В преддверии юбилейной даты - 200-летия памяти книгоиздателя-просветителя Николая Ивановича Новикова публикую фрагмент главы из моей новой книги, которая под эгидой администрации городского поселения Ступино Московской области выйдет на исходе лета нынешнего года. Итак...
На бреге Северских вод
Ровно двести лет тому назад, в последний день июля 1818 года, на рассвете, остановилось усталое сердце неутомимого человека, легенды о котором и по сей день не дают покоя искателям приключений и сокровищ, мистических откровений и философского камня. Его бурная просветительская деятельность, заставлявшая удивляться даже Екатерину Великую, начиналась в городе на Неве, достигла всероссийского масштаба в Первопрестольной столице, а завершилась в скромной подмосковной усадьбе Авдотьино на берегу очаровательной речки Северки.
А самым удивительным фактом всей жизни и деятельности стало то, что имя Николая Ивановича Новикова – героя нашего сегодняшнего повествования, одинаково близко и знакомо коммунистам и либералам, монархистам и масонам, академическим учёным и доморощенным гностикам. Он широко известен в узких кругах. Одни ставят ему памятники и посвящают книги, а другие, и их большинство, никогда и не слышали о «ревнителе русского просвещения»…
Жизнь во благо Отечества
В баснословно далёком от нас 1830 году Александр Пушкин в основанной им «Литературной газете» сочувственно цитировал слова Ивана Киреевского о многими забытом тогда Николае Ивановиче Новикове как о человеке, который «всю жизнь употребил во благо отечества» и которому «сам Карамзин обязан, может быть, своею первою образованностью». Четыре года спустя своё веское слово сказал столь популярный в советское время «неистовый» Виссарион Белинский: «…Царствование Екатерины II было ознаменовано таким дивным и редким у нас явлением, которого, кажется, ещё долго не дождаться нам, грешным. Кому не известно, хотя понаслышке, имя Новикова? Как жаль, что мы так мало имеем сведений об этом необыкновенном и, смею сказать великом человеке!». На протяжении двух веков после смерти Новикова о нём написано немало журнальных статей и книг, сняты даже документальные фильмы. В советское время он числился борцом с крепостничеством и деспотизмом. В новой России ему отвели роль идеолога отечественного масонства с одной стороны и рьяного демократа с другой.
Однако биография Новикова всё ещё таит в себе немало белях пятен. Загадки, связанные с тайной типографией, с ролью розенкрейцеров в политической жизни России, с масонскими подземельями, с сокровищами, якобы зарытыми в армейских барабанах на окраине одной из новиковских усадеб, с мистическими водными знаками на страницах изданных им книг продолжают будоражить умы не только серьёзных кабинетных учёных.
Так кем же был Николай Иванович Новиков (1744 – 1818), прославившийся на всю Россию и нашедший своё последнее пристанище в подклете усадебного храма во имя Тихвинской иконы Божией Матери села Авдотьино - Тихвинское тож Коломенского уезда Московской провинции Московской губернии, а ныне –городского округа Ступино Московской области?
Новикова по праву называют основоположником отечественной журналистики. Издаваемые им в 1769 – 1774 годах сатирические журналы «Трутень», «Живописец» и «Кошелёк» всколыхнули публику, ведь хлёстко критиковали тогдашние общественные устои, крепостное право, преклонение дворянства перед западной модой и, говоря современным языком, – идеологией. Екатерина II эти журналы заметила, умело полемизировала с Новиковым в своём журнале «Всякая всячина». В дальнейшем финансово поддерживала ряд его издательских начинаний. Например, выпуск многотомного сборника архивных документов «Древняя российская вивлиофика». Это издание сделало Новикова ещё и основоположником отечественной историографии и исследователи с почтением относятся к его вкладу в науку, тем более, что он умудрился опубликовать некоторые средневековые грамоты и летописи, оригиналы которых погибли в московском пожаре 1812 года.
Всероссийская слава пришла к Николаю Ивановичу после переезда из Санкт – Петербурга в Первопрестольную в связи с арендой им типографии Московского университета. Он начал издавать газету «Московские ведомости», продолжил выпускать первый философский журнал «Утренний свет», затеял новые журналы – литературные, естественнонаучные, даже журнал мод. А первый отечественный журнал для детворы – «Детское чтение для сердца и разума» пригласил редактировать молодого Николая Карамзина, которого таким образом ввел в мир русской литературы.
Новиков был во многом первым. Он составил первую российскую биобиблиографическую энциклопедию «Опыт исторического словаря о российских писателях». В 1772 году в империи он насчитал всего 317 писателей. Причем отсчёт вёлся от самого летописца Нестора. Сейчас в нашей стране их дело продолжают десятки тысяч членов только одного Союза писателей России. А сколько других «Союзов»? А сколько тех, кто… Да у нас теперь каждый третий – писатель. Но в екатерининскую эпоху не всякий даже умел читать. А те, кто умел - не имели возможности реализовать свои знания – книги издавались крайне редко, мизерными тиражами. Новиков стал в этом деле настоящим революционером. Его стараниями были переведены и впервые изданы на русском языке произведения Бомарше, Сервантеса, Мольера, Прево. Он был первым, кто издал «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо и «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. Да, в тайной типографии он печатал масонские книги, но он первым в России издал памятник древнеиндийской культуры – «Бхагаватгиту», он открыл соотечественникам философский мир Платона, Аристотеля, Сократа, Паскаля. Наконец, слово «педагогика» - чисто новиковское изобретение, а потому его считают основоположником и этой науки. А началось всё с трактата «О воспитании и наставлении детей», где под словом «педагогика» автор охарактеризовал «особую и важную науку… о воспитании тела, разума и сердца». Кстати, он был в этом деле ещё и практик – основал Александровское и Екатерининское училища для детей-сирот. На счету Новикова учреждение первого в России студенческого общества – Собрания университетских питомцев, Переводческой семинарии и просветительско-филантропического «Дружеского учёного общества». А еще – первого в России акционерного общества – «Типографической компании». И это при том, что он не имел никакого серьёзного образования, иностранных языков не знал, за пределами славной, но многострадальной Родины никогда не был. Начал учиться в гимназии при Московском университете, но вскоре был исключён «за не хождение в классы». Кстати, - вместе с Григорием Потёмкиным… И это не единственный человек, вошедший в отечественную историю, которого Новиков знал достаточно близко. Екатерина II – отдельная история. Был, еще, к примеру, славный наш пиит Гаврила Романович Державин. Он ведь не только оды сочинял, за что получал от государыни табакерки, набитые золотыми червонцами. В бытность тамбовским губернатором Державин организовал первую в России провинциальную типографию, о чем тамбовчане помнят до сих пор. Как и о том, что в этом благом деле Державину помогал Новиков.
Заслуга Новикова и в том, что он открыл в Москве первую общедоступную библиотеку-читальню и первую, говоря современным языком социальную, аптеку. Он открывал книжные лавки в крупных российских городах. На пике издательской деятельности его доходы от реализации книг составляли миллионы рублей, которые он, вновь говоря современным языком, инвестировал в развитие книжной индустрии. Потому и возникли потом, при аресте, столь фантастические долги…
За 13 лет издательской деятельности в Москве из нескольких новиковских типографий в свет вышло около 1000 названий книг! Наш выдающийся историк Василий Осипович Ключевский период с 1779 по 1789 годы нарёк «новиковским десятилетием» в России».
В полузабытом теперь очерке «Обозрение русской словесности 1829 года» Иван Киреевский писал: «Новиков не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению. Прежде него, по свидетельству Карамзина, были в Москве две книжные лавки, продававшие ежегодно на 10 тысяч рублей; через несколько лет их было уже 20 и книг продавалось на 200 тысяч. Кроме того, Новиков завёл книжные лавки в других и в самых отдалённых городах России; распускал почти даром те сочинения, которые почитал особенно важными, заставлял переводить книги полезные, повсюду распространял участников своей деятельности, и скоро не только вся европейская Россия, но и Сибирь начала читать. Тогда отечество наше было, хотя не надолго, свидетелем события, почти единственного в летописях нашего просвещения: рождения общего мнения. Так действовал типографщик Новиков. Замечательно, что почти в то же время другой типографщик, более славный, более счастливый, типографщик Франклин, действовал почти таким же образом на противоположном конце земного шара; но последствия их деятельности были столь же различны, сколько Россия отлична от Соединённых Штатов»…
Интеллигентские «штучки»
Более сорока лет жизни Новикова непосредственно связано с его подмосковным имением Авдотьино. Теперь о некогда обширной усадьбе напоминают лишь величественная Тихвинская церковь и полуразрушенный флигель, на фасаде которого в 1911 году стараниями депутатов тогдашней Московского городской думы была установлена утраченная ныне табличка с лаконичной надписью: «Здесь жил и умер Николай Иванович Новиков, ревнитель русского просвещения». От фруктового сада, хозяйственных построек, суконного и кирпичного заводиков, конюшен и прочих сооружений не осталось и следа. Здесь, в отцовской усадьбе, Новиков родился, здесь прошло его детство, протекала старость. Здесь он нашёл свое упокоение. Сюда приезжали именитые гости – историограф Николай Карамзин, архитекторы Василий Баженов и Александр Витберг, основоположник отечественной терапевтической школы Яков Мудров, а ещё – писатели, поэты, художники, музыканты, видные общественные деятели. Но наведывались и полицейские, и уполномоченные самой государыней следователи. Только теперь, внимательно изучая архивные документы, письма и следственные дела, неопубликованные мемуары, мы начинаем понимать, что именно здесь зарождалась либерально-демократическая мысль, здесь на протяжении XVIII, XIX и XX веков формировались масонские парадигмы, которые, как это ни парадоксально, в эпоху торжества квазизнаний находят большое количество поклонников.
Российское общество эпохи Просвещения еще не знало такого ёмкого понятия, вернее - состояния души, образа мышления и поведения, как интеллигентность, но по меткому наблюдению академика Сигурда Оттовича Шмидта, именно Новикова и многих его сподвижников можно было без преувеличения назвать первыми интеллигентами. Конечно, теперь, в современной России, к интеллигенции прошлых веков относятся настороженно или вовсе с пренебрежением. Да и рыночная экономика, к которой мы так рьяно стремились ещё четверть века назад, полностью дискредитировала отечественную интеллигенцию: лицом к лицу с новыми экономическими реалиями эта прослойка канувшего в Лету советского общества показала свою полную беспомощность и не нашла ничего лучшего как из полуподпольного диссидентства мимикрировать в ангажированную Западом оппозицию. Не увенчался пока должным успехом и поиск вожделенных духовных скреп, которые могли бы консолидировать наше нынешнее столь неоднородное общество. Любопытен факт: при всём своём старании ни сейчас, ни в эпоху Просвещения, Церковь так и не смогла сыграть своей решающей роли в единении всех слоёв общества. Во времена Новикова и Екатерины II аналогичный процесс обретения нравственных ориентиров в среде просвещенного дворянства породил повальное увлечение масонством, которое затронуло даже духовенство. Важно подчеркнуть, что четверть тысячелетия назад, равно как и теперь, масоном мог стать только истинный христианин. Нынешние российские масонские организации имеют свои сайты во всемирной паутине и официальный статус как зарегистрированные в Минюсте РФ общественные организации. Во второй половине XVIII масоны собирались тайком, но поначалу при дворе их терпели. Да и как иначе, если масонами были почти все придворные, министры и военачальники. Знаменитый реформатор Михаил Сперанский был масоном, прославленный светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев - Кутузов - Смоленский не только успешно бил французов, но и обладал высочайшими градусами масонского посвящения. А декабристы? Большая часть заговорщиков были масонами. Как, кстати, почти век спустя многие члены Временного правительства, сформированного после февральской революции 1917 года. Даже «наше всё» - сам Александр Сергеевич чуть было не вступил в ложу в Кишинёве. Этот эпизод биографии Пушкина особенно по душе современным искателям истины… В итоге, масонством заинтересовался даже столь неугодный Екатерине II родной сын – Павел Петрович. Позднее витиеватый поиск собственной «духовной скрепы» позволит новоиспечённому императору приютить в России гонимый Наполеоном Мальтийский орден и даже стать его Верховным магистром. Но это произойдёт еще не скоро, а пока будущий Павел I благоволит Новикову и его другу – архитектору Василию Баженову, другим московским мартинистам, которые ведь как в воду смотрели – уверены были, что станет всё же «русский Гамлет» венценосцем. А потому, как потом напишут в следственном деле, старались «известную особу» уловить в свои сети – провозгласить главой всех русских масонов – Провинциальным Великим Мастером и тем самым обрести влияние на будущего императора в государственных делах. Переписка масонов с цесаревичем, часть которой впоследствии обнаружили при обыске в Авдотьино, передача Павлу Петровичу изданных Новиковым книг, которые тот благосклонно принимал, самым роковым образом сказалась на дальнейшей судьбе «ревнителя русского посещения».
Шлиссельбургский узник
«Дело Новикова», которое началось в 1792 году, переполошило общество обеих столиц. Под следствие попали и именитые сановники, и мелкие книгопродавцы. Новикову припомнили многое: издание книг про староверов, выпуск без особого дозволения учебников и литературы сомнительного содержания – переводных произведений французских энциклопедистов, «будоражащих умы» и попахивающих «революционной инфлюэнцией». Екатерина, испугавшаяся штурма парижанами Бастилии и дальнейших народных волнений во Франции, взялась преподать урок всем доморощенным вольнодумцам, а заодно и сановитым масонам. Гром разразился с апреле 1792 года, когда в Авдотьино прискакал эскадрон гусар. На глазах перепуганных детей хозяина усадьбы был произведён обыск. В конечном итоге Новикова арестовали, из дома вывезли большое количество писем крамольного содержания и очень значительную сумму наличных денег ассигнациями. Следствие велось быстро. Екатерина Великая сама составила перечень вопросов, на которые Новиков подробно письменно отвечал сначала в московских застенках – в Тайной канцелярии у Мясницких ворот, а затем в Шлиссельбургской крепости, куда доставили его тайно, окольными путями. «Минерва на престоле» поначалу грозилась казнить несчастного книгоиздателя, но 1 августа 1792 года подписала указ о заточении его на 15 лет. В Шлиссельбурге Новиков оказался в камере нижнего этажа крепости, где некогда содержался малолетний император Иоанн Антонович, убитый охраной во время попытки поручика Мировича освободить «царственного узника». Примечательно, но на добровольное заточение с Новиковым пошли его слуга, имя которого история не сохранила и доктор Михаил Багрянский - его судьба также достойна пера романиста…
Смерть матушки-царицы поставила точку мучениям Новикова и его товарищей. Своим первым же указом Павел I велел освободить Николая Ивановича из заточения, возвратить его сподвижников из ссылки в отдалённые имения. Кстати, и Александр Радищев практически тем же указом был возвращён из Сибири. Но если автор «Путешествия из Петербурга а Москву», которого в 1790 году императрица назвала «бунтовщик хуже Пугачева», добирался до родных пенатов почти год, то Новиков, недолго погостив у друзей-масонов сначала в Тихвине, затем на берегах Невы и в Москве, довольно быстро добрался до Авдотьино. Видный мистик и переводчик с немецкого всех известных нам трудов Якова Бёме - Семен Иванович Гамалея, оставшийся в имении и воспитывающих в период шлиссельбургского заточения детей Новикова, в одном из писем братьям-масонам спешил сообщить: «… Он прибыл к нам 19 ноября поутру, дряхл, стар, согбен, в разодранном тулупе. Доктор и слуга крепче его… Некоторое отсвечивание лучей оной радости видел я на здешних поселянах, как они обнимали с радостию и слезами Н.И., вспоминая притом, что они в голодный год великую чрез него помощь получали, и то не только здешние жители, но и от дальних чужих селений…».
Семен Гамалея не зря вспомнил этот эпизод: 1786-1787 годы оказались для средней полосы России неурожайными. Подмосковные села буквально вымирали и помещики не могли спасти своих крестьян. И только вдохновлённые Новиковым московские мартинисты, движимые чувством гуманизма – вот они истоки зарождения русского интеллигента, - собрали значительные средства и начали раздачу зерна и печеного хлеба крестьянам. Своеобразным гуманитарным центром стало Авдотьино, куда стекались толпы голодающего народа не только из окрестных сёл и деревень, но и из Бронниц и даже Коломны. И эти события также в своё время оставили в душе матушки-царицы «мутный осадочек».
Созидая будущее
Новиковская усадьба стала ещё и своеобразным полигоном для реализации утопического проекта, следы которого сохранились до наших дней. Николай Иванович потратил немало средств на строительство для своих крестьян каменных «домов-связей». Нам сейчас сложно представить, что двигало помещиком, который критиковал в своё время крепостнические устои и работорговлю, но отпускать своих собственных рабов на волю не спешил и даже пытался ими выгодно торговать, что подтверждают архивные документы, а особенно нерадивых – телесно наказывать. Видимо, менталитет был иным – добро и зло вполне могли ужиться в одном человеке. Строительство кирпичных изб под железной крышей, как их называл Новиков – «связей» - из разряда добрых дел: уже тогда помещик стремился воплотить идею объединения разобщённых, стремившихся к индивидуализму крестьян. Как показала история – напрасно. Дома эти и сейчас стоят в Авдотьино целой улицей. Каждая длинная каменная «изба» имела отдельные входы и была рассчитана на четыре семьи. На заднем дворе были построены каменные сараи и хлевы для скотины. Именно об этих домах сохранилась загадочная записка Екатерины II:«Послать под каким ни есть видом кого посмотреть какие строения заводит у себя в деревне Новиков» - слух о невиданных доселе крестьянских избах дошёл даже до Северной Пальмиры, до дворца… Нынешний вид домов – «связей» привёл бы просветителя-гуманиста в уныние. Его идея потерпела полный крах. Приватизированные потомками тех, новиковских крестьян, здания, пережившие революцию и перестройку, представляют собой теперь пёстрое зрелище: частично обветшавшие, частично покрытые металлочерепицей и облицованные канадским сайдингом, местами укрытые зеленью яблонь, а чаще – глухими и высокими железными заборами...
После возвращения из заточения, Новиков почти безвыездно пребывал в Авдотьино. Жить было тяжело. Болезни, бедность, а одних только долгов разным лицам по состоянию на 31 мая 1801 года за Новиковым числилось на сумму 753 537 рублей 43 и ; копейки, могли бы сломить любого человека. Обещанной помощи в ликвидации задолженностей, возникших из-за ареста и приостановки издательских проектов, от Павла I так и не последовало. Отмолчался на просьбы Новикова и его друзей и Александр I. Но с присущим ему христианским терпением Николай Иванович продолжал жить, бороться с тяготами и даже находить в себе силы помогать ближним. Например, он с удовольствием лечил своих крестьян. В письмах к друзьям просил прислать теперь непонятные нам вещества, из которых составлял «солнечную тинктуру». Становилось ли от такого снадобья лучше хворающим – история умалчивает. Зато доподлинно известно, что своим детям – сыну Ивану и дочери Вере он не смог помочь – во время гусарского налёта на имение дети так испугались, что весь остаток своей недолгой жизни страдали тяжелейшей эпилепсией.
События поздней осени 1812 года «на бреге Северских вод», а так Новиков частенько называл в письмах друзьям своё местопребывание, наделали столь много шума, что в дело даже вмешался генерал-губернатор Москвы Федор Ростопчин. На этот раз Новиков «отличился» тем, что за рубль серебром выкупал у крестьян пойманных ими полуголодных французов-мародёров, отставших от своих отступавших из Москвы частей. Добрый помещик кормил, согревал и одевал несчастных, а затем отправлял их с сопровождающими в ближайший город - в Бронницы. И всё было бы хорошо, но написал он об этом своим друзьям. И здесь, внимание, всплывает любопытный факт – перлюстрированное письмо вызвало подозрение у столичных властей: не шпион ли Новиков? Даже на старости лет, оправданный прежним государем, полностью оказавшийся не у дел, просветитель продолжал быть у властьпредержащих «на карандаше». Впрочем, бронницкий капитан-исправник, надо отдать ему должное, не стал раздувать скандал и доложил всё честь по чести: да, помещик, отставной поручик Новиков, «тот самый», действительно выкупал у крестьян отставших французов. Затем их конвоировали в Бронницы, а оттуда – в Москву…Уж не благодаря ли такому доброму помещику после манифеста Александра I в апреле 1815 года о прощении французов и разрешении всем пленным вернуться на родину, в России пожелало остаться более 100 тысяч солдат и офицеров «Великой армии». По данным переписи 1837 года больше всего бывших пленных осело в Первопрестольной и Московской губернии — 3229 человек. Это были теперь уже купцы, приказчики, гувернеры, ремесленники, мастеровые. Многие женились и имели детей. Однако незначительная часть бывших пленных вернулась во Францию после событий 14 декабря 1825 года и начавшихся в связи с этим "проверок благонадежности" и притеснений иностранцев.
«Гроза двенадцатого года» миновала, наступил черёд увековечить память павших героев. Император Александр I распорядился возвести в Первопрестольной невиданный доселе памятник-храм. В конечном итоге автором первого проекта знаменитого Храма Христа Спасителя, который первоначально планировалось соорудить на Воробьёвых горах, стал молодой архитектор Александр Витберг. Разработанный им проект поражал воображение и был совершенно не таким, каким реализовал его позднее и в другом месте зодчий также нерусского происхождения - Константин Тон. Если бы не тотальное казнокрадство и административные неурядицы, то заложенный в 1817 году храм стал бы ещё и памятником дружбы начинающего архитектора и угасающего Новикова. Александр Витберг несколько раз приезжал а Авдотьино, привозил чертежи храма и советовался с Новиковым по вопросам мистической идеологии, заложенной им во внутреннем убранстве здания. Итогом этих поездок стал дошедший до нас карандашный портрет Новикова в глубокой старости и замечательные воспоминания Витберга, впервые опубликованные в 1872 году в журнале «Русская старина».
Эти воспоминания рисуют и любопытную картину того, как создавалась недавно вновь оказавшаяся на слуху таинственная «Герметическая библиотека», которую с начала 1800-х годов Новиков приступил формировать, а точнее собственноручно переписывать и переплетать в отдельные тома. Рукописная пятидесятитомная «Герметическая библиотека» создавалась в двух комплектах. Стараниями нескольких поколений масонов и розенкрейцеров «Библиотека» пережила революции и войны, пожары и разграбления. Почти целиком свод этих уникальных книг с сакральными знаниями сохранился. Один комплект находится в фондах Российской национальной библиотеки в Санкт – Петербурге, а другой – в Российской Государственной библиотеке в Москве. И именно РГБ вышла с инициативой, получившей большой резонанс в кругу учёных и …масонов: оцифровать уникальный свод мистических и гностических знаний, которые, как сокровенные тайны передавались адептами запрещенных со времен Александра I мартинистских лож. Масонам, конечно, такая затея не по душе – плохо, когда сокровенное знание, передаваемое из уст в уста как исключительно тайное, становится явным. А серьёзные исследователи ликуют – для работы становятся доступны первые переводы Парацельса, Бёме, египетских и европейских алхимиков и мистиков. Так, спустя века, продолжает жить дело, затеянное Новиковым в полуразрушенной теперь усадьбе «на бреге Северских вод». Впрочем, его дела продолжают жить и в книгах, журналах и газетах, которые мы читаем, совершенно не задумываясь о том, с чего начиналось печатное слово в России…
• В разгар революционных событий весны 1918 года в газете «Московский листок» вышла крошечная заметка, которую не всякий читатель и заприметил. Но она и сегодня не утратила своей актуальности. Неизвестный автор писал: «12 августа (31 июля ст.ст.) исполняется столетие со дня кончины первомученика русской свободы, основоположника первой вольной типографии в России и первого издательства полезных книг для борьбы с невежеством – Николая Ивановича Новикова. Ни о каких приготовлениях к достойному чествованию памяти замечательнейшего из наших общественных деятелей, - одного из стойких борцов с самовластьем, - пока не слышно. В неоплатном долгу остается русский народ перед Новиковым».
Минул еще один век. В пылу борьбы с международными санкциями и в острых внутриполитических баталиях мы забыли в общероссийском масштабе отметить годовщину памяти славного россиянина.Но неравнодушная общественность, администрация и депутатский корпус городского поселения Ступино нашли средства и 12 августа в центре этого крупнейшего подмосковного города будет открыт памятник «ревнителю русского просвещения». Его автором стал заслуженный художник России скульптор-монументалист Иван Коржев-Чувелёв, внук прославленного живописца «сурового стиля» Гелия Коржева. Лучи света вопреки обстоятельствам всё же пробивают мрак невежества и равнодушия…