Мой дедушка, отчим отца, очень любил, когда кто-то играл на музыкальных инструментах. Когда я ещё только пошёл в школу и ничего в нотной грамоте не понимал, деда Карла пытался привить мне любовь к музыке. На балалайке он сам немного умел брынчать, знал парочку незатейливых мелодий и песенок. Показывал мне те, которые мог воспроизвести. Одну я даже выучил. Он меня очень часто обнимал и говорил, что обязательно купит мне гармошку. И действительно однажды, на мой день рождения, он её купил. Я бы даже научился на ней играть, Но как-то не получалось. Наверное, это нужно в своё - определенное время, попасть в подходящую обстановку...
...Как - то в гости к бабе и деду пришла Машка. Тетка лет тридцати. Может моложе, но тогда мне было безразлично, сколько лет женщине. Она пришла со своими отцом и матерью, ровесниками моих деда с бабкой. Дедок выглядел крепче нашего деда Карлы, а бабка, со странным лицом, какое бывает у озабоченных домашней работой простых женщин, суетливая и немного туповатая.
Машка, по рассказам бабы Нюры, хорошо играла на гармошке. Наверное, это было специально запланированное знакомство с авторитетными на нашей улице музыкантами для моего завлечения в сферу искусства.
Сначала разговоры велись за столом в нашем доме, в комнате деда Карлы. О чем шла речь мне трудно сейчас вспомнить. Эти темы были мне не совсем близки. Я в это время занимался своими делами во дворе.
Немного погодя, мы все, вместе с этой теткой и её родственниками пошли к ним в гости. Это было недалеко, всё по той же улице вниз, к логу. Наша улица заканчивалась на краю оврага. Обрывистый берег этого оврага вплотную подкрался к жилым домам. Нельзя сказать, что это были совсем развалюхи. Вполне добротные дома. Но вот сама улица в этом месте переставала быть улицей. Дома стояли на некотором удалении друг от друга. Между ними были остатки заборов и проулки для заезда в огороды и дворы.
Прямо перед воротами Машкиного дома, в нескольких шагах, по устланной зеленой муравушкой полянке начинался обрыв отчаянной глубины. Мне баба Нюра постоянно твердила - "Не вставай на край. В любой момент может обрушиться земля, и полетишь вниз". Разве ж я мог её послушаться и отказаться от таких сильных ощущений. Если стоять на краю оврага - даже голова начинала кружиться от такой высоты, глубины и простора. Противоположный край оврага так же был застроен разными сарайками и, некоторые из них, уже обрушились вниз. Расстояние до другого края было очень большое. Казалось, что даже птицам, которые проносились над нашими головами, было трудно туда летать.
Я всегда любил, и с друзьями постоянно искал приключений в различных местах. А здесь приключения искать не нужно было. Протяни руку и они уже здесь.
Край оврага не везде был таким отвесным и крутым. Были и пологие спуски в расщелинах. Там даже были тропинки, по которым можно было спуститься вниз. Я очень хотел туда, но не хотел огорчать бабушку, которой моя тяга к приключениям очень не нравилась.В этот раз я так и не спустился вниз.
Баба Нюра с дедом Карлом в те времена были уже на пенсии и не сильно отягощены работой. Бабушкины дежурные смены на проходной одной из промышленных площадок Завода Торгового Оборудования чередовались согласно графику - день-ночь и двое суток дома. Это была её подработка. На этом заводе делали мебель для магазинов. Было несколько цехов. Отходов деревообработки было много. Технология социалистического производства не предусматривала экономность. Если этот мусор, отходы производства, не растаскивали бы, то его нужно было вывозить на специально заказанной машине. Деда Карла, как и другие живущие рядом, периодически приходил с тележкой и собирал палки и брусочки на дрова. Печку зимой топить было чем. Баба Нюра каждый раз с работы шла с тележкой или санками. Никто не упускал возможности заготовить немного дров на зиму. Среди выброшенных палок иногда попадались и достаточно приличные, годные для рукоделия брусочки и доски. Остальной мусор - грязные опилки, остатки пластика и железяки, обрезки и мусор вывозили в тот самый овраг. Что бы дождями не размывало склоны, всякий мусор и барахло ссыпались в бездонную пасть оврага. Но, не смотря на все старания, лог понемногу все же увеличивался.
В промежутках между походами за дровами, деда занимался столярными работами во дворе, а что бы было не скучно, периодически прикладывался к рюмочке. За свои поделки - табуретки, полочки и другую мебель, изготовленную из обрезков, дедушка получал расчет в виде бутылок и реже деньгами. В магазине водка стоила дорого. Но у деда с бабой были свои секреты. Они, в этот период экономического беспредела, приноровились ставить рисовую водку. Брага была очень хмельная, но натуральная и дешевле, чем в магазине. В доме, под кроватью, всегда стояло пять шесть банок с рисовкой. Я иногда навещал деда с бабкой, но не ради рисовой водки. А вот Машка-баянистка со своими дедами в очередной раз появились в нашем доме именно из-за этого. Они пришли со своей собачкой. Беспородной лохматой псиной по имени "Дружок". Подкрепившись за столом и погревшись на солнышке на крылечке в процессе дружеской беседы, решили пойти в гости с ответным визитом. Там чем-то бабу Нюру соблазнили. То-ли пироги были состряпаны, то-ли что-то другое вкусное. Короче, компания собралась и не спеша подалась вниз по улице. Меня взяли с собой. Я не мог отказаться, - ведь там были овраг и заветные тропинки в него.
В доме Машки за столом велись тихие разговоры, мне не разрешалось далеко отходить. Облазив двор и сарайку у новых знакомых, я нашёл себе развлечение - колоть дрова. В огороде возвышалась горой куча чураков - старые столбы, пиленные на куски. Их колоть было не трудно. Через некоторое время я заметил, что за столом атмосфера изменилась и я получил долгожданную свободу.
Все сидели увлеченные разговорами и накачивалась спиртным. Разговоры были шумные и про политику. Это значило, что им уже хорошо. Деда Карла пытался обнять Машку и всё норовил её поцеловать по-родственному - в щечку. Бабе Нюре было уже безразлично, откуда появились родственные связи. Затем за столом появился баян. Музыка зазвучала громко и залихватски. Стаканы периодически звенели, мелодично поддакивая музыке. Я не стал следить, какие клавиши нажимает Машка на баяне. Им и без меня было весело.
Спустившись в расщелину возле соседского двора, я оказался внутри оврага.
Стены из глины почти вертикально уходили вверх.
И только самый край зеленел травкой, и видно было корни растений уходящих вниз в глинистую почву. В том месте, где стоял я - начиналась осыпь.
Сыпучий грунт потихоньку стекал вниз и образовывал более пологие склоны нижней части оврага. Как раз такой крутизны, что любой камешек, попавший на этот склон, катился вниз. Шагая по склону, я соскальзывал вместе с пластами глины и песка вниз. Поэтому, что бы передвигаться прямо, мне приходилось идти немного вверх и, вместе с осыпающейся глиной на каждом шагу, сползать вниз. Попробовав свои силы в прохождении таких участков, я немного осмелел.
На самом дне оврага была настоящая помойка. Там валялись покрышки от грузовых автомобилей в огромном количестве. Представляю себе, как интересно было бы смотреть на катящиеся колеса с верхнего края обрыва.
Невероятное количество всякого металлического хлама с соседнего завода, ящики от овощей, коробки со склада магазина, просто хлам со стройки или с мусорных контейнеров. Ветки спиленных деревьев, дорожный и строительный мусор.
Всё это переслаивалось и создавало непроходимые завалы на самом дне, засыпанные песком. Весенние потоки воды уже не могли справиться с этой переплетённой массой мусора, и овраг приостановил своё разрушительное расширение. Но в некоторых местах он ещё рос. Эти промоины меня тоже привлекали. Там ещё не обрушившиеся колонны глины с шапками из травы грозно нависали над пространством оврага.
Было множество интересных предметов. Мне не нужен был какой-то определенный хлам. А вот деда Карла, по его разговорам, периодически заглядывал сюда, выискивая различные мелочи пригодные в хозяйстве. Колеса от детских колясок, железяки, проволоку или другие ненужные на производстве, но так необходимые в личном хозяйстве предметы. Я видел несколько раз как он прикатывал тележку со всякими, порой непонятными, вещами и барахлом.
Подумав о том, что и мне может там что-то приглянуться и движимый любопытством я спустился почти к самому дну. Залезать на сами завалы я не решился, да и было не совсем удобно в хороших брюках лезть в грязь.
Под одной из железяк, придавленных резиновой покрышкой от грузового автомобиля сидела крыса. Большая, и совсем меня не боялась.
Когда я совсем близко подошёл, она просто нырнула в глубину завала. Это послужило ещё одной причиной не ковыряться в мусоре. Не хватало мне ещё провалиться в такую дырку и попасть ногой в крысиное гнездо.
Пройдясь вдоль края завала, я вернулся назад на склоны. Прямо вверх по склону оврага здесь передвигаться было невозможно. А внизу было слишком много мусора, и кое где он имел очень не вкусный запах. Воняло жутко.
Добираясь по склону наверх, я ещё раз поразился огромности этого оврага. Снизу он казался устрашающе огромным. Казалось, что в любой момент с его краёв может обвалиться глыба земли и глины, обрушится и придавит кусками, долетавшими до самого дна. Я стал с опаской проходить в тех местах, где такие нависающие карнизы были особенно впечатляющими, и на осыпях были видны следы прокатившихся комков. Я вспомнил слова бабушки.
В обрывах оврага ласточки и стрижи проковыряли множество своих норок. Дотянуться до них снизу мне не получалось, а сверху было бы очень опасно лежать на краю, способном обрушиться в любой момент. Только в одном месте я смог подойти ближе всего, и рукой достал до входа в нору. Я попытался туда засунуть палку. Проверить насколько она глубокая эта нора. Палка оказалась короткой.
Пока я лазил по склонам оврага, баба Нюра с Машкой успели переругаться. Наверное, превысили норму выпитого. Как я понял из их криков и, не совсем понятных мне слов, бабе Нюре не понравилось как она - Машка - общалась с дедом Карлой.
Что у них там произошло, я не знаю, но Баба Нюра засобиралась домой и деда потащила туда же. Я успел как раз вовремя выбраться из оврага. Они начали кричать уже на пороге и даже вышли к калитке.
Собака спала возле своей будки рядом с миской и несколькими обглоданными костями и совершенно не реагировала на эту суету. Видимо у неё каждый день проходил с такими представлениями.
Баян удрученно остался лежать на веранде, так и не внушив мне прелести музыки. Дед с бабой Нюрой направились домой, и я пошел их сопровождать. Дорога все время шла вверх. Подниматься было тяжело. Особенно деду. В одном месте, где овраг почти вплотную подходил к забору очередного дома, мне пришлось помогать тащить его под руки, что бы он не свалился с тропинки в одну из трещин в земле.
Дома они ещё долго ругались и обсуждали поведение Машки. Но, приложившись к банке с рисовкой ещё разочек, улеглись спать.
Как-то больше я не видел, что бы они ещё ходили к Машке-баянистке в гости. И меня туда не водили.
Своё мнение о том, как играет и поёт Машка, я оставлю при себе. Ведь когда все пьяные, без разницы кто играет, как играет и на чём. Там каждый может стать Моцартом. Лишь бы хватило спиртного.
Может поэтому, я так и не научился играть на гармошке, не было достойного примера.
Зато очень люблю путешествовать.