Когда я учился в медицинском институте, то нередко слышал, что с больными врачами и их родственниками лучше не иметь дело, так как это почти всегда связано с неприятностями: осложнениями и прочими неожиданностями. Я всю жизнь проработал детским врачом и с заболевшими коллегами дела не имел. Однако на старости лет мне пришлось на себе проверить бытующее мнение о больных врачах на койке.
Начну с того, что, давно выйдя на пенсию, я никогда не лежал в больнице. Болеть болел, получал разного рода травмы, но всегда лечился или на ногах, или амбулаторно. В возрасте 75 лет впервые на даче я почувствовал дискомфорт за грудиной. Будучи врачом, мне не трудно было предположить диагноз – стенокардия. Я сразу же успокоил себя тем, что моя мама всю жизнь страдала этим заболеванием, а умерла от рака желудка. Однако вскоре я понял, что ситуация намного серьезнее. Теперь уже тяжесть за грудиной стала появляться часто, причем иногда даже ночью при отсутствии физической нагрузки. Сначала мне быстро помогал валидол, но вскоре пришлось принимать и нитроглицерин.
Идти в районную поликлинику я не хотел, тем более там у меня даже не было амбулаторной карты. Тогда я позвонил внуку Евгению, который работает в Институте скорой помощи имени Склифосовского. Я знал, что там есть хорошее отделение кардиологии, где можно будет обследоваться и определиться с лечением.
Через несколько дней я уже был в отделении на консультации у заведующей. Ирина Степановна – моложавая симпатичная женщина – сразу же внушила мне доверие. Расспросив меня о моих проблемах, она послушала мое сердце, измерила артериальное давление и сделала ЭКГ. Я надеялся, что мои проблемы не очень опасные, и я смогу подлечиться дома, однако меня ждало разочарование.
- “Вам нужно лечь на несколько дней к нам в отделение и детально обследоваться” – сказала она, - а потом мы решим, что с вами делать.
Госпитализация, даже краткосрочная, меня не устраивала, и я настоял на попытке амбулаторного лечения. При этом я обещал строго выполнять рекомендации. Ирина Степановна поняла безуспешность давления на меня, и нехотя согласилась. В тот же день я купил нужные лекарства и уехал на дачу в надежде на то, что все обойдется. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. Диету я соблюдал плохо, а купленные препараты не давали нужного эффекта. Теперь мне стало ясно, что госпитализации не избежать, и я вновь попросил внука о встрече с Ириной Степановной.
Увидев меня, она сразу же поняла, что мне требуется помощь. Мы договорились, что на следующий день я приду в приемное отделение для оформления истории болезни, а оттуда меня проводят в клинику. Внук помог мне быстро оформить документы, и через несколько минут я уже поднимался на четвертый этаж отделения кардиологии, где мне приготовили койку в блатной двухместной палате. Во всех остальных палатах размещались по 4-6 больных. Моим лечащим врачом, к моей радости и удивлению, стала сама заведующая.
В тот же день мне сделали ЭКГ и УЗИ сердца для исключения перенесенного ранее бессимптомного инфаркта миокарда. К счастью, результаты обследования оказались хорошими, и следующим утром из вены были взята кровь в разные пробирки для подготовки меня к главному исследованию – коронарной кардиографии.
И вот настал тот самый день. Нужно отметить, что время диагностической операции было условным. В любой момент исследование могли перенести на более позднее время или вовсе на сегодня отменить. Это случалось в том случае, если в институт поступал пациент с неотложной патологией, например, инсультом, когда требовалось срочное вмешательство в той же операционной.
Наконец, меня предупредили, что операционная, расположенная в главном здании института, свободна, и меня скоро туда повезут на каталке через улицу. Ко мне в палату вошла Ирина Степановна и сказала, что ко мне сейчас придет медсестра и сделает премедикацию в виде успокающего укола. Я не волновался и сначала возразил, но было уже поздно. Медсестра вошла в палату, держа в руке шприц с лекарством. Молодая, опрятно одетая девушка сказала мне, что она опытная и отлично делает внутримышечные инъекции. Я повернулся на бок и почти тут же почувствовал сильную боль в ягодице.
- Вот тебе и первый неприятный сюрприз, - сразу же подумал я, глядя вслед удалявшейся медсестре.
- Скоро пройдет – сказала она и исчезла из палаты. Признаться, мне иногда делали такие уколы, да я их и сам делал однажды себе же, правда, очень давно, однако такой боли не испытывал никогда.
Когда санитарка ввезла каталку в палату и предложила мне перелезть на нее, я сделал это с большим трудном – резкая боль давала о себе знать. В главный корпус меня сопровождала Ирина Степановна и внук, что было очень трогательно. В операционной меня положили на стол, отгородили несколько зон возможного вмешательства, так так доступ к сердцу возможен как через локтевую, так и бедренную артерии. Медсестра ловко поставила капельницу для неотложного введения медикаментов в случае необходимости. Анестезиолог задал мне несколько вопросов о переносимости лекарственных препаратов, положив возле моей головы маску на предмет возможных осложнений. Лицо ангиохирурга я не видел, так как оно было закрыто маской.
На мой вопрос, является ли ангиография только диагностической процедурой или лечебной, он ответил, что все будет зависеть от находок. Введение довольно толстой иглы в локтевую артерию было немного болезненным, хотя я вскоре перестал обращать на это внимание. По ходу исследования хирург все время смотрел на рентгеновский экран, комментируя увиденное с коллегами. Наконец, было выявлено два существенных сужения коронарных артерий, и для этого требовалось два стента.
- Вам повезло, коллега, что вы обратились к нам именно сейчас. Ведь до обширного, возможно, смертельного инфаркта был один шаг. Сейчас я постараюсь все исправить.
Он попросил медсестру принести стент, и через несколько минут уже ввел его с помощью зонда в коронарную артерию. Но как это нередко бывает с врачами, (и я понемногу стал к этому относиться с пониманием), второго нужного стента на складе не оказалось, и операция на этом закончилась.
- Я закажу нужный стент и через месяц мы вас снова положим, чтобы закончить лечение, - сказал хирург.
Мою руку крепко забинтовали для профилактики кровотечения и вскоре отвезли в отдельную большую палату в отделении кардиореанимации, расположенного в том же корпусе, где я и лежал, и оставили до утра под наблюдение. Вскоре я заметил, что бинт сильно промок кровью, рука болела и несколько припухла. Я отнесся к этому, как обычному явлению после такой операции. Ночь прошла относительно спокойно, хотя дежурного врача постоянно вызывали к больным, и это мешало уснуть. Кроме этого, боль в ягодице после злосчастного укола давала о себе знать и не позволяла мне перевернуться на другой бок.
Наконец-то, наступило утро. Ко мне пришел внук и вместе с ним санитарки, которые сопроводили меня в мою палату на этаже. Во время утреннего обхода Ирина Степановна ахнула, увидев огромную гематому, которая переходил вниз на бедро, и отекшее предплечье с пропитанной кровью повязкой.
- Такое могло случиться только с коллегой, - в сердцах сказала она. - До сих пор в нашем отделении подобных осложнений я еще никогда не видала. Будем надеяться, что в следующее ваше поступление все пройдет гладко.
Я провел в отделении еще несколько дней. Меня детально обследовали и выписали на месяц до купирования осложнений. Когда гематомы почти исчезли, я вновь поступил в отделение, причем в ту же палату. Через пару дней меня должны были вновь оперировать, но и на этот раз прошло все не так гладко, как хотелось.
С утра я голодал и ждал звонка из операционной. Прошел обед, время приближалось к четырем часам, но вызова все не было. Наконец, раздался телефонный звонок с приглашение в операционную. На улице было сыро, капал мелкий дождь. Меня уложили на каталку, укрыли одеялом и повезли в главный корпус.
- Слава Богу – подумал я. - Скоро закончатся мои страдания. Однако мои надежды не оправдались. В тот момент, когда меня уже ввозили в операционную, раздался звонок. Сообщалось, что привезли тяжелого больного с обширным кровоизлиянием в головной мозг и требовалось срочное хирургическое вмешательство именно в той самой операционной. Я знал, что, если такому больному не помочь в ближайшие три часа, то прогноз будет неблагоприятным.
Меня в очередной раз вывезли на лифте на улицу и под дождем вновь вернули в палату. Я думаю, мое состояние можно понять. И все-таки Бог существует. Через три часа я оказался на операционном столе, где стент был установлен. Я отказался от премедикации и поэтому никаких гематом быть не могло. В этот раз повязка после операции сильно не промокла и бинт был почти сухим. Ночь я вновь провел в отделении кардиореанимации, а утром был уже в своей палате. Несмотря на мои уговоры быстро выписаться домой, Ирина Степановна настояла на своем. Я пролежал три дня и чувствовал себя превосходно. На прощание мы с внуком сделали всем подарки. Дома я вспомнил дни, проведенные в клинике, и разговоры о том, что с врачами-пациентами всегда происходят непредвиденные события. Вот и у меня многое было не так, как хотелось бы: неудачная премедикация, отсутствие нужного стента, гематома в области вмешательства, неожиданная отсрочка операции. Пожалуй, это более того, что может случиться просто с пациентом.
Через полтора месяца я уже вновь вышел на футбольное поле, а спустя три месяца был на консультации у Ирины Степановны. Она подтвердила, что дела идут нормально. Нужно только стараться соблюдать диету и принимать рекомендованные препараты, а их всего шесть.