажные домики, плотно прижатые друг к другу, Красиво покрашенные фасады, уличные фонари, подсветка, чем не декорация? Хотя… Ни кинокамер, ни операторов в трамвае не видно. Весь салон заполнен нарядными молодыми людьми, в руках разноцветные воздушные шарики, на плечах — ленточки серпантина, в волосах — конфетти.

             Всё ясно. Конец июня. Выпускные вечера. Ребята получили аттестаты, обмыли шампанским, попрыгали на дискотеке и теперь едут в самый центр встречать рассвет. Альберт вспомнил, как и он, двадцать лет назад, вот также мчался куда-то, полный самых светлых надежд и смелых мечтаний. Правда, видел он тогда перед собой только одно лицо. Лицо девушки, которую безумно любил, и с которой надеялся связать всю свою жизнь.

             Трамвай, тем временем, слегка притормозил, и из последней двери на улицу спрыгнул паренек, а вслед за ним и девушка в длинном голубом платье. Понятно, решили отколоться от коллектива. Встретить начало нового дня вдвоем. И, возможно, сказать друг другу самые важные слова. На одинокого мужчину молодые люди не обратили никакого внимания. Взявшись за руки, влюбленные быстро зашагали по улице и вскоре исчезли из вида, свернув в ближайший переулок.

             Альберт проводил взглядом удаляющийся трамвай, вздохнул, медленно побрел дальше по улице и, спустя пару минут, оказался возле того самого поворота за которым и исчезла влюбленная парочка. Он был уверен, что молодые люди давно уже ушли, но на всякий случай осторожно выглянул из-за угла. Удивительно! Они стояли буквально в десяти метрах от него.

            Девушка в голубом платье, прижавшись спиной к стене, предпринимала слабые попытки освободиться из объятий своего ухажера, который, в свою очередь крепко держал ее за талию, что-то шептал на ухо и периодически целовал то в одну, то в другую щеку.

             Альберт через силу заставил себя отвернуться. Что происходило между молодыми людьми дальше он не выдел, однако не прошло и пяти минут как до него стали доноситься обрывки слов и даже целые фразы.
«Прекрати, прекрати, — умоляла девушка, — прекрати, иначе я за себя не ручаюсь!» Что ей отвечал паренек, разобрать было невозможно. Невозможно было и поверить, что эти ребята, совсем еще недавно шли куда-то, держась  за руки? Вот уж воистину — от любви, до ненависти…

             Альберт позволил себе еще раз выглянуть из-за угла и, именно в этот момент девушка сумела-таки оттолкнуть своего чересчур навязчивого кавалера, придав ему ускорение увесистой пощечиной, после чего развернулась и пошла прочь. Паренек смотрел ей вслед, держась рукой за щеку, потом тоже развернулся и побежал в другую сторону.       

             Как ни странно, но и у Альберта неожиданно запылала щека. Словно ударили его, а не этого смешного паренька, который промчался мимо, даже не взглянув на мужчину, стоящего буквально в метре от него. Интересно, а где же девушка? Альберт смело шагнул в переулок и никого не увидел. Может, она живет где-то поблизости, а молодой человек как раз ее и провожал? А вдруг нет? Вдруг она сидит сейчас несчастная в каком-нибудь ближайшем дворике и горько рыдает?

             Прошагав добрую сотню метров, Альберт смог отыскать лишь одну арку, защищавшую двор от непрошеных гостей обычным шлагбаумом. Все же остальные проходы давно были оборудованы неприступными железными воротами. Где же еще могла укрыться убитая горем девушка, как не за этим шлагбаумом?

             Поднырнуть под полосатую железную трубу мужчине не составило особого труда. Однако в крохотном дворике девушки он не обнаружил. Не было ее и на детской площадке, и за большим раскидистым тополем, росшим в самом центре. Да и не в одном из окон не горел свет. Альберт уже хотел ретироваться, но в это время в ближайшем подъезде громко скрипнула дверь. Пришлось срочно отступить за дерево. Рассказывать, почему он здесь и кого ищет, у мужчины не было ни желания, ни сил.

             Человек, шагнувший из темноты подъезда, остановился на крыльце. Несколько раз чиркнул зажигалкой и когда прикуривал, пламя на пару секунд осветило его лицо. Лицо пожилой женщины. Судя по глубоким морщинам, ей давно перевалило за восемьдесят. «Вот, оказывается, кто обитает в этих древних домах, такие же древние старушки...»

             Интересно, кто она, чем занималась всю свою жизнь? Есть ли у нее муж, дети, внуки, правнуки? 
Бабушка сильно затянулась, вновь осветив на мгновение своё лицо, и Альберт, почему-то, подумал, что зовут ее как-нибудь необычно. Не иначе как Клеопатра. Да-да, именно Клеопатра! Клеопатра Львовна.

             Ему вдруг захотелось рассмеяться, однако женщина, затушив сигарету, стала всматриваться в темноту, а в следующую секунду он услышал ее скрипучий голос.
— Альберт, это ты?
           «Альберт?!»
             У него перехватило дыхание. Откуда она может знать мое имя?
Бабушка тем временем повторила:
— Альберт, что ты там прячешься? Утро уже, не пора ли домой?
             Он вышел из-за дерева. Хотел спросить — мы разве знакомы, но вместо этого неожиданно для себя произнес:
— Сейчас иду, Клеопатра Львовна.   
— Вот и хорошо, — ответила женщина. — Я  дверь закрывать не буду. А то еще начнешь звонить, перебудишь всех.
             С этими словами женщина ушла. Дверь и вправду закрывать не стала, лишь прикрыла слегка, оставив большую щель.

             Альберт облокотился на дерево. Ему надо было прийти в себя. Понять, что происходит. Вот так забредешь случайно в первый попавшийся дворик, а тебя тут, оказывается, все знают. И не только тебя, но и ты спокойно угадываешь имена жильцов. Как такое возможно?
Хотелось бежать скорее, не оглядываясь. Бежать, пока не вышел еще кто-то и не пригласил его в дом на чашечку кофе.               

             Он шагнул в сторону арки и замер. Замер, потому, что в окне на первом этаже вспыхнул свет. В кухню вошла уже знакомая ему девушка в длинном голубом платье. Ага! Значит, она всё-таки живет здесь. Альберт решил вдруг воспользоваться предложением Клеопатры Львовны и заглянуть в квартиру. Просто так. Зайти на минутку, узнать у девушки все ли в порядке и сразу откланяться.
 
             Вход в темном подъезде отыскал безошибочно. Шагнул в коридор. Одна дверь, вторая, третья, а вот и кухня. Но почему-то пустая и темная. Неужели девушка уже успела отправиться в свою комнату?  Да, скорей всего. Что ж, больше ему здесь делать нечего, разве что выпить стакан воды…
— А может быть чаю? — произнес кто-то за спиной. — Чаю, зеленого, твоего любимого…

             Альберт медленно повернулся — никого. Нащупал в темноте стул, присел. «Интересно, кто это со мной сейчас разговаривал? Предлагал чаю, причем зеленого? Кто здесь может знать, что я давно уже обычному чаю предпочитаю зеленый? Нет-нет, пора на воздух, подышать, прийти в себя».
Он уже хотел подняться, но тут в помещении вспыхнул свет. Настолько яркий, что глаза закрылись сами собой, но перед этим он отчетливо увидел девушку, ту самую, в голубом платье.

             Она, наверное, услышала, что кто-то ходит по квартире, решила проверить. И что он ей сейчас скажет? «Извините, я тут зашел попить водички?» Нет, не убедительно.
             Привыкая к свету, Альберт с трудом открыл глаза.
 Перед ним стояла женщина в пеньюаре небесного цвета. Сразу подумалось: «Быстро же она повзрослела!»    
— Алик, что с тобой? — спросила женщина. — Клеопатра Львовна сказала, что ты бродишь по двору, прячешься за деревьями.
           Ага, и эта тоже знает моё имя.
— Я просто вышел подышать. 
— Ты был сегодня на записи?
— Нет.
— Почему?
— Попал в аварию.
— Надеюсь, ничего страшного?
— Нет, но машина в автосервисе.
— Понятно. Иди спать, завтра поговорим.
— Хорошо.
              Женщина ушла, выключив свет, а Альберт так и остался сидеть в темноте за пустым столом, не в силах понять ровным счетом ни-че-го.

***

             Как перед ним оказалась большая чашка с горячим чаем он вспомнить не мог. Видимо делал все на автомате. А вот мужчина, сидящий напротив, показался ему знакомым. Кто это? Может быть, муж Клеопатры Львовны? Хотя нет, по возрасту не подходит. Решил спросить напрямую:
— Извините, вас как зовут?
— Меня?
— Да. Можно узнать ваше имя отчество?
             Мужчина еле заметно улыбнулся.
— Слушай, давай на «ты» и без имен. Просто поболтаем. Спать всё равно не хочется.
— Ну, хорошо, давай. О чем ты хочешь поболтать?
— Хочу задать тебе один вопрос. Тот, который ты сам себе задать боишься. Ты счастлив с ней?
— С кем?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Она заходила сюда пятнадцать минут назад. Предлагала тебе отправиться в постель. Скажи, ты готов сейчас раздеться и лечь в постель к этой женщине?
         Альберт вздохнул.
— Не знаю.
— Не знаешь? Ну, тогда отвечу я. Ты бы с удовольствием проболтал со мной до самого утра. Или прилег бы где-нибудь на диванчике, свернувшись калачиком, разве я не прав?
— Людям свойственно меняться. Чувства со временем притупляются, тем более после стольких лет разлуки. Ведь мы с ней как будто заново знакомились. Заново узнавали друг друга.
— Узнали?
            Альберт долго не отвечал, потом всё же был вынужден признаться:
— Боюсь, что нет.
— Ну, наконец-то, хотя бы один честный ответ. А вспомни, как всё красиво начиналось. Ты и она! Алик и Эмма. На вас в классе просто налюбоваться не могли. Она — первая красавица класса, а, может, и школы, разбившая не одно мужское сердце и твоё, в первую очередь.
— Да, — подтвердил Альберт. — Заставила влюбиться. Втрескался, как говорится, по уши.
— Не просто втрескался, — добавил мужчина напротив. — Ты от любви буквально голову потерял. Только и бредил своей Эммой. Таскался за ней повсюду, и это, несмотря на то, что ты сам всегда был душой любой компании. С ума сводил девчонок одним только взглядом. Взять хотя бы Ольгу Осипову, или Наташку Архипову. Вот, кто действительно вздыхал, глядя тебе вслед. Еще бы! Сам сочинял, сам исполнял, сколотил рок-группу, песни посвящал исключительно Эммочке. В театральном драмкружке играл только главные роли. Неудивительно, что после школы поступить в театральное училище, тебе удалось с первой попытки.
— Да, помню, — согласился Альберт, — пришел с гитарой, ударил по струнам, заголосил — «Time it needs time» группы «Скорпионс», потом плавно перешел к «Черному ворону» и закончил арией из мюзикла «Чикаго». Начал было читать басню, но меня сразу оборвали, перевели сразу на третий тур. А там еще проще — прошелся лунной походкой Майкла Джексона, рассказал пару анекдотов в лицах, рассмешил комиссию до слез и, конечно, был зачислен на первый курс.

              Эмму из вида потерял. Было не до нее. Увлекся учебой, но всё оказалось не так-то просто. Когда рядом с тобой двадцать твоих сокурсников, причем один талантливей другого, изо дня в день доказывать, что ты не так уж и плох, по крайней мере, не хуже других, — занятие, требующее полной отдачи. Когда же в ход пошли запрещенные приемы:  интриги, сплетни, оговоры, стало совсем уж как-то совсем неуютно.

— Всё правильно, — подал голос мужчина. — Люди, ради главных ролей, порой, готовы на всё.
 
— Особенно, — девушки, — грустно вздохнул Альберт. — Все разбились на группки, одни стали «дружить» против других. Постоянные скандалы, выяснения, слезы, — выдержать всё это мне оказалось не под силу. А тут вдруг предложили сниматься в каком-то сериале. Худрук сказал однозначно — выбирай: или кино или театр. Я и выбрал. Ушел с третьего курса и, кстати, ничуть не жалею. Сериал шел на телевидение три года. И денег заработал, и известность. Правда, на улице узнавать перестали буквально спустя пару месяцев. У людей появились новые кумиры.
— Тогда-то ты и вспомнил о своей любимой Эмилии?
— Точно. Кинулся к ней и вдруг узнаю, что она вместе с родителями уже давно эмигрировала в Израиль. Вот это новости. Хотел узнать адрес, связаться, но безуспешно — никто ничего не знал. Так или иначе, а любовь вдруг вспыхнула с новой силой. Вспомнились встречи, признанья, поцелуи.   
Можно ли всё это вернуть? Почему нет? Надо всего лишь отправиться в другую страну и попробовать отыскать Эмилию там.

***

              Альберт замолчал. Вспоминать о том, как он обивал пороги кабинетов, пытаясь добиться официального выезда из страны, не хотелось. Всё закончилось тем, что ему пришлось купить обычную туристическую путевку и, оказавшись в Израиле, просто сбежать. Хотел он только одного: отыскать свою любимую Эмму и уговорить ее вернуться домой. Но как это сделать? Чиновники в адресных агентствах оказались еще более толстокожими, чем на родине. Они с улыбкой выслушивали молодого человека, просили заполнять бесконечные анкеты, брали за свои услуги совсем не маленькие деньги и просили заглянуть через недельку, а лучше — через две. Альберт переезжал из города в город и везде слышал один и тот же ответ: Эмилия Рудольфовна Левина не зарегистрирована. В конечном итоге несчастный влюбленный попал в кибуцы. Израильский колхоз. Работай, сколько можешь, завтрак, обед и ужин — строго по расписанию. Денег практически нет. Чтобы вырваться из добровольного рабства потребовалось почти пять лет.

             Вернулся, а любимой бабушки уже нет. Проводили в последний путь. Хорошо еще, что комната за ним осталась, а то пришлось бы бомжевать. Отец женился в третий раз, у матери — своя семья, просить помощи не у кого. Спасибо Клеопатре Львовне, одолжила денег на первое время из своих накоплений, отложенных на черный день.

             Восстановиться в училище не получилось, пришлось устроиться в ближайший театр, правда, ролей выше чем «кушать подано» не предложили. Что ж, и на том спасибо, хоть какая-то копеечка. Потом стали приглашать на разные ток-шоу сидеть в массовках, изображая зрительный зал. Платили неплохо. Дышать стало полегче. Со временем скопил на машинку, начал бомбить, ожил. Да и в театре предложили вдруг сыграть роль второго плана, вместо уволившегося скандалиста. Сыграл и довольно успешно, на удивление режиссера. В труппе зауважали, начали здороваться, интересоваться делами. Жизнь постепенно набирала обороты… И вдруг звонок, междугородний… Неужели она?! Трубку поднял, услышал первые слова и сердце остановилось.
— Я тут случайно узнала, что ты меня разыскивал?
— Да, пытался.
— Вот видишь, а я сама нашлась.
              Звонкий смех и сразу контрольный вопрос:
— Ты женат?
— Нет.
— Неужели всё меня дожидаешься?
— А ты свободна?
— Теперь да. Развелась недавно.
— Была замужем?
— К сожалению, не однажды, но оба раза неудачно. А ты где трудишься?
— Играю в театре.
— Я так и думала. Где тебе еще играть с такими талантами. Ну, ладно, поговорили…
— Подожди-подожди, — испугался Альберт. — Ты… ты не хочешь приехать?
— А ты приглашаешь?
— Конечно.
             И снова звонкий смех. Не верилось, что получится, но ведь получилось.
— Алик, не соглашайся так опрометчиво. Ведь я уже далеко не та девочка, которую ты помнил когда-то.
— Так ведь и я повзрослел.
— Надеюсь, шевелюра твоя роскошная на месте?
— Прибавил к ней еще и бородку.
— От бородки легко избавиться, а вот от лысины уже никуда не денешься.
— Почему, сейчас и пересадку делают, только мне она не нужна.
— Вот и хорошо.
— Так ты приедешь?
— Я тебе перезвоню.
— Когда?
— На следующей неделе.
— Я успею соскучиться.
— Ты всё такой же смешной, Алик. Мы не общались столько лет, а ты уже не можешь потерпеть одну неделю?
— Ладно, я потерплю.
— Пока, Альберт.
— Пока, Эмилия.         
              И он, и она хотели добавить «целую», но оба сдержались.

              Их телефонный роман длился почти полгода. Эмилия оформляла развод. Ходила по судам, пытаясь добиться раздела имущества и выбить себе пожизненную ренту, а на это требовалось много времени. Просто так со своими деньгами расставаться никто не хочет.

           Наконец, день приезда был назначен. Альберт к этому времени многое успел: сделал ремонт, поменял мебель, поставил новую сантехнику, а Клеопатра Львовна за это выделила соседу свою вторую комнатку, которой она всё равно не пользовалась.
— Вот пойдут у вас детишки, — говорила она,  улыбаясь, — оборудуешь там детскую. И мне забота, будет, чем заняться на старости лет.
— Какие дети, Клеопатра Львовна, может у нас еще ничего и не получится. Столько лет не виделись.
— Так это к лучшему. Повзрослели, поумнели, хлебнули всякого. Она-то, как я поняла, уж пару раз обожглась. А в третий раз будет поосторожней.
Ты тоже смотри, с плеча не руби. На недостатки внимания не обращай, ищи  положительные стороны. Они в каждом человеке есть.
— Ой, Клеопатра Львовна, вашими бы устами…
— Правильно. Пойду-ка я, кстати, чайку с медом откушаю. Хочешь, присоединяйся.
— Нет, спасибо, дел невпроворот.

             Альберт прибыл в аэропорт заранее. Отыскал нужный сектор. Встал в плотный ряд встречающих, достал картонку, приготовленную заранее, с надписью фломастером «Эмма» и принялся ждать. Наконец, в рядах встречающих началось оживление. Появились первые пассажиры. Веселые, яркие, возбужденные, —  все как один с сумками на колесиках. Зазвучала иностранная речь. В основном, —  иврит. Язык Альберту знакомый, пришлось изучать все пять лет. Ну а где же Эмма?
Вот, вот, кажется похожа. Нет. Улыбается, но проходит мимо. Или вот. Может она?
— Шалом алейхем.
— Шалом.
           Нет, он просто сошел с ума, — девушке лет двадцать. «Ищи ее среди женщин», — приказал он себе и, тем не менее, глаза упорно высматривали молодых. А тут еще какой-то паренек начал читать все подряд таблички у встречающих. Остановился и перед Альбертом. Имя прочитал одними губами, потом повернулся и крикнул:
— Мама, иди сюда. Вот твой Алик.
«Мама?» Вот это поворот. Значит, она приехала не одна? Но как же так? Не рассказала, не предупредила, решила поставить перед фактом!
Из плотной вереницы пассажиров, отделилась улыбающаяся женщина, подошла.
— Алик?
— Эмма?

              Он постарался выдавить из себя улыбку, но только натянуто скривился. Внутри ничего не шелохнулось. Свою бывшую девушку он совершенно не узнавал. Раздавшаяся в плечах, в бедрах, в лице, с короткой стрижкой, сильно накрашенная, —  она выглядела так, как и должна была выглядеть женщина средних лет. Он почему-то вспомнил, что она, кажется, старше его на два года. Его обучение в школе началось в шесть, а она появилась в первом классе почти в восемь.
— Вижу, не узнал, — сказала Эмма, все еще стараясь улыбаться. — Неужели я так сильно постарела?
— И вовсе нет, — соврал он. — По крайней мере, глаза всё те же. И вообще…
— И вообще? — Эмма укоризненно покачала головой.
              Наступила неловкая пауза. На выручку пришел паренек.
— Ну, что, мы так и будем здесь стоять?
— Познакомься, Алик, — это мой сын. Я тебе ничего не говорила, потому что он решил поехать со мной в самый последний момент. Захотел посмотреть на город, где я выросла, познакомиться со сверстниками. Он только на месяц, максимум на два. Потом обратно, надо будет заканчивать школу.
             Альберт повернулся к парню.
— А тебе сколько еще учиться?
— Еще год.
— А потом?
— Потом не знаю. Как получится.
             Парень явно не хотел разговаривать. Отвернулся, пошел вперед. Эмма тут же засеменила следом.
— Сколько ему? — Спросил Альберт, догнав женщину.
— Шестнадцать.
— По-моему, я ему не понравился.
— Не удивляйся, он и со мной так разговаривает.
— Понятно, трудный возраст.
             Он попытался взять сумку из рук Эммы, но та ответила отказом.
— Я справлюсь, Алик, мне не тяжело.
«Наверное, обиделась, — подумал он. — Надо срочно исправлять положение. Надо срочно что-то делать, но что?» Пауза затягивалась. Ни он, ни она, не знали, как начать разговор.
«Интересно, а ты на что рассчитывала? — подумала Эмма. — Что он тебя на руках понесет, тетку драную. Приехала, да еще не одна. Можно только догадываться, как он расстроился».

              Они спустились в подземный гараж, подошли к машине и паренек сразу спросил:
— Эта ваша?
— Моя.
— Вы что, большую семью возите?
— Нет, катаюсь, в основном, один.
— Зачем же вам внедорожник? Ведь он бензина сжигает в пять раз больше, чем малолитражка.
              Эмма решила перевести разговор в шутку.
— Смотри, какая у нас молодежь подрастает. Всё подсчитывают, пересчитывают, везде выгоду ищут.

              Альберт молча погрузил багаж. Мама с сыном уселись на заднее сиденье, и Эмма сразу поинтересовалась.
— Ты нам забронировал гостиницу?
— Зачем, я подумал, что мы поедем сразу ко мне. И Клеопатра Львовна вас ждет.
— Кто это, твоя бабушка?
— Нет, это моя соседка. Мировая старушенция.
— Старушенция? — переспросил Савелий, — и сколько ей лет?
— У женщин не спрашивают возраст, — напомнила Эмма. — Это неприлично.

             Она стала узнавать знакомые места. Удивлялась, насколько всё изменилось вокруг. Пыталась что-то рассказывать сыну, но тот слушал ее вполуха. Ему всё не нравилось: и большое количество машин на дорогах, и пробки, и толпы людей. Всё, о чем бы ни спрашивал его Альберт, воспринималось в штыки. Эмме приходилось постоянно его одергивать. Не понравился ему и старый московский дворик, и дом, и квартира. Его ноющий тон уже начинал раздражать.

             Однако атмосферу неожиданно разрядила Клеопатра Львовна. Показала пареньку его отдельную комнату. Накрыла в кухне стол, где все чудесно поужинали, под бесконечные расспросы о житие-бытие за границей и после того, как порядок был восстановлен, бабушка освободила всех от своего общества. Паренек от вечерней прогулки наотрез отказался, ушел в комнату, которую ему выделили, и плотно прикрыл за собой дверь. Поэтому, побродить по вечернему городу отправились бывшие влюбленные.

             Они шли, не разбирая дороги, узнавая места, где когда-то встречались в юности. Не сговариваясь, оказались возле своей школы, Вспомнили классную, смешного физкультурника, строгую директрису, Вспомнили ребят-одноклассников. Смешные случаи на уроках, подколы-приколы, розыгрыши. Посмеялись от души, и невидимая стена отчуждения стала понемногу таять.

             Альберт даже взял ее за руку, и Эмма разоткровенничалась. Она, оказывается, совсем не хотела тогда уезжать, но ослушаться родителей не посмела. Первое время скучала. Даже хотела позвонить, потом стала писать письма, но отправлять не решалась. Перечитывала и сжигала, боялась, что мама прочитает, а там были такие откровения…

             Альберт почувствовал себя виноватым, начал извиняться.
— Пойми, у меня тогда в жизни наступили такие перемены, что я буквально обо всём забыл. Экзамены, театральное училище, новые друзья…
— И новые подружки, — вставила Эмма.
— Нет-нет, об этом тогда не думали. В голове были лишь этюды, спектакли, роли, миниатюры… Времени не оставалось ни на что…
— Понимаю, — вздохнула женщина, — чтобы поднять трубку, набрать знакомый номер, нужно так много времени.

              Альберт остановился, прижал женщину к себе, и ему вдруг показалось, что он и вправду обнимает свою любимую Эмму. Словно не было этих долгих лет разлуки. Словно он вернулся в своё прошлое, такое радостное, трепетное, светлое. Однако чувство это длилось всего несколько мгновений. Эмма аккуратно высвободилась, сказала смеясь…
— Ну, вот и обнялись, наконец-то. Я думала, что мы это сделаем в аэропорту.
— Извини, я это…
— Понятно, растерялся.            

             Она пошла вперед и через некоторое время они вновь начали непринужденно болтать. Домой возвратились заполночь. Клеопатра Львовна доложила о том, что Савелий, кажется, спит.
— И вам пора бы баиньки.
             Альберт предложил гостье располагаться на его кровати, сам же он постелет себе на диване.
— Обещаю, приставать не буду, — сказал он шутя. И Эмма ответила такой же шуткой:
— Правда? А я так надеялась. 

             Наутро Альберт отправился по своим делам. Обещал освободиться пораньше, но не получилось. Запись на телевидении, репетиция в театре, вечерний спектакль... Эмма занималась домашним хозяйством, стряпала вместе с Клеопатрой Львовной. А вот Савелий от работы сразу устранился. Отправился на улицу и, как ни странно, очень быстро познакомился с какими-то сверстниками. Дома появился только поздно вечером к неудовольствию матери, ужинать не стал, схватил что-то на лету и сразу к себе.
             Эмма оправдывалась.
— Дома-то он отца побаивался, а здесь, видишь, почувствовал полную свободу. Может, ты с ним поговоришь?
— Я? — удивился Альберт. — О чем я должен с ним поговорить? И станет ли он меня слушать?
— Но, ты хотя бы попробуй.
— Ладно, случай представится — попробую.
             Тем не менее, случая всё не представлялось. Лишь однажды, спустя, наверное, неделю, Альберт, встретив паренька в коридоре, сказал:
— Слушай Савелий, ты почему так поздно возвращаешься, ведь мама волнуется.
              Ответ оказался вполне ожидаемый.
— Со своей мамой я разберусь сам. Ты мне не отец.

              Эмма всё слышала и не смогла сдержать слез. Альберту пришлось долго ее успокаивать. Этой ночью она сама попросила его лечь рядом.
— Что ты там мучаешься на диванчике. Иди сюда, кровать большая.
              Альберт лег на самый край, так, что женщине пришлось самой найти под одеялом его руку и положить ее себе на живот. Но и после этого он всё ещё боялся пошевелиться, пока Эмма не намекнула:
— У меня, сейчас самые безопасные дни. Так что родить тебе ребеночка я не смогу при всём своём желании. Возраст — сам понимаешь. Он не видел в темноте ее лица, но голос… Ему опять показалось, что он слышит голос той Эммы, девушки, которую он безумно любил когда-то. Эмма… Она как будто прочитала его мысли, повернулась лицом, и их губы, наконец-то, встретились.
              А наутро Альберт проснулся, обнимая женщину, которую не сразу узнал. Сонная, без макияжа, с приоткрытым ртом, как же она была не похожа на ту, которая снилась ему всю ночь. Но… Как бы там ни было, а с этого дня их отношения изменились. И если бы не Савелий…
Альберт успокаивал себя тем, что паренек скоро отправится к отцу, и тогда в доме должна наступить полная гармония. Тогда он еще и не догадывался, как глубоко заблуждался.
 
              Уже в середине августа, Эмма начала всё чаще говорить о том, что мальчику хорошо бы окончить школу здесь, в Москве. Здесь и проще, и ехать никуда не надо.
— Савелий уже освоился, приобрел друзей. Я с ним говорила, он готов остаться, и продолжить своё образование.
— Подожди, подожди. В какой школе он будет учиться?
— В нашей, Алик, в нашей. Я уже там была, разговаривала с директором. Его готовы принять, как беженца из района, где ведутся боевые действия.
— А они и вправду ведутся?
— Господи, какая разница. Все документы у меня с собой. Тебе надо будет его только зарегистрировать. Всё остальное я сделаю сама.
— И всё же непонятно, почему он не может поехать домой?
— Потому, что там его заставят проходить военную службу.
— Здесь тоже могут заставить.
— Нет, здесь не могут. Он не состоит на военном учете. Он гражданин другой страны.

             Альберт, наконец-то начал всё понимать. Женщина приехала сюда не из-за любви к нему и не из-за желания создать семью. Ей надо пристроить своего ненаглядного сыночка, и ради этого, она готова пойти на всё. Готова улыбаться, заглядывать в глазки, изображать из себя примерную жену, пусть и гражданскую, готова даже спать с человеком, который ей, скорей всего, абсолютно безразличен. И исправить уже ничего невозможно, потому что первого сентября Савелий отправится первый раз в последний класс.
            
             Альберт старался в дела Саввы не вмешиваться. Уходил из дома утром, приходил поздно вечером, брался за любую работу: ведение корпоративов, свадебных церемоний, новогодних ёлок. Разносил по квартирам подарки в костюме Деда Мороза, лишь бы поменьше бывать дома. Но самое обидное, что этого никто не замечал. Эмма целыми днями опекала сына. Пропадала в школе, заводила знакомства с педагогами, не брезговала подношениями, просила относиться к своему отпрыску не так строго. Ведь как-никак — беженец.

            Сам же Савелий выбрал очень удобную линию поведения. Он, мол, русский язык плохо знает, читать, писать не умеет. Поэтому взять с него нечего. Никто и не брал. Домашнее задание не проверяли, к доске не вызывали, ставили пареньку «четверочки» и поглаживали по головке. Аттестат выдали неплохой, и тут же сразу встал вопрос, в какой вуз поступать.   
— Чтобы куда-нибудь поступить, надо готовиться, — резонно заметил Альберт — А твой Савва, только и делает, что лежит на кушетке и в игры играет.
Эмма парировала:
— Чтобы куда-нибудь поступись, надо иметь нужных людей.
             Она принялась разыскивать всех своих знакомых, восстанавливать старые связи. Копалась в каких-то справочниках, ездила по институтам, могла сорваться с места и умчаться куда-то на целый день, ничего не объясняя. 

              Именно в этот период Альберт и угодил в ту самую нелепую аварию. Потом полночи болтался по городу, в своём же дворе не смог узнать Клеопатру Львовну. Что это, — расстройство психики? Так не пора ли обратиться к специалисту? Поговорить, посоветоваться, рассказать о той ситуации.

***

              Альберт открыл глаза. Мужчины напротив уже не было. За окном давно рассвело. Он тяжело поднялся, по коридору пошел, шатаясь, словно матрос во время шторма, в комнату постарался войти неслышно. На кровати спала какая-то женщина. Он опять ее не узнал. Лег на свой любимый диванчик и моментально уснул.

              В себя потом приходил два дня. Голова болела так, что не помогали ни таблетки, ни любимый зеленый чай. На репетиции в театре забыл свои реплики, читал по бумажке, чего с ним никогда не случалось… И только на третий день он поехал в автосервис, узнал, что машина еще ремонтируется. В подземном переходе стал высматривать девушку с гитарой, однако на ее месте играл какой-то мужичок на гармошке. Строгий страж порядка на вопрос «куда девалась певица», ответил неохотно:
— Многие здесь пытаются людей развлекать. А мы их гоняем и будем гонять. Потому, что попрошайничество у нас запрещено законом.

              Альберт вышел из подземного перехода, сел на ближайшую лавочку. Домой идти не хотелось. Эмма наверняка начнет рассказывать о своих «успехах»: где побывала, что успела выяснить, с кем познакомилась. А о том, что всем этим должен заниматься ее сын, ей, видимо, даже в голову не приходит, и спорить, что-то доказывать бесполезно. Поставила себе цель: устроить Савелия в какой-нибудь институт и ведь устроит! Такие всегда устраивают. Ну, да Бог ей в помощь. Альберт давно уже смирился с тем, что теперь рядом с ним будет жить женщина: жена–не жена, соседка–не соседка. Так…  Занимается домашними делами, по мере возможности, и на том спасибо.

              Альберт прикрыл глаза. «Интересно, что же это был тогда за мужчина? Тот, что сидел на кухне за столом… Неужели я сам? Хотя нет, не похож. Какой-то уж больно старый. Может, я так, и буду выглядеть лет через двадцать. В конце концов, какая разница — похож, не похож, а поговорили-то по душам. Угу, по душам. А к психиатру всё-таки надо бы сходить. Это ненормально. Не-нор-маль-но».

              Любитель поговорить сам с собой задремал. Обычные звуки вечернего города ему совершенно не мешали, поэтому, услышав прямо над ухом странный женский голос, он подумал, что всё это ему просто снится. 
— Хотите я вам спою, — спрашивала девушка, — например, «Отель Калифорния» подойдет?
             Альберт с трудом приоткрыл веки. Не может быть! Та же широкополая шляпа, голубые глаза, озорной взгляд, улыбка. Она? Ну, конечно, она. Девушка, которую он сегодня и рассчитывал увидеть.
— Привет.               
— Привет.
— А ты почему здесь?
— Странный вопрос. Моё место в переходе занято. У нас тут большая конкуренция.
— Это я уже понял. Сержант сказал, что он вас тут гоняет.
— Гоняет, если ему не заплатишь.
— А если заплатишь?
— Тогда он нас в упор не видит.
— Интересные тут у вас порядки.
— И ничего интересного. Мне гитару расчехлять?
— Гитару? Ты что и вправду готова петь здесь для меня одного?
— Если сотку дадите.
— Ничего себе! Я думал, что ты поёшь для души, а ты за деньги?
— Чтобы душа запела, нужно что-нибудь в желудок забросить.
— Что, например?
— Например, пару чебуреков. Просто я сегодня не успела пообедать.

             Альберт достал пятисотенную купюру и протянул ее девушке.
— Сходи в кафе перекуси, только потом возвращайся.      
— Ого, щедро, — воскликнула та, — я быстро, только вы не уходите.
— Не торопись, — крикнул он. — Я никуда не спешу.

             Странно… Девушка с гитарой… Он как будто видел ее раньше. Что-то ему показалось в ней очень знакомым. Глаза, улыбка, манера говорить. А, может, походка? Или это только показалось? В любом случае, девушка очень интересная: открытая, любознательная. Прямая противоположность Савелию, вечно угрюмому, всем недовольному, хотя они, кажется, и ровесники.

             Она появилась с большим пластмассовым стаканом молочного коктейля.
— Это вам.
— Спасибо, но я предпочитаю зеленый чай.
— Хорошо, учту на будущее. А пока возьмите это, сделайте исключение. Кстати вот ваша сдача.
— Оставь себе.
— Не могу. Мы с вами не знакомы.
— Это легко исправить. Тебя как зовут?
— Все по-разному. Друзья — Галей. Мама — Галкой, иногда, Галчонком. А к вам как обращаться?
             Альберт зачем-то назвался Никитой. Так его иногда звали в школе. Производное от фамилии Никитенко.
— А отчество? — спросила Галина.
— Отчество опустим. Просто Никита. Если хочешь Ник.…
— Хорошо, Ник, так что будем петь — «Отель?»
— Ты всё же хочешь петь?
— А как же, должна же я отработать сдачу.
— Ну, если хочешь, давай отрабатывай.

              Галина достала из футляра гитару, присела рядом на скамейку, и заиграла вступление. Альберту резануло ухо в том месте, где она пропускала очень важный аккорд. Он всё же решил ее поправить.
— Послушай, Галь, ты отлично играешь, но всё же немного ошибаешься.
— Я, ошибаюсь? — Остановилась девушка.
— Смотри, вот здесь надо взять баре на пятом ладу. Бас цепляешь на шестой струне, дальше — арпеджио и в конце мизинцем делаешь форшлаг.
              Галина попробовала повторить и с третьего раза у нее получилось.
— Вот это да! Совсем другое звучание! А вы откуда знаете? Вы музыкант?
— Играл когда-то.
— Где, в рок-группе?
— И в рок-группе. И на улице, так же как ты, подрабатывал, но не здесь, не в России.
— Неужели в Америке?
— Нет, немного поближе.
— В Европе?
— Скорее, в Азии.
— А сейчас уже не играете?
— Почему? Сейчас я тоже играю, но в театре.
— В театре?! В каком?
— Здесь недалеко.
— А к вам можно попасть на спектакль?
— Можно, но теперь только в сентябре. Театральный сезон закончился. Труппа распущена. В здании идет плановый ремонт.
— Вы знаете, а я  ведь тоже в театральный поступала, в прошлом году.
— И как?
— Неудачно. Дошла только до второго тура.
— Уже хорошо. А в этом году будешь пробовать?
— Конечно. Может, вы со мной позанимаетесь? Я вам заплачу.
— Ну, вот еще. Тебе же, как я понимаю, самой на жизнь не хватает. Живешь-то где, снимаешь комнату?
— Нет-нет, я не приезжая. Мы живем с мамой в спальном районе.
— Почему же тогда ты сюда приезжаешь играть?
— Потому, что здесь мы жили раньше. Потом нас переселили. Дом пошел под снос.

             Она еще раз проиграла вступление и опять очень удивилась. Песня зазвучала совсем по-другому. Так, как ее и задумали авторы.
— Скажите, а вы не могли бы показать мне гармонию песни «Засыпает синий Зурбаган»?
— Преснякова-младшего?
— А разве есть еще и старший?
— Конечно. Его отец. Он играет на саксофоне сопрано. А гармония в этой песне простая. Только сначала надо подобрать тональность.
             Он взял гитару и показал Гале правильные аккорды. Потом даже попробовал спеть вместе с ней, и вокруг них неожиданно стали собираться люди. Кто-то даже бросил в фуляр пару монет, однако спонтанный концерт очень быстро прервал человек в форме.
— Граждане, почему нарушаем порядок? — спросил он строго.
— Всё, всё, — поднялся Альберт, — мы уже уходим.
             Галина начала было пререкаться, но заметив вдруг на шоссе какую-то машину, стала быстро собираться.
— За мной мама приехала. Мне надо бежать. Встретимся завтра?
— Возможно.
— Я буду играть в переходе, если не займут место, а потом позанимаемся, ладно?
— Ладно.

           …Домой Альберт летел, как на крыльях. Давно он не чувствовал внутри такой необыкновенный подъем. Неужели и его опыт кому-то смог пригодиться? Эта милая девчушка буквально смотрела ему в рот, ловила каждое слово, внимала каждому замечанию. И это не могло не удивлять. Вот, с кем бы ему хотелось заниматься. Рассказывать, показывать, помогать. И он обязательно ей поможет. Если надо — пойдет вместе с ней на экзамен, будет переживать, держать за нее оба кулака.
             Галина, Галя, Галчонок!... Как неожиданно эта девушка с гитарой ворвалась в его жизнь. Один вечер, и он уже не может думать ни о ком, кроме нее. Разве такое возможно? Получается, возможно.

             Дома он появился около двенадцати. В это время все обычно уже спали, тем более, было непонятно, почему в коридоре он вдруг столкнулся с Савелием.
— Привет, почему не спишь?
— Не спится, — ответил паренек еще не злобно, но уже не дружелюбно. — Машину отремонтировали?
— Пока нет. В мастерской много работы. А ты с какой целью интересуешься?
             Казалось бы, обычный вопрос, но вызвал он почему-то целую бурю эмоций.
— Мам, — заныл парень, — мам. Ты только послушай.
            Из комнаты вышла Эмма.
— Что случилось?
— Мам, вот ты просила меня налаживать отношения. Я спросил про машину, а он: «Тебе какое дело».
 После этих слов Савелий сразу ушел к себе. Эмма осуждающе покачала головой.
— Алик, ты, что действительно так ответил?
— Совсем нет, я только хотел спросить…
— Не понимаю, — перебила его женщина, — почему ты так невзлюбил моего сына?
              Она развернулась и быстро проскользнула в комнату. Настроение было испорчено. Альберт просидел на кухне добрых два часа, стараясь ни о чем не думать.
Завтра… Завтра он встретится с той, которая действительно хочет его видеть, которой он нужен и которая разговаривает с ним совсем другим языком.

***

             Вечером в подземном переходе, как всегда, толчея, шум, разговоры, но голос певицы угадывался без труда. Альберт подошел ближе, остановился у стены напротив, и девушка его сразу заметила. Улыбнулась, кивнула, в глазах сверкнули озорные огоньки.
«Какая же она, всё-таки, смешная. Ну, точно, — Галчонок».

             Девушка показала два пальца и одними губами прошептала: «Еще две песни». Альберт понимающе кивнув. В этот момент по спине у него пробежал тревожный холодок. Не верилось — неужели его что-то связывает с этой  девушкой? И, тем не менее, закончив вторую композицию, Галина стала быстро собираться.
             Они встретились уже в сквере. Присели на самую дальнюю лавочку.
— Привет.
— Привет. Я так боялась, что вы не придете.
— Почему?
— Мало ли? Я тут приготовила целый список произведений, которые хотела бы разучить. Конечно, с вашей помощью.
              Альберт взял листок, пробежал глазами.
— Ну, что ж, доставай гитару, будем разбираться.

              Они просидели не один час. Разучивали новые песни, в перерывах, болтали, узнавая друг о друге интересные подробности. Правда вопросы, в основном, задавала Галина, Альберт только отвечал. Много рассказывал о театре, раскрывал секреты закулисной жизни. Говорил он и о непростом периоде своего пребывания в Израиле.
— Зачем же вы туда поехали?
— Поехал разыскивать любимую девушку.
— Ух, ты, как романтично! Нашли?
— Нет, не получилось.
— Она что, уже успела выйти замуж?
— И не только. Она еще успела родить ребенка. А ты, замуж не собираешься?
— О… это еще не скоро.
— Но ухажеры-то есть?
— Ухажеров хватает, а вот любимого нет.
— Не расстраивайся, какие твои годы.
— Девятнадцать скоро. А вам?
              Отвечать не хотелось, и он сказал неопределенно:
— А мне намного больше. Ну, продолжим, что у тебя там по списку?

           …Они встречались почти каждый вечер. В репертуаре девушки появилось много новых интересных произведений. Альберт передал ей плеер, диски с самыми известными ариями из мировых мюзиклов. Объяснил, что эти музыкальные спектакли идут на Бродвее много-много лет, и их обязательно нужно если уж не исполнять самой, то хотя бы отличать на слух.

              Он передал ей все свои конспекты по истории искусств, они должны пригодиться при поступлении в училище. Оплатил несколько занятий в танцевальной студии, лично занимался сцен речью, учил правильно выговаривать слова, подготовил с ней монолог из «Бесприданницы». И, конечно, надеялся увидеть ее фамилию в списках студентов поступивших на первый курс. 
      
             Галина была ему безмерно благодарна. Они как-то незаметно перешли на «ты». Она называла его «Ник», говорила, что без его помощи, ей не стоило даже и пытаться пройти все три тура. Помогла еще и прекрасная погода, ведь занимались они, в основном, на улице. Лишь однажды, пережидая летний дождь, им пришлось отправиться в кино. Показывали трогательную французскую мелодраму. Галина сама несколько раз брала его за руку, но бесконечный хруст поп корна вокруг, в самые нежные моменты фильма, вызывал, разве что, улыбку. Вышли. На улице все еще моросил слабенький дождик. Они встали под козырек подъезда и девушка, переполненная чувствами от просмотренной картины, прижалась вдруг к своему учителю всем телом и даже закрыла глаза в ожидании поцелуя, однако, Альберт, к своему же удивлению, только слегка потерся щекой о ее щеку. Сказал смеясь:
— Извини, Галчонок, я тебя не оцарапал?
             Она рассмеялась, побежала вперед, крикнула через плечо:
— Дождь, кажется, кончился. Догоняй.

***

             Наконец машина была готова. Альберт сел за руль, и сразу понял, как он соскучился по этому запаху, по скорости, по дороге. И, тем не менее, уже на следующий день он опять чуть было не попал в аварию. Дома скандал следовал за скандалом. Эмма билась как рыба об лед, стараясь пристроить Савву хоть куда-нибудь, но у нее ничего не получалось. Она всё чаще срывалась то на сына, то на Альберта, то на Клеопатру Львовну. Та имела неосторожность дать ей совет и, конечно, нарвалась на грубость.

              Участвовать, во всех этих разборках Альберт не хотел, поэтому просто прыгал в машину и просто уезжал. Колесил по городу. Иногда просто так, иногда удавалось взять попутчика. Уже под вечер в незнакомом районе, устав тащиться за слишком осторожным водителем, решился на обгон. Встречная полоса просматривалась хорошо. Рванул руль влево, надавил на газ и не поверил своим глазам. Прямо на него, взявшаяся будто из-под земли, летела огромная фура. Инстинкт самосохранения сработал на автомате.

               Как ему удалось избежать лобового столкновения, и многотонная машина пролетела буквально в сантиметре от него, Альберт понять не мог. Однако, он отчетливо ощутил, как у него на голове зашевелились волосы. Трясущимися руками он перестроился в правый ряд, увидел на обочине свободное место и припарковался. После такого потрясения ехать он никуда не мог. Перед глазами все расплывалось, то и дело возникала эта ужасная фура, которая могла бы легко отправить его на тот свет. Во рту всё пересохло, и даже чай из термоса, который он выпил одним глотком, от жажды его почему-то не избавил.

             Альберт взял барсетку с документами, вышел на свежий воздух и бесцельно побрел вдоль дороги. Незнакомый район, незнакомая улица. Как он сюда попал? Ах да, он привез какого-то мужчину, а на обратном пути это страшное происшествие. Он ведь чудом остался жив. Какое сегодня число? Надо бы теперь отмечать его как второй день рождения. Нет, сесть за руль в таком состоянии он всё еще не может. Что же делать? А что делают в таких случаях? Запоминают название улицы и останавливают такси.

             Альберт вышел на обочину, поднял руку, сел в притормозившую рядом с ним машину и, как только назвал адрес, сразу отключился. Что происходило потом, в памяти не сохранилось. Проснулся уже дома. С тяжелой головой. Эммы, к счастью, не было. Значит, не придется объясняться, а вот Клеопатра Львовна на кухне погрозила пальцем.
— Ты где это вчера так наклюкался? Мимо меня прошел, даже не поздоровался.
— Сам не помню.

              Он выпил залпом стакан воды и голова сразу закружилась.
— Альберт, ты же вроде к алкоголю всегда был равнодушен. Хотя, я тебя не осуждаю. Получил ты, голубчик, совсем не то, что хотел.
— Возможно, вы правы.
— Я тебе вот, что скажу, дружочек, — Эмма хорошая девушка. Но заботится она только об одном человеке, и ты знаешь о ком.
— Догадываюсь, кстати, он дома?
— Не имею представления.
— А Эмма?
— Умчалась куда-то, ни свет, ни заря.
— Ну и мне пора, Клеопатра Львовна, дела не ждут.

              Он вышел из дома, мучительно вспоминая название улицы, на которой вчера оставил машину. Что-то связанное с праздником. Парадная? Нет. Концертная? Тоже нет. Карнавальная? 
Он остановил машину с шашечками, сел  и сразу спросил:
— Знаешь улицу Карнавальную?   
— Нет.
— А что-то похожее?
— Может, Фестивальная?
— Точно. Фестивальная. Поехали.

             Шофер оказался разговорчивым. Травил анекдоты, шутил, смеялся, и Альберт решил рассказать ему свою вчерашнюю историю.
— Неужели фура прямо в лоб летела? — Не поверил мужчина.
— Серьёзно, еле увернулся.
— Куда уж серьёзней, — заметил таксист, с иронией, и вдруг рассмеялся. — Много я баек слышал, сам люблю приврать, но здесь ты, брат, загнул на полную катушку. 
— Не веришь?
— Верю. Вот только на нашей улице никаких фур быть не может. Там знак весит, грузовое движение запрещено, можешь проверить.

             Альберт замолчал. Как же так? Может, всё это было на другой улице? Хотя свой автомобиль он нашел именно на Фестивальной. Проехал специально до перекрестка и действительно увидел знак. Грузовик, перечеркнутый красной полосой. Выходит, таксист прав? Но откуда же тогда взялась фура, от столкновения с которой он вчера так удачно ушел?
Альберт решил объехать все соседние улицы и вновь выехал на Фестивальную. Да, именно здесь всё и произошло.
              Его вдруг начал душить странный истерический смех, а в голове, в который раз возникала одна и та же мысль: «Со мной происходит что-то странное. Надо срочно обратиться к психиатру!»

              Вечером в переходе играл саксофонист. Альберт нашел свою ученицу, как обычно, на самой дальней лавочке, и, как только взглянул в ее глаза, сразу понял — что-то случилось.
— Привет Галчонок. Твоё место сегодня опять заняли?
             Девушка уткнулась в плечо мужчины и захныкала.
— Ну-ну, перестань. Что произошло?
— У меня гитару отняли.
— Отняли? Кто, как, расскажи!
— Подошли двое, попросили инструмент поиграть. Такое иногда бывает. Я дала одному, а он наутек. Второй меня схватил, рот зажал, чтобы я крикнуть не смогла, а когда отпустил, кричать уже было бесполезно.
— Да, грустная история. А что милиция?
— Милиции как всегда на месте не было. Что теперь делать, просто не представляю.
— Как что, покупать новую гитару. Завтра же поедем в магазин, выберем, я оплачу.
— Ну, вот опять... Ник, ты и так для меня столько делаешь. Теперь еще и гитара. Пойми, мне неудобно принимать такие подарки.
— Хорошо. Есть другой вариант. Завтра я привезу тебе свою гитару. двенадцатиструнную. Она у меня обыграна, строй держит.
— А как на ней играть?
— Поверь, еще проще, чем на шестиструнной. И звучит она так, как будто играют сразу две гитары. Только она у меня вся исписана автографами. Ребята из класса постарались. После выпускного исчеркали всю…

              Слезы у Галины стали высыхать. Она обняла своего учителя, поцеловала в щечку, шепнула:
— Не пойму и откуда ты только взялся, Ник, и почему ты так обо мне заботишься?
— Сам не знаю. Откуда-то взялся.
— Скажи честно, Ник, ты в меня влюблен?
              Вопрос прозвучал неожиданно. Альберт растерялся. Влюблен ли он? Конечно, влюблен. Но вот представить эту милую девушку своей женой, у него почему-то не хватило фантазии.
— Ты мне, конечно, очень нравишься, Галчонок, но любовь…
— Понятно, не хочешь отвечать. Наверное, считаешь, что ты для меня слишком стар?
— Наоборот, это ты для меня слишком молода.
— А разве возраст имеет значение, если люди любят друг друга?
— Для самих влюбленных — нет, а вот для окружающих…
             Галина усмехнулась.   
— Неужели так важно, что будут говорить окружающие?
— Ну, если бы мы жили на необитаемом острове…
— Слушай, Ник, ты рассуждаешь, прям, как моя мама.
— Вот видишь, тебе со мной уже скучно, давай лучше повторим монологи. Или басню? Первый тур уже не за горами.
             Девушка посмотрела на часы.
— К сожалению, мне уже пора бежать. Может, еще успею на последний автобус.
— А мама разве за тобой не приедет?
— Сегодня, к сожалению, она не может.
             Альберт колебался лишь пару секунд.
— Хорошо. Давай я тебя подвезу.
— На такси?
— Зачем на такси, у меня свой транспорт есть. Припаркован здесь недалеко.
— Серьезно?
— А я разве похож на шутника?
             Галина рассмеялась.
— Пошли, где стоит твоя машинка?

              До спального района они добрались за полчаса. В дороге девушка не давала Альберту скучать. Сначала рассказывала бесконечные истории из своей жизни, засыпала мужчину вопросами, потом пела и, наконец, уже возле самого подъезда неожиданно предложила:
— Может, поднимемся ко мне?
— Зачем, — удивился Альберт, — познакомиться с мамой?
             Прежде чем ответить, девушка накрыла его руку своей. Сказала серьёзно:
— Мамы нет дома. Она уехала к друзьям на дачу. Квартира в полном моем распоряжении.

              Альберт опять растерялся. Принять предложение означало только одно — остаться на ночь. Но, готов ли он к этому? Конечно, нет. И потом, как быть с Эммой? Он просто не сможет смотреть ей в глаза.         
— Извини, Галчонок, но мне надо ехать.
— Спешишь к жене, к детишкам?
— Как ты догадалась?
— А я догадливая.
— Детей у меня нет, жена гражданская, но…
— Но ты всё равно не хочешь ей изменять.
— Вот видишь, ты сама всё понимаешь.
             Галя тяжело вздохнула.
— Что ж, наверное, ты прав.
             Альберт вышел из машины, обошел её вокруг, открыл дверцу, подал девушке руку, помог выйти, потом проводил до дверей подъезда. Спросил:
— Надеюсь, ты не обижаешься?
— Стараюсь.
— Тогда давай обнимемся.

             Галина сразу обхватила мужчину за талию, доверчиво прижалась. В глаза посмотрела долгим умоляющим взглядом. Видимо, еще надеялась, что он передумает, но Альберт лишь напомнил:
— Завтра на том же месте?
— Да. И не забудь гитару. Ты обещал.
— Ну, раз обещал… Пока, Галчонок.
— Пока, Ник.

           …Весь следующий день Альберт посвятил своей двенадцатиструнке.
Играл, чистил, полировал, менял струны, смазывал колки. Изучал полустертые автографы. Некоторые, из которых, к сожалению, разобрать было уже невозможно. Отыскать групповой снимок всего класса оказалось еще сложнее, но он его всё-таки нашел, на шкафу, под грудой старых журналов. Долго рассматривал, вспоминал. Вот и он сам, а вот и Эмма – яркая, красивая. Кого-то из ребят он уже не помнил, а вот девчонки в памяти отпечатались прочно. Где они, чем занимаются, как выглядят? Вот было бы неплохо, организовать вечер встречи.

             Хотел поговорить об этом с Эммой, но та, едва появившись в доме, сразу завела знакомую песню: Савва, Савва, Савва... Через слово, в каждой фразе, в каждом предложении. Она, оказывается, возила его на какое-то собеседование и вновь — безрезультатно. Савелия не хотят брать на подготовительные курсы.
— Сказали, что у него нулевая подготовка, представляешь? О деньгах даже слышать ничего не хотят.

              Альберт старался помалкивать. Знал, стоит ему высказать своё мнение, как тут же начнутся обвинения в чёрствости, в нежелании принимать участие в судьбе ее сына.
— Ты меня слушаешь, Алик, ты там, чем так увлечен?
— Наш выпускной класс, хочешь посмотреть?
— Нет, не хочу. Меня сейчас волнует совсем другое.
             Альберт вновь промолчал, и Эмма ушла на кухню.

             А вечером Галина получила долгожданную гитару. Сразу ее опробовала и осталась очень довольна. Звучала она и вправду как две гитары одновременно. К тому же, Альберт подарил ей специальный медиатор, который одевался на большой палец, и с его помощью играть басовые партии стало намного проще. Галина тут же спустилась в подземный переход, благо, что место никто не успел занять, и выдала такой двухчасовой концерт, что даже далекие от музыки люди останавливались и аплодировали талантливой певице после каждой песни. Аплодировал ей и Альберт. Он простоял у стены напротив до того момента, пока девушка не стала убирать гитару в футляр. Подошел.
— Слушай, Галчонок, ты сегодня была на таком подъеме. Откуда вдруг на тебя нахлынуло такое вдохновение?
— Не знаю. Может быть, всему виной твоя гитара? Под нее так и хотелось петь, петь и петь.
— Ты права. Красивый аккомпанемент — уже половина успеха.
— И сегодня я это поняла. Спасибо, Ник, ты опять меня выручил.
             Они вышли на улицу. Девушка, заметив машину матери, сразу стала прощаться.
— Завтра увидимся? — крикнула она на ходу.
— Как получится.

***

             Альберт махнул рукой и не спеша побрел домой. Клеопатру Львовну застал, как всегда, курящей на крыльце. Хотел пожелать доброй ночи и пройти, однако женщина его остановила.
— Разговор у меня к тебе имеется, дружочек, давай-ка отойдем в сторонку.
             Они подошли к тополю и здесь старушка продолжила.
— Сдается мне, что наш Савелий… — она огляделась и перешла на шепот, — Савелий-то наш разлюбезный не только пивком увлекается, но и таблеточки начал принимать.
— Таблеточки? Что еще за таблеточки?
— Мои, стало быть, таблеточки. То, что мне доктор прописал, а он, Савелий, значится, у меня их таскать потихоньку начал.
— Таскать? А как вы это определили?
— Очень просто. Они у меня в баночке беленькой лежали. Полсотни штучек. Маленькие такие. Я их  принимала по одной раз в неделю, а тут смотрю, второго дня, как будто совсем мало стало. Пересчитала и точно. Штук десять, а то и больше не хватает.
— Подождите, подождите, Клеопатра Львовна, а что это за таблетки? Зачем вы их принимаете?
— Принимаю для успокоения. Нервы они лечат.
— А зачем тогда они понадобились Савве? Он вроде бы не нервный.
— Вот именно, не нервный. Наоборот, чересчур спокойный. Я почему тревогу раньше-то не забила? Всё присматривалась. Он, сдается мне, выпьет парочку и спит целый день.
— Может, вам это только кажется?
— Угу, кажется. Я тут «шкапчик», значится, открываю, а баночка-то моя с таблетками сама с верхней полки на нижнюю перепрыгнула. Я перед этим как раз покурить выходила. С соседкой долго болтала, а дверь-то в комнату я никогда не запираю. Заходи, кто хошь, бери что хошь. Я тебе так скажу, дружочек. Он это, он, больше некому. Ты только пока Эммочке ничего не говори. Жалко девушку.
              Альберт спросил:
— А у вас аннотация к этому препарату есть?
— Какая еще аннотация?
— Бумажка такая, листочек с описанием. Его дают к каждому лекарству.
— Ага, листочек. Где-то был. Надо поискать.
— Поищите, Клеопатра Львовна, это очень важно.
— Постараюсь.
— А комнату свою впредь запирайте.
— Да я уж и так её замыкать стала. Выйду покурить и сразу на ключик — чик-чирик.
— Вот это правильно. Вот это я одобряю. Чик-чирик, и душа спокойна, и таблеточки на месте, и никаких подозрений. Спокойной ночи, Клеопатра Львовна.
— И тебе того же.

              Не успел Альберт вскипятить на кухне чайник, чтобы на завтра заварить себе чаю, как в дверях появилась неспокойная соседка. Она молча сунула в руку мужчине сложенный листок и также молча удалилась. Альберт прочитал: «Циклодол».  Ага, вот что она принимает. Состав, описание пропустил. Перешел сразу в раздел передозировка. Прочитал и буквально обомлел. «Передозировка может вызвать негативные последствия: головокружение, сонливость, спутанность сознания, бред, галлюцинации. При приеме «ц» категорически запрещается управление любыми видами транспорта, занятия деятельностью, связанной с повышенным вниманием, приём алкоголя и препаратов, в состав которых входит…». Дальше Альберт читать не стал.

«Так вот значит, чем увлекается молодой человек? Не удивительно, что он нигде не может пройти собеседование!»
             Альберт посмотрел на свой термос, и его вдруг словно осенило. Ведь все эти симптомы он мог смело отнести на свой счет. Что же получается? Получается, что Савелий таскал таблетки не для себя? Термос-то стоит на кухне всю ночь без присмотра. Долго ли подбросить в чай пяток горошин. Уснет человек за рулем, вот тебе и авария. А кто виноват? Никто. Несчастный случай. Ходил тут дядя ненавистный, глаза мозолил, нотации читал, а теперь не ходит. Свобода.

             Да, здорово придумано, но что же теперь делать? Вызвать парня на откровенный разговор? Так ведь он глаза выпучит, скажет — не знаю ничего, к маме побежит жаловаться, а та, естественно, на его сторону встанет, вот вам еще один скандал. Нет, паренька надо брать с поличным. За руку схватить, чтобы Эмма сама во всем убедилась. Убедилась и сделала правильные выводы.

              Этой ночью Альберт практически не спал. Всё думал, анализировал, вспоминал. Не успокоился он и на следующий день. Терзался догадками. Ведь получается, что многотонная фура ему просто привиделась. Да и трамвай с выпускниками никак не мог двигаться без направляющих, а рельсы с этой улицы демонтировали еще лет пятнадцать назад. Значит, всё это были лишь воображаемые фантазии его воспаленного мозга. Картины из прошлого. То, что память отложила на дальнюю-дальнюю полочку и вот теперь, под действием определенного препарата, достала, активизировала... И он вдруг отчетливо вспомнил, как спрыгнул тогда с подножки трамвая, как помог спрыгнуть Эмме...

             Вспомнил, как они шли куда-то, держась за руки, счастливые, свободные, довольные от того, что школьные годы позади и, наконец-то, наступает новая взрослая жизнь! Взрослая? Значит, теперь он может поцеловать свою любимую? Конечно, может. Вот они ее губы, такие близкие, такие желанные, и, в тоже время, такие недоступные. У девушки почему-то очень быстро изменилось настроение.

              Она вдруг стала высвобождаться из его объятий, отталкивать, все сильнее, сильнее, пока, наконец, не ударила. Ударила так, что из глаз посыпались искры. Почему, за что? Может, он слишком сильно ее прижал? Может, не рассчитал силы, нечаянно  причинил боль? Как бы то ни было но, она его ударила. Она ударила, а он убежал, и только через невыносимо долгих двадцать лет, ему удалось увидеть ее вновь, но уже не одну.
             К сожалению, не одну. И этот ее сыночек пытается теперь от него избавиться? А значит, выход может быть только один — вывести парня на чистую воду.
 
             Тянуть Альберт не стал, решил этим же вечером Савелия спровоцировать. Разговор с Эммой завел прямо в коридоре. Сказал немного громче обычного. Машина, мол, барахлит…
— Заехал сегодня на автосервис, сказали надо ставить на профилактику. А это неделя, может две. Я хотел сразу им машину оставить, но вспомнил, что
на завтра у меня назначено много встреч. Придется по городу покататься. Проблемы, проблемы.
              Женщина пожала плечами, явно не понимая, зачем он ей всё это говорит. Зачем? Скоро должны узнать.

             Жизнь в квартире, как правило, затихала не позднее полуночи. Альберт заварил чай, термос оставил на видном месте — прямо посредине стола, и, когда проходил мимо комнаты Клеопатры Львовны, подал той условный знак — негромко кашлянул два раза. Затем прошел к себе, но сразу остановился возле двери. Замер, стал прислушиваться.

             Вот из своей комнаты вышла любительница покурить перед сном. Дверь на этот раз запирать не стала, а по коридору прошла, нарочита громко шаркая ногами. Альберт ждал развязки, затаив дыхание, но тут голос подала Эмма:
— Ты почему не ложишься, Алик?
             Он повернулся и приложил указательный палец к губам. У него, видимо, был настолько встревоженный вид, что Эмма сразу поднялась. Накинуть пеньюар, влезть в тапочки, подойти — еще секунд десять.
— Что случилось? — она перешла на шепот. — Неужели грабители?
— Потом, всё потом.

             Замок в двери комнаты, напротив, в полной тишине хрустнул совершенно отчетливо. Савелий, особо не таясь, прошел по коридору, нырнул в апартаменты Клеопатры Львовны. Альберт слегка приоткрыл свою дверь, и через образовавшуюся щель отлично разглядел паренька выходящего из соседней комнаты и направляющегося на кухню.
             Женщине, стоящей за спиной он тихо сказал:
— А теперь иди за мной, только постарайся не шуметь.

             Оба на цыпочках подошли к кухне. Прежде чем войти, задержались на секунду. Парень как раз откручивал алюминиевую крышку от термоса.
Яркий свет, вспыхнувший в темном помещении, явно застал его врасплох. Альберт этим и воспользовался. Влетел, словно молния и схватил Савелия за запястье. Тот попытался освободиться от таблеток, которые держал в кулаке, но они уже успели прилипнуть к коже.
— Пусти, пусти, чего надо? — Пытался протестовать парень, стряхивая таблетки на стол, а Альберт, тем временем, подсчитывал улов.
— Ого, целых семь штук. Слона можно свалить.

              На пол со звоном полетел стаканчик от термоса, который Савелий все еще по инерции держал во второй руке. Наконец-то, дар речи обрела и Эмма.
— Что здесь п…происходит? — Спросила она, заикаясь.
— Пусть он и объяснит, — предложил Альберт.
— Савва, я глазам не верю. Ты что здесь делаешь, и что это за таблетки.
— Таблетки мои, — подала голос Клеопатра Львовна. Она увидела, как в кухне вспыхнул свет, и поспешила закончить перекур. — Твой сын, Эмма, как это прискорбно не прозвучит, пристрастился к таблеточкам.
— Вы с ума сошли? Савва, скажи что-нибудь.
— Не буду я ничего говорить, — буркнул парень, потом резко развернулся и ушел к себе.
— Алик, может, ты объяснишь, что всё это значит?
— Что тут еще надо объяснять. Савелий уже два раза подсыпал мне в чай этот сильнодействующий препарат, который, скажем так, без разрешения заимствовал у Клеопатры Львовны.
— Так он не для себя? — подала голос старушка. — Ну, слава Богу.
— Слава Богу, что я остался жив. А после такой дозы сесть за руль равносильно самоубийству. Ладно бы, если сам пострадал, а ведь мог людей покалечить.
— Да что вы такое говорите? Мой сын не мог…
— Эмма, ты же сама всё видела: вот мой термос, вот таблетки. Какие тебе еще нужны доказательства?
              Женщина хотела что-то сказать, но слов у нее не нашлось. Она вышла из кухни, стала стучать в дверь сына, умоляя ее впустить, но тот не реагировал.
              Расставаться с недешевыми таблетками Клеопатра Львовна не хотела. Она все бережно собрала и понесла в свою комнату.
             
              Сколько Альберт просидел на кухне, попивая чай из термоса, он не знал. Лег как обычно на диванчике, а когда проснулся, Эммы дома уже не было. Появилась она только под вечер и сразу вызвала мужчину на серьёзный разговор. Начала с того, что сообщила о своем решении вернуться обратно в Иерусалим.
— Я уже и билеты заказала, и бывшему мужу позвонила, он пообещал взять Савву в свой бизнес. Здесь ему делать нечего.
             Альберт хотел добавить — кроме того, как травить людей, но сдержался. Прежде чем продолжить, Эмма несколько секунд собиралась с мыслями.
— Давай не будем больше обманывать друг друга и честно признаемся — у нас, Алик, ничего не получилось.
— Что ж, может быть, ты и права.
— Знаешь, я до последнего надеялась, что у тебя с моим сыном сложатся нормальные отношения, но после вчерашнего случая все мои надежды рухнули окончательно и бесповоротно. Я разговаривала с ним вчера ночью. Не знаю почему, но он тебя просто на дух не переносит.
— Ничего удивительного. Я для него посторонний человек. И ему не за что меня любить, впрочем, как и мне его. Вы когда улетаете?
— Через неделю. Надеюсь, успеем собраться.
              Альберт неопределенно пожал плечами и ничего не сказал.
   
              Всю следующую неделю он старался дома не появляться. Заходил только переночевать и переодеться. Все новости узнавал от Клеопатры Львовны. Днем дежурил возле училища. Встречал Галину после экзаменов, узнавал об успехах, переживал, подсказывал, настраивал, и в результате девушка успешно прошла все три тура. Альберт, чтобы отметить это событие, подарил ей мобильный телефон последней модели. Внес в память пока только один номер — свой.
— Теперь мы всегда будем на связи, — сказал он, вручая красивую коробочку. — Поздравляю тебя, Галчонок. Твоя мечта осуществилась — ты будешь студенткой театрального училища.
              Девушка достала телефон, набрала заветный номер и ответила своему учителю уже через мобильную связь.
— Послушай, Ник, ты преподносишь мне такие подарки, что я просто не знаю как тебя и благодарить. И что я теперь скажу маме?
— Неужели, это так важно? Придумаешь что-нибудь.
              Галина, молча поцеловала мужчину в щечку и отвернулась, чтобы смахнуть со щеки слезу.

              День, когда он узнал о зачислении девушки на первый курс, по странному стечению обстоятельств совпал с днем отъезда Эммы с сыном на свою историческую родину. Альберт помог женщине погрузить вещи в такси в то время, как Савелий сидел в комнате до последнего. Вышел только после того, как Эмма уже в третий раз постучала ему в дверь.
— Савва, сколько можно ждать, мы же опоздаем.

             Паренек проскочил мимо, не поднимая головы. Уселся в машину и захлопнул дверь. Эмма вздохнула.
— Ну, вот и всё. Я уезжаю, хотя и с большой неохотой. Уезжаю и хочу перед тобой извиниться и за Савелия, и за себя.
— А ты-то в чем виновата?
— Плохой я была женой. Но ты должен понять меня, я, в первую очередь, —  мать, и сын для меня всегда будет намного ближе и дороже всего остального.
— Под всем остальным ты меня подразумеваешь?
             Эмма оставила вопрос без внимания. Предложила на прощание обняться. Альберт заметил, как повлажнели ее глаза, прижал к себе, но от поцелуев воздержался.
— Звони иногда, — шепнул он. — Телефон ты знаешь.
— Пока, Алик.
— Пока, Эмма, счастливо долететь.
             Он не жалел о том, что она уезжает. У них действительно не сложились отношения. Он махнул вслед удаляющемуся такси и помчался к училищу.

              Вот где царило настоящее оживление. Все площадки, дорожки, аллеи  — всё было заполнено людьми. Говорили, обсуждали, делились впечатлениями, кого-то успокаивали, кого-то поздравляли… Галину отыскать было непросто. Девушка стояла в окружении своих сверстников. Увидев Альберта, сразу подбежала.
— Ник, привет, как хорошо, что ты пришел. Пойдем, я познакомлю тебя со своей мамой.

             Она схватила его за руку, Подвела, как ему показалось к одной из своих подруг, и не без гордости заявила.
— Вот, моя мама! Мам — это Ник, я тебе про него говорила.
             Альберт смотрел на маму Галины и не мог произнести ни слова. Перед ним стояла Наташка Архипова, его одноклассница. Когда-то угловатая, смешная, стесняющаяся своих веснушек, а теперь просто молодая симпатичная женщина!
— Привет, Алик. Как поживаешь?
— Я…я просто не верю своим глазам. Наташка, ты? Ты мама Галчонка?
— Галчонка? Ты так ее называешь?
— Нет, это просто невероятно! Я не могу поверить…
— А я могу. Я сразу поняла, что это ты. Когда доченька твою гитару домой принесла. Знаешь, я даже отыскала на ней свой автограф, правда уже изрядно потертый.
              Галина всё это время стояла с открытым ртом, переводя взгляд, то на  одного, то на другого.
— Мам, я ничего не понимаю, вы что знакомы?
— Мы вместе учились.
— В одной школе?
— В одном классе. И ты знаешь, все девчонки были в него влюблены.
— Неужели и ты тоже?
— И я тоже, не буду лукавить.
— Мама, ты была влюблена?
— А что тебя так удивляет? Я ведь тоже когда-то была такого же возраста, как ты..
— Подтверждаю, — вмешался в разговор Альберт, — была молоденькая, смешная. А теперь…
            Наталья, шутя, толкнула своего одноклассника в плечо.
— Ну, ты и скажешь.
— А что, и скажу. Расцвела, прямо, не узнать.

            Женщина отвела взгляд, и Альберт предложил.
— Слушайте, время обеденное. Что если нам всем вместе отправиться в какой-нибудь приличный ресторан, отметить сразу два события — удачную сдачу экзаменов и нашу неожиданную встречу?
            Девушка оглянулась, посмотрела на своих друзей.
— Вы меня извините, ребята, но я уже пообещала…
— Хорошо. Поступление отметим в следующий раз. А встречу — сейчас. Ты как, Наташ?
— Я? Я согласна. В ресторане не была целую вечность.

             Они отпустили Галину к друзьям, сами же направились к машине Альберта. Ресторан выбрали с грузинской кухней. Присели за двухместный столик, и, пока официант нес заказ, говорили без умолку. Вспомнили школьные годы, перемыли косточки всем одноклассникам, потом переключились на учителей.
— А ты помнишь, — спросила Наталья, — как мы уже после выпускного ездили к Сережке Егорову на дачу?
— Конечно. У него там такой чудесный прудик. Поплескались на славу.
— И не только, — добавила женщина, — вино сухое просто рекой лилось.
— Да, многие тогда перебрали.
— И ты, Алик, не исключение.
— Отрицать не буду. Чуток силы не рассчитал.
— Потом в лес ушел, уснул под кустом, а кто тебя нашел?
— Неужели ты?
— Я. Будила тебя, наверное, минут пятнадцать. Потом в дом отвела, в кроватку уложила. А ты всё целоваться ко мне лез, в любви признавался, говорил, что Эмма мне в подметки не годится. Неужели ничего не помнишь?
— Честно скажу, очень смутно.
— Это потому, что вы мужчины воспринимаете всё, как очередное приключение, а мы такие минуты запоминаем на всю жизнь.
         
              Наконец, официант принес заказ, и бывшие одноклассники принялись обсуждать профессионализм местного шеф-повара. Сациви, хачапури, хинкали, шашлык — всё было приготовлено качественно и с большой любовью. Женщина пила красное вино, Альберт – зелёный чай…В конце вечера он предложил отвезти женщину домой.
— Адрес я знаю. Галку провожал не раз.
— А вот меня прожать не надо.
— Почему?
— Не надо, Алик, ну, зачем ты потащишься на другой конец города? На улицах пробки…

             На самом деле, Наталья отказывалась по другой причине. Не пригласить мужчину, который тебя подвез домой, выпить чашку кофе было бы верхом неприличия, а что за этим может последовать? Тем более, что  Альберт, стоило ему появиться, сразу всколыхнул в ней все те нежные чувства, которые она испытывала к нему когда-то. Сможет ли она устоять, глядя в эти глаза?
— Нет-нет, Алик, не обижайся. Я прекрасно доберусь на метро.
— А…, я, кажется, понял. Дома ждет ревнивый муж!
— Очень ревнивый, — подтвердила Наталья, шутя, и тут же спросила, — неужели Галка тебе не рассказывала, что мы живем с ней вдвоем?
— Рассказывала.
— Зачем же ты спрашиваешь про мужа, если и так всё знаешь?
— Получается — не всё. Скажи, ты разведена?
— Я не была замужем.
— А мужчина?
— И мужчины у меня никогда не было.
— Я бы в это охотно поверил, если бы не твоя дочь. Она ведь не от святого духа родилась.
— Ты задаешь вопросы, на которые мне неудобно отвечать.
— Хорошо, хорошо. Не хочешь — не отвечай.
             Наташа отвернулась и процедила сквозь зубы.
— Это была связь на одну ночь. И давай на этом закончим. Скажи, где здесь ближайшая станция метро?
— Ну, хотя бы до метро тебя можно подвезти?
— Хорошо, но только до метро.

***

             Ночью Альберт постоянно просыпался. Не верилось, что на такой огромной кровати он спит в гордом одиночестве. Покоя ему не давала еще и одна странная догадка. Зачем Наталья вспоминала вчера ту давнюю поездку на дачу к Сережке? Что она хотела этим сказать? То, что между ними что-то было? Что-то кроме обычных детских поцелуев? В любом случае, вчерашний вечер Альберт вспоминал с необыкновенным теплом и радостью.
 
             Наташка… С ней всегда было так легко и просто. Она даже не захотела, чтобы он ее провожал. Нырнула в метро и укатила в свой спальный район. Удивительно. Никаких просьб, никаких амбиций, просто махнула рукой и укатила. Ему вдруг захотелось непременно увидеться с ней вновь.

              Ее домашний телефон он знал, ведь это же телефон Галины. Но прежде чем звонить, Альберт набрал номер приемной комиссии театрального училища, и, когда ему удалось дозвониться, спросил, как можно вежливее:
— С добрым утром, девушка, тысяча извинений, как вы себя чувствуете?
— Уже немного лучше, — ответила женщина лет шестидесяти.
— И я за вас очень рад.
— Спасибо. Что вы хотели?
— Хотел бы еще порадоваться за свою ученицу, Архипову Галю. Вы не могли бы проверить по спискам, поступила она или нет?

             Наступила продолжительная пауза, и, наконец, женщина выпалила:
— Поздравляю вас, Архипова Галина зачислена на первый курс.
— Девушка, умоляю, не кладите трубку, скажите дату ее рождения.
— Вы что, смеетесь? Этих данных у меня нет, звоните в канцелярию.
             Пришлось начинать всё с начала. Искать в справочнике номер канцелярии, долго дозваниваться и, спустя полчаса, он смог-таки задать вопрос, который не давал ему покоя всю ночь.
— Девушка, я только что узнал, что моя очень хорошая знакомая выдержала вступительные экзамены в ваше училище.
— Можно покороче, у нас тут много дел.
— Хорошо, очень коротко. Я хочу сделать ей подарок на день рождения, а точную дату не знаю.
— Если вы не знаете, то я и подавно.
— Но, ведь у вас есть картотека.
— И что я сейчас должна копаться в картотеке?
— Ну, пожалуйста, девушка, на букву «а»: Архипова Галина.
— Ждите.
      
              Не успел Альберт приготовить карандаш и листок бумаги, как на другом конце провода ответили.
— Архипова, Галина Альбертовна, второе апреля, тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
— Подождите, подождите, вы сказали Альбертовна?
— Архипова Галина Альбертовна, у вас что, плохо со слухом?
              В трубке зазвучали короткие гудки, а Альберт так и стоял, не в силах пошевелиться. Лишь после того, как в коридоре появилась Клеопатра Львовна, он положил трубку на рычаг.
— Что, дружочек, плохие новости?
— Скорее — неожиданные.
— Не знаешь, Эмма нормально долетела?
— Не знаю.
— Согласись, без нее и ее шалопая, как-то тихо стало в квартире.
— Соглашусь, Клеопатра Львовна, — очень тихо.

             Альберт взял калькулятор и начал свои подсчеты, хотя уже на девяносто девять процентов был уверен, что Галя — его дочь. И внимание он обратил на нее, тогда в переходе, совсем не случайно.
«Господи, она же на меня похожа, — понял он, наконец. — И не только внешне. Она так же любит музыку, театр. Чему тут удивляться — родная кровь».
            Он отнял от даты ее рождения девять месяцев, и когда всё сошлось, уже ничуть не удивился. Теперь оставалось лишь одно — позвонить Наталье и спросить — почему она столько лет молчала? 

              В отличие от вечно занятых телефонов училища, Наташка ответила сразу.
— Я почему-то была уверена, что ты позвонишь мне с самого утра.
— Интересно, и почему?
— Потому, что до тебя, наверное, только к утру дошло, на что я намекала тебе вчера в ресторане. А уж я намекала, намекала…
— Зачем же намекать, Наташ, могла бы сказать прямо: Галка моя…
— Нет-нет, ты должен был сам догадаться. Наверное, ночью не спал, занимался подсчетами?
— Я узнал, что ты записала ее как Альбертовну и всё понял. Не понятно только одно, почему ты мне тогда ничего не сказала?
— Сначала просто не хотела, а, спустя пару лет, когда стало совсем невмоготу, всё же решила позвонить, но тебя разве отыщешь? Ты же у нас звезда сериалов. Целыми днями на съёмках, на записях, на презентациях.
А потом и вовсе укатил в Израиль.
— Ты что следила за моей биографией?
— Доходили кое-какие слухи. Ты, кстати, нашел там свою любимую Эмму?
— Нашел. У нее всё хорошо, муж, сын, а, значит, она давно уже не моя, тем более, —  не моя любимая.
— Ой, Галчонок проснулся, трубку рвет.
— Ник, привет, — услышал он сонный голос.
— Привет. Как вчера погуляли?
— Катались на аттракционах в парке Горького, ели чебуреки, а вы, я слышала, в ресторане отрывались?
— И сегодня можем оторваться, отметить твоё поступление, тем более, что мне надо сообщить тебе одну очень важную новость.
— Важную?
— Очень важную.
— А я знаю какую.
              Альберт испугался. Неужели Наталья ей уже всё рассказала?
— И какую же?
— Ты, наверное, пообещал маме частично оплатить мою учебу?
— Это само собой.
— Тогда, что за новость?
— Узнаешь вечером.
— Послушай Ник, тут мама тебе хочет что-то сказать.
            Трубку вновь взяла Наталья.
— Ты что опять нас приглашаешь в ресторан?
— А почему нет?
— Да, потому что два дня подряд — это уже перебор. Приезжай лучше к нам. Я приготовлю хороший обед, посидим по-семейному. Поговорим, отметим, обсудим.
— Я не против. Что привезти к столу?
— Как обычно, шампанское и тортик.
— Отлично, подъеду часам к пяти, не рано?
— Если Галка поможет — успеем.
— Она поможет, Наташ, я не сомневаюсь. До вечера.
— До вечера, Алик, ждём…

     P.S.
            Эмма еще несколько раз звонила. Разговаривала, в основном, с Клеопатрой Львовной. Жаловалась, говорила, что скучает по родным местам, по московским морозам, по снегу.
— Жалко девушку, — вздыхала соседка, обращаясь к Альберту. — Живёт там одна-одинёшенька в чужой стране, среди чужих людей. Сынок-то её, Савелий, стало быть, к папаше своему переметнулся, там проживать изволит, а с матерью своей единокровной общаться не желает. Буркнет по телефону, мол, у меня всё нормально и трубку бросает. А уж как она его тут опекала, как опекала… Вот тебе и благодарность.
— Вы правы, Клеопатра Львовна, но, что теперь об этом говорить.
— Да, — вздохнула женщина, — говорить об этом, пожалуй, не стоит, и, всё же, должна я открыть тебе, дружочек, один секрет.
— Секрет? Интересно…
              Женщина выдержала паузу, потом проговорила на одном дыхании:
—  Просила меня Эммочка узнать, как бы ты отнёсся к тому, если бы она вернулась? Без сынка своего, конечно, одна. Ведь жили вы здесь неплохо… И если бы не Савелий…
— Нет-нет, Клеопатра Львовна, вернуть уже ничего  нельзя. Как говорится, войти в одну и ту же реку дважды невозможно!
— Что ж, Альберт, наверное, ты прав, и я вынуждена с тобой полностью согласиться. Пойду, покурю перед сном, да и тебе пора на боковую.
— Да, надо бы хорошенько выспаться, завтра с утра у моего Галчонка первый прогон студенческого спектакля. Как-никак, главная роль, не хотелось бы опаздывать.
— Спокойной ночи, Альберт.
— Спокойной ночи, Клеопатра Львовна.