Первый и второй дни прошли спокойно, а на третий Макс примчался с работы на много раньше времени, мы оставили Дашульку у соседки и рванули в Москву, в отделение милиции.
Макс меня уговаривал, объясняя, что нужно забрать заявление и зачем это надо сделать:
- Семья есть семья, это навсегда, любимая. Если хочешь, чтобы у нас было всё хорошо и никто не стоял между нами, сделай, как я прошу. Ведь моя мать навсегда будет мне матерью, а брат-братом.
Я сидела в машине и глотала слёзы, комок стоял в горле:
- Я сделаю так, как ты хочешь, но на будущее избавь меня от общения с ними.
- Обещаю.
В отделении милиции были в шоке о моём решении и всячески уговаривали не забирать заявление, но я, любя мужа была непоколебима. Пожалела ли я, что так сделала? Очень. Может быть потому, что ещё не отошла от шока, но в глубине души успокаивая себя тем, что больше эту семейку не увижу.
Через несколько дней, Макс заехал к родителям, чтобы отдать ключи, те потребовали, и сказали, что если он собирается и дальше жить со мной (слова конечно летели в мой адрес чудовищные), то чтобы выписывался из квартиры… Моим родителям решили пока об этом не сообщать.
Жизнь текла своим чередом. Макс уходил утром на работу, собственно как и все в нашей семье, бабка работала сутки через трое, Маришку я провожала в школу, и после этого занималась хозяйством: убиралась и готовила.
Дни наши были похожи один на другой, дочка отсыпалась, а по ночам начинались концерты. Я это списывала на колики и прорезывание зубов. Уснув поначалу, через пару часов Дашулька просыпалась. Приходилось, схватив её в охапку, бежать на кухню и, не спуская рук, вышагивать по шестиметровой кухне. Коляска была бы спасением, но туда она не проходила. Макс мужественно мне пытался помогать по ночам, но вымотавшись на работе, уезжая в шесть и приезжая в девять, к десяти Он попросту чаще всего не слышал, как дочка начинала хныкать. Больше всего доставалось маме, потому что спала она очень чутко. Я переживала, а мамуля успокаивала, что совсем скоро это всё пройдёт, что это перемена погоды, или зубы, или ещё миллион каких-то непонятных причин.
Силы были на пределе, от недосыпа у меня начисто пропал аппетит. Но несмотря на это, и на то, что ребёнок почти не спит ночью, или спит по тридцать минут, девочка росла абсолютно счастливой, улыбчивой и жизнерадостной. Откуда только у неё бралась энергия? У нас она иссякла.
В моей голове сидела навязчивая мысль, что скоро это закончится, и будет ночь, когда я смогу поспать. К своему ужасу я поняла, что малышка попросту перепутала день с ночью. Высыпаться днём у меня не было возможности тоже, потому что дочка желала спать только на улице, коляска должна постоянно быть в движение, в противном случае начинались недовольства.
Когда бабка была выходная и трезвая, я её слёзно умоляла посидеть на лавочке с правнучкой, пока я покемарю, на что та отвечала:
- Сама родила, сама и воспитывай.
Мне приходилось мотаться с ребёнком в другой конец города на молочную кухню, таскаться по магазинам в поисках хоть каких-нибудь продуктов, чаще всего это удавалось.
Как то проходя мимо библиотеки, я затащила коляску внутрь:
- Можно записаться?
- Конечно, - улыбаясь сказала библиотекарь.
С тех пор я стала частым гостем. Книги просто проглатывала, сидя на лавочке и качая коляску. Читая, мне не хотелось спать. Свежий воздух творил чудеса, в конце концов длительные прогулки я стала воспринимать не иначе, как подарок самой себе.
Настал момент, когда мне стало всё фиолетово, и эта безнадёга, скученность, постоянный недосып сделали своё дело. Не хотелось ни-че-го, я превращалась в зомби, близости и так как таковой не было, кровать рядом с родительской, их разъединяла детская кроватка. Интимной жизни не было ни у одной семьи ни у другой. Если нам ещё удавалось сутки через трое уходить в бабкину комнату, то ребёнок отказывался с этим мириться. Как итог снижение влечения, недосып и раздражительность.
Он смотрел на меня с восхищением и восторгом, любуясь мной, хотя собственно нечем было. Я исхудала до 46 килограмм, кожа да кости. Худобы своей очень стеснялась и Он опять приходил мне на помощь откидывая в сторону все мои комплексы. Надо было любить себя, нравиться себе, чувствовать себя привлекательной.
Жизнь стала другой, я стала другой. Но наши чувства должны были только окрепнуть, ведь нас теперь было трое, нас связывали не только чувства друг к другу но и к нашему плоду любви.
Всё чаще в доме назревали склоки, отец спрашивал у мамы, как долго мы будем жить с ними вместе? Это переставало нравиться всем и это было понятно. Мы все искали выход из сложившейся ситуации и он был найден. Мама нашла для нас съёмную однушку, но тут, как гром среди ясного неба: институт, где работал Макс ликвидировали, распустили за ненадобностью. Люди остались за бортом. И в очередной раз мои родители пришли нам на помощь, сказав, что квартиру будут помогать нам оплачивать.
Когда мы пошли посмотреть, где нам предстояло жить, у меня волосы на голове зашевелились. Но других вариантов пока не было и не предвиделось.
Продолжение следует...
Фотография дочери из семейного архива.